Сима. Глава 24

Глава 24

Как и было обещано старым Абрамом, Симу и её семью благополучно сопроводили до станции Чоп. Даже на долю не слабенького Яниса и то досталось немного возни с чемоданами и прочими хлопотами с питанием, и устройством на ночёвку, вплоть до границы.
 Три верных дядьки опекали наших героев не за страх, а за совесть, а совестью наверняка были деньги и немалые, заплаченные им Абрамом, не без подачи верной и заботливой Гени из Израиля.
Мытарства Симиной семьи были ещё дольше, чем у Гени, они попали в лагерь не под Веной, а возле Рима, где находилось очень большое количество евреев, пожелавших покинуть Советский Союз.
  Надо сказать, что если не большинство из них, то очень многие  резко передумали ехать в Израиль, а всяческими путями старались попасть в Америку.
 Не все хотели разделить трудности Израиля в вечной борьбе с непримиримыми соседями, да и в Штатах можно было устроиться пожирней - льгот побольше, да и евреев уже давно манила к себе далёкая и спокойная Америка.
Многие из новых знакомых, деливших вместе с ними тяготы затворной жизни в этом лагере, уговаривали Симу, а особенно Яниса поменять маршрут и перебраться в Штаты.
 Нет, они об этом и слушать не хотели, все их помыслы были там, где их родные - Геня с семьёй.
 Прошло без малого полгода и вот, самолёт, уносящий Симу и её детей к новой, пока неизвестной жизни, вылетел из аэропорта Рима, и взял направление в сторону Израиля. Такое долгое ожидание и каких-то четыре часа - и шасси их самолёта уже коснулось бетонной посадочной полосы аэропорта имени Бен-Гуриона.
В аэропорту их встречала Геня со всеми своими близкими.
 Более того, рядом с беременной Рахелью стоял симпатичный молодой человек, назвавшийся Юдой, который не понимал ни слова по-русски. Он уже год, как был мужем Рахели и, несмотря на свой ещё молодой возраст, работал авиаконструктором на секретном заводе.
 Нёмка и Сарка были в солдатской форме с тяжёлыми винтовками за плечами, но особенно устрашающе это смотрелось на малорослой девушке.
Кроме жарких объятий, их также встретила непривычная Израильская жара лета 1972 года.
 Ох, какая была встреча Гени с Симой, даже послевоенная встреча в Вильнюсе не могла сравниться с этой, ведь тогда они, по сути, не были толком знакомы, Геня в тот момент уже была молодой девушкой, а Сима не искушённым подростком, а теперь это были две взрослые женщины, пережившие каждая по-своему, но одинаково тяжело, суровые испытания войны, прожившие бок о бок почти двадцать пять лет в Вильнюсе и вынужденные разлучиться на три таких долгих года.
 Наверно, в первый раз её близкие увидели на глазах Гени слёзы, но это были слёзы радости:

 - Симочка, моя деточка, как я по тебе соскучилась.
Готэнэ, разве я могла подумать, что вас так долго будут мурыжить.
Что им надо было от вас, можно подумать, что вы великие секреты страны можете выдать врагу.
Это мы то враги, здесь чуть не половина из наших, если не сами, то их потомки...

 - Ах, тётенька, это всё из-за службы Яниса в армии, после неё пять лет нельзя покидать Родину, тем более во вражескую страну, какой для СССР, является Израиль.
Да, ладно, всё позади, мы с вами и какое это счастье.
Нёмочка, Соня, какие вы уже взрослые и какие важные с этими страшными винтовками и в форме.

Она целовала повзрослевших своих племянников, которые только смущённо улыбались.

 - Рахелечка, а ты уже скоро станешь мамой, вот это да, кажется, что совсем недавно я тебе самой пелёнки меняла!

Сима смеялась и плакала, вновь и вновь обнимаясь со своей тётушкой:

 - Геня, как ты поправилась, ты такая стала важная дама.

 - Ах, таерэ, что ты говоришь, важная, это детки мои становятся важными, а я как была Генька с базара, так ею и осталась.

Нёма с Сарой взяли в плен Яниса и расспрашивали про Вильнюс, про каких-то их общих знакомых, про Италию, про сборы, дорогу и, казалось, конца не будет вопросам. И только Лея стояла, прижавшись к Симе, и во все глаза смотрела на этих почти забытых людей, и слёзки уже готовы были брызнуть из огромных чёрных глаз девочки от обиды за невнимание со стороны взрослых.
 Первым это увидел Юда, муж Рахели, он подхватил на руки Леечку и стал на иврите спрашивать, как её зовут, сколько ей лет, в каком она классе, одновременно говоря, что его зовут Юда и они будут дружить, он скоро отвезёт её в сад, где растут персики и апельсины, лимоны и манго, мандарины и авокадо, что у него есть мастерская, где он рисует и никого туда не пускает, а Леечку обязательно туда пустит и даже даст попробовать рисовать настоящими кистями...
 Рахель, смеясь, только успевала переводить девочке всё, что говорил её муж и Леечка уже вовсю улыбалась.
Среди всеобщего ликования один только Мотя стоял в сторонке и на его худом морщинистом лице играла загадочная улыбка.
Наконец, глаза Симы встретились с его и она пошла к нему на встречу:

 - Дядя Мотя, прости, я с тобой даже ещё не поздоровалась.

 - А, чего там, Мотька привык быть на заднем плане у своей Генечки.

Бывший вояка на фронтах Великой Отечественной, с опасными Советскими органами и за картёжным столом прижался своим исхудавшим телом к Симе:

 -Дядя, почему ты такой худой, тебя, что моя тётенька перестала кормить?

 - Что ты, моя Генешка не изменилась, еда у неё на первом плане, живём вдвоём, а варит по-прежнему на полк солдат.
Жарко тут детка, а я работаю на этом окаянном солнце с утра до вечера, мне бы опять под Литовский родной дождик.

 - Что, вам тут так плохо?

 - Ах, детка, еврею хорошо только в пути.
Я думаю, что хватит уже кормить новых израильтян поцелуями и баснями, Генька, поехали, уже пора бы выпить за приезд нашей Симочки.