Печальная история

Деревня Малиновка гудела, обсуждая последнюю новость.
А она - для начала пятидесятых годов -  была просто сногсшибательной: лишили председательского кресла незыблемого  Утёсова.

Хотели  на его место  поставить заместителя Дмитрия Михайловича, да тот наотрез отказался, хотя колхозники все были за него. Чего  упёрся ? Не понять…

А мог бы и  партийного билета  лишиться: в райкоме уже собирались его отказ обсуждать, но колхозные партийцы отстояли Михалыча. Остался он работать на своём месте.

Новый председатель оказался  молодым: высокий, крепкого телосложения, с гордо поднятой красивой головой, обрамлённой пышной, волнистой шевелюрой и с проникновенным взглядом серо – зелёных глаз. Эти глаза, казалось, смотрели прямо в душу собеседнику.

Глянешь на такого молодца – сразу не забудешь.
Да и имя у него тоже было необычное для деревни: Лев Артурович.
На собрании, когда  его взялись представлять колхозникам, одна из доярок. острая на язык, Агриппина Марейкина, через весь зал сообщила:
-А у нас разведёнок -  полсела. жену вашу такое не напугает?

Эти слова вызвали весёлый смех односельчан и неодобрительное замечание райкомовского представителя, а нового председателя вогнали в краску.
После. когда собравшиеся отвеселились, представитель района сказал:
А  теперь -  посерьёзнее. знакомьтесь, прошу любить и жаловать – Лев Артурович!

Тут Петька Водолеев, комбайнер, отличился:
-Что Лев, сразу видать, -  с гривой!
Опять все рассмеялись, да и новый председатель заулыбался и попросил слова.
 
 Его речь залу пришлась по душе:  говорил понятно, как Михалыч, а, главное, складно и по делу.
Словом, народу он приглянулся, особенно женской половине , несмотря на то, что женат и привёз с собой из города свою Алефтину, дочь Эльвиру, тёщу Анастасию Марковну и тестя Петра Григорьевича.

С первых дней жизни нового председателя в селе неведомо откуда, стало известно народу, что тесть Льва Артуровича - бывший краснодеревщик и всю мебель сделал своими руками. И не просто сделал, а великолепно!

Симка Горкина  первая успела в дом председателя попасть. Вещи, видите ли, заносить помогала. Проныра, одним словом. Она везде нос свой сунула, всё рассмотрела и обо всём Петра Григорьевича расспросила.
Нового то председателя в тот момент дома не оказалось.

-Бабы! - рассказывала она потом взахлёб, -  вся мебель  -  чёрна с красным, с разными  фентифлюшками выточенными, а блестит, как зеркало! Красиво! Я и названья все не упомнила: серванты, какое – то бюро, нет, не партийное, а деревянное, а еще секретер или секретарь – запамятовала,- она рассмеялась, затем важно поджала губы и чужим голосом добавила:
-А ещё у них есть «софа»

-Ух ты, Симка, и халда – всех изобразишь. Ну точно -  тёща
Льва Артуровича.
-А то! - парировала Симка. - А ещё, а ещё, на пол они стелют ковёр. Персидский.
-Не бреши, - хором воскликнули бабы, - кто ковёр на пол стелет?
-Ей Богу, не брешу, -  своими глазами видела, - обиделась Симка.
-Богатые, значит, - констатировала Онька Фирсова, - уедут скоро.

Особо разбирать дела председательские было некогда даже женщинам:  год оказался необычайно урожайным, работы хватало всем: время освоения целины радовало людей колосящимися хлебами, и  в поле выходили с раннего утра, а возвращались домой поздно вечером

Дмитрий Михайлович дома почти не бывал, хоть и заместитель,  не знал ни сна, ни покоя, везде успевал: и сев вовремя провели, и покос, теперь вот к уборке ближе подвигались.
 
Михалыч  нового председателя старался вводить в курс дела.
Но тот спозаранку нигде не появлялся, в правление шёл к восьми часам утра.
Бабы судачили:
 - Жена и тёща очень уж вкусные блюда ему готовят, да  и привык человек завтракать. Михалычу что, он войну прошёл,  не привередливый, ему и в мирное время  воевать надо: то за урожай, то за надои… А новый - не деревенский, не сильно в жизнь нашу вникает -  видать временный.

Не успели перемолоть кости председателю, как появилась новая тема для пересудов. Ещё по весне привёз Михалыч в хозяйство двух молодых специалистов. Одного работника в сельский клуб – худрука, чтобы молодёжь не скучала, значит, а другой – агроном.

И оба специалиста – девушки. Поселили их в двух комнатушках, что  с обратной стороны клуба находились.
Женщины Малиновки сразу отнеслись к ним без уважения.
-Это ж надо, бабоньки, «агрономша» в правление в штанах ходит с лямками,  ещё и в мужицких рубахах. Просто срам!

-Так она на своём мотоцикле  и носится по полям, как мужик, только её и видели.
-Не говорите напраслину,  - подавала всё-таки голос, правда робкий, какая-нибудь замужняя бабёнка,  -  что бы она не одела, а девка она видная: лицом – хороша, тоненькая, как лозиночка, а косы то, косы у неё какие!
Остальные замолкали. Правда, на время.

А вот во мнении о «худручке»  сошлись  все дружно: рыжая лахудра. Это, конечно, не совсем соответствовало действительности: да, цвет волос рыжий, но он украшал  её светлое,  с тонкими чертами, лицо. А лахудрой навеличивали её за необычную для того времени причёску с начёсом: больно пышную, такая тогда ещё в селе не прижилась.

Месяца через два мнение свое о девушках кумушки поменяли.
Во-первых, молодёжь, даже после тяжёлой работы валом валила в клуб. А помолодела  деревня с приездом целинников в село, расцвела девичьими нарядами, весёлыми  голосами, переливами гармоники.

Вот и в клубе жизнь забила ключом: работала библиотека, днём  -  кружок рисования для детей, на который  сбегалась сельская ребятня, как мухи на мёд.
Взрослый драматический кружок к празднику урожая готовил какой-то спектакль про свержение царей. А  самое интересное: Сонюшка  - так  теперь называли худручку-  учила детей и взрослых танцам.

Та же Симка Горкина смешливо разъясняла женщинам:
-Хлопцы-то  наши  у какой – то трубы, к стенке привинченной, ноги задирают. Умора! Вы б Витьку Харина увидели, попадали бы!
-Пущай пляшут, пить не будут, – резюмировали те.

На агрономшу за мотоцикл не ругались давно:
-Это как бы она везде успела без транспорта? А на мотоцикле как ветер носится, на лошади не легче.

И штаны с мужской рубахой простили, что делать. если это рабочий комбинезон.
 Ангелина же Сергеевна – агроном – сама завоевала симпатию людей: трудолюбием и знанием дела.

Девушка яркой внешности, простая в общении, увлечённая работой, она замучила механизаторов и всех полеводов своими ликбезами: постоянно разъясняла пользу севооборотов, чистых паров, разных видов агротехники.
На её лекции шли дружно, правда, не так новинки агротехники узнать, как на неё полюбоваться.

Не одно сердце сельского кавалера замирало при виде девушки, да как – то ни с кем из них не случилось у неё романа.

Однако,  всевидящие бабоньки заметили, что появилась ближе к осени  у нового председателя  тяга к сельскому хозяйству, особенно глубоко взялся он вникать  в агротехнику, стал поля ежедневно объезжать, в бригадах появляться, на полевых станах маячить.

-Теперь то чего не ездить, пшеница в рост человека, зерном наливается, видать куш не против сорвать, славу заработать, - говорили мужики.
Другие возражали:
-А, может, втянулся, к работе интерес почувствовал?

Куда  прозорливее оказались бабы.
-Ты гляди ко, Ангелинка наша   расцвела, глазищи так и светятся, того и гляди искры из них  посыпятся.
-И не скажи, вся так и сияет. А что -  воздух свежий, он сил добавляет, вот и телом прибавилась, совсем похорошела.

-А где она, там и председательский бобик появляется…
-А чего ты хотела? Чай, одну работу делают, поди, обсуждают, как урожай собрать лучше, эвон какой уродился!
-Ну да, вчера у лесополосы долго что-то обсуждали, прямо как на собрании. Видать, к единому мнению пришли, даже за руки держались.
-Эх, пропадёт девка!

И  поползли по селу  слухи.
Жена председателя Алефтина вдруг передумала быть домохозяйкой. Вышла на работу  в отдел кадров.

И откуда только у неё сыскались все наряды:  как принцесса в  диковинных то платьях, то костюмах ходила она теперь по селу.
 Говорят, она в городе закройщицей работала. Вот теперь для себя нашила всякого.
-Чтоб от Ангелины отличаться, - решили хором женщины села.

Туфли Алефтина носила на высоком каблуке, а шов на её капроновых чулках, которые она не снимала даже летом,  всегда был натянут стрункой. Волосы ,  аккуратно уложенные причудливой «лодкой», украшали её худенькое лицо.
Бабы с интересом наблюдали соперничество женщин и вели обсуждение на досуге.
-  Председательша -  то запаниковала, ишь как выряжается, хоть моду с неё пиши…
-А ты как хотела? Ангелиночка соком налитая, молоденькая, красивая, за ней трудно  угнаться?!

-И что толку? Думаешь, он дитё бросит? Да дочка  у них  - картинка, и  вылитый Лёва…
Последующие события повергли деревню в шок.
 
 Подвели итоги уборки урожая, и Льва Артуровича представили к высокой награде.  Про Дмитрия Михайловича, к слову, никто и не вспомнил: не простил райком его строптивость. Правда, чуть позже, к празднику урожая, привезли и ему  медаль. Михалыч, как назло, уехал в дальнюю бригаду, да  дорогой его мотоцикл  с люлькой сломался, и он не успел на торжество. А что сделаешь, такая вот она -  жизнь!

На праздник председатель  пришёл, преисполненный важности и достоинства, сидел с Алефтиной рядом и смотрел спектакль. Он ему очень нравился, особенно Сонюшка, которая отлично играла роль жены последнего российского царя.
-Ну, вылитая царица, - ахали бабы.

 « Царица», правда, сидела на грубо сколоченном деревянном троне в марлевом платье, украшенном блестящей фольгой, но этого, кажется, никто не замечал. Селяне аплодировали стоя. Все были в приподнятом настроении, потому и снисходительны.

А вот чуть позже у конторы разыгрался ещё один спектакль, уже на местную тему.
Люди расходились по домам всё ещё в благостном настроении , расходились неспешно, поэтому и разглядели:

Председатель стоит в отдалении, как каменная глыба с неприступным выражением лица. Ангелина о чём – то горячо ему говорит, разводя недоумённо руками.  Он неподвижен, недоступен, она - чуть не плачет.

Тут, откуда не возьмись, к ним подлетает Алефтина, всю её интеллигентность как ветром сдувает. Она кричит как обыкновенная  деревенская баба, не подбирая выражений. И  всему её монологу внимает полдеревни:
-Кобель! У тебя завтра же заберут награду, - слышат все.
И ещё такую угрозу: -Утром завтра я поеду в райком! Это видано ли, бросает меня с двумя детьми!

О втором тут же, особенно бабы, догадываются: Алефтина беременна.
А в это время  Ангелина  вскакивает на мотоцикл и  на бешеной скорости уезжает из деревни.

 Утром  и Соня отправляется  в город.
В Малиновке решают: что – то случилось с её подругой.
Бабы спать не могли – ну что же там произошло?

Потом просочилось: Ангелине Лев обещал разойтись с женой и клялся в вечной любви, а как узнал, что и она и жена беременны, объявил, что из семьи не уйдёт.  Опять же бабье радио вынесло вердикт: он и раньше не собирался этого делать.

Ангелина, избавившись от будущего ребёнка, решила  отравиться – не в её силах было выдержать предательство любимого человека, и, главное, ту незавидную роль легкомысленной девушки, которую навязал ей председатель, человек старше и опытнее её.
Почему, вместо того, чтобы остудить её чувство, он разжигал его, зачем обещал жениться и клялся в любви?

Всё это обрушилось на примчавшуюся в больницу Соню, а когда та ушла,  Ангелина совершила суд над собой, отравившись таблетками.
  Три дня врачи боролись за её жизнь.
 
       Через месяц девушка всё же приехала в Малиновку, похудевшая и совершенно другая. Незнакомая.
 Она уволилась, и перед отъездом зашла к Михалычу. В этом доме умели успокоить, убедить, выслушать и понять: жизнь – штука драгоценная и так просто с ней нельзя расставаться.

 Михалыч с Лизой долго говорили с девушкой. Он же проводил её до околицы, там у последней хаты стоял её мотоцикл.
Ангелина села за руль, завела мотор, но уже  не полетела вперёд птицей, а  поехала так, словно вокруг ухабы.

 И не счастьем, а болью были наполнены её глаза. И  в лице появилось   новое выражение.
Казалось -  через страдание, боль и позор пришло к ней новое понимание: она упала, но не разбилась. Да и вообще больше никогда-никогда не упадёт!


А семья нового председателя осталась. Только вот Льву Артуровичу при встрече мало кто улыбаться стал, больше, кивнув, проходили торопливо мимо.
А как иначе: такое в Малиновке долго не прощается. Особенно приезжим.