Письмо до востребования

Глава первая

— Тебе как обычно?
— Да, один конверт и утреннюю газету.
— Держи, сегодня русских художников завезли. И сдачу не забудь.
Всегда мечтающая о чем-то бабушка из ларька уже давно запомнила Валю. Он, пересекая площадь по вечерам, никогда не забывал навестить маленькую «хату с краю» (как её называла сама киоскер). Позади — шесть уроков и театральная студия, впереди — вечер с одной лампочкой вместо трех и новое послание в конверте. Валя почему-то никогда не клал его в свой рюкзак, а демонстративно нес в руках. Сегодня действительно было что нести. Глаза кондуктора на несколько секунд остановились на взгляде бородатого Шишкина и его друзей-медведей.
— Всю жизнь думала, что это наш, тульский наваял... А оно вон как, раритет. Ишь, какие мишки вышли! - уже возвращаясь на свое нагретое место, вопрошала сама себя крашеная блондинка. Однако Вале парировать суждения кондуктора было нечем — он совсем не увлекался историей живописи, называл Репина Реповым и постоянно путал его с Перовым, поэтому рассказывать историю про Савицкого, которой так любят вводить в ступор туристов экскурсоводы Третьяковки, не пришлось. Оценил Валя только цветовую гамму — зеленый цвет, который он так любил, наполнял «Утро в сосновом лесу».
Через два дня, четырнадцатого февраля, Вале исполнялось семнадцать. Времена, когда на него показывали пальцем и смеялись, уже прошли. Школа привыкла к Вале, а Валя к школе, которая стала для него уже третьим по счету пристанищем. Банальная причина — переезд из дома в дом заставляла этого ребенка, а затем молодого человека запоминать дорогу до метро, а главное — до киоска с прессой.
Валентин никогда не узнавал у матери историю возникновения своего имени, лишь один раз обмолвился, и то в далеком детстве. Мама пролепетала что-то невнятное, мгновенно выпавшее из памяти. Конечно, он понимал, что сделано это было (как сейчас говорят) не «по фану», а после нескольких минут или суток обсуждения в кругу семьи, как это обычно бывает. Однако семья Вали напоминала скорее не круг, а прямую - кратчайшее расстояние от одной точки «Валентин Янович Чайков» до другой «Екатерина Петровна Чайкова». О родителях со стороны папы не было ничего известно из-за раннего развода, а родители со стороны мамы ушли из жизни еще до рождения Вали - дедушка погиб на войне в 1944 году, а бабушку, прожившую после этого еще два десятка лет, убил инфаркт.
В детстве Валентин не был святым - возвращался из детсада с синяками, имел свой дом на тополе под домом и даже не смотрел телевизор по утрам, как это делали все его сверстники по группе. Первые школьные годы пролетели быстро. Валя в то время гордился тем, что его всегда называют по имени, без всяких «эмм» и «извините». По странному стечению обстоятельств он оказался в классе, где мальчиков было больше, чем девочек, что приводило к путанице в именах. Если же кто-то из учителей, по выражению юного Вали, «грешил», то он с обидчивой интонацией будто бросал перчатку своему будущему дуэлянту: «Какой праздник в феврале?» - «Ой, Валя, прости, пожалуйста, ты в списке рядом с Веней, вы у меня особенные дети...» - «А ещё какой праздник?» - «Разумеется, твой день рождения, подожди, доживем до следующего года, тогда поставлю тебе много-много пятерок в дневник».
Дожили. Послезавтра семнадцать. Однако совсем не это волновало Валю сейчас, когда он, сидя в своем любимом кресле и выбирая цвет, которым будет выводить на бумаге аккуратные буквы, начинал писать письмо. Оно должно было дойти до адресата перед первым уроком. Сложная задача - ведь на часах уже почти полночь, а окно было всего одно - не в расписании, а прямо перед ним.
Екатерина Петровна уже давно догадалась, кому пишет письма её (она была в этом уверена) талантливый сын. На открытых уроках, куда она приходила с большим удовольствием (благо, работа через дом от школы), Валентин всегда сидел рядом с Агатой, девочкой из более чем приличной семьи. «Неужели, наконец, влюбился?» - задавалась она, сидя на кухне напротив большой фотографии молодого Эрнеста Хемингуэя (любимый писатель молодости) и заканчивая свое «твелв-о-клок».
«Дорогой Сергей Васильевич!» - «Нет, лучше просто Сергей... Или, уважаемый Сергей...». В дверь постучали. Екатерина Петровна увидела своего сына с книгой с потертой обложкой в руках и большими черными наушниками на ушах.
- Валя, сколько раз говорила, не разбавляй театр музыкой! Ты так никогда свою роль не выучишь. Кстати, мне кажется, что Чехов - твое будущее призвание. Должно у тебя с ним сложиться. Поэтому, будь аккуратен и учи слово в слово. Спокойной ночи, мой Станиславский. — шутливо заключила мама. — И не ложись поздно, разбужу в шесть, закроешь.
В ответ раздалось сдержанное «Добрых снов». Теперь Валентину уже ничего не мешало.
«Уважаемый Сергей! Сейчас, переслушивая одну из ваших прелюдий, я вернулся в те беззаботные годы, когда мы не задумывались о существовании горячих точек, криминальных районов и высоких цен на нефть. Впрочем, я и сейчас довольно молод, однако эта театральная политичность всего происходящего со мной, меня неизменно старит, о чем спешу с Вами поделиться. Хотелось бы узнать, когда Вы приедете в наш город с гастролями и когда ждать от Вас новых пластинок. Я буду писать вам еще, если Вы не против, и ждать вашего ответа из далекой американской земли».
С Уважением,
Валентин Чайков