8. Бабка

8. Бабка

Бабку звали Анастасией, но она не любила свое имя (деревенское!) и представлялась всегда Надеждой. Когда умер дед, уже в этой, новой квартире, бабка заскучала и стала потихоньку прикладываться к рюмочке. Она и раньше никогда не отказывалась от выпивки в праздники, но водку не уважала и всегда разбавляла ее соком вишневого варенья.

В молодости она была хороша собой, веселая и спорая на любую работу. Ее родители до войны жили зажиточно, у нее было хорошее приданное: полный комод красивых шалей, платков разных мастей, скатертей и постелей, которые она сама выбивала на ножной швейной машинке красивыми узорами. В войну многое пришлось распродать – муж Николай на фронте, а ребятишек кормить нужно было, а было их у нее четверо, младшенького только не уберегла, помер лютою зимой в сорок втором.


Бабка, выдвинув ящики комода, частенько разглядывала и перебирала оставшееся свое богатство: собственноручно вышитые наволочки, полотенца, кружевные занавески для окон – все уже пожелтевшее, тронутое временем, но если отбелить и накрахмалить... Бабка тяжело вздыхала: Вере ничего этого не надо было, и слышать не хотела, чтобы занавесочки хотя бы на кухне повесить в новой-то квартире, а куда ж это все... - и она с грустью задвигала тяжелые ящики.


Раз в месяц бабке приносили пенсию, и она, накинув на голову платок, украдкой отправлялась в гастроном покупать бутылочку «красненькой», которую потом втихаря же, таясь и от дочери, и от зятя, выпивала в своей комнате.


Нового зятя бабка не любила, то ли дело первый был (звали его, как и ее покойного мужа – Николаем): веселый был, песни какие пел – заслушаешься, ну чего им не пожилось? А этот, как сыч, уткнется в газету и все молчит. На праздник, так совсем никакой: выпьет рюмку и сидит, ни спеть, ни сплясать, только хихикает, как дурачок. И называет-то ее как с издевкой – «мамаша»! - Какая я ему мамаша?! - тихо негодовала бабка, однако, зятя своего, как и дочь, Веру, побаивалась.


Алька еще в школу не ходила, как умер дед, а бабка стала выпивать «с пенсии». Однажды Вера Николаевна с Виктором Петровичем, Алькиным отчимом, приехав с работы, застали дома такую картину: радио во всю глотку орет, а бабка, лежа на кровати, обеими руками дирижирует и пытается подпевать надрывающейся певице - «Валенки, да валенки, не подшиты, стареньки!» 


- Да она пьяная совсем! - Вера Николаевна отчаянно пыталась угомонить старуху.
Виктор Петрович беззвучно хохотал, зажимая руками рот, глядя на происходящее.
- Тебе смешно! Нужно же что-то делать! Так не может дальше продолжаться!


Альку нашли в спальне крепко спящей на кровати, всю перемазанную шоколадом. Здесь же валялась пустая коробка из-под конфет с ликером, которую Вера Николаевна прятала у себя в шифоньере к случаю.


- Да ты понимаешь, что ты делаешь?! - кричала на мать Вера Николаевна, - Слава богу, что с ребенком ничего не случилось!

 Но та лишь бессмысленно поводила глазами. Обед, конечно же, был не приготовлен, терпение Веры Николаевны лопнуло, и было решено отводить Альку к бабе Кате, жившей неподалеку, пока у бабки не кончится запой. Запой кончался быстро: на следующий же день бабка виновато гремела посудой на кухне и мыла полы, что-то бормоча себе под нос, но никакого доверия к ней уже не было.


Когда Альку первый раз отвели к бабе Кате, та добродушно закивала: - Посижу, посижу, отчего же не посидеть. Только вы уж сами ко мне Алечку приводите, а то Надежда меня не жалует.


Вера Николаевна достала из кошелька рубль: - Возьмите, тетя Катя, - и, видя, что та возмущенно замахала руками, твердо сунула купюру в карман бабы Катиного фартука: - Не отказывайтесь, купите что-нибудь для себя вкусненькое.


Алька любила бывать у бабы Кати, потому что та честно отрабатывала рубль, передаваемый ей каждый раз с ребенком: они ходили в кафе-мороженое на углу дома, или ездили две остановки в зоопарк, или ходили в кино на детские сеансы, где показывали сразу несколько серий мультфильма «Ну, погоди!»


Бабка не могла смириться, что Альку раз в месяц уводят к бабе Кате, которую она ненавидела лютой ненавистью и часто говаривала, что «эта змеища подколодная убила ведь свово мужика, Николушкиного брата, топором на куски изрубила и за баней на даче закопала».

- Ну, что ты городишь?! - возмущалась Вера Николаевна.

- Да! - твердила бабка, - Закопала! Вот помяните мое слово, когда все раскроется!

Вера Николаевна сердито махала рукой и уводила Альку: - Не слушай ты ерунду эту!
Но Алька долго боялась ходить на даче к бане, ей представлялось, как баба Катя с топором сидит там в засаде.


Когда Алька подросла и уже не нуждалась в опеке бабы Кати, ей вменили в обязанность в дни бабкиной пенсии следить, чтобы та не выходила из дома. Если Алька была в школе, то бабке просто не оставляли ключ от входной двери (не оставит же она квартиру открытой!), а если была дома, то сама ходила в магазин, если бабка вдруг «вспоминала», что яиц забыли купить, или соль закончилась. Но все эти предпринимаемые меры стали малоэффективны, когда хитрая бабка стала правдами или неправдами (пенсию-то Вера забирала!) покупать бутылку заранее, выкраивая необходимую сумму из выделяемых ей на хозяйство денег и прятать в своем комоде, чтобы в законный день пенсии спокойно ее приговорить.


- Мама, ты с ума сошла! - опять возмущалась Вера Николаевна, найдя спрятанную пустую бутылку в кладовке, - Это же не вино! Посмотри на этикетку, написано же сорок градусов!

- Да ну! Красенькая же была, - недоумевала бабка, - А я еще думала, чего она такая крепкая?

Вера Николаевна лишь разводила руками: в то время во всех магазинах города продавался кубинский ром с красочной заграничной этикеткой по весьма недорогой цене.


В остальные дни бабка тихо и незаметно вела все хозяйство в доме. Дочь целыми днями на работе, да, бывало, и выходные прихватывала. Должность у нее была солидная и очень ответственная: секретарь у самого главного начальника всей области. Работала она в этой должности давно, не один уж начальник сменился. Ее ценили и уважали и за компетентность, и за ответственность - она ведь смолоду, с института еще, все на комсомольской работе была. На работе своей и второго мужа себе нашла: Виктор Петрович был директором химического завода (начинал с инженера, потом начальником цеха был, и вот пошел, пошел в гору...)


Умом бабка понимала, что новый зять серьезный, обходительный и во всех смыслах положительный мужчина, но сердцем не могла принять его – уж больно ей первый нравился – балагур и весельчак. Напоминал он мужа ее Николая, тот тоже был веселый и легкий, а на гармошке как играл! Все бабы и девки сбегались к ихнему бараку, когда Коленька выходил с гармошкой на скамейку под окнами! Вот и эта змеища Катька… Она по-омнит, все помнит, как она от Селивана-то бегала, с Коленькой перемигивалась! Никогда не забудет!

http://www.proza.ru/2016/09/13/277