Фотокарточка

Громкие, грубые шаги раздавались всё ближе. По пустому коридору этот звук, отражаясь от стен, распространялся, словно гулкий предвестник несчастья.  За окном угрюмо завывал осенний ветер, срывая с деревьев последние листья.
В темной комнате детские плечи поежились под старым одеялом, изо рта вырвалась струя пара, мороз побежал по коже. Большие печальные глаза поблескивали в полумраке. Услышав шаги, сердце заколотилось в бешеном ритме. Разум изо всех сил пытался вспомнить наставления отца, заветы матери, но вместе с их образами из памяти стерлось всё то, что сейчас могло бы спасти жизнь.
Шаги остановились у самой двери. Никогда в жизни ребенка дверь не открывалась так долго! Протяжный, мучительный скрип старых петель сменился резким запахом табака. В крохотном помещении было нестерпимо холодно и пыльно. Осколки от стекла, исписанные листы бумаги застилали пол, стены были обклеены рисунками, порой странными, несуразными, но выполненными с детским усердием и недюжинным воображением. Мебели было немного: стол, стул с тремя ножками, старый комод и ржавая металлическая кровать, на которой, обхватив колени руками, сидел ребенок. Его согнутое втрое тело отражалось в осколках на полу, в чудом уцелевшем зеркале, в серых, безжизненных глазах немецкого солдата.
Голова ребенка поднялась, и дрогнули две растрепанные иссиня-черные косички. Ненавистный взгляд девочки прожигал темноту; казалось, он стал осязаемым. Тонкие пальцы нервно сжались в кулачки, и, несмотря на холод, её лицо покраснело от злости. Она понимала, что ей осталось жить считанные секунды; этот высокий мужчина в серой форме воспользуется оружием и уйдет так же внезапно, как и появился. И ей уже не было страшно.
Но солдат медлил. Он стоял в дверях неподвижно, взгляд не выражал ничего, а на его левом плече растекалось кровавое пятно.
Шатаясь, немец сделал два шага вперед, сбросил рюкзак и сел рядом с ним. Девочка, не сводя глаз, следила за солдатом. Его движения были усталыми, изможденными, будто он давно не видел сна. Солдат достал погнутую флягу и сделал несколько больших глотков, поморщился. Непродолжительное время он сидел и что-то невнятно бормотал, закрыв глаза и запрокинув голову назад. Периодически его потряхивало, словно по его телу проходил ток. Наконец, он опустил голову, вздохнул и полез в свой рюкзак, из которого на свет явились две банки тушенки, порезанный толстыми ломтями черствый хлеб и погнутая фляга. Девочке представлялось все происходящее невозможным, абсурдным сном; ей казалось, что перед ней иллюзия, возникшая от сильного истощения организма. А немец ел, сосредоточенно пережевывая каждую порцию, которую отправлял в рот. Покосившись на ребенка, он протянул вторую банку тушенки, но тут же был обожжен ледяным взглядом. На долю секунды солдат задержал взгляд на девочке. На вид ей было лет 12, но война отобрала у ребенка детство. Печальная усталость проявлялась в её чертах лица. Что-то трогало его в этой бесстрашной гордости, которая порой стоит жизни.
Расправившись с ужином, немец достал портсигар и с удовольствием закурил. Пуская дым изо рта, он смотрел на маленькую истрепанную бумажку и периодически отворачивался. Его плечи иногда подергивались, дыхание сбивалось. Он тихо повторял одну и ту же фразу, словно пытаясь объяснить очевидное. Он думал о войне: как страдают миллионы невинных людей просто потому, что их вынуждают действовать по приказу. Дети остаются без родителей, семьи без крова, а оправдание этому – лишь ссора, взаимное недопонимание дюжины важных персон. Когда они перестают слышать друг друга, в ход идёт оружие, война, смерть. И люди, слепо веря своим предводителям, не видя правды, идут в бой.
…Солдат давно уже спал, но сон его был тяжелый. Его мучил жар, рана гноилась. Девочка подошла ближе. По лицу, изборожденному шрамами и свежими ссадинами,  текли капельки пота. Дышал он часто и неровно, словно после бега. Немец во сне выкрикивал непонятные слова, но в его голосе звучало такое отчаяние, что их значение не было важно. Рядом с ним лежал тот самый клочок бумаги. Девочка подняла его, взглянула, и руки ее задрожали. С фотографии улыбалась милая девушка с кучерявым малышом на руках и задорно махал в камеру мужчина, что на данный момент лежал при смерти в тысячах километров от своей семьи. Девочка положила на место фотографию и украдкой смахнула с бархатной щечки маленькую слезу…
 Наутро боли не было, лишь пощипывали царапины на лбу. С изумлением осмотрев наложенную повязку на своем плече, немец лишь в сотый раз поразился великодушию русского народа. Девочка, в бессилии упав на кровать, так и уснула. Солдат, оставив на прощанье несколько банок тушенки, хлеб и яблоко, тихо ушел, погруженный в свои мысли.

…Весной 1958 года пришло письмо. Два мальчика наперегонки мчались домой от почтальона, которого встретили по пути к ручью. На крыльце их ловко поймала мама и отправила мыть руки перед обедом, сама в то время открывая конверт. Взглянув на содержимое, она села на крыльцо, закрыв лицо руками. Там лежала лишь фотография, на которой неизменно улыбалась красивая женщина, обнимал мать высокий юноша и махал рукой счастливый седой мужчина, когда-то раненый в плечо боец.