108. Визит Томаса в Курск

 (Фрагмент романа «Крепостная герцогиня». Курск. Февраль 1724-го года.)

   Долго ли, коротко ли, но прикатила коляска в Курск и подкатила к усадьбе Потапа Овчаренко, у коего подъехавший зять Никита проживал.
    Вышла на крыльцо баба преогромная грудастая со щеками нарумяненными и с косой до пояса.
    «Понятно, что сия корова суть Лушка, - помыслил Томас Голд. – Но не ясно, что делает она в доме сем опосля подлянки, бедняге Никите причинённой. Видать, устроилась служанкой в дом бывшего жениха своего.»
    - Лушенька, любимая, познакомься, - молвил граф Самохвалов подобострастно. – Друг мой барон Томас Голд, о коем писАл я в эпистоле своей.
    Провела графиня (а вовсе не служанка) Самохвалова гостя в дом и познакомила со двумя чадами своими – шестилетней дщерью и четырёхлетним отроком.

    Опосля трапезы обильной отвёл хозяин гостя в комнату его и пояснил непонятки возникшие:
    - Аки токмо порвал я с изменницей, ощутил внутри себя пустоту, али культурно выражаясь, «вакуум»! Просёк, что
    без Лушки и свет мне не мил,
    а я ей токмо что нахамил!
Три дня дурью, … то бишь любовью маялся, засим приполз-таки к ней на коленях прощение вымаливать. Начала было дура сия … любимая измываться надо мной, раскаивающимся. Тогда поведал я ей историю папы римского Григория Седьмого, коий во граде Каносса столь же неразумно изгалялся над императором германским Генрихом Четвёртым и о плачевном для папы финале изгаления сего… В общем, свадьбу сыграли скромную, дабы поменее народа судачили о распутной невесте и тюфяке женихе… Ранее (то бишь в досеновальный период) Лушка влюбчивая (жаль, что не в меня!) на мистера Смита запала. Посему чад своих я зародил оба раза тогда, когда Мойша Ицкович по моей просьбе забирал Роджера в поездки торговые.

    Вскоре Лушка вспомнила:
    - К нам вчера вечером слуга от Мойши приходил и ПРИТАРАНИл эпистолу от него.
    - Эпистола ПРИ ТАРАНИ? – усмехнулся Никита, к игре слов от Малашки пристрастившийся. – И где же сия ВОБЛА?
    - В ОБЛАках не витай! – принял каламбурную эстафету Томас, научившийся сему вместе с Уолтером (тогда ещё не ставшим Роджером) от своей матери полурасейской). – ТАРАНЬ здесь ни при чём. ТА ещё РАНЬ была, ибо слуга эпистолу вечером доставил. Сообщи, когда Мойша нас к себе приглашает… Я угадал?
    Ознакомился с эпистолой Никита, протянул ея собеседнику и ответствовал:
    - Угадал, но токмо наполовину. У Мойши уточнённого … то бишь утончённого приступ … деликатности! Считает, что я своими манерами провинциальными буду смущать друзей, опосля разлуки встретившихся.
    - Но я, Никита, так не считаю!
    - Благодарствую, тронут! Но переть супротив слова Мойши себе дороже!

    В назначенный срок, то бишь на следующий день в полдень подкатила к усадьбе шафировской коляска Томаса Голда. Узрел гостя в окно Мойша Ицкович, возрадовался громогласно, и все домочадцы высыпали на крыльцо.
    Глянул Епифан на британца златокудрого и возопил с радостью:
    - Фома! Спаситель мой! Дай, облобызаю тебя!
    И он, раскрыв объятья, бросился к бывшему слуге трактирному из Михайловки. Но тот не проявил ответной радости и глянул на кучера аки бы с недоумением. К тому же Томас воскликнул ему вослед:
    - Стой, дурень! Сие не он!
    При сем Томас Голд помыслил: «Ну прям, аки тётушка моя Авдотья на ассамблее!»
    Остановился Епифан в метре (лишь опосля революции, то бишь переворота октябрьского введённом) от визави, так и не сомкнув объятья свои. Опустил он длани и молвил смущённо:
    - Прости, дружище! Запамятовал я словА бароньи, что будешь ты аки Фома, но не Фома!
    - Господа! Приветствую вас всех! – воскликнул барон Голд. – Не судите строго кучера моего Епифана. Пересекался он до знакомства со мной с маркизом (глаголя слово сие, глянул Томас на приятеля своего, а тот чуть заметно кивнул) Уолтером Гриффитом, кузеном Роджера Смита, коий похож на него аки две капли воды ввиду общего деда.
    Юдка Шафирова тоже чуть заметно улыбнулась, но промолчала. Читала она книжку аглицкую про битву при Гохштедте (коий в Британии Бленхеймом именуется), а засим подарила ея другу своему Егору Смиту, коий живо историей военной увлекался.
    Егор же Смит, в отличие от подруги своей высокородной промолчать не сумел:
    - Уж не родственник ли сей Уолтер герцогу Джорджу Гриффиту, герою битвы при Бленхейме? – воскликнул мальчик на чистейшем языке аглицком.
    Глянул Томас на отрока и … впал в ступор, подобно тому, аки тётушка негоциантова в него же впала на ассамблее. Походил Егор поразительно на знакомого (хоть отнюдь не друга!) детства его Роберта Гриффита, коий в свою очередь похож был на родителя своего Джорджа Гриффита, Егором упомянутого.
    В отличие от тётушки своей, быстро вышел Томас из ступора своего и «пояснил» причину его окружающим:
    - Поражён я зело столь чистым произношением аглицким и информированностью твоей о генерале славном, отце Уолтера Гриффита, коий широко известен во Британии Великой, но не в Расее таковой же! … То бишь широко известен генерал Джордж Гриффит. Сын же его Уолтер хоть и менее, но тоже известен … во кругах научных… Кто же ты, отрок интеллектуальный?
    - Егор Смит, крепостной холоп супругов Шафировых высокородных.
    Услышав слова сии, поморщилась     недовольно Юдифь Шафирова высокородная.

    Вскоре началась трапеза обильная. Учитывая, что целью визита драгого гостя было общение с семьёй Смитов, оба супруга в виде исключения тоже приглашены были. Томас Голд изъявил желание сесть рядом с миссис Смит (называть Малашку «госпожой Смит» не след ввиду крепостного статуса ея).
    Вопросил Голд интеллектуальный собеседницу таковую же нечто на языке, неведомом для нея. Но почти сразу ответила служанка на языке, неведомом Томасу Голду.
    Наташа, умников недолюбливающая, а умниц – тем паче, молвила раздражённо:
    - Тарабарщина!
    Малашка не удержалась:
    - Уважаемый гость наверняка ведает значение составных частей, сей термин составляющих.
    Понял Томас намёк и ответствовал:
    - «Тара» суть упаковка, «барщина» суть дармовой труд на барина. Понятия оба никоим образом не связаны, а посему «тарабарщина» суть «чушь непонятная». Вопросил я на языке нидерландском: ведает ли собеседница моя язык народа, проживающего ниже уровня моря. Ответ ея был на языке, мне неведомом, но явно не на нидерландском. Однако же ответ сей не суть «тарабарщина», ибо прозвучали в нём ключевые словеса: «Амстердам», «Амстел» и «мастер дам». Аки проведала ты, Малашка, что глаголил я на языке нидерландском?
    - Сие не тяжко догадаться, - ответствовала служанка. Есть два языка, коии ведает Роджер, но не ведаю я – гэльский, то бишь шотландский и  нидерландский. Но когда Вы, мистер Голд, задали мне вопрос свой, то непроизвольно опустили очи долу. Посему язык суть нидерландский, ибо коли глаголили бы Вы о Шотландии в основном горной, то возвели бы очи горЕ! Я ответствовала, что не сильна в потребном Вам языке, но ведаю от мужа, что топоним (то бишь название места) «Амстердам» произошёл от названия дамбы на реке «Амстел». Но у меня имеется собственная версия, согласно коей название сие суть искажение от «мастер дам», то бишь цирюльник, дам обслуживающий. В итоге я поняла Вас, не ведая языка нидерландского, а Вы поняли меня, не ведая языка цыганского! Боевая ничья!
    («Запудрила» Малашка умело мозги слушателям своим. Но сама поняла ошибочность рассуждений своих. Хоть на сАмом деле Томас и должен был знать те же языки, что и муж ея ввиду общей учительницы Авдотьи Голд, но по официальной версии не могло у них быть общей учительницы, ибо Томас был родом из Лондона, а Роджер – из Кембриджа. К счастью, никто из слушателей натяжку сию не просёк.)
    - Буду гордиться ничьей сей! – воскликнул Томас Голд. – Ибо в игре шахматной супротив тебя мне ничья не светит! … И даже супротив ученицы твоей Юдифи Шафировой легендарной.
    При словах сих очаровательная отроковица юная вида привычно иудейского (аки все чада шафировские) потупилась смущённо. Обратился к ней гость:
    - Ответствуй, Юдка: хотела бы ты стать чемпионкой шахматной стольного града Питера супротив ПОЛА УМНОГО?
    - Супротив ПОЛОУМНОГО?! – скаламбурила ученица Малашки. – Невелика честь, ибо граф Никита Васильевич величал в эпистоле своей стольный град сей славный захудалым в шахматном смысле.
    - Хочет, она, хочет! – возопила глупая мать дарования умного. – Дабы могла я подружкам хвастать, что дщерь моя во прах повергла столицу спесивую!
    - Угомонись, любовь моя хвастливая! – возразил супруг ея. – Не имеет права Юдочка казать нос свой длинный во град Питер до тех пор, пока ни осуществит пожелание государыни о разработке наряда самостоятельного к десятилетию своему.
    Вскочила Наташа с места и молвила с энтузиазмом (хоть и слОва такового не ведала):
    - Юдка! Кончай жрать! АйдА на модельершу учиться!
    Улыбнулась Юдифь:
    - Но ты же, матушка, глаголишь постоянно, что «учиться никогда не поздно»!
    - Верно глаголю, но неужто не просекла ты, дурья башка, что мысль сия мудрая не относится к повелению государыни императрицы всея Руси?!

    Забегая вперёд, следует молвить, что гениальная Юдка преуспеет не токмо на шахматной ниве, но и на модельной. Поначалу мамаша ея вороватая будет присваивать себе (в виде платы за обучение) модели одежды, коии разрабатывала дщерь ея. Посетовала раз Юдка на несправедливость сию наставнице своей интеллектуально-шахматной. Ответствовала ей Малашка, той же Наташей постоянно интеллектуально обкрадываемая:
    - Не трать силы на приоритет свой.
     «Готовься к великой цели,
     а слава тебя найдёт!».
    Чрез много лет включит Малашка текст закавыченный во сборник литературных опусов своих. ВНОВЬ минует много лет, и слова сии станут опять-таки «ВНОВЬ» популярны у народовольцев, когда начальником охранки станет Вячеслав Константинович фон Плеве. Правда, «Слава» уже писАлось с заглавной буквицы… Ну, а в советские времена поэт Лев Ошанин "ВНОВЬ" понизив заглавную буквицу  до строчной, включит слова Малашки на музыку Александры Пахмутовой во ставшую популярной «Песню о тревожной молодости» из так и не ставшего популярным фильма «По ту сторону»… Но вернёмся в февраль 1724 года во град Курск.

    Опосля трапезы пошли Томас и Уолтер погулять неспешно, ибо сие для здоровья полезно, а для конфиденциальности – тем паче!
    - Граф Никита «лушколюбивый», - начал Томас, - негативно отзывался о внешнем виде супруги твоей, хоть и не мог не признать гениальность ея. Аки токмо узрел я Малашку, то помыслил, что хоть и не красавица она, однако же и не «страшенная бабёшка», аки Никита глаголил. А на фоне его «бабищи» Лушки баба твоя и впрямь «бабёшка». Пообщавшись же с Малашкой, мыслю я ныне, что супруга твоя хоть и не ослепительная, но таки красавица!
    - Поиграл бы с ней в шахматы, счёл бы ослепительной!
    - Не играю я в игру сию ни с ней, ни с Юдкой, ибо результат плачевный заранее известен. Кстати, отроковица сия шафировская уже ныне очаровательна даже без шахмат!
    - Сие меня и беспокоит, - вздохнул подпольный маркиз аглицкий. – Подпал Егор мой под чары ея, да и Юдка принимает обожание его более, нежели благосклонно. Не хотел бы я, дабы влечение сие взаимное впоследствии браком завершилось.
    - Зря кочевряжишься! – молвил Томас. – Папаша ея Мойша Ицкович по богатству сопоставим с мамашей твоей шотландской. Правда, с учётом плодовитости Наташки Шафировой, на долю Юдки лишь часть малая достанется, но для твоего Егора неприхотливого сгодится.
    - Не в деньгах дело, а в … носах! – поморщился Уолтер. - У всех чад шафировских, включая Юдку обсуждаемую, они аки у отчаянного дуэлиста французского века минувшего. Имеется в виду поэт, писатель и философ Эркюль Савиньен
    Сирано де Бержерак.
    - Был он "рыба", а не "рак"!
– проявил Томас эрудицию и знание гороскопов. – Хотя рифмоплёты расейскоглаголящие частенько рифмуют его с животным сим класса ракообразных.
    - Зато некая пословица расейская оба гороскопа содержит!
    - И впрямь, - понял намёк гувернёр, -«на безрыбье и "рак" – "рыба"!»
    (Хотел было автор опуса сего вложить в уста героев мысль, что оба знака гороскопа указаны в басне про лебедя, рака и щуку. Но оказалось, что басня сия писана не традиционно обкрадываемым Лафонтеном, а таки традиционно обкрадывающим Крыловым, в обсуждаемом 1724-ом году ещё не родившимся.)
    - Глаголил ты, что Сирано сей суть философ. И наверняка ведом ему «дуализм», в единстве противоположностей состоящий. Посему деятель сей …
    - … не токмо «дуэлист», но и «дуалист»! – закончили оба хОром.