Сентиментальные воспоминания о солнечном лете

Она жила одна, радовалась жизни смело, а при удачном стечении обстоятельств отдельные мысли облачала в задумчивые многозначительные фразы. Разумеется, скудные творческие изыски оценивались сетевыми друзьями вяло и, как это часто бывает, по инерции.
Она понимала и не унывала. Интернет в нынешние годы безграничен: не здесь, так там признают и мысленно возложат на спутанные кудри эфемерный лавровый венок.
При подобных представлениях, разворачивающихся насыщенными образами в голове, она бесхитростно улыбалась и изящным движением руки заправляла выбившуюся прядь за ухо.
В остальное время Лена Чайкина подчинялась рутинным делам, первую тройку среди которых возглавляли важная работа, строгий быт и тряска в автобусе между ними.
Наступила осень. Даже не наступила, подкралась любопытным рыжим котенком. Шаловливо тронула мягкой лапой пушистые кроны деревьев, резво погнала шуршащие листья по выцветшим газонам, озарила улицы сиянием прозрачных небесных глаз, да и сиганула в надежное укрытие прочь от холодной мороси.
В воздухе пряно запахло мокрой землей и грибами, глянцево блеснули зардевшиеся клены, стекла окон разукрасились сверкающим бисером.
Если истекал будний день, а каждый угол квартиры умиротворял чистотой на грани стерильности, то Лена сначала с молчаливым благоговением замирала у подоконника с геранью и кактусами минут на пять, а после утопала в старом бабушкином кресле с незатейливым романом в руках. Если парадное шествие по шкале времени возглавляли долгожданные выходные, то на столешнице могли появиться стакан с водой, беличьи кисти, акварельные краски и альбом с медногривым львом на обложке.
Лена короткими движениями оставляла на белом листе охристые полосы, затем с усердием их подправляла, стараясь детальнее обозначить перспективу и шеренги стройных березок. По задумке предполагалось, что дальний план рассеется в невесомом тумане, и будущая картина приобретет особый изысканный флер осенней магии.
Но акварельные краски не слушались руки, ложились неправдоподобно густо там, где требовалась утонченная прозрачность и, наоборот, теряли насыщенность на переднем плане. В итоге Лена сдавалась, отодвигала альбом в сторону, а вскорости принималась отдраивать поверхность стола от редких желтых и красных клякс.
Так могло бы продолжаться всю поэтическую пору, не потяни Лену что-то в один из дней распахнуть окно, высунуться наполовину наружу и упоенно вдохнуть полной грудью. Только что кончился дождь, рыхлые скученные облака расползлись, обнажили просветы хрустальной синевы. В одну из прорех пробились солнечные лучи, и душа вдруг неистово заметалась в жажде невнятной свободы.
Шумный ветер запутался в волосах, всколыхнул занавеску и погнал на улицу к дворовым кошкам и гомонливой ребятне.
Мальчишки, пиная мяч, носились по лужам и пятнали штаны грязью, девчушки собирали листья в пламенеющие букеты и жарко спорили об их красоте.
Лена воровато оглянулась – вроде как взрослая уже – и быстрым движением подняла небольшой яркий лимонно-желтый лист. По черенку скатилась капля, мигнула бриллиантом в траве и исчезла в тени.
Осиновый лист холодил пальцы, завораживал узором прожилок и для полноты композиции требовал дополнения. В руках Лены под тяжестью грозди прогнулась рябиновая ветка, отголоском лета прозвучали зеленые крапинки на двух березовых листах.
Под ногами хрустело, раскатывались отшлифованные желуди, серебряными нитями оседала на сапогах паутина. Потянуло согревающим запахом сжигаемой древесины, и представился бабушкин двор с яблоней у будки Рекса, доверху уложенная поленница, разросшийся возле бочки мшистый ковер, скрип рассохшихся ступеней крыльца. У каждой своя тональность, и так порой нравилось прыгать то вверх, то вниз, выводя незатейливую мелодию детства. Бабушка шуганет ворчливо, так всегда можно было убежать в поля к лениво жующим козам или нырнуть в густые заросли малинника.
А иной раз, когда бабушка намывала до зеркального блеска полы, и внучке полагалось до их полного высыхания послушно сидеть на диване, Лена тихонько сползала и кралась по влажной поверхности босиком. На крашеных досках вереницей возникали следы маленьких ступней, в голове буйно расцветали фантазии о чем-то далеком и сказочно-заморском. Все вокруг сияет, дышит свежестью, и белое длинное платье превращает в удивительную принцессу…
Лена очнулась, осенний букет незаметно получился огромным и пестрым: багрянец и охра, янтарь и кармин, золото и бронза.
Разжались пальцы. Листья, ослепив буйством красок, рухнули и разметались по земле.
Искоркой сверкнуло что-то белое.

Электричка упорно пробиралась сквозь завесы дождя, и смелая идея разменять дом на деньги бледнела, оборачивалась чем-то бессмысленным и даже откровенно глупым. Подмывало сойти на ближайшей станции, повернуть назад, отгородиться от необходимости неотложными делами, укрыться под шалью в любимом кресле. Но проплывала одна станция, за ней другая, а Лена не находила в себе сил пошевелиться и броситься наутек.
Так и доехала.
Одинокая платформа отражала хмурое небо, рельсы таяли в серой дымке. Ноздри пощекотал запах прелой травы и сладкой сдобы, вскрикнула и вспорхнула с ограждения взъерошенная ворона.
Моросящий дождь резко усилился, заставил резво скатиться по разбитым ступеням, спрыгнуть на раскисшую дорогу. Захлюпало, новенькие сапоги моментально облепило глиной и обрывками пожухлых листьев. Дорога уходила дугой, вела мимо размалеванного ларька, ныряла в мелкую рощу, хитроумно петляла между новыми богатыми строениями.
Позже выровнялась, потянула вдоль однообразных низкорослых домишек, среди которых ждал чуда и тот, из детства.
Ладонь легла на покосившуюся калитку в пятнах зелени, проржавевшая щеколда поддалась не сразу.
Протяжно застонали петли, возвестили поселок о прибытии новенькой, впустили на заросший бурьяном двор.
Сколько лет она здесь не была? Страшно представить, но уже под пятнадцать набежало. Время – вода. Вчера перед глазами непреодолимой гладью простиралась вечность, сегодня прошлое рассеивается в тумане забытья. Но стоит бочка на мшистом ковре, из последних сил держится собачья будка. Качает узловатыми ветвями, обряженными в россыпь дождевых капель, старая яблоня. Просели одряхлевшие ступени, а все же робко отозвались на разные голоса. Им хрипло ответили доски крыльца, вплела ноты некогда белоснежная, а нынче облупившаяся и потемневшая дверь.
В доме было холодно, темно и сыро.
Даже редкие мамины визиты не спасли от неумолимого тлена. Изъедена обивка дивана, отклеились и повисли полосами обои, потолок облепили клочья бурой паутины.
Лена скинула рюкзак, стянула обувь и промокшую одежду, зябко поежилась.
Мама говорила, что какие-то вещи должны быть на верхней полке в шкафу, в пакете.
На стол вывалились поношенные треники, пара футболок, прохудившийся свитер и легкое летнее платье в легкомысленный цветочек.
Лена, поддавшись странным чувствам, подхватила платье и встряхнула, расплавляя.
Нет, не стоит, ведь это совсем неразумно. Но всколыхнувшийся затхлый воздух вдруг так пьяно пахнул сочным летом, так остро напомнил о беспечных днях. Тогда, когда безмятежное утро вливалось в щель между занавесками в пламенеющих подсолнухах, а на столе ждали парное молоко и горячие ломти ароматного хлеба, Лена знала одну простую истину: во дворе начинался огромный мир, полный приключений и удивительных открытий.
Опасливо надела платье, смутилась от внезапно накатившей ностальгии.
Вздохнула.
Нет, пустое. Надо быстро оценить дом, обойти участок и, как только просохнут вещи, возвращаться в город. Хватит мечтать – дважды в одну реку не войти.
Лена ухватилась за голенища сапог, прошлепала босиком по пыльному полу, выставила обувь на крыльцо.
Под ногами что-то блеснуло, резко стих дождь. В следующий миг мокрые доски ослепительно вспыхнули, заставив зажмуриться. Лена выпрямилась, растеряно переступила.
По щеке скользнул теплый ветер, задорно взметнул пряди волос, шаловливо дернул за ситцевый подол.
Впереди засияла волшебной белизной солнечная даль – бескрайняя, как в детстве.
И что-то переменилось.

(Версия 1 для 34-го конкурса "Вернисаж". Версия 2 - здесь: http://www.proza.ru/2016/09/20/51)