2. Developing a Theme

2. Развитие темы

Нашим первым обогревателем была керосинка, которая стояла за кухонной дверью, разделяя пространство с обеденным столом на одной стороне гостиной. Керосинка была квадратной, высотой до пояса, с отверстиями для дымохода в верхней части. Из задней части выходила труба, труба из листового металла, которая шла по стене позади печи и исчезала в дыре под потолком, соединяя её с кирпичным дымоходом за стеной.

Печь была покрыта краской, напоминающую эмаль со старых сковородок, такую коричневую, как очищенный грецкий орех, но на самом деле это был всего лишь крашеный металл.

Керосинка работала на печном топливе, подаваемом самотеком из цистерны размером с корову, которая стояла на высоких ножках за кухонным окном, обеспечивая соответствующий запах всему дому. Запах как у дизельного топлива. Не как у коровы. Как грузовики, простаивающие на гравийной парковке у Francisco’s diner на шоссе. Или когда едешь вплотную, пытаясь обогнать медленный грузовик или бетономешалку, на пути в городскую больницу.

У печи не было вентилятора, который разгонял бы теплый воздух по дому, так что в холодные дни ты просто стоял рядом с ней в своей пижаме с Багс Банни, держа руки над прорезями, откуда поднимался теплый воздух.

В подвале стояла чугунная печь на дровах. Разновидность печи для готовки с толстыми железными колпаками, которые поднимались при помощи длинной рукоятки. Тяжелые, как крышка канализационного люка. Разновидность печи с духовкой в верхней части. Печь стояла на никелевых ножках, выплавленных в форме львиных лап, сжимавших шары. В единственной нашей ванной комнате стояла ванна, у которой были ножки в форме орлиных когтей, выкрашенных в белый цвет и также сжимавших шары.

Если ты ронял что-нибудь между стеной и ванной, об этой вещи можно было забыть. Там была навечно похоронена целая куча скользких кусочков мыла. Никто не мог проникнуть в это узкое пространство. Ни мама, ни папа. Никто.

Если что-то закатывалось под чугунную печь в подвале - монетка в 25 или даже 50 центов, с портретом Кеннеди, - то же самое. Ты терял её в пользу гнезда скорпионов, которые жили в треснувшем бетоне под этой печью.

История началась, когда мама попросила нас сесть в машину. Она сказала, что бабушка приехала, чтобы отвезти нас в город. Моя мама держалась за край кухонного гарнитура, нависая над ним всем телом, сжимая край столешницы обеими руками и повторяя: «Просто сядьте в машину, пожалуйста…»

Она закрывала глаза, повторяя: «Поторопитесь». Но произносила это медленно, с закрытыми глазами, делая длинные вдохи и выдохи. Вдохи и выдохи. Всё еще держа в руках телефон после того, как позвонила нашей бабушке, чтобы та приехала и забрала нас. Чтобы отвезти нас в Паско, Вашингтон, поездка длинной в двадцать песен на радио, два выпуска новостей, Пол Харви, фермерский отчет, может быть, одни и те же рекламные выпуски раз пятьдесят о торговом центре Columbia Basin и одежде Haas Western.

С прямой линией горизонта, на которую можно было смотреть всю дорогу до Комнаты помощи Лурдской Богоматери, где имелся антидот от укусов скорпиона.

На кухне мама стояла на одной босой ноге, её другая босая нога безжизненно висела, согнутая от колена. Её безжизненная нога распухла и покраснела, как нога огромного красного человека, а не стройного и белого, каким было всё остальное её тело.

В замедленном ритме она прокричала, чтобы кто-нибудь выключил разбрызгиватель воды во дворе.

Если ты оставлял разбрызгиватель на лужайке включенным, по возвращению можно было обнаружить в траве кучу гремучих змей, которые приползали из зарослей полыни и колючего кактуса в пустыне.

Скорпионы жили в доме. Гремучие змеи жили на лужайке. Если шел снег, нужно было запоминать, где росли кактусы, иначе был риск проехаться по ним и пулей вскочить с земли, проколов свой нейлоновый костюм, который теперь больше напоминал подушку для булавок с натыканными в ней длинными, как швейные иглы, шипами кактуса.

Если ты сгребал листья, то же самое, сначала нужно было отсортировать их, лист за листом, перед тем, как прыгать в кучу. Там, в пустыне, где почти не было деревьев и скал, только песок, летучие мыши зарывались в листья и спали там в холодную пору. Любое погружение в кучу листвы грозило укусом двух длинных зубов летучей мыши. Можно было заразиться бешенством. И не только им, очередное путешествие под аккомпанемент автомобильного радио всю дорогу до Паско.

Мой дед жевал табак за рулем, поэтому заднее стекло машины с его стороны было усеяно желто-коричневыми пятнами, через которые тебе приходилось смотреть.

Наш маленький городок насчитывал всего 600 человек, которые жили в домах между двусторонней автомагистралью, железнодорожными путями и рекой. Именно там, где река Снейк впадала в Колумбию на востоке штата Вашингтон, находился городок Бёрбанк, от Государственной Компании Бербанк, названной так в честь ботаника Лютера Бербанка. Эти люди жили там, где всегда жили люди, вдоль реки, в каждом доме была скромная коллекция индейских ножей и каменная чаша со ступкой. Наконечники стрел за стеклом, на белом фоне из хлопковой ткани, обрамленные черными деревянными рамками. Ножи из вулканического стекла. Кремниевые наконечники для стрел и мушки, изготовленные из костей и ракушек. Найденные на гравийных отмелях реки или выкопанные на могильных холмах.
 
В пески вдоль реки можно было найти не взорвавшиеся гильзы. Или рабочий воспламенитель.

Таким был Бербанк до момента создания последней плотины реки Колумбия, плотины МакНэри, когда федеральное правительство приговорило всё, находящееся выше по реке, к затоплению, и сдвинуло все дома еще выше, дальше от реки, на высокое плато, продуваемое всеми ветрами. Шоссе было переложено, проведено в другом месте. Реки за новой дамбой становились всё полноводнее и полноводнее, и все люди, у которых раньше были фермы, теперь работали на целлюлозном заводе или на заводе по обогащению урана для топлива атомных реакторов.

Река подбиралась к тому месту, где раньше был город, но не смогла затопить его. Все покинутые дома и колодцы превратились в источники слухов, запрещающих табличек, забитые деревянными досками, которые сохли, трескались и гнили на солнце. Тополиная роща вдоль реки была заполнена этими спрятанными колодцами, о которых никто не помнил. Колодец семьи Топ. Старый колодец Армстронгов. Гнилое дерево, как будто только и ожидавшее одного неверного шага ребенка, чтобы сломаться и увлечь тело вниз, к темной бездонной воде. Тополиная роща пересекалась с заброшенными безымянными улицами. Заброшенные кусты сирени высотой с дерево. Осиротелые кусты роз, которые никогда не цвели.

Однажды в субботу, мой кузен Джейсон пропал, вразвалку покинув свой детский манеж во дворе около трейлера, и полгорода весь день прочесывало лес вдоль реки в его поисках. Вставали на колени у сломанных крышек колодцев, выкрикивали его имя в каждую узкую шахту. Весь день, пока не нашли его спящим, свернувшись в клубочек, под трейлером.

Даже в новом городе, на ветру, некоторые дома передвинули, но в них никто не жил. Они стояли, балансируя на деревянных блоках, поросшие высокими, засохшими сорняками, в пыльной тени которых отдыхали курицы или запыхавшиеся собаки. Дома ведьм. Дом за домом. По одному или два в каждом квартале. Пустые дома, с ободранной краской на серебристых досках сайдинга, стекла выбиты из каждого окна. Разбитые бутылки из-под пива, и использованные гандоны, и поблекшие номера журнала Хаслер валяются внутри.

Улицы, где брошенные доски валяются повсюду, ржавыми гвоздями кверху, чтобы наступить на них.

Разбитое стекло. Ржавые гвозди. Еще одно путешествие в город, чтобы сделать укол от столбняка.

Ночью отец уходил работать на железную дорогу, а мать бегала из комнаты в комнату, опуская шторы. Даже днем, если была зима, нужно было опустить шторы перед тем как включить свет. Перед тем как начать переодеваться в спальне. Правило большого дома.

Однажды, занимаясь прополкой сорняков в клумбе во дворе, мама нашла несколько сигаретных окурков. По несколько за каждым окном. За окном комнаты моей сестры вся земля была в этих окурках. Фирма сигарет, которую курил наш сосед, чей дом был ниже по улице, худой, сутулый человек, чьи дочери носили в школу грязную одежду, никогда ни с кем не разговаривали и не поддерживали зрительного контакта.

Там, в цветочных клумбах, где мама полола, сосед бросил пустые спичечные коробки. Внутри каждого из них он написал заглавными буквами: ТЫ УЖЕ ЖЕНЩИНА ПОЗВОЛЬ МНЕ ЛИЗНУТЬ ТЕБЕ ЗА 50 ДОЛЛАРОВ. И его телефонный номер. За каждым окном, клумбы с ирисами и петуниями были загажены сигаретными окурками и этими маленькими записками.

Каждую ночь, пока наш отец работал на железной дороге, мама твердила, каждый вечер: «Опусти занавески. Опусти занавески». Выключала фонарь на крыльце и повторяла: «Опусти занавески».

Летом красные муравьи переполняли гнезда повсюду. Толстые красные муравьи, которые жалили так же сильно, как пчелы. Скорпионы и гремучие змеи. Летучие мыши и скунсы с бешенством. Кислый запах мертвого скунса, пристреленного или задавленного автомобилем, этот запах всегда был в воздухе. Иногда вдоль реки жили дикобразы, и твоя собака прибегала домой со слезами в глазах, нос заполнен иглами дикобраза, которые отец выдергивал плоскогубцами.

Летом из деревни приезжали грузовики, которые ездили взад-вперед по каждой дороге, распыляя средство от москитов. Грузовики, которые водили наши школьные учителя после окончания занятий. Все мы, дети, бегали за этими грузовиками в густом, белом тумане распыляемых инсектицидов, одурманенные резким запахом бензина, смешанного со спреем от насекомых. Если оставлять окна открытыми, дом наполнялся туманом. Этот резкий запах оседал на нашем новом ковре во всю стену из толстого ворса. На мебели.

Самый популярный в старшей школе учитель всегда нанимал лучшую девочку из группы поддержки в качестве своей ассистентки, каждое лето новую, и они распыляли всю ночь, катаясь на грузовике и трахаясь в тумане белого яда.

Зимой ученики должны были приносить с собой в школу специальные ланч-пакеты для пожарных учений, где отрабатывался сценарий бомбардировки атомного реактора в верховье реки. Нас вывозили желтые школьные автобусы, всю дорогу до обеда, в пустыню. Там мы сидели на песчаных дюнах, ели из своих коричневых пакетов, пока не приходило время ехать обратно.

После того, как отец вытащил из подвала печь на дровах, он установил там печь, которая сжигала дизельное топливо. Чтобы заменить ту, что стояла наверху, сделанную из металла, окрашенного под полированное дерево. Отец закопал в землю цистерну для топлива, так что торчал только клапан для налива. Вот что отличало хороших людей. Бедняки до сих пор оставляли свои цистерны на видном месте, у дома, с них капало, а рядом росли маленькие кусты форситии или цвели кусты миндаля. Цистерны красились в белый или синий цвет, чтобы гармонировать с цветом дома.

После этого, у нас в подвале появилась печь, которая пыхтела, информируя тебя о том, что в доме скоро будет тепло. Печь занимала центральную часть подвала, между дверями в две спальные комнаты: для мальчиков и для девочек. От пола до потолка шли коробки из листового металла, свернутого и заклепанного по углам, мама покрасила его в шоколадно-коричневый цвет, а бетонную стену вокруг фундамента - в оранжевый. Она поставила ярко-зеленый шезлонг спиной к печи. Затем еще оранжевый диван, и это была наша семейная комната с цветным телевизором и такой большой пепельницей, что она занимала половину журнального столика.

Печь шоколадного цвета была размером с небольшой завод, единственными выключателями были два рычага Вкл/Выкл внизу на одной из сторон. Они напоминали выключатели света, но были покрашены в коричневый и включали печные вентиляторы.

Однажды в субботу мой кузен Бобби пропал. Все уехали рыбачить на реку, летом, когда по радио так часто играла песня Close to you Карена Карпентера, что все выучили слова. Бобби был на скале у реки. А в следующую секунду его уже там не было.

И снова полгорода отправилось на поиски. Весь день. Затем, всю неделю. Затем еще неделю, пока его тело не выплыло к докам у гавани вниз по течению, недалеко от границы со штатом Орегон.

Мой отец был с ними, дед тоже. Все мои дяди и тети. Только мы, дети, остались дома.

Если кто-нибудь однажды повернул эти выключатели в позицию ВЫКЛ, говорил отец, горелка бы запустилась и теплу некуда было бы выйти. Становилось бы всё жарче и жарче, а потом печь бы взорвалась.

Эти два выключателя располагались внизу, где любой мог бы до них дотянуться. Мама красила их в коричневый столько раз, что понадобился бы молоток, чтобы их свернуть. Но каждую ночь, когда я просыпался и шел в туалет, я проверял эти выключатели. Летом или зимой. Иногда несколько раз за ночь. Чтобы убедиться, что вентиляторы все еще работали.


Это второе эссе об использовании ограниченного количества тем - возможно, основа того, что я называю Минимализмом.

В мастерской, где я начинал писать, Том Шпанбауэр называл эти темы «лошадями». Он использовал метафору вагона с лошадьми, которые пересекает страну. Лошади, которые начали свой путь на Восточном побережье, останутся теми же самыми лошадями, когда прибудут на Западное побережье. Делая темы, или «лошадей», ограниченными, можно было добиться большей глубины истории.

Другая метафора для Минимализма - это симфония, которая начинается с простой мелодии. По ходу времени эта мелодия развивается и меняется, становясь богаче и мощнее, по мере того, как присоединяются всё новые инструменты, но в основе своей это всё та же базовая мелодия до самого конца.

Всё это не имело для меня никакого смысла, пока - после мастерской, у друга дома - я не увидел рекламу ресторана морепродуктов Скиппера. За тридцать секунд поток изображений отобразил кружки для напитков, еду, приметы ресторана, сотрудников, работающих за прилавком, пакеты для еды на вынос. Но все эти вещи, каждая на свой лад, говорили: «Скиппер». В меньшей степени, все они говорили «хорошая еда» или «счастье», или «удовольствие». С улыбками и людьми, которые обедали вместе.

В телевизионном рекламном ролике никто не ест в одиночестве или грустит за сальным пластиковым столом.

Реклама делала то, что в суде делает адвокат. Что должен делать хороший Минималистичный текст. Она давала сфокусированный взгляд, серию изображений или деталей, которые побуждают зрителя к нужному решению.

Например: Скиппер - это хорошее место для обеда.

Или: Бербанк, Вашингтон - это зловещий маленький городок.

Только самые дальние родственники всё еще живут там, но мой дедушка сам заменил металлические дорожные знаки. Пожилые люди, живущие на той же улице, семейство Перселл, сохранили маленькую обезьянку, привязанную к плакучей иве во дворе. Летними вечерами мы, дети, скармливали ей толстых зеленых гусениц, которых мы собирали на кустах помидор нашей мамы. Так что нет, Бербанк не так уж плох.

Весь вопрос в том, каким образом вы обрабатываете точку зрению читателя в своем вымышленном мире. Предлагая ограниченное сообщение, но одно и то же сообщение как можно большим количеством способов.

В моей книге «Удушье» повторяющаяся тема или «лошадь» такова: вещи, которые НЕ являются тем, чем кажутся. Закодированные уведомления о безопасности, симптомы болезни, рассказчик-женщина. Поэтому каждый должен определить свою собственную реальность.

В моей книге «Невидимки»: Молодость и красота представляют собой власть, но не самую сильную. Поэтому мы должны продолжать развиваться и искать новые формы власти.

В «Дневнике» тема такая: Как мы можем налаживать коммуникацию через время и перестать совершать одни и те же ошибки?

Это может прозвучать как ограничение, но стоит вам только начать развивать свою тему, как вы найдете множество новых способ для её представления. Одним из моих любимых методов всегда был поход на вечеринку. Там я забрасывал тему в беседу. Толпа принимала её. Я рассказываю свою историю, такую как, например, эти страшные колодцы из детства. Затем я отдаляюсь и слушаю как другие рассказывают свои - гораздо лучшие - версии моей истории. Таким образом, у вас будут десятки людей, отрабатывающих вашу же тему. Может, сотни. И вы обнаружите, что эти темы универсальны, они касаются каждого.

Кроме этого, люди на вечеринках будут обожать вас, потому что вы по-настоящему слушаете их. Вы оказываете им внимание и любите ценность их истории. Вы можете не произнести за ночь больше десяти слов, но люди запомнят вас превосходным собеседником - а вы всего лишь делали свою работу. Собирали урожай. Слушали. Развивали свои темы. Иногда бегали в туалет, естественно, чтобы записать лучшие мысли на туалетной бумаге и засунуть в носок.

Когда наберется критическая масса деталей, вы можете начать выделять повторяющиеся схемы.

В эссе выше в эти схемы входит:

1. Плохие вещи
2. Попытка исправить плохие вещи, после чего становится еще хуже

Вот и всё. Вы можете выделить суб-категории, такие как: печи… хищники… безответственные поступки… секс… смерть… бедность… Но всё это крутится вокруг двух основных тем.

Когда вы поймете, как строятся схемы, вы сможете выстраивать и перестраивать их на странице. Вырезать и вставлять, наблюдая, как каждая из них влияет на следующую. Как коллаж. Целые книги бывают написаны таким образом. Это не самые мои любимые книги, но они бывают неплохими.

В качестве метода коллаж работает эффективно, если вы вводите его для контраста с теми местами, где люди развивают сюжет - в тех главах, где случаются основные события и находятся ключевые сюжетные точки. Главы коллажа лучше всего использовать для замедления развития сюжета или отображения времени, которое прошло в вашем вымышленном мире.

Но коллаж работает отлично для создания сцены или тона/настроения. Составьте список. Сходите на вечеринку. Найдите схемы. Затем отшлифуйте список до идеального состояния.


В качестве домашней работы, возьмите рассказ Эми Хэмпл «Урожай». Там есть прекрасный список деталей, который может довести вас до сердечного приступа. Если не можете найти этот её рассказ, найдите «На кладбище, где похоронен Ал Джолсон».

Если вы по-настоящему амбициозны, найдите копию рассказа Тома Шпанбауэра «Морские животные» в предыдущем выпуске журнала Quarterly.

Затем, опишите свои худшие страхи из детства. Поработайте над этим списком несколько дней, добавляя туда детали по мере того, как будете вспоминать их. Конкретизируйте эти страхи. Затем, объединитесь с людьми и поделитесь с ними достаточным количеством информации, чтобы им захотелось рассказать вам о том, что пугало их в детстве. Поищите связи между собой и другими людьми. Добавьте новый материал в свой список. Затем, выстраивайте и перестраивайте список так, чтобы добиться лучшего эффекта. Как будто редактируете фильм. Вырезайте и вставляйте. Если кажется, что что-то не так, не развито, идите обратно к людям и продолжайте разговаривать.

Выделите темы или «лошадей» в прошлом эссе об авторитете. Определите темы в «Великом Гэтсби». Определите темы в книге «Бойня номер пять или Крестовый поход детей» (автор Курт Воннегут).