Торжище брака. Глава 3. ч. 2

Страшно побледневшая Тамара, тяжело переводя дыхание, слушала эту речь. После минутного молчания она пожала руку баронессы и пробормотала:
– Благодарю вас, Вера Петровна, за то, что вы открыли мне глаза. Будьте уверены, ваши слова не пропадут для меня даром! Только умоляю вас, оставьте меня здесь одну! Я скоро приду к вам. Мне хочется собраться с мыслями, прежде чем выйти в залу.
– Оставайтесь, дитя мое, но, кажется, сюда кто то идет. Если это кто нибудь из знакомых, то я уведу его с собой, чтобы не нарушить вашего уединения.
Когда голоса разговаривавших смолкли в отдалении, Тамара прислонилась головой к спинке дивана и закрыла глаза. Ей казалось, что какая то страшная тяжесть опустилась на нее и навсегда погребла счастье, о котором она мечтала и осуществление которого считала таким близким.
Как удары молота, каждое слово баронессы разбивало ее грезы, показывая во всей наготе нравственную пустоту фантастического героя, созданного ее воображением. Этот очаровательный красавец был человеком без принципов, развратником с пустым сердцем, вступившим в связь с замужней женщиной, от которой он раньше отказался только потому, что она была бедна.
Тамара с горечью припомнила все свои прежние разговоры с князем, и ей стала понятна безнравственность выражаемых им мнений. Ей стали ясны сегодняшние его слова перед балом о супружеских разочарованиях и об утешениях, которых ищут на стороне. И такому то человеку она доверчиво выдала чувство, которое он внушил ей! Яркая краска залила щеки молодой девушки. Эта унизительная мысль заставила пробудиться врожденную гордость и вернула ей самообладание. Припрячься к триумфальной колеснице этого человека, который ищет в женщине только богатство и для которого ни ум, ни красота, ни добродетель не имеют никакой цены. «Никогда! – прошептала она. – Если бы даже у меня оказалось достаточно денег, чтобы привлечь твое сердце, я не пожелала бы воспользоваться таким позорным средством. Я хочу, я должна забыть этого развратника!» Но несмотря на такое мужественное решение, Тамара глубоко вздохнула, и слезы сверкнули на ее длинных ресницах.
– Где это вы пропадаете, Тамара Николаевна? Я вас всюду ищу! – раздался в эту минуту слегка недовольный голос князя Арсения Борисовича.
Молодая девушка вздрогнула и выпрямилась. Глаза ее испытующе устремились на лицо князя, как бы стараясь прочесть на нем подтверждение обвинениям баронессы.
– Боже мой!.. Слезы, расстроенное лицо?.. Что такое случилось с вами? – спросил удивленный Угарин.
С выражением сочувствия на лице он сел рядом с ней; но вдруг внезапная мысль мелькнула в его уме: «Она видела меня с Еленой и теперь ревнует!» Насмешливая улыбка скользнула по его губам. Это выражение не укрылось от глаз Тамары, и она все поняла. Как будто получив удар хлыста, молодая девушка быстро вскочила со своего места.
– Со мной ничего не случилось, и я очень жалею, князь, что заставила вас искать меня.
При этом в ее голосе звучала оскорбленная гордость. «Ты ошибаешься, – думала она с горечью и гневом, – ты не стоишь моей ревности!»
Молча она позволила увести себя в залу. Когда танец окончился, она обменялась сухим поклоном со своим кавалером. Князь с интересом наблюдал за ней, и ее холодность все больше и больше начинала забавлять его.
– Кто бы мог подумать, что эта маленькая святая до такой степени ревнива! – бормотал он, смеясь и кусая губы.
Тамара со своей стороны всеми силами старалась скрыть свое волнение, и когда Тарусов пригласил ее на кадриль, она с большим вниманием относилась к его любезностям. В первый раз молодая девушка стала внимательно его рассматривать и сравнивать с князем, внушавшим ей в данную минуту почти отвращение. Анатолий Павлович Тарусов, конечно, не обладал классической красотой князя Арсения, и манеры его далеко не отличались таким изяществом и аристократизмом, но все таки это был очень веселый и любезный молодой офицер, настолько изящный в своем гвардейском мундире, что мог обратить на себя внимание молодой девушки, особенно в подобную минуту.
До конца бала Тамара всячески старалась избегать Угарина, но один раз пришлось таки столкнуться с ним, усиленно ухаживающим за какой то дамой, в которой она с изумлением узнала Екатерину Мигусову. Подруги приветливо поздоровались, но с этой минуты в сердце Тамары уважение к князю еще больше уменьшилось.

Вернувшись домой, она наскоро разделась, но сон никак не шел. Воспоминание о первом разочаровании, о первом страдании, причиненном ей, как только она столкнулась с обществом людей, заставило молодую девушку погрузиться в свои мысли. В продолжение четырех лет она обожала князя, окружая его образ каким то ореолом и приписывая душе его физическую красоту. Постоянная любезность Угарина ослепляла ее. В своей наивной простоте Тамара думала, что человек, явно показывающий женщине, что она ему нравится, только и может, что думать о браке. Теперь эти мечты были разбиты. Герой обратился в обыкновенного практичного человека.
– Я должна забыть его, должна обратиться к разуму и достоинству женщины, – повторяла Тамара. – Сердце должно подчиниться рассудку и необходимости! Погибла только моя мечта… разве я могу любить того, кого уже больше не уважаю?.. О, я буду бороться, но только без Бога, без высшей силы, победа немыслима!..
Тамара соскочила с кровати и бросилась на колени перед образами, висевшими в углу. Слабый, колеблющийся свет лампады освещал строгие лица Святых и сиял на венчиках, окружавших их головы.
Молодая девушка, сложив набожно руки, с верою и любовью устремила свой взор на образ Пресвятой Девы Марии и в горячей молитве просила Богоматерь поддержать ее и помочь ей изгнать из своего сердца эту недостойную любовь. Эта пламенная молитва успокоила ее, и она заснула тихим и крепким сном. Такое душевное спокойствие продолжалось и следующие дни, только Тамара сделалась серьезнее и сдержаннее. Воспитанная в семействе Эвелины Эриксон и сроднившаяся с ее строгими взглядами на добродетель и сдержанность, обязательные для женщины хорошего общества, Тамара не могла привыкнуть к чересчур вольному обращению и беззастенчивому кокетству своей мачехи и большинства дам, с которыми ей приходилось встречаться. Несмотря на блестящее положение, громкие имена, дорогие кружева и бриллианты, которыми они были увешаны, все эти дамы, с их вульгарными манерами, мелкими интересами и завистью друг к другу, страшно не нравились молодой девушке. Что же касается мужчин, то по отношению к ним она сделалась еще более осторожной, сдержанно относясь к любезностям Тарусова и по возможности избегая общества Угарина. Сначала князь пытался разрушить ледяную стену, возникшую между ними, но, видя безуспешность своих стараний, сам стал относиться к ней с холодной вежливостью.
Отношения Тамары с подругами тоже были очень натянуты. Внутренняя связь между ними была нарушена, и молодая девушка скрепя сердце принимала их приглашения, не имея возможности отказаться. Однажды Катя Мигусова повредила себе ногу и по этому случаю просила своих подруг навестить ее в невольном заключении. Тамара сочла своим долгом побывать у нее и выразить свое участие. Но каково же было ее удивление, когда она застала больную в отличном расположении духа и так громко разговаривавшей, что голос ее слышен был за несколько комнат. У нее в это время сидели подруги Надя и Наташа.
Прерванный приходом Тамары разговор скоро вернулся к прежней теме. Речь шла об их общей подруге по пансиону, Ксении, которая выходила замуж за какого то морского офицера и уезжала с ним в Одессу. Пользуясь этим случаем, присутствующие дамы выказали глубокое знакомство с интимными делами этого семейства и беспощадно критиковали будущих супругов. Затем, с такими же знанием и доброжелательностью, они перебрали целую массу своих знакомых. Двуличность подруг возмутила Тамару, так как она сама видела, как дружелюбно и предупредительно относились они при встрече к этим же самым особам.
Когда эта тема была окончательно исчерпана, разговор перешел на личные интимные дела, причем Надя с восторгом рассказала о своем знакомстве с молодым дипломатом Рожером де Ружемоном. Тамара почти не принимала участия в этой беседе, хотя в душе удивлялась, как может замужняя женщина так увлекаться едва знакомым ей человеком и так беззастенчиво хвастаться его чересчур частыми визитами.
Наконец Катя Мигусова, закуривая новую папироску, обратилась прямо к молодой девушке:
– Мы откровенно говорим перед тобой, святая Тамара, о наших делишках, а ты молчишь и скрытничаешь. Признайся ка нам, кто пал жертвою твоих прекрасных глаз и твоей примерной добродетели?
– Никто, – отвечала, улыбаясь, Тамара. – В вашем пресловутом обществе, мне кажется, пленяет и побеждает одно золото, к тому же…
– Как – никто? – перебила Наташа. – Да ведь Тарусов без ума от тебя!
– Если бы ты дослушала, то узнала бы, что я сама не знаю, насколько я оценена. Мой отец об этом ничего не говорит. Может быть, Анатолий Павлович заблуждается на этот счет, и в один прекрасный день для него наступит разочарование, – закончила Тамара с легкой горечью в тоне.
– Твой отец поступает неосторожно, забывая сообщить верным людям о такой важной вещи, – заметила Мигусова.
– Что делать?.. Радуйся, что твой отец был практичнее и не скрыл твоего миллиона. Кстати, ты все еще хочешь сделаться княгиней?
– Более чем когда либо, и я даже предвижу, что со временем я буду княгиней Угариной.
– Угариной? – переспросила Тамара, слегка краснея. – Но он, кажется, любит другую?
– Любовь – вещь непрочная! Впрочем, поживем – увидим! Я говорю только, что если дело устроится, то я не прочь променять свой миллион на черные глаза прекрасного Арсения. Он мне нравится, да уж пора и устроиться.
Приход нескольких дам прервал разговор, но в душе Тамары этот день оставил неприятное впечатление: ей были противны распущенность и цинизм ее подруг.
Вообще, несмотря на светскую жизнь, которая поглощала целые дни, едва оставляя время для необходимого отдыха, молодая девушка чувствовала внутреннюю пустоту, одиночество и какую то грусть, делавшую по временам для нее ненавистным общество, в котором она вращалась. Она редко виделась с отцом, вечно погруженным в свои дела и целыми днями не бывавшим дома. Тамара замечала, что какая то тайная забота удручала его. Что же касается мачехи, то молодая девушка начинала чувствовать к ней сильную антипатию. Ее ненасытная жажда удовольствий, дурной вкус и, наконец, полное равнодушие к мужу, которого она даже не скрывала, – все это возмущало Тамару. Частые посещения одного господина, с которым Ардатова позволяла себе массу бросающихся в глаза вольностей, окончательно оттолкнули молодую девушку от мачехи. Детей Тамара всегда очень любила. Гриша был окончательно заброшен и находился исключительно на попечении нянек. Зато Олю постоянно таскали то в цирк, то в театр. Когда у них бывали гости, девочка не покидала гостиной и ложилась спать в два, три часа ночи, если только не засыпала от усталости тут же где нибудь на кресле. Мать систематически портила ее, поощряя в ней любовь к нарядам и детское кокетство. Она даже научила ее нескольким шансонеткам и опереточным ариям, которые та распевала с выразительностью, не свойственной ее летам. Тамара попробовала было заняться ею, так как немка бонна не имела на нее никакого влияния, но Оля оказалась такой капризной, ленивой и упрямой девочкой, что она скоро потеряла терпение. Молодая девушка решилась однажды высказать своей мачехе, что, по ее мнению, непростительно так пренебрегать дальнейшим воспитанием Оли.
– Для нее необходимо взять хорошую, опытную гувернантку, которая постоянно была бы с ней и серьезно занялась бы воспитанием.
Ардатова с неудовольствием выслушала замечание своей падчерицы.
– Ольга еще слишком мала, чтобы серьезно учиться; совершенно излишне нанимать для нее хорошую дорогостоящую гувернантку. Право, мой друг, у нас нет средств делать такие большие затраты.
Тамара с удивлением посмотрела на нее.
– Нет средств! – повторила она. – Мы тратим баснословные суммы на свои туалеты и приемы, а для девочки у нас не на что взять гувернантку? Когда нас нет дома, она целые дни проводит в обществе прислуги.
– Оставим этот разговор и избавь меня, ради Бога, от нравоучений, – возразила сердито Ардатова. – Когда у тебя будут дети, ты сможешь воспитывать их по своей методе. У меня же свой взгляд на воспитание – и я не допускаю ничьего вмешательства.
Тамара замолчала. Ей не хотелось беспокоить отца, который и так казался ей таким расстроенным, печальным и озабоченным, что при виде его сердце болезненно сжималось, хотя она и не знала причины его беспокойства. Но с этого времени она сделалась очень сдержанна по отношению к мачехе. Их вечные поездки вдвоем стали до того скучны, что молодая девушка от души жалела о кистях и книгах, до которых она не дотрагивалась со времени своего возвращения из Стокгольма.
Благодаря всем этим обстоятельствам Тамара еще сильнее привязалась к баронессе Рабен. Она была очень благодарна ей за материнское предупреждение, сделанное на балу, и считала за праздник, когда удавалось провести с пожилой дамой несколько часов и поговорить о спиритизме и других вопросах, интересовавших ее.
Однажды госпожа Рабен пригласила ее к себе на обед. Так как Тамара приехала очень рано, обе женщины устроились в кабинете баронессы и беседовали о своих излюбленных предметах. В первый раз Тамара рассказала своему другу об интересных сеансах, на которых присутствовала у Эриксонов, и под конец сообщила о чудесном видении своей покойной матери.
– Да, я видела и узнала ее! Она дала мне розу – чудный залог своей любви, – закончила свой рассказ молодая девушка. – Я не говорила об этом своим, так как у нас никогда нет времени даже подумать о чем нибудь серьезном. Я веду жизнь настоящей ленивицы и, право, больше устаю одеваться и раздеваться по пяти раз в день, ездить по балам и делать визиты, чем когда я серьезно работала.
Ее прервал приход лакея с книгами в руках.
– Поблагодарите барона и передайте, что я жду его вечером, – сказала баронесса, взяв книги.
Пока она искала очки, Тамара взглянула на заглавие книг.
– Это сочинения о спиритизме и, кажется, очень интересные. Мне очень хотелось бы прочесть их, – заметила она.
– Я думаю, что владелец с удовольствием отдаст книги в ваше распоряжение. Это один убежденный спирит, который и мне помог уяснить истинную цель жизни.
– Кто же этот господин? – с любопытством спросила Тамара.
– Один молодой человек, живущий по соседству… Вон тот угловой балкон – его… Ах! Он очень несчастен: ему всего лишь тридцать лет, а между тем он не владеет обеими ногами!
– Боже мой! Как же случилось с ним это несчастье? – с участием спросила молодая девушка.
– Случай на охоте! Дело было осенью, он заблудился и попал в болото, где и увяз чуть ли не по пояс. Его нашли только на рассвете и привезли домой в почти бессознательном состоянии. Он долго хворал, был на волосок от смерти, но в конце концов поправился, хотя обе ноги оказались парализованными. В то время ему было двадцать четыре года, и вы можете представить себе его душевное состояние. Он просто с ума сходил! Но, к счастью, в Париже, куда он ездил советоваться с докторами, он познакомился с одним спиритом, который обратил его и успокоил бурю, бушевавшую в душе. Когда я познакомилась с ним, то была поражена его спокойствием и покорностью своей судьбе. Конечно, бедный молодой человек в некотором роде исключен из общества, и у него мало кто бывает; но зато он создал себе совсем иную жизнь. У него богатая библиотека, он получает массу книг и журналов, занимается переводами и другими литературными работами. Кроме того, сделался прекрасным резчиком по дереву.
– Как мне хотелось бы познакомиться с этой интересной личностью!
– Он будет у меня сегодня пить чай. Если бы вы были свободны и могли остаться, я с удовольствием познакомила бы вас с моим бедным больным. Он тоже был бы рад поговорить с вами.
– Дорогая Вера Петровна, позвольте мне послать кого нибудь из вашей прислуги предупредить мачеху, что я остаюсь у вас.
– Охотно, дитя мое, но ведь вы собирались ехать в театр. Зачем лишать себя этого удовольствия?
После обеда госпожа Рабен разговаривала с одним из просителей, осаждавших ее. Пользуясь этим случаем, Тамара взяла одну из только что присланных книг и, устроившись в будуаре баронессы, вся углубилась в чтение, чрезвычайно заинтересовавшее ее.
– Тамара, куда это вы пропали? Пойдемте, мой друг, я познакомлю вас со своим наставником! – раздался голос баронессы.
Молодая девушка поспешно встала со своего места и вместе с Верой Петровной прошла в маленькую гостиную, где у стола в кресле для больных сидел молодой человек. Тамара с удивлением разглядывала больного: она представляла его себе совсем по другому. Перед ней сидел очень красивый молодой человек, с матово бледным цветом лица; густые черные волосы падали на широкий лоб, свидетельствовавший о развитости ума; маленькие черные усики слегка прикрывали строгий, но прекрасно очерченный рот, а низ лица был обрамлен небольшой шелковистой бородкой. Ноги больного были закутаны в полосатое плюшевое одеяло.
– Позволь представить тебе барона Магнуса Лилиенштерна, моего друга и наставника в спиритизме, – сказала баронесса.
Тамара быстро подошла к креслу и протянула руку молодому человеку, проницательно смотревшему на нее своими большими голубовато серыми глазами, в которых светилось глубокое, ясное спокойствие. С первой же минуты молодая девушка почувствовала большую симпатию к больному. Казалось, она встретила давнишнего старого друга. Когда барон сказал, что очень счастлив познакомиться, так как много слышал о ней хорошего от баронессы, Тамара с простодушной улыбкой отвечала:
– Баронесса хорошо относится ко мне и поэтому судит выше, чем я того стою; но она сообщила, что вы разделяете нашу веру в спиритизм и раскрыли перед ней это утешительное учение.
– Я был бы рад, если бы все люди разделяли со мной это убеждение, давшее покой моей душе и поддержавшее меня в тяжелые минуты испытания.
Тамара с участием взглянула на него.
– Я знаю, какое ужасное испытание постигло вас и считаю за счастье, что имею возможность познакомиться с человеком, на деле доказавшим свою веру. Здоровый и счастливый легко верит всему, но только в несчастье познаются наша покорность судьбе и наша вера!
Глаза Магнуса вспыхнули огнем.
– Да, – сказал он дрожащим голосом, – говорят, что вера есть поддержка несчастных и обездоленных и что она укрепляет колеблющиеся сердца. Вера удерживает человека от отчаяния и от попытки самоуничтожения!
– Я понимаю: нужно больше мужества, чтобы жить, чем умереть, – отвечала Тамара тихим голосом. – Но ведь самоубийство – средство трусов, надеющихся избежать борьбы, дезертируя с поля битвы. Но вы, как говорила мне баронесса, – вы сумели победить свою судьбу и создать себе тихую, разумную жизнь.
– Да, наука и искусство развлекают меня в моем уединении и не дают мне чувствовать моего одиночества.
– Отчего вы ведете такую замкнутую жизнь? Вы могли бы иметь кружок близких знакомых и развлекать себя беседой с ними. Разве у вас нет в Петербурге ни родственников, ни друзей?
– Ваши слова радуют меня. Они доказывают, что вы, по крайней мере, находите удовольствие в моем обществе. Но будьте уверены, что большая часть счастливых людей отвернется от меня.
– Давно ли у вас был Угарин? – спросила баронесса.
– Уже три недели, как я его не вижу.
– Как? Вы знаете князя? – спросила с удивлением Тамара.
– Он приходится мне двоюродным братом. Его мать была Лилиенштерн – родная сестра моего отца.
– Такой близкий родственник – и никогда не говорил мне о вас!
Грустная и в то же время ироническая улыбка появилась на губах барона.
– Что же он мог бы сказать вам обо мне? Арсений живет в свете и для света, откуда я исключен, а общество терпит только полезных членов, то есть таких, которые забавляют или как либо служат ему. Я знаю это по опыту, и было время, когда я считал себя глубоко несчастным, видя, что все, на кого я смотрел как на друзей, покинули меня. Но потом я научился заменять общество людей умственной работой, и с тех пор не чувствую себя одиноким. И, право, от этой замены я только выиграл!
– Как ни полезен подобный жизненный опыт, но, мне кажется, очень трудно примириться с этим, – заметила Тамара, глубоко вздыхая. – Вы меня просто пугаете! Неужели только чистый эгоизм связывает людей между собой? Когда живешь в таком многолюдном обществе, как я, то очень грустно думать, что все расположение, вся кажущаяся дружба относятся не лично к нам, а к той пользе, которую мы можем принести, и что при первом же несчастье нас безжалостно покинут!
– Не огорчайтесь! Я надеюсь, что Господь избавит вас от любого несчастья. Кроме того, и в обществе встречаются люди добрые и великодушные, доказательством чего служит баронесса. Может быть, вам будут встречаться только такие – я же мизантроп и смотрю мрачно на мир.
– Нисколько! Вы приобрели покой души и нашли в себе силу, благодаря которой свет уже не может оскорбить вас. Но кто знает, – прибавила печально Тамара, – что готовит мне будущее?
– Если вы хотите знать свою судьбу, дорогая Тамара, то попросите барона составить ваш гороскоп или взглянуть на линии вашей руки, – сказала, смеясь, госпожа Рабен. – Это второй Нострадамус, и будущее не имеет от него тайн.
– Ах! Скажите мне, ради Бога, что готовит мне судьба! – вскричала молодая девушка.
Магнус слегка покраснел.
– Если бы Нострадамус мог слышать вас, баронесса, то был бы очень возмущен таким сравнением! Но, правда, я изучал хиромантию, и если вы дадите мне руку, я постараюсь прочесть вашу судьбу.
Тамара быстро пододвинулась к барону и протянула ему свою маленькую руку.
– Это рука артиста! Какое искусство вы изучаете? – спросил тот с улыбкой.
– Живопись, – ответила молодая девушка, краснея под его пылающим взглядом.
Магнус долго и внимательно рассматривал пересекающиеся на ладони линии.
– Вы видите что то дурное? Я замечаю, что ваше лицо омрачилось… Ради Бога, не скрывайте от меня ничего…
– Линии вашей руки сложны, и по ним очень трудно читать. Тем не менее я могу сказать, что вам предстоит перемена в материальном положении, что вам придется много бороться и перенести много волнений. Но из этой борьбы вы выйдете победительницей и будете жить покойно и счастливо. Больше я ничего не вижу, – закончил Магнус.
– Борьба!.. Волнения!.. Перемена материального положения, – задумчиво повторяла Тамара, охваченная каким то смутным предчувствием.
Желая отвлечь молодую девушку от ее печальных мыслей, Магнус и баронесса поспешили дать разговору другое направление, и скоро завязалась оживленная беседа, причем барон, с возрастающим удивлением, убеждался в замечательной начитанности и глубоких познаниях Тамары. Скоро они так углубились в научные рассуждения, что баронесса должна была ограничиться ролью слушательницы.
После чая у Магнуса разболелась голова, и он отправился домой. Как только дамы остались одни, Тамара вскричала со сверкающими глазами:
– Ах! Вера Петровна, какой прекрасный и симпатичный человек этот барон Лилиенштерн! Как он умен и начитан и вместе с тем прост и любезен! Он с достоинством переносит свое несчастье, и в его глазах можно прочесть, что ни одна страсть не волнует его души.
Баронесса с улыбкой посмотрела на молодую девушку.
– Да, во всяком случае, это твердый выдержанный характер, сумевший подавить и победить свои страсти. Но, друг мой, барон не всегда был таким смирившимся и избегающим света человеком, как теперь. Он служил в кавалергардском полку, а это далеко нельзя назвать школой добродетели! В то время он жил на широкую ногу и был страстным поклонником женщин. За несколько месяцев до несчастного случая на охоте он обручился с очень красивой, хотя и не особенно богатой девушкой. Осталось всего несколько недель до свадьбы, когда случилось это ужасное несчастье. Тяжелая болезнь лишила его ног и расстроила его состояние. Когда невеста узнала об этих двух обстоятельствах, она твердо и хладнокровно отказалась от него!
– О, какое низкое создание! Покинуть любимого человека в такую тяжелую для него минуту! – с негодованием вскричала Тамара.
– Она любила его красивым и здоровым, но не неизлечимо больным. Шесть недель спустя она вышла замуж за другого. Когда Магнус узнал об этом, все думали, что он сойдет с ума. В это то время его и отправили в Париж, откуда он вернулся просто неузнаваемым. Бурное отчаяние сменилось спокойной покорностью своей судьбе. Он привел в порядок свои расстроенные дела, кроме того, неожиданно получил большое наследство – и теперь стал гораздо богаче, чем был прежде. Но барон продолжает жить очень просто и делает много добра.
Тамара вернулась домой, очень довольная этим вечером. Ей казалось, что струя свежего воздуха ворвалась в удушливую атмосферу, в которой она жила. Серьезный и интересный разговор с Магнусом освежил ее утомленную душу.
Рассеянная жизнь, которую она вела, мало помалу изгладила это впечатление. Но несколько дней спустя оно с новой силой восстало в ее душе, когда за одним парадным обедом ей пришлось сидеть рядом с Угариным. Князь, как уже говорилось выше, держал себя очень сдержанно по отношению к Тамаре. Так как Угарин по преимуществу разговаривал со своей соседкой справа, молодая девушка внимательно вгляделась в его лицо. Она нашла в нем фамильное сходство с Магнусом, но при этом сравнении все преимущество было на стороне последнего. Сколько ума и тонкой наблюдательности отражалось в его блестящих серых глазах и на бледном лице! Каким глубоким значением и, в то же время, скромностью дышала каждая его фраза! Испытующим взглядом Тамара окинула фигуру князя Угарина. Он также был бледен, но вся наружность его дышала утомлением человека, пресыщенного жизнью. Насмешливое и высокомерное выражение играло на губах, а в черных глазах светилось полнейшее довольство собой.
Да, герой ее грез умер – остался же человек, бесспорно очень красивый, но бессодержательный, сухой эгоист, блестящая ничтожность, пустоту которого уже не скрывала для нее обольстительная внешность.
В эту минуту князь неожиданно обернулся и с удивлением заметил испытующий взгляд молодой девушки. Тамара, желая как нибудь выйти из своего неловкого положения, обратилась к нему со следующими словами:
– Знаете, Арсений Борисович, в прошлое воскресенье я познакомилась у баронессы Рабен с вашим кузеном, бароном Лилиенштерном. Какой это любезный молодой человек!
– Вы видели Магнуса? Ужасный оригинал! Он прячется, как сова, когда бы мог вести приличную и веселую жизнь.
– Ну, это, мне кажется, довольно трудно для больного человека.
– Ничуть. Ему никто не мешает принимать у себя и приказывать возить себя в театры и на вечера. Слава Богу, горло у него достаточно здорово, чтобы пить шампанское, а руки достаточно тверды, чтобы держать карты!
Тамара с нескрываемым удивлением слушала эти слова, и в голосе ее звучало негодование, когда она отвечала князю:
– Мне кажется, что недостаток любви в окружающих заставляет барона вести такую уединенную жизнь, и, право, он только выиграл, покинув эгоистическое общество, отвернувшееся от него именно в ту минуту, когда он больше всего нуждался в сочувствии. Баронесса говорила мне, что в то время и денежные дела его расстроились. Это было большим счастьем для барона, так как оставайся он богатым, общество не отвернулось бы, но сделало из него карикатуру. Страдания и одиночество открыли ему глаза, и он понял всю несостоятельность светской дружбы. Умственный труд и долгие размышления сделали из барона Лилиенштерна чрезвычайно интересного собеседника, и, должна вам признаться, я еще ни одного вечера не проводила так приятно со времени моего возвращения из Стокгольма.
– Во всяком случае, Магнус может гордиться, что заслужил такую похвальную речь из прекрасных уст. Для паралитика же это вдвойне лестно! – заметил князь с легкой иронией.
– Разговаривая с ним, даже не замечаешь его болезни. Его ум и глубокие знания значат гораздо больше, чем физическое здоровье. Не все то золото, что блестит, князь! – добавила Тамара с загадочной улыбкой.
Краска стыда залила бледное лицо Угарина. Несмотря на ясный взгляд молодой девушки, он заподозрил в этих словах намек на свою особу. Самолюбие его было оскорблено. Неужели в глазах Тамары несчастный паралитик стоял выше него, блестящего офицера?
– Я больше не сомневаюсь, что разговор с Магнусом очаровал вас. Только я не знал, Тамара Николаевна, что вы так интересуетесь сухими науками, которые изучает мой кузен: историей, археологией, геологией, астрономией, ботаникой, оккультизмом, магнетизмом, спиритизмом и т. д.
Тамара улыбнулась.
– Я вижу, что и вам знакомы эти науки, Арсений Борисович, а между тем я никогда не слыхала, чтобы вы говорили о них. Да, я очень интересуюсь науками, расширяющими наш умственный горизонт. Как не стараться постигнуть того, что скрыто от нашего несовершенного зрения? В природе, коснетесь ли небесных миров, станете ли изучать царство растительное или животное – всюду вы встречаетесь с необъяснимыми вопросами, разрешить которые должен стремиться развитой ум. Я уже не говорю об окружающем нас эфире, который так прозрачен и который, в то же время, – непроницаемая завеса, скрывающая от нас невидимый мир… Невидимый мир! Мир, населенный мириадами существ, некогда живших на земле! И это все наши умершие родные, наши исчезнувшие друзья!.. Жизни человеческой не хватит, чтобы изучить все то, что поражает наш взгляд, что мы можем исследовать при помощи наших пяти чувств; но уже счастлив тот, кто сумел понять неразрывную цепь, соединяющую все существа, начиная от пропасти хаоса и кончая блестящим венцом творения, кто осознал, что в этом бесконечном ряду мы призваны помогать и покровительствовать низшим существам и безусловно повиноваться высшим.
Тамара говорила с увлечением, и князь с изумлением слушал ее, хорошо понимая, что разговор с Магнусом должен был доставить удовольствие молодой девушке, которая действительно была очень начитанна и, очевидно, много размышляла. Наконец Угарин выпрямился, и на лице его появилось добродушно насмешливое выражение.
– Я преклоняюсь перед глубиной вашего ответа и теперь вполне убежден, что вам было приятно общество моего кузена. Я думаю, что вы смотрите, как на совершеннейших невежд, на всех тех, кто ни разу не затронул в разговоре с вами ни одного серьезного вопроса. Но что вы хотите, Тамара Николаевна? Мы, бедные профаны, не знакомы с серьезными науками, так как у нас нет времени заниматься отвлеченными вопросами, хотя это и не мешает любить природу по своему. Я, например, обожаю звезды… когда они украшают грудь. Относительно же мира растительного я могу сказать, что изучаю с завидным постоянством виноград, особенно в виде его сока всех сортов! Даже животных люблю, когда они появляются передо мной в жареном виде. Металлы же – это моя страсть, особенно когда они звенят в виде золотых монет в кармане, или когда они, в виде бриллианта, сверкают на моем пальце. Наконец, если я выпью много вина и душа моя погрузится в мрачный хаос, я стремлюсь в эфир (говоря иначе – свежий воздух), который освежает мою пылающую голову.
Голос князя звучал такой откровенностью и таким неподдельным добродушием, что Тамара рассмеялась от всего сердца.
– Боже мой! Какие глупости вы рассказываете, Арсений Борисович! Но, скажите откровенно, неужели вы не находите никакого удовольствия в серьезном чтении, дающем пищу душе?
– Уверяю вас, что не могу много времени посвящать чтению, но сомневаюсь во всем. Душе же своей даю достаточную пищу: каждый год я исповедуюсь и причащаюсь. Я даже умерщвляю свою плоть, лишая себя табака на первой и последней неделе Великого поста, хотя должен признаться, что в это время я бываю невыносим, а потому из милосердия к ближним обыкновенно сокращаю это испытание. Кроме того, я спирит благодаря обратившему меня Магнусу. Только ужасно боюсь злых духов, которые могут овладеть мною… Серьезно! – добавил он, видя недоверчивое выражение лица Тамары.
– В таком случае, – возразила молодая девушка с лукавой улыбкой, – вам следовало бы избегать самого себя, так как теперь, когда вы признались во всех своих добродетелях, мне кажется, что злые силы немного сродни вам.
Князь громко расхохотался.
– Честное слово! Это возможно. Раз вечером, возвратившись домой, я увидел в зеркале черта: это было ужасно!
– Может быть, в этот вечер вы слишком горячо изучали таинственные силы виноградного сока, – сказала, смеясь, Тамара. – Впрочем, это видение только подтверждает мое предположение, что вам следует избегать самого себя.
Полусмеясь, полуобиженно Угарин взглянул на свою соседку.
– Что за злой язык у вас, Тамара Николаевна! Вы утверждаете, ни больше, ни меньше, что я самого себя принял за дьявола!
Тамара не имела времени ответить, так как обед кончился, и все направились в гостиную. Здесь к ней подошел Тарусов и заговорил о спиритизме, которым, по видимому, очень интересовался. С некоторого времени между ним и молодой девушкой установились дружеские отношения, что, очевидно, поощрял и сам Николай Владимирович.
Немного погодя Ардатова, после бурного объяснения со своим мужем, заперлась в комнате, объяснив, что у нее сильная мигрень и она целый день проведет дома. Пользуясь этим случаем, Тамара отправилась к баронессе Рабен. Последнюю она застала в кабинете с бледной и расстроенной молодой девушкой, глаза которой опухли от слез. Вера Петровна казалась очень взволнованной. Поцеловав Тамару, она сказала ей:
– В гостиной сидит Лилиенштерн, которого я оставила одного, чтобы поговорить со своей крестницей. Займите его, мой друг! Я через минуту приду к вам.
В гостиной у окна сидел больной с журналом в руках. При виде молодой девушки он выпрямился и с улыбкой пожал протянутую ему руку. Скоро между молодыми людьми завязался оживленный разговор, и Тамара рассказала барону про свой спор с Угариным. Магнус от души смеялся и поблагодарил ее за горячую защиту. Затем разговор перешел к спиритизму.
– Как жалко, что у нас так мало последователей спиритизма! – заметила со вздохом молодая девушка. – Это учение действует так облагораживающе, что, конечно, могло бы иметь большее влияние на людей! У нас же о нем редко кто говорит. Одни не имеют ни малейшего понятия, другие при одном только слове «спиритизм» смеются вам прямо в глаза.
– Что вы хотите? Не все то, что прекрасно и полезно, нравится людям, – усмехнулся Магнус. – И, откровенно сказать, я глубоко убежден, что еще долго истинный спиритизм будет достоянием только тесного кружка избранных людей! Большинству же он ненавистен, потому что постоянно напоминает о смерти. Раз признав дальнейшую самостоятельную жизнь души, нельзя уже отрицать ответственности за свои земные деяния, а теория бесследного уничтожения сама собой рушится. Теперь посудите сами, может ли нравиться нашему деморализованному и эгоистическому обществу перспектива неизбежного отчета в своей жизни?.. Несколько лет тому назад спиритизм вошел в моду, и считалось особенным шиком устраивать у себя сеансы. Явилось даже соревнование, и кружки, достигавшие лучших манифестаций, хвастались этим перед другими. За медиумами бегали, как за какой нибудь диковинкой, им льстили, за ними ухаживали. Все были с головы до ног спиритами. Это было какое то бешеное увлечение… но и только! Спиритизмом развлекались как всякой другой модной фантазией, и, конечно, явились фокусники, из интереса или нет фабриковавшие манифестации, которым с энтузиазмом верили, так как во что бы то ни стало хотели забавляться. К тому же темнота очень благоприятствовала всевозможным любовным интригам. Напрасно серьезные адепты спиритизма протестовали против подобной профанации – голос их терялся среди всеобщей разнузданности. Затем мода прошла, и все само собой прекратилось. Но вы понимаете, что веденное таким образом дело могло возбудить только презрение и недоверие.
– Как все это печально! И я тоже убедилась, что… – Тамара вдруг оборвала фразу, так как в эту минуту до них донеслись сдавленные рыдания.
Водворилось тяжелое молчание.
– Жизнь несет с собой столько разочарований и горьких испытаний, что слезы являются естественным выражением нашей слабости, – сказал Магнус, отвечая на вопросительный и грустный взгляд молодой девушки.
Снова наступило молчание, но через несколько минут в гостиную вошла очень взволнованная баронесса и в изнеможении опустилась в кресло.
– Эта неприятная история совершенно расстроила мне нервы. Слава Богу, что завтра, наконец, Мелания уезжает! – сказала недовольным тоном баронесса.
– Не волнуйтесь так, дорогая Вера Петровна! Эта бедная девушка кажется очень несчастной! Не будет нескромностью с моей стороны спросить, что ее так огорчает?
– Необходимость уступить жениха своей милейшей мамаше, которая предполагает сама выйти за него замуж, – ответила лаконично баронесса.
– Как вы сказали? – спросила Тамара, думая, что она ослышалась.
– Что вы удивляетесь? Это факт, хорошо характеризующий наши нравы. Вот вся история в нескольких словах: мать Мелании была бедной девушкой, вышедшей, благодаря счастливому случаю, за очень богатого человека, который через два года после свадьбы умер, оставив жене все свое состояние. От второго мужа у нее родилась дочь, моя крестница, которую вы сейчас видели. Ведя светскую и рассеянную жизнь, мать очень мало занималась своим ребенком, воспитывавшимся в казенном заведении. Госпожа же Одинкова после смерти второго мужа уехала за границу. Когда Мелания окончила курс, она жила у своей родственницы, где познакомилась с одним мелким чиновником, очень бедным, но красивым молодым человеком. Скоро они обручились. К несчастью, мать внезапно почувствовала особенный прилив нежности и приехала, чтобы присутствовать на свадьбе и позаботиться о приданом своей дочери. Увидев будущего мужа дочки, она решила, что это подходящая и для нее партия, и дала понять, что ее состояние несравненно больше приданого дочери. Одним словом, она так прекрасно все устроила, что молодой человек, отличавшийся большой практичностью, бросил свою невесту и обручился с ее матерью. Мелания вышла из себя, так как любила этого негодяя. Я боялась, что она выкинет что нибудь безумное на свадьбе и поспешила отправить ее в Ниццу, где у нее есть родные.
– Боже мой, какой ужас! – вскричала Тамара, покраснев от негодования. – Неужели же эта парочка осмелится показаться кому нибудь на глаза?
– Ба! Отчего же нет? Вы знаете, что ответила мне мамаша, когда я сделала ей одно замечание? «Я очень огорчена, что Мелания так недостойно ведет себя. Но разве не было бы смешно, если бы я пожертвовала счастьем двух людей ради каприза этой девочки? Детская любовь недолговечна: только пылкая страсть женщины, узнавшей жизнь, может дать счастье человеку». Ей сорок девять лет, а ему двадцать восемь. Но из этих слов вы можете понять, что она не постесняется сделать свадебные визиты.
– И вы примете ее?
– Дорогая моя Тамара, – сказала, смеясь, баронесса, – если я буду принимать только безупречных особ, то мой круг будет очень невелик. Один в поле не воин, говорит пословица. Что могу я сделать? А наше общество необыкновенно снисходительно к пороку.
– Я не потерплю в своем доме ни одной особы с сомнительной репутацией и никогда не подам руки человеку, которого презираю! – вскричала Тамара.
– Ай, ай! А где же христианское милосердие и снисходительность спиритки к слабостям ближнего? – улыбнулся Магнус.
– Это не милосердие, а преступная снисходительность к порокам, которые нельзя терпеть в обществе. И кто знает? Может быть, люди станут сдерживаться, если им дадут почувствовать, что страсти в такие годы делают их смешными.
– Не будьте такой воинственной, Тамара! Мне кажется, что я слышу вашу покойную мать. Надо принимать свет таким, каков он есть! За редкими исключениями все грешат, и нет такого возраста, в котором люди добровольно отказались бы нравиться и очаровывать других. – Трудно остановиться, когда с самой ранней юности люди бросаются в вихрь страстей. Подобно разъяренной стихии, эти страсти захватывают вас и поглощают в своих бурных волнах честь, долг, здоровье и саму жизнь. Ослепленные этой адской вакханалией, которая называется наслаждением, люди не имеют времени ни думать о будущем, ни оглянуться на прошедшее, пока не настанет час смерти. Но не нам дано изменить этот порядок вещей! Мы должны заботиться только о том, как, соприкасаясь с пороком, не запачкаться самим!
– Нет, я не согласна на такие компромиссы! Я хочу иметь право открыто презирать тех, кто этого заслуживает, – возразила Тамара с пылающим лицом.


Рецензии