Листая старый альбом... Глава 6

                Глава 6.
   30 декабря 1956 года. Воскресенье.

   Мама ещё не вернулась с работы, а бабушка уехала на рынок за голяшками. Я блаженно валяюсь в тёплой постели, досматривая последние сны. Слышу трель входного звонка. Один… Два… Три… Ни к нам, поворачиваюсь на другой бок. По коридору топает Клавдия, слышно как громыхают все входные замки и засовы, с кем-то переговаривается и, возвращаясь, отрывает нашу дверь и бурчит недовольно:
  - Иди, Верка, к вам… Что за люди? Читать не умеют? Написано ведь по русски: «Савицким – 1 звонок». Что за народ…
  - А кто там? – до чего же неохота мне вставать...
  - Кто, кто… Дед Мороз…
  Я натянула на ночную сорочку мамин серый свитер, сунула босые ноги в тапочки и выглянула в коридор. Ах, как жаль, что я уже выросла и ни в каких Дедов Морозов не верю.
  Выглядываю наружу – пусто. Вот же, Клавдия! Не пустила человека в дом. Шлёпаю к дверям.
   У порога стоит мужчина и стряхивает снег с овчинного полушубка, притоптывает запорошенными валенками.
   - Проходите, - пригласила я мужчину, - раздевайтесь. Он вешает на крючок полушубок, снимает шапку.
   Я смотрю на него, он на меня. Он такой же худой, как я, на обветренном лице такие же, как у меня веснушки, а сквозь седину пробиваются такие же рыжие волосы, как у меня. Мне становится жарко. Я вытираю вспотевшую ладошку о сорочку и протягиваю гостю руку:
   - Здравствуйте… здравствуй, папа.

   Александр Борисович Горелик, мой папа, уехал в Свердловск в середине июня 1941 года. В Минске у него остались жена и двое детей. Командировка должна была быть не долгой. Но началась война, и Горелик остался на Уралмаше, где работал вместе с моим дедушкой. Он часто бывал у нас дома, они с мамой влюбились. Когда дедушка и бабушка вернулись в Киев, мама осталась с ним. Летом 1946 года, дедушке позвонил приятель из Свердловска и сообщил, что над Гореликом сгущаются тучи. Дедушка успел предупредить Горелика и тот отправил маму домой в Киев. Свой поступок объяснил ей тем, что нашёл свою семью и возвращается в Минск.  На самом деле и жена, и дети были расстреляны осенью 1941 года и похоронены в братской могиле.
   Через неделю после маминого отъезда, папу арестовали и обвинили в шпионаже в пользу вражеских стран.  Горелик не знал, что у него родилась дочка.
 
   И вот долгожданное фото. На нём вся наша семья: бабушка, мама с папой, я и маленький братик Максим.
  Вскоре наш дом пошёл на снос,  на Подоле  строили метро. Мы и Клава с дочкой переехали на левый берег Днепра в Дарницу. Глузманы решили снять квартиру и дожидаться новое жильё на Подоле. Мы с Мишкой разъехались. Встретились, когда умерла Раиса Давидовна и мы приезжали на похороны. Нам исполнилось пятнадцать лет. Миша очень изменился, похудел, вырос. Он решил поступать в МГУ на математический факультет. Я так ещё и не определилась.

   А в один холодный январский день я спешила по Крещатику по своим делам. Издалека увидела высокого статного юношу и не сразу поняла, кто это. Он шёл в длинном сером пальто, воротник поднят, волнистые чёрные волосы присыпаны снегом. Я бежала и звала его. Но он не услышал, не оглянулся. Бережно обнимая за плечи свою спутницу, нырнул в метро и исчез…

  А я… А что я? Чудо не случилось, рыжая худая девушка, слегка округлившая в определённых местах, так и не стала белым лебедем.
  На любителя.
  А так как любителей оказалось более чем достаточно, я «лето красное пропела», но остановилась, оглянулась и вышла замуж за Мишу Глузмана. Оба  к этому времени развязали предыдущие узы Гименея, у меня росла девочка, ставшая нашей общей дочкой и сестричкой родившемуся вскоре сыну. Мы прожили вместе более сорока счастливых лет до его ухода. Мало, очень мало…

   Предо мной стопка цветных фото. Знакомые родные лица. Но они герои совсем другой повести.
               
                КОНЕЦ
14.09.2016