Свобода. Рассказ

                Свобода.
  Звуки взрывов и выстрелов, в купе с криками солдат, затихли. Сейчас, люди торопливо загружали раненых на полуторки, которые увозили их в госпиталь. Увозили только тяжело раненых, кому требовалась операция или ампутация. Следил за этим всем полевой доктор, одетый в грязную белую рубашку, закатанными по локоть рукавами. Он подходил буквально к каждому и, если человек не шевелился, проверял пульс, после чего приказывал солдатам  грузить его в полуторку или аккуратно положить рядом с трупами… Тех, кто не был серьезно ранен, оттаскивали в здание бывшей больницы. Хотя бывшей она еще не была, просто минометная бомба разнесла весь верхний этаж, целым остался только первый. Напротив здания больницы была школа, ей повезло больше, в него не попал ни один снаряд, даже чудом сохранилось несколько стекол в окнах. Тихо догорал подбитый танк КВ. За всей этой картиной, наблюдал старшина Марченко, через окно школы. Он стоял, держа руки за спиной, позади сидел и что-то печатал один из солдат, а у ног лежал раненый немецкий офицер… На столе лежала куча бумаг каких то документов, докладов, приказов.
  Марченко поднял  правую руку и задумчиво потер подбородок. Затем, растягивая слова, произнес:
- Однако-с… бегут…. Фрицы то….
- Прошу прощения?... – печатающий солдат оторвал взгляд от машинки и посмотрел на лейтенанта.
- Бегут говорю… немцы то…
- Бегут – ну и пусть бегут – солдат снова застучал по печатной машинке. – По мне так вообще, чем скорее убегут тем лучше! Мочи нет воевать с иродами этими…
   Солнце, понемногу продвигалось на запад, готовясь к закату. Солнечные лучи освещали фигуру лейтенанта, вытянутую, смирную и высокую… Глядя на него, можно было подумать, что такого человека ничто не сломит ни война, ни те несчастья, которые война принесла. Он стоял, глядя в окно, он о чем-то думал…
-Ну, вроде как все, товарищ  лейтенант. – Солдат задумчиво почесал голову, глядя на напечатанное.
- Ну-ка, глянем… - лейтенант двумя широкими шагами прошел к столу, вынул бумагу из машинки и несколько секунд изучал написанное. После чего кивнул и протянул бумагу солдату, - ну все, молодец, а теперь дуй. Только смотри не потеряй, головой отвечаешь!
- Так точно, товарищ лейтенант!- Солдат рывком отдал честь.
  Лейтенант улыбнулся.
- Ну все, ну все… вольно, беги давай!
-Есть! -  Солдат рванул к двери, но лейтенант его остановил.
- Слушай, сигаретки не будет? Курить хочется, мочи нет!
- Никак нет, товарищ лейтенант! Только махорка!
- А давай!
   Солдат несколько раз похлопал по карманам брюк, затем вынул бумажный кулек и отсыпал на стол немного махорки. Лейтенант положил руку на плечо солдата.
- Спасибо большое.
- Не за что, товарищ старшина!
- Хехе… ну все дуй!
  Солдат исчез за дверью. Лейтенант взял бумагу со стола, аккуратно оторвал небольшой квадратик для самокрутки, намочил слюной, засыпал махорки и закрутил. Затем, о чем-то задумался, полез в карманы и досадно пробормотал:
- Вот что ж ты будешь делать а?... Огонька то нет….
- Кажетьсия, у мения есть  фюрцигх….  (Feuerzeug нем. Зажигалка)
  Голос прозвучал так неожиданно, что рука старшины дернулась к пистолету на поясе, но он, тут же обнаружил, что пистолет вместе с кобурой находится на столе.  Раненый немец лежал, оперевшись спиной на стену, одной рукой он шарил внутреннем кармане своего пальто и пытался что-то оттудова вытащить. Старшина снова стрельнул глазом в сторону кобуры с пистолетом, но с облегчением выдохнул увидев ,как фриц уронил на пол какие-то фотографии  и протянул ему зажигалку.  Некоторое время старшина не знал, как ему быть, немец смотрел на него прямо, но не враждебно, он был избит при допросе, поэтому на его лбу была рваная рана и иссиня-черная гематома вокруг левого глаза. Старшина замер глядя на фрица, тот замер с вытянутой рукой. Так продолжалась несколько секунд, пока старшина, наконец, не решился сделать два шага в сторону фрица и  взять с его руки зажигалку.
- Спасибо….
-Ние защто… - на избитом лице немецкого офицера на долю секунда появилась улыбка и тут же пропала.
  Старшина стал разглядывать зажигалку. Черная, бензиновая с кремневым  механизмом.
- Тебя что не обыскивали? – чиркнув зажигалкой, старшина закурил.
- Я попросить русский солдат вернуть мне фюрциг и фотографии после…  после…  - фриц показал на свое лицо.
- Допроса?…
- Йа… 
   Старшина кивнул.  Сделав глубокий затяг сигареты из горькой махорки, он выдохнул и почувствовал, что у него кружится голова.
- Крепкая мать ее. И как наши ее только курят?… - Марченко вдруг подумал, что и ему бы пора бросить дорогие и довольно редкие на фронте сигареты  «Беломор» и тоже, как и многие солдаты, перейти на махорку.    С этими мыслями он подошел к окну.
  Вечерело. Но жаркое солнце  упорно не хотело садиться.    Марченко делал затяг и с наслаждением выдыхал дым, чувствуя как кружится голова и в горле остается горечь от крепкой махорки.
- Альберт…
- Что? – Марченко взглянул на фрица.
- Их хойсе… Альберт… (нем. Iсh hеise Albert – меня зовут Альберт)
- Мишка…
  Немец   улыбнулся и протянул руку. Немного замешкавшись от такого стечения обстоятельств, Марченко все же наклонился и пожал руку раненому.
- Миищька… - Немец  ухмыльнулся, - Мищька, Сащька, Батька…
  Марченко на это лишь улыбнулся и сделал затяг.
 - Жена то у тебя есть, Альберт?
- Жена?
- Жена, жена…
- Frau?
- Да, да…
  Немец  поспешно стал рыться в карманах, затем, выронив несколько фотографий, поднял одну и показал русскому офицеру.
- Берта… - на фотографии стояла женщина, стройная, с кудрявыми волосами и улыбалась, обнажив ровные зубы, а рядом стоял Мужчина в немецкой офицерской форме, молодой, мускулистый и строгий. Марченко с трудом узнал в мужчине Альберта.
- Красивая…
- Берта, май фрау Берта.
- Понятно…
  Немец опустил фотографию и взглянул на нее с любовью и некой горечью в глазах. Марченко наблюдавший за ним кивнул и пробормотал:
- Что ж  вас воевать то потянуло?
- Щьто?
- Да ниче… - Старшине захотелось сплюнуть, образовавшуюся горькую слюну во рту, но в комнате не было урны, а окно было закрыто стеклом. Хотя кабинет был основан на скорую руку , здесь было довольно чисто, жалко что электричества не было, поэтому вечерами приходилось заполнять документы под тусклый свет керосинки.
- Мою Нинка зовут.
- Нинка?
- Да Нинка. Май фрау, в общем. -  Марченко вспомнил белокурые волосы, сильные загорелые руки и голубые глаза Нинки. Он вдруг вспомнил, как она стояла на перроне, говорила, чтобы писал письма и не пил много водки, а у самой слезы из глаз. Марченко скучал по ней, сильно скучал…
- Ааа… - немец задумался.
- Будешь? – Старшина протянул ему самокрутку. Немец отказываться не стал, взял самокрутку, жадно затянулся и тут же раскашлялся.
- Эти сиегариеты вас убиут…
- Ну ну… Вы не можете, так сигареты смогут? – лицо Марченко стало мрачным, он взглянул на немца. Немец поднял глаза затем поспешно опустил, мериться взглядами сейчас было не в его пользу.
- Немецкий Германи, никогда не здавайтс…
- Как будто кто-то вас спрашивать будет…
- Я никогда не понимай русски народ, ви деретесь за власть, которую ненавидите.
- Что ты сказал?
   Немец вновь затянулся самокруткой, на этот раз не закашлял. После чего поднял взгляд на марченко и в его глазах было непонимание. Непонимание и презрение…
- Ваша власть… - он сделал небольшую паузу, - она губиет ваш народ, вас самих, а ви отдавайт за ние свой жизень.
  Марченко промолчал.
- Вие думайт щто победит нас? Никогда…
  Старшина хотел было сказать что-то, но его губы лишь слегка дрогнули и он только продолжил смотреть в окно, скрестив пальцы рук за спиной.  Немец, не дождавшись ответа, замолк. Так длилось с минуту.
- У тебя дети есть? – Марченко оглянулся через плечо.
- Ниет.
- А у меня есть… маленькая… десять лет… Валькой зовут… - Марченко вновь повернулся к окошку. Снова наступила пауза.
Полуторка на улице, куда грузили выживших, раненых солдат, завелась и с ревом поехала. Погибших солдат, что кучей лежали у стен разгромленной больницы, накрыли грязным брезентом, за ними приедет другая полуторка, которая увезет их куда-нибудь в поле, где их закопают в братской могиле. Хоронить с почестями павших, просто не было времени, со дня на день, должен был поступить приказ о наступлении всех войск на запад. Старшина Марченко ждал этого дня с нетерпением. Он знал, этот день наступит, день когда закончится война, он знал, что вопреки словам раненого немца, в этой войне победят они – единый народ Советского Союза.
- А за что воюешь ты?
 Немец ответил, немного замешкавшись, но ответил он четко и как то отточено.
 - Я воевать за велики Германи, за май Фюрер и великий непобедимий немецкий народ!
- Хехе… - Марченко хотелось многое сказать немецкому офицеру, но он не стал. – Видали мы… непобедимых…
  Немец задумался, затем сказал:
- Воевать с вами – это бесполезно, ви как животный…. Даже хуже…. Идиете умиерать, только потому что вам приказать ваш Сталин!
  Марченко громко засмеялся.
- Да не за Сталина я воюю, фриц, не за Сталина!
- Тогда за щито? За родина? Родина, которий у вас нет, а иесть только Сталин и иево власть!
- Эхх Альберт, Альберт…  Нам не понять друг друга, ооохх не понять….
  Марченко  все смотрел в окно, Альберт впивался взглядом ему в затылок и повернись сейчас русский старшина, то он бы уже не опустил взгляд, пусть даже его расстреляют, он умрет за идеи великой Германии. Он помнил первые дни вторжения, когда он будучи командиром полка, впервые встретился с русскими солдатами у Бреста. Он помнил как одни бежали в страхе и панике, а другие оставались и сражались, отчаянно, безрассудно, фанатично погибая под градом пуль с криками «За родину! За Сталина!»… И только сейчас, сидя с раненый в грудь, здесь, в этой комнате, его вдруг посетила догадка… догадка, в которую он отчаянно отказывался верить – Советский Союз победить невозможно! И пусть живут в этой стране свиньи, которые при слове Сталин и родина готовы врыться лицом в землю, гнить в окопах и ползти в грязи десятки километров, но победить их не возможно!
- У нас есть много генераль, которых никто, никогда не побеждал.
- Это вроде Паулюса вашего?
  Снова наступила пауза.  Альберт потерял всякое желание продолжать розговор. Ему вдруг очень сильно захотелось  домой, к Берте. Он вспомнил, что его родина далеко, а он здесь, и его наверняка расстреляют. Что же будет с Бертой? Наверняка будет плакать, а потом найдет какого – нибудь француза и забудет про него…
  В дверь постучались, затем в комнату зашли двое русских солдат и отдали честь старшине.
- Разрешите обратиться, товарищ старшина?
- Разрешаю.
- Приказано расстрелять раненного немца.
  Альберт почувствовал, как холодеют пальцы на ногах и руках, и по спине пробегают мурашки от жуткого страха неизбежной смерти.
 Марченко посмотрел на Альберта, вздохнул и кивнул головой двоим солдат. Те быстрыми уверенными шагами подошли к раненому взяли его за локти и одним сильным рывком подняли на ноги.
- Ну что, прощай, Альберт.
  Тут в комнату вошел солдат, которого Марченко послал куда-то.
- Товарищ Марченко, приказано расстрелять фрица завтра на рассвете, - он кивнул в сторону раненного, - У нас там полуторка приехала, надо тела погибших грузить.
- Так. А если завтра наступление?
- Незнаю, товарищ старшина… - Солдат был в недоумении.
- Свяжите ему руки и загрузите в мою машину, я сам это сделаю.
- Так точно, товарищ старшина!
  Ехали они долго. Немец лежал в кузове Виллиса, за рулем которого был Марченко. Его руки были крепко связаны за спиной, раненая грудь невыносимо болела.  Они ехали мимо улиц небольшого, разрушенного города. Всюду ходили солдаты красной армии и местные жители, иногда они смотрели в кузов проезжавшего Виллиса, смотрели с ненавистью…. Возле КПП их остановили дежурные.
- Куда фрица везешь, Миш?
- На расстрел куда ж еще?
- Ну ну. Там им и место сволочам этим…
  Шлагбаум поднялся и они поехали дальше. Вскоре небольшой внедорожник остановился, Марченко выпрыгнул наружу, закинул за спину винтовку, подойдя к немцу и взяв того за руку, сбросил его на землю. Фриц застонал. Марченко рывком поднял его на ноги и толкнул в сторону пролеска.
 Они встали у обширного поля, перекопанного снарядами от артиллерии, там же было много сгоревших танков, блиндажей, здесь не давно было наступление русских, после которого и попал в плен раненый немец. Его долго избивали и допрашивали, но русским солдатам было не под силу сломить дух немецкого офицера, да и возиться с ним не было времени, по этому обошлись информацией по найденным в его сумке документам и приказам.
   Марченко развязал немцу руки и сейчас они стояли и смотрели друг другу в глаза.
- Держи, - Старшина достал с кармана зажигалку и протянул немцу, - хорошая зажигалка.
- Оставь  сибие, миние она ужие ние понадобитьсия….
  Старшина кивнул и засунул зажигалку обратно в карман, после чего, снял  с плеча винтовку, передернул затвор и прицелился в немца. Тот стоял ровно, даже как то гордо, но как бы он не пытался выглядеть достойно, его подбородок судорожно дрожал, глаза были закрыты. Все же он не был из числа слабаков, которые боятся смерти.
-«То то тебя наши не сломали» -  подумал Марченко. Он смотрел на немецкого офицера через прицел винтовки и думал, - « вот и все, закончилась твоя война…» - и тут же вспомнил все дни от начала войны до сегодняшнего. Вспомнил немецкие самолеты и танки, вспомнил как немцы без колебаний расстреляли 30 мирных граждан: стариков, детей, женщин… Вспомнил про Нину… Какая же она красивая…. Особенно огромные глаза… Вспомнил про женщину на фотографии… - «Берта, говоришь?... Скучать наверно будет…»
  Прогремел выстрел… Немец судорожно передернулся…. Но вопреки всему он ничего не почувствовал, только надоевшую тупую боль в груди. Открыв глаза, он увидел Марченко, он стоял накинув винтовку на плечо, держа его левой рукой таким образом, чтобы ствол смотрел в небо. Другой, он достал из кармана зажигалку и бросил немцу.
- Держи, она тебе еще понадобиться. – Старшина, наконец, смачно сплюнул на черную от гари землю, - Беги прямо на запад, - Марченко указал в сторону садившегося солнца, - там фронт еще не укрепили, дождешься темноты и сможешь спокойно пройти к своим.
  Немец стоял, молча, глядя удивленными глазами то на зажигалку в руках, то на старшину Марченко. 
- Ну че стоишь? Попадешься нашим, второго шанса тебе не будет, сам знаешь, у нас вашего брата не жалуют…
  Но немец продолжал стоять и молча глядеть на него.
- Ну че пялишься? Шнеля, шнеля!!! Или застрелить тебя?
  После этих слов немец попятился, споткнулся и упал, затем, стоная от боли, торопливо поднялся и бросился бежать в сторону красного зарева севшего за горизонт солнца. Он бежал без остановок, спотыкаясь, падая, оглядываясь назад, боясь, что ему выстрелят в спину. А Марченко, наблюдал за ним.
-«Что ж ты падаешь- то? Под ноги смотри… несчастный, - думал он, - Скоро все вы побежите, оглядываясь назад… побежите, боясь, что вам выстрелят в спину…. За что я воюю? А я тебе скажу фриц, не за Сталина я воюю! Не за советскую власть! И даже не за ту родину, которую придумал нам Сталин! А за Нинку, за себя, за свою землю воюю я!!! За свободу!!! Свобода, вот за что воюем мы! МЫ! Те люди, которых вы считаете свиньями, отдаем свои жизни за свободу! А ты беги-беги фриц… скоро вы все побежите, оглядываясь назад, боясь, что вам выстрелят в спину…»
  На западе медленно потухало красное зарево. Красная заря на закате, всегда означает, что следующий день будет жарким. Бегущий немец в сторону садящегося солнца, будто символизировал закат фашистской власти, конец фашистским оккупантам. И Марченко, твердо и непоколебимо верил, что победят не те люди, что воюют за деньги, а те, кто воюет за свободу…