Куратор

Она очнулась и ощутила боль в голове. Над ней было безмятежное небо с плывущими по нему облаками, из чего она сделала вывод, что лежит на спине, а холод, идущий от земли, позволил сделать следующее предположение, что она достаточно долго лежит. Но почему? Этот вопрос поверг её в шок, потому что не знала, как очутилась на обочине неизвестной дороги. И кто она? Девушка села, огляделась, увидела чёрную сумочку, открыла её и с удивлением стала разглядывать предметы, лежащие в ней.
С паспорта смотрело на неё красивое девичье лицо со светлыми волосами и большими глазами. Она прочитала, что эту девушку зовут Людмила Петровна Егорьева. Какое отношение она имела к ней, вспомнить не удавалось. Она взяла зеркало, лежащее в сумочке, и от удивления чуть не вскрикнула: на неё смотрело лицо с паспорта, чуть осунувшееся, но узнаваемое.
«Так, похоже, я потеряла память. Но хоть что-то я помню? – задала она себе вопрос и почти сразу же всплыли картины детства: мать, ведущая её в школу первого сентября, отец, снимающий их на камеру, - Ладно, значит, у меня частичная амнезия. Это радует. Нет, не то, что я частично потеряла память, а то, что именно частично, а не совсем. Последнее воспоминание… так… я сижу за столом в каком-то кафе. Рядом со мной девушка в ярком свитере. Подруга? Знакомая? Или та, с которой только что познакомилась? Где-то сбоку от меня расплывчатое пятно. Там сидит Некто. Но кто они такие? Я знаю или не знаю этих людей? То, что они рядом сидят, это случайность? Или они пригласили меня? По какому поводу мы пьём? Что-то странное на вкус в моём бокале. Я это понимаю, но упорно продолжаю глотать содержимое. Сконцентрируйся на девушке, - посоветовала она сама себе, но «подруга» почему-то никак не хотела всплывать из лабиринтов памяти целиком. - Вот рука с красивым, необычным перстнем, очень знакомым, а вот заколка с двумя небольшими бриллиантами, очень похожая на подарок отца ко дню моего рождения. Но почему я их вижу на незнакомке? Вместо лица «подруги» выплывают из мрака отдельные детали: вот слегка прищуренные карие глаза, растянутый в улыбке рот, непослушная прядь волос почти красного цвета всё время пытается закрыть один глаз. Девушка делает резкое движение головой и вновь меня разглядывают два глаза. Мне почему-то смешно оттого, что её глаза обрели самостоятельность. Нос, щёки, брови, подбородок вообще исчезли куда-то: за ненадобностью, что ли? А вот и ярко накрашенные губы проявились, они беззвучно шевелятся, открываются, закрываются, растягиваются. Голос доходит до меня с опозданием. Кто так бездарно занимается озвучиванием? Может, этот «кто-то» прячется у меня за спиной, и поэтому я его не вижу? Но как может рука с перстнем гладить меня по щеке? Фильм ужасов продолжается. «Подруга» спрашивает кого-то. Это что-то важное? Про кого они говорят? Откуда вообще идёт звук? Очень похоже на запись какого-то диалога из спектакля на диктофоне:
- Ген, может, с неё хватит? Посмотри, у неё же глаза косить стали и идиотская улыбка блаженной, словно приклеилась к лицу.
- Тогда отбери у неё бокал с вином, - посоветовал мужской голос. – Надо отвезти её подальше, а когда проспится, вряд ли вспомнит, что произошло. Деньги взяла? А чего побрякушки её напялила? Развлекаешься или проверяешь её реакцию? Вот же бабы! – голос пробормотал что-то неразборчивое, а потом сказал в приказном тоне: - Документы оставь и сотовый не бери. Старую модель не сбудешь, да ещё наследишь, у неё гравировка на телефоне приметная. Доверчивая больно. Все люди братья? - поинтересовался кто-то и дунул мне в самое ухо, отчего стало щекотно, и я захихикала. – Ну, и как вам это нравится?   
- Оставь её. У неё отец в горах пропал. С какой-то базы позвонили ей, до матери не смогли дозвониться. Может, плохо соображала, когда мы подсуетились. Может, вообще впервые пьёт.
- Не важно, с чего употребляет. Дура. Это ей послужит уроком. Нельзя пить с незнакомыми людьми. Вообще не стоит заливать горе спиртным. Будет знать. Ты посмотри на неё, на кого она похожа?
- Я и без смотрин знаю, во что превращается клиент после твоего угощения. Тоже мне, учитель выискался. Подсыпал в её бокал дурь, о которой сам ничего толком не знаешь, из-за сострадания должно быть? Или всё же во имя бизнеса? Так говоришь, временная амнезия ей светит? И надолго?
- Я не врач. Я экспериментатор. Было сказано, что клиент потеряет память. День, считай, из жизни выпадет. Хочешь на себе проверить слова поставщика?
- Ладно, кафе скоро закроется.
Диалог закончился, но спектакль, участницей которого я стала, похоже, продолжился. Я стою на улице. Как я там оказалась? Меня вывели или я сама вышла?  Окружающие предметы расплываются, тени словно кидаются друг на друга. Вообще очень плохо видно. Это из-за того, что ночь на дворе или у меня проблемы со зрением? Может, я очки носила? – спросила она себя и вздохнула, потому что не знала, что ответить. – Ладно, потом разберёмся. Мне холодно, пытаюсь обнять себя за плечи. Мысли путаются. Они, словно блохи, прыгают в моей голове, но поймать хотя бы одну не удаётся. Эта задача, похоже, мне не по плечу. Вместо слов из меня вырывается мычание. Что-то случилось с моим языком? - она высунула язык перед маленьким зеркальцем. – Вроде, нормальный. И я не немая, сообщила же я им как-то об отце? А вдруг? Я больше не смогу говорить? – от страха она закричала во всю мощь своих лёгких: - Нет! – и уже тише добавила вслух: - Всё в порядке, я не онемела от «дури», которую они мне подмешали, - она сжала руками голову, которая гудела и словно дёргалась изнутри, будто там поселился маленький дикобраз и постоянно «выстреливал» иглами, стучался и метался. – Надо вернуться к воспоминаниям, - подумала она. -  Мы куда-то идём или меня ведут, поддерживая с двух сторон? Мои спутники что-то говорят, слова улетают в запредельность, не касаясь моего сознания. Я сажусь. Куда? Не понимаю, но облегчённо вздыхаю, мне тепло и уютно. А дальше – провал. Что было до встречи с этими людьми, я тоже не знаю. Как вообще я с ними познакомилась? Где я учусь? И учусь ли вообще? Зачем ушла из дома, куда шла? И что было накануне? Где и сколько меня держали, прежде чем оставить на обочине? Или как долго везли, чтоб оставить меня тут? У меня много вопросов без ответов. Мою память словно разодрали на куски. Из серии здесь помню, а здесь не помню».
Девушка вдруг резко поднялась на ноги, вспомнив о трагедии с отцом, и чуть не упала. Пропавший перстень с заколкой и деньги из сумочки её сейчас не волновали. К тому же у неё было ощущение, что сумма была небольшой. Главное, жива, не покалечена.
«Правда, я не знаю, где нахожусь, а дело уже к вечеру. Голова болит страшно, да и тело всё ломит, будто трактор по мне проехал. Стоп! Это что же получается? Сколько я здесь лежала? Или мы ещё куда-то заезжали? Почему до сих пор меня никто не попытался разбудить, поднять, сообщить в полицию или в скорую обо мне? Весёленькое дело. Всем по фигу на человека, лежащего в канаве на обочине дороги. Может, ему плохо, а они мимо едут, шлёпают».
Кому именно на неё наплевать, она уточнять не стала. Но ощущение несправедливости осталось, будто она впервые столкнулась с равнодушием людей, с идиотизмом существования. Она подумала, что теперь бы уже воздержалась от утверждения, что все люди – братья. Где эти самые братья были, когда она здесь в канаве валялась? Ей стало жаль себя. Она вытерла ладонью навернувшиеся слёзы и вновь посмотрела по сторонам. Теперь обзор возрос, потому что она стояла на некой возвышенности, и странное шоссе лежало перед ней как на ладони, но даже этот факт определенности не привнёс. К тому же возник вопрос: «Если рядом шоссе, то почему так тихо»?      
Пустынная дорога в низине извивалась, словно её проложили по просьбе капризного ребёнка, которому хотелось видеть местность с разных сторон: чтоб и река была видна, и на склоне холма, больше похожего на небольшую гору, лес, состоящий из огромных дубов, радовал глаз. А потом ему, видно, пришла в голову очередная шалость: почему бы не сделать крутой поворот, чтоб цветущее поле предстало во всей красе, и окраина города, как слегка размытое видение, проявилось из-за очередного поворота в просвет среди деревьев.
Людмила же увидела в этом какое-то несоответствие здравому смыслу. Хотя, возможно, всё дело в геологических особенностях местности, а не в причудах строителей. Её же поразили кусты, распластавшиеся вдоль дороги, которые пытались прижаться к земле, отчего выглядели испуганными, как будто хотели укрыться от бьющего наотмашь ветра, стонущего на все лады.
- И ни одной машины, ни одного прохожего, никакого намёка на признаки жизни. Возможно, что никто и не видел меня. А город там, вдали, я о нём слышала когда-нибудь или совсем мне незнакомый? Да какая разница. Что с отцом?
Людмила обнаружила в кармане куртки телефон, «знакомые» из кафе не взяли его: оставили ей средство связи. Она удивилась вначале их благородству, а потом всплыла фраза того, чей образ всё время расплывался, которого она окрестила Некто, а «подруга» назвала Геной.
- Думаю, это не крокодил, - Людмила улыбнулась.   
«Ну вот, всё встало на свои места. Благородство – не их удел: модель не понравилась, да и гравировка старинного знака, может, даже мистического, обережного, по эскизам, которые Сонечка нашла в сундуке у своей бабки-знахарки, спасла, - подумала она и попыталась позвонить, но усилия не увенчались успехом: телефон давно разрядился. – Ладно, надо двигаться, а то продрогну основательно. Хоть и начало лета, а не жарко».
Ветер стих, с наступлением сумерек повысилась влажность, и появился туман.
«Может, я вообще на другой планете оказалась? И кому тогда я собиралась звонить? Надо идти к городу, там люди, они помогут, не все же сволочи в этом мире. Мне кажется, если не петлять по дороге, а топать прямо, можно быстрее добраться до цели. Но в любом случае мне придётся пройти сквозь лес, чтоб выйти к окраине города. Река и поле с другой стороны».
То, что можно заблудиться в лесу, набрести на диких животных или утонуть в болоте, ей почему-то в голову не приходило. От зависшего тумана исходило уныние. Как-то слишком быстро потемнело. Людмила отряхнула брюки и куртку, повесила на плечо сумку, посмотрела на кроссовки и подумала, что оделась, будто специально для подобной ситуации. Попытку вспомнить, куда она собиралась до полученного известия об отце, она оставила.
Тихие голоса ночи, даже тише самой тишины действовали на нервы. Ей показалось, что сквозь шевелящийся туман пробирается смутная фигура человека. Она протянула руки, и видение исчезло. А потом возникло ощущение, что какая-то непреодолимая сила толкает её в определённом направлении, что там спасение от её бед или спаситель, который укажет выход.
В свете застывшей на небе луны Людмила увидела, словно проявившийся из небытия, старый, наполовину упавший дуб среди других деревьев, а рядом кустарники ежевики сплошной стеной, а между ними – тропинку, ведущую к поляне. Она была уверена, что кто-то «проявил» для неё спасительную тропу, и ей надо идти именно по ней.
Вообще, после того, что случилось с ней, она ощущала в себе некие перемены, которые не могла вынести на сознание. Скорее, просто не хотела даже смотреть в ту сторону, которая могла принести неожиданные открытия, способные нарушить привычное мироощущение, восприятие.
На ночном небосклоне высыпали звёзды, а по земле, как по небу, поплыли ватные клочковатые облака, вдруг слившиеся в однородную массу. Аромат разнотравья искушал, манил. Это был мир неведомой красоты, где силуэты деревьев были похожи на странных гигантских рыцарей, наблюдавших за непрошенным гостем, а там, за туманом скрывалась неведомая сказочная страна, где всё было возможно.
- Боже, а люди-то вообще живут на этой планете?
Людмила не подумала о том, что в незнакомом лесу среди ночи лучше не встречать людей, ибо не ведомо, с какими мыслями они бродят там. Ей показалось, что она не идёт, а плывёт по тропинке, словно окунаясь в молочную пелену, а когда оказалась возле склона горы, словно выросшей на её пути, и почти упёрлась в огромную пещеру с входом,  похожим на разинутую пасть, остановилась в недоумении.
- Чего застыла? Заходи, - услышала она мужской голос. – Дуб зацвёл, ночи холодные грядут. А я сейчас костёр разожгу, чай вскипячу. Да не бойся, не обижу.
- Меня уже обидели. Чем-то опоили, обокрали. Очнулась на обочине странной дороги, ничего не помню. Имени собственного вспомнить не могла.
- Тебе же паспорт оставили. Прочитала имя. У тебя рваная память, а не потерянная. Куски всплывают, значит, всё вернётся. «Снег выпадает, чтобы мёрзли ноги; дождь идёт, чтобы мокло тело; беда приходит, чтобы её переносили достойно». И за отца не беспокойся. Жив. Его подобрал местный ведун, на ноги поставит. Через месяц Пётр вернётся. Правда, альпинизмом заниматься вряд ли захочет твой отец. Не потому, что сил физических не будет, страх изживается медленно.
- Откуда знаешь?
- Испугал?
- Да  кто ты такой? – спросила Людмила. – Ты чего от меня прячешься?
- Куратор я, сижу в пещере, собираюсь развести костёр.
- А имя у тебя есть?
- Зачем оно тебе?   
- Не вежливо обращаться к человеку по его должности, ведь куратор – это лицо, которому поручено наблюдение за кем-нибудь или за чем-нибудь. Разве я не права?
Девушка услышала что-то похожее на смешок. Ей даже показалось, что она ощутила его улыбку. Не увидела, а именно ощутила. И как такое произошло, она не знала.
- Это условность. Хотя твоё определение близко к истине.
- Ну, и за чем или кем ты наблюдаешь? И где гарантия, что ты мне сказал правду? Похоже, из-за собственной доверчивости я уже один раз попала в историю.
- «Каждый недостаток заключает в себе некоторые достоинства, и каждое достоинство – некоторые недостатки». Не надоело вести допрос? Твоя одежда пропитывается влагой, ты мёрзнешь, но упрямо стоишь перед входом в пещеру. Идти дальше равносильно безумию, заблудишься. Здесь места необычные. Я дальше тебя не поведу среди ночи.
- А разве ты меня вёл? Я никого не видела.
- Неужели? А тропинка, возникшая из ниоткуда? А силуэт человека, что показался и исчез?
- Ты волшебник или сказочник? Да-да, помню. Ты – Куратор. Но это не объясняет, откуда появился в этих местах человек без имени, почему решил помочь мне. Может, ты с неба свалился? Не морочь мне голову, Куратор, я и так плохо соображаю. Мне только чудес до полноты ощущений не хватало. Хотя я не удивлюсь, если вдруг обнаружу, что попала в иное измерение или на другую планету. Скажи, где я оказалась?
- На Земле. В двухстах километрах от ближайшего населённого пункта.
- Но я видела, пока не стемнело, пригород.
- Но ты же не измеряла расстояние до него?
- Логично. Но я не могу поверить на слово.
- Не верь. Я же не заставляю тебя всё принимать на веру. Но заметь, ты не поинтересовалась, что это за населённый пункт, кем он населён и стоит ли тебе туда бежать? И самый главный вопрос, как тебе добраться до дома?
Пока она обдумывала слова Куратора, в пещере вспыхнул костёр, и в его свете Людмила увидела мужчину средних лет, с небольшой седой бородкой. Альпинистское снаряжение, небрежно брошенное рядом, почему-то растворило страх. Она сделала несколько шагов вглубь пещеры. Мужчина слегка поклонился, достал из раскрытого рюкзака котелок, банку, по-видимому, с чаем, пару кружек.
- А вода где?
- Здесь все рядом, чуть подальше водоём из родниковой воды. Целебными свойствами обладает. А что это за пещера, в курсе? – спросил Куратор.
- Нет.
- Пещера лесных мудрецов. Здесь чудеса случаются, - в глазах Куратора вспыхнули огоньки: то ли отблески огня, то ли смешинки, отчего его голубые глаза стали похожи на небо в солнечный день.
Людмила подумала, что, скорее всего, Куратор говорит правду. В его руке словно из пустоты проявился факел, но она могла поклясться, что никакого факела, а уж тем более так ярко горящего, в пещере не было. Но у неё процесс материализации не вызвал никаких эмоций, будто она ежедневно сталкивалась с подобными явлениями. Единственная мысль, что, если это пещера чудес, то здесь всё возможно, как бы объяснила «чудесность» происходящего. Она кивнула, а Куратор улыбнулся, взял котелок и посоветовал:
- Садись поближе к огню на любое из трёх кресел. Их задолго до твоего рождения сложили из камней,  грейся, а я за водой схожу.
Людмила села, протянула руки к огню и ощутила, как тепло разливается по всему телу, а вместе с ним и спокойствие, больше похожее на блаженство. Она слышала, как вернулся Куратор, как повесил котелок над костром и сел напротив неё, но почему-то не могла оторвать взгляд от пламени. Она не испытывала больше недоверия к «пещерному» человеку, как она окрестила его в шутку. Было в нём что-то правильное, кристально чистое, светлое и родное.
А пламя то бушевало, то опадало и корчилось в муках, чтобы вспыхнуть яростно вновь, разбрасывая искры, а потом, постепенно успокоившись, угасало, изредка вздрагивая, словно младенец во сне. Она смотрела на огонь и будто погружалась в неведомый мир. Странные фигуры в дыме словно ожили, засуетились, как актёры в  невероятном спектакле на сцене, где всё пылало и дышало жаром. От брошенной в костёр ветки разлетелись пылающие золотом нити, которые почти мгновенно сплелись в сети, из которых, как из «мешка чудес», стали вылетать светящиеся буквы. Они складывались в письмена, за которыми всплывали фантастические видения.
Ей показалось, что она перенеслась далеко-далеко отсюда. Туда, где светило солнце, где радость жила не только рядом, но и в ней самой, где птицы пели иначе. Но она не могла определить и сформулировать, что именно иным было в их пении. И вдруг пришло понимание, что это она воспринимала тогда мир иначе. Как и её бабушка, когда заявляла, что раньше звёзды на небе были ярче, снег белее, даже собаки лаяли не так, а может, и сами собаки умнее были, а главное – люди. Люди, по её словам, душевнее проявлялись. Сейчас всё виделось иначе. Бабушка тосковала по молодости, давно ушедшим годам. И именно поэтому вылезало недовольство: и молодёжь не та, и одеваются вызывающе, и песни поют легковесные, примитивные, бессодержательные, лишённые глубины и истинной музыкальной гармонии, не как в прежние времена: чтоб мурашки по телу. И возмущение или понимание, что техника уводит человека от природы, что кто-то специально желает уничтожить духовное начало в подрастающем поколении, что кто-то пытается оторвать людей от их корней.
Улыбающееся лицо бабушки выплыло из костра и исчезло. А Людмила уже видела себя босоногой десятилетней девчонкой, бегущей по цветущему лугу, с раскинутыми в сторону руками, кричащей что-то  вдогонку  всаднику на вороном коне. Она словно снова ощутила тот восторг и ощущение, что ещё немного, ещё чуть-чуть, и она взлетит, понесётся над лугом, а Пашка, двенадцатилетний сосед, увидев её, упадёт от страха с Орлика. Но взлететь не удалось, а юный всадник скрылся в перелеске, за которым было удивительное озеро. А ей запрещали ходить туда одной. И тогда она остановилась, подняла голову к небу и закружилась, пока не упала в траву. Весь мир кружился и падал вместе с ней. Падал и кружился.
А потом иное видение выплыло откуда-то. Она идёт по улице, пахнет цветущей черёмухой. Ей пятнадцать лет. Что-то сжимается внутри и вдруг она осознаёт, что тело не желает подчиняться ей. Оно жаждет иных ощущений. Ей становится страшно. Она впервые думает о том, как подчинить, обуздать то, что невольно просыпается в ней. И что физическое тело, это не она истинная. Она – это что-то иное, это тот самый наблюдатель, который сейчас анализирует происходящее. Это мудрец, живущий внутри неё. И вместе с тем она ощущает, что телу приятно, когда на него обращают внимание молодые люди. Это раздвоение напугало её, и она приложила усилие, чтобы вновь подчинить себе тело. И ей это удалось. Она будто вновь ощутила тот восторг по поводу победы духовного над физическим.
 Видение растаяло, но ещё какое-то время она ощущала запах цветущей черёмухи. А перед ней уже разворачивалось иное представление. Ей семь лет. Лето. Они играют с двоюродным братом Витькой, который младше её на год, в прятки. Она залезла на дерево и смотрит с высоты на растерянного брата, который бегает перед домом, заглядывает под кусты, в щели забора, а вдруг сестра спряталась в бабушкином саду, зовёт её, а потом садится под дерево, на котором она затихла, и шмыгает носом. Ей жаль его. Но она не может понять, почему ему не приходит в голову посмотреть вверх.
- Эй, - окликает она брата, - не плачь.
Он испуганно озирается, но никого не видит.
- Да подними ты голову, я на дереве.
Витька вскакивает и кричит:
- Я нашёл тебя, я нашёл!
А она прыгает с дерева почему-то на четвереньки. В руку впивается осколок стекла, она замирает, на автомате вытаскивает застрявший кусок от разбитой кем-то и брошенной в траву бутылки, видит, как льётся кровь и медленно, очень медленно (или ей это только кажется?) идёт домой, где бабушка обрабатывает ей рану и перевязывает руку. Витька просит прощение. Бабушка говорит, что до свадьбы всё заживёт. Зажило дня через три-четыре, но шрам остался.
И вдруг проявляется новое видение. Она в восьмом классе. Пришла из школы, бросила небрежно школьную одежду на диван, переоделась и закружилась в танце. Тапочки, оказавшиеся в разных углах комнаты, взирали на свою хозяйку, а расстегнутая впопыхах сумка свалилась на пол и укоризненно молчала. Она не заметила, как вернулась мать с работы.
- Шахтёрка, - кричит она, увидев разбросанные вещи, - опять?
Людмила испуганно замирает.
- Я сейчас всё уберу. Повешу на место форму. Блузку отнесу в стирку, чистую поглажу.
- А сразу, без напоминания не можешь? Дал Бог шахтёрку в дочери… - сокрушается она, уходит на кухню разгружать сумку, а Людмила со слезами на глазах смотрит ей вслед. 
А вот ей пять лет, она вместе с родителями на площади вечером, в небе вспыхивают «букеты» салюта.
- Здорово! – воскликнула девушка, не удержавшись. – Огонь вводит в состояние самогипноза.
- Не только. А волшебный язык природы: причудливые облака, прожилки на камне, одеревеневшие корни деревьев, цветок на обочине дороги, осенний лист, родник в лесу, туман над озером, звёздное небо, - разве не приводят к такому же результату? Созерцание странных форм природы пробуждает что-то внутри, что ведёт к предощущению души, силы любви, вечности. Наблюдение – один из самых захватывающих процессов.
- Легко говорить о созерцании, когда ты сидишь в пещере или на берегу реки летним днём и тебе не надо бежать на работу или в институт сдавать экзамены.
Куратор уловил в её замечании некий упрёк и улыбнулся. Он разлил вскипевший чай по кружкам.
- Но можно наблюдать не только за огнём и за явлениями природы, но и за людьми. Я думаю, что нужно развивать в себе это умение. Если достаточно внимательно наблюдать за человеком, присматриваться к нему, то ты будешь знать о нём гораздо больше, чем он сам о себе знает. Но мы не делаем этого. Ни за собой не наблюдаем, ни за другими. И самое смешное, что для этого времени надо не так много. Это к вопросу о занятости.
- Ты слышал, наверное, о писательнице Гарриет Бичер-Стоу? Той самой, что описала в «Хижине дяди Тома» жизнь реально жившего раба? Его настоящее имя – Номиан Арго. Он был собственностью генерала Кеннеди, в имении которого писательница собирала материал для своей книги. Она наблюдала за жизнью рабов там, и смогла многое увидеть. Это верно. Соглашусь и с тем, что мы не видим смысла в подобном наблюдении. А ты знаешь, что этот раб умер в 1903 году в возрасте 111 лет? Странно. Парадокс получается. Человек, живший в неволе, прожил намного дольше большинства свободных людей.
- Свобода, истинная свобода - внутренняя, а не внешняя. Вот и думай.
- Я не один год ломала голову и не находила объяснения, почему молодые чернокожие бегают намного быстрее молодых белых, а корейцы лучше играют в шахматы, чем австралийские аборигены. Может, это связано с различиями отдельных рас или мне это только кажется?
- Всё мыслимое и немыслимое решила собрать в одну кучу?
- Ошеломляющее открытие, - заметила она. - А есть ли свободная воля?
- Если я тебе скажу, что всё предопределено свыше, ты не поверишь мне. Скорее, мы можем достичь того, что нам реально необходимо, что прописано Судьбой. Глупо желать, чтоб твой сосед бросил костыли и побежал, если у него одна нога, и протеза нет, а медицина ещё не доросла до того, чтоб выращивать недостающие органы. О недостижимом можно мечтать, представлять, но в нас есть некое внутреннее веление, которое подталкивает нас в нужную сторону, словно подсказывает, к чему стремиться надо. Если ты имеешь хороший голос и слух, ты можешь мечтать о музыкальном образовании и получить его, и не обязательно в музыкальной школе. Возможно, по судьбе ты должна пересечься с человеком, который займётся твоим образованием…
- Мечтать о реально достижимом – глупо, - вынесла свой вердикт девушка. – Это уже не мечта, а стремление к определённой цели. А знаешь ли ты, что Энрико Ферми – итальянского физика, который в 1938 году эмигрировал в США, при въезде в страну в ходе стандартной процедуры проверки уровня образования попросили определить сумму чисел 15 и 27. Это будущему нобелевскому лауреату и одному из создателей американской атомной бомбы такую проверку устроили. Представляешь?
- И что? Было бы удивительно, если бы он не ответил. Зачем вообще ты запоминаешь так много абсолютно ненужных фактов? Что тебе дало это знание?
Она пожала плечами.
- Прикольно. Я, например, раньше не знала, что коровы лечатся мухоморами…
- Ты ходячая энциклопедия. Тебе нравится поражать окружающих знаниями? Ну, узнала ты, что коровы лечатся мухоморами? И что? Мне, например, от этой информации ни горячо, ни холодно. Я не ветеринар, не собственник коровы Дуськи, я не собираюсь уничтожать мухоморы в лесу, где пасутся коровы. Мне достаточно знать, что они ядовиты для человека. Удовлетворение от собственной исключительности должно уйти со временем.
- Нельзя требовать от сорванца, чтоб он был мудрецом, - заявила она, и попробовала чай из кружки, которую поставил рядом с ней Куратор. – Что за чай ты заварил?
- Травяной, для восстановления сил. Не дурманящий сознание. Полезный. Перечислять названия трав не буду, у тебя пробел в этой области знаний, а я травник со стажем, - он посмотрел на девушку, а потом спросил: - Это ты-то сорванец? Ты, действительно, так думаешь? А я, по-твоему, настолько глуп, что требую от тебя стать мгновенно мудрецом? Ты больше похожа на глубокое горное озеро, полное прозрачной воды. И, кажется, что ты видишь сквозь толщу воды до самого дна, но если ты нырнёшь в эту «воду», откроется истина: можно утонуть в этом озере, потому что глубины его бездонны, а впереди – бесконечность. Твоя непостижимая суть восхищает. Хотя иногда кажется, что ты своё собственное «непостижимое» ищешь сквозь чёрную дыру.
- Образно. Но не знаю, насколько близко к истине. Я не ищу непостижимое. Это бред! А что ещё?
- Что? – спросил Куратор.
- Ну, восхищает, что?
Он задумался.
- Лихость мысли, азарт, которые ощущаются в тебе. У тебя никогда не возникало стремление заглянуть в глаза собственной судьбе, из которой ничего невозможно выкинуть, потому что любая мелочь, каждое произнесённое слово имеют значение? Ты можешь не понимать этого, но всё равно ощущать. Неужели ты думаешь, что мы приходим в этот мир для того, чтобы плясать на сцене, петь попсу или арии из опер, сочинять стихи, шить экстравагантную одежду, создавать ювелирные украшения, проповедовать, писать картины или ваять? Всё это лишь средство, благодаря которому человек может прийти к самому себе. И кем бы мы ни стали со временем: архитекторами, археологами, альпинистами, артистами, безумцами, эпатажными модельерами или монахами, важно не это, важно найти собственную судьбу. Страшно, когда тебя окружает мрак, в котором теряются все пути, когда наступает растерянность. Мы забываем, что в нас всё уже есть, мы не осознаём, заложенные в нас возможности. Все наши умные разговоры ничего не стоят. Да-да. Люди играют определённые роли. Но наступает момент (у кого-то раньше, у кого-то позже), когда  вдруг приходит спасительная мысль, что внутри нас есть кто-то, кто всё знает, всё понимает и обладает уникальным опытом. И этот внутренний голос следовало бы слушать. Но мы упорно сопротивляемся. А чаще всего не понимаем или боимся, поверить, что в нас, действительно, живёт этот самый мудрец.  Может, поэтому и не знаем, кем должны быть в этой жизни, увенчается ли наш поиск успехом или провалом. Но как услышать себя, если нас раздирает внутренняя борьба, подобная вулкану или буре? Мы не раз уже слышали или читали, что причину наших бед надо искать в себе, а не в других. Но ведь не ищем. И учиться брать ответственность на себя за свои поступки не хотим. Мне кажется, что подавляющее большинство, к сожалению, живёт с завязанными глазами…
- Ты читаешь мне лекцию, а меня почему-то это не раздражает. Хотя мне кажется, что ты свалился с луны и рассуждаешь о несусветной чуши, и при этом весьма добродушно улыбаешься, что ты всего лишь гость на Земле. Но я почему-то слушаю тебя, хотя твои нравоучения…
- Я делюсь с тобой своими наблюдениями, а не втюхиваю знания, которые могут оказаться совершенно бесполезными для тебя до тех пор, пока ты не станешь смотреть в ту же сторону, что и я. И тогда ты поймёшь, что это вовсе не чушь, как ты изволила определить сказанное мною.
- Значит, ты вещаешь с вершины прожитого опыта?
- Я не позиционирую себя учителем. И помню слова некоего суфийского мудреца: «Не знающий пути не годен в вожаки. О, не влагай руки в неведомую руку, Чтобы стремясь вперёд, не колесить по кругу». И вообще, тебе не мешало бы поспать немного.
- Какой сон? Скоро начнёт светать, и мне надо будет отправляться в путь. Я прожила невиданно-тоскливый и очень странный день, который вместил некоторые события, о которых я ничего не знаю.
- Хочу напомнить, что отдых зависит не от количества, а от качества сна, - улыбнулся Куратор.
- Я боюсь, что проснусь утром, услышу щебет птиц, увижу солнце, почувствую запахи полевых цветов, пойму, что это – новый день. То же солнце, та же поляна или дорога, тот же лес, та же река, но что-то изменилось, потому что часть моей жизни осталась где-то за пределами  памяти, просто так хлопнула дверью и ушла в небытие, не прощаясь.
Она передёрнула плечами и вдруг какая-то странная мысль промелькнула в её голове и вновь исчезла, оставив послевкусие, смутный след воспоминания чего-то важного и очень нужного.  Людмила улыбнулась, поймав внимательный взгляд Куратора:
- Чего не знаешь, того не расскажешь.
- Напоминаю, что ты можешь проснуться утром и всё вспомнить, что случилось с тобой.
- Как? Если я и людей этих толком не видела.
- Какая-то часть твоего сознания всё фиксировала, она в курсе всего произошедшего.
Он постелил возле костра спальник.
- Ложись, а я буду стеречь твой сон.
- Ты когда-нибудь падал в звёзды? – спросила она, засыпая. – У меня есть один очень часто повторяющийся сон, который начинается с этого. Но с каждым разом он становится всё реальнее и реальнее. Я думаю, а вдруг я однажды и вправду стану падать…
- Спи, милая, спи, - прошептал Куратор.
Она бежала и бежала, словно за ней гнался кто-то. Мелкий косой дождь летел ей навстречу, а придавленные свинцовой тяжестью тучи в страхе неслись мимо. Она вдруг с удивлением посмотрела на дверь своего подъезда, и сразу же нахлынули воспоминания: как входила и выходила из него в дождливые дни, как щурилась от яркого света по утрам, когда небо было ясным, как замирала на мгновение, когда асфальт был припорошен снегом.
Где-то внутри зрел вопрос, как она смогла так быстро добежать до тихой, спокойной, будто всеми забытой улицы, до двора её детства, взросления. Она не помнила, как оказалась в собственной квартире, просто ощущение невероятной усталости заставило её лечь на диван, укрыться пледом, закрыть глаза и почти мгновенно проснуться.
- Куратор! – закричала она и окончательно проснулась. – Я вспомнила, - уже тише добавила она.
На её крик прибежала мать.
- Как я оказалась дома? – спросила её Людмила.
- Наверное, вернулась утром. Я была на работе. Вчера ты позвонила мне, сообщила про отца, а потом сказала, что хочешь побыть одна. Тебя не было почти сутки дома.
- Как он это сделал? – поинтересовалась дочь и увидела растерянность на лице матери.
- Кто? – испугалась мать.
- Один человек. Он сказал, что с отцом всё в порядке. Поисковая экспедиция не смогла его найти, потому что его подобрал один местный житель. С ним всё будет хорошо. Через месяц он вернётся. А его напарника нашли.
- Да, мне звонила Катя. 
Людмила села на диване.
- Я давно хотела спросить тебя, да всё не решалась. Почему ты меня шахтёркой обзывала? Это звучало как ругательство из твоих уст.
Мать растерянно смотрела на дочь, а потом пожала плечами.
- Неряхой или грязнулей тебя называть слишком банально было. А вообще, не знаю. Просто вырвалось однажды. А тебя это слишком расстроило. Ну и… Прости, - вдруг прошептала мать. – Я не со зла. К порядку хотела приучить. Ты же знаешь, что для меня очень важно, чтоб каждая вещь находилась на своём месте. Может, это другая крайность. Но меня так воспитали. А я, я решила, что это правильно. А сейчас вижу, что за стремлением к чистоте и порядку что-то главное упустила. И отца доставала. Он ко мне с объятиями, а я ему лекцию, что надо вначале переодеться, умыться. А когда сообщили, что он пропал, вдруг увидела мелочность собственных претензий. Всё, что мы творим, в какой-то момент может оказаться глупостью несусветной. А время уже ушло. Уже случилась эта самая глупость. И ничего не вернёшь…
Людмила встала, подошла к матери и обняла её. А потом позвонила своему однокурснику Васе.
- Занят? – спросила она.
- Нет. Здравствуй, потомок генерала.
- Опять? Сколько раз тебе говорить, что мой дед и прадед были геологами.
- А почему ты так нервничаешь, если это всего лишь твой однофамилец?
- Прогуляться не хочешь? – спросила Людмила.
- А у меня есть выбор?
- Короче, я зайду за тобой через полчаса.
Василий жил в соседнем подъезде, в квартире, оставленной ему его тёткой по отцовской линии, которая разыскала его в детдоме перед смертью. Людмила позвонила в дверь и замерла на пороге в нерешительности.
- Заходи, - произнёс Василий. – Вообще-то я никого не приглашаю к себе, потому что… потому… сама увидишь, - взмахнул он рукой.
В однокомнатной квартире был идеальный порядок. Надувная кровать на полу, стол возле окна и стул.
- Пустоту люблю. А вещи в строенном шкафу в коридоре: у меня их не так много, - поспешил он ответить на незаданный вопрос. – Хотя вру. У меня просто нет денег на мебель. Квартира от тётки досталась. Она изначально пустая была. Тётка купила её, ремонт собиралась делать, но не успела. Здесь только стремянка стояла в самом центре. Она теперь на балконе за ненадобностью. Потолок тётка всё же побелила, обои я дешёвенькие купил, поклеил. Самое главное, что электричество есть и ванна с туалетом. А мебель – дело наживное.
- Да-да, - машинально произнесла она.
- Ладно. Мы, вроде, гулять собирались.
Они молча шли какое-то время, а потом Вася не выдержал:
- Так что у тебя случилось?
- Не у меня, а со мной. Я вчера глупость совершила. После известия о пропаже отца пошла в кафе, а там меня опоили чем-то, а потом выбросили в канаву в пригороде, украли вещи и деньги. Документы, правда, не тронули. Я потеряла память, встретила необычного человека, а потом каким-то невероятным образом очутилась дома и всё вспомнила. Отец оказался жив, через месяц вернётся, а второго альпиниста спасатели отыскали сразу. Это краткое изложение. Во мне что-то изменилось в результате стресса. Я словно проснулась. Ошалела от свалившегося на меня ощущения ирреальности мира. Но что с этим просыпанием делать? Я столкнулась с вещами, которые, вроде, есть, но которых нет на самом деле. Я вдруг осознала нелепость мира и растерялась, потому что не знаю, как жить дальше с этим знанием. Я сочла за благо замереть, пока не прояснится ситуация, пока не увижу выход или до тех пор, пока не пройдёт испуг. Представляешь, я уснула в пещере, а проснулась в собственной квартире. Но мне показалось, что я словно впервые вижу её. Всё казалось глупым и несуразным. Я с изумлением рассматривала даже мать. Неужели прожитая жизнь была сновидением? 
Василий молчал. Людмила подняла голову: по небу плыли облака, похожие на кружевные воротнички. Они подошли к старым металлическим воротам со странным фамильным гербом. Кому принадлежал этот герб, как оказались здесь эти ворота? Их перенесли с развалин древнего родового замка или они стояли здесь всегда, и это просто всё, что осталось от имения, вместо которого за воротами теперь был заросший травой двор?
Она вновь ощутила что-то в пасмурном летнем дне печально-гнетущее. То ли сырой воздух, то ли напитанный влагой газон за воротами и перед ними творили чудеса: она, словно на экране, увидела пещеру и сидящего возле костра Куратора. Он улыбался. Было что-то родное в самом его лице. Но вот что? Этого она объяснить не могла. Людмила встряхнула головой, и видение исчезло.
- Со мной что-то происходит, - пожаловалась она Василию. – Я слышу и вижу то, чего не должна, и меня это пугает.
- Изменённая структура сознания. Э-э-э, нет, это у тебя открылись способности. Проснулись, так сказать, в результате стресса. У дочери моей соседки иное проснулось после падения с качелей. Головой ударилась, встала, отряхнулась и стала вещать, что с людьми случится в ближайшее время. Пугает всех, потому что сбываются её пророчества. Учительнице химии после того, как та поставила ей двойку, сообщила, что её муж ногу сломает, когда с работы домой возвращаться будет. И сломал. Начальнику матери напророчила, что билет, который ему на сдачу дали, выигрышный, чтоб не выбрасывал. Он на всякий случай проверил. Мотоцикл выиграл. Одноклассникам сообщает, кто что получит, директрису о внеплановой проверке предупредила, соседа снизу о предстоящей краже. Ей вначале не верят, а потом возмущаются, будто это она на них напасти насылает.
- И как с этим жить?
- Как с данностью.
Мимо прошёл старик. Людмила вдруг покраснела и крикнула:
- За оскорбление и привлечь могу.
Старик испуганно посмотрел на девушку.
- Нечто я вслух сказал? Прости. Ошибся. Сейчас девиц лёгкого поведения развелось…
- Господи, - прошептала Людмила. – Может, вирус какой-нибудь подхватила от Куратора? Теперь мысли слышу.
- Это необыкновенные, неординарные способности. Дар. Благодарить Бога надо, а не пугаться. Привыкнешь со временем.
- Ты думаешь?
- Уверен. И ты не одна, это мне некому было задавать вопросы о событиях собственного детства, как некому было объяснять причину моего одиночества, мне не с кем было обсуждать мои проблемы. И я с недетским отчаянием  всё стремился докопаться до истоков, хотел понять, почему остался в этом мире один. И в то же время мне хотелось спрятаться от воспоминаний, подробностей трагедии, которые могли разрушить хоть и хрупкий, но всё же мир в моей душе. Может, именно тогда меня посетила мысль, что Вселенная совсем не такова, как нам хочется. Или это я гораздо позже сформулировал так, а тогда это была всего лишь догадка? В любом случае, это было несправедливое одиночество, породившее внутреннюю тоску. Хотя, я уверен, что на всё имеются причины. И всё же это испытание для ребёнка. А когда повзрослел, придумал себе идеальную женщину. Так я оказался женат на придуманной идее. И я не допускал никогда мысли (или гнал от себя?), что моя всемогущая теория может быть ошибочна. И вот пришло время посмотреть правде в глаза. Я тот самый идеалист, что ратовал за путь к реальности, оказался в ловушке иллюзии. Придуманный мир, придуманный образ. Моему придуманному совершенству всё равно, что со мной происходит на самом деле. Это я ей приписывал идеальные качества, взращивал их, лелеял и восхищался, надеясь на чудо, встречу, понимание, теплоту. Взрастил павлина, важно разгуливающего по двору, вызывающую восхищение птицу, которая никогда не взлетит в небо. И вдруг меня осенило. Она – это я, каким я хотел бы быть. Значит, я много лет подряд общался мысленно с самим собой.
- Ну, знаешь, это не худший вариант. По крайней мере, ты не настаивал на том, что ты Наполеон.
- Я всего лишь хотел выжить в этом идиотском мире, не потерять внутренний свет, потому что соседи по комнате в детдоме все были сами по себе, я не мог надеяться на их помощь и на помощь воспитателей. Позже пришло понимание, что когда у меня всё хорошо, когда благополучие в любом виде окружает меня, они все рядом, а при возникновении малейшей опасности они все «погулять вышли», и ничего никогда не слышали обо мне и не желали слышать. Ты думаешь, когда я покинул детдом и стал студентом, что-нибудь изменилось? И сейчас никому нет дела до меня. Но мне надо научиться жить с этим.
Людмила взяла Василия под руку и ощутила его боль, которая не шла ни в какое сравнение с её переживаниями.
«Как вообще он смог жить с таким грузом, как эта боль не раздавила его и не исковеркала»? – подумала она.
- У меня есть немного денег. Я тебя приглашаю на пончики возле вон того ларька, - она показала на начало аллеи, по которой они шли.
- Спасибо, есть хочется, - признался он, - до стипендии ещё два дня, а я деньги на книгу потратил.
- А завтра мы будем ужинать у одного очень хорошего человека, - сообщила она.
- У кого? – поинтересовался Василий.
- У меня, - засмеялась Людмила. – Мать во вторую смену завтра работает. Так что мы устроим пир. А пока – пончики.
Она купила двадцать пончиков и попросила сложить их в два пакета.
- Один заберёшь с собой. Это чтоб смог до завтрашнего ужина дожить, а со вторым расправимся здесь. Согласен?
- Конечно. Помощь от тебя я почему-то спокойно воспринимаю, принимаю. Короче, у меня ощущение, что всё правильно, потому что ты…
- Потому что мы друзья. Стоять здесь возле столика не хочется. Пойдём на лавочке посидим, - предложила Людмила и, взяв сдачу, вручила Василию два пакета.
Всю ночь она убегала от потоков угрюмого дождя, который мчался за ней. В какой-то момент ей показалось, что это некое живое существо, и оно никак не связано с небом, оно живёт само по себе. Она так устала, что перестала убегать и приняла неизбежность, и вдруг кто-то раскрыл над ней зонтик. Она не видела того, кто шёл за ней, но откуда-то знала, что это Куратор.
- Так ты пришёл, чтоб наблюдать за мной? – спросила она. - Скажи, Куратор, наша встреча – это неизбежность? А может, я всё это время искала тебя и не осознавала, что ищу, пока не встретила тебя?
  - Наша встреча – факт. Считай, что через меня к тебе пришла помощь Высших сил. Это моя работа. Не придумывай того, чего нет, и не может быть. Ты у меня не одна. Я всего лишь проводник. Я появляюсь в вашем мире и исчезаю. Я есть, и меня нет.
Она вдруг испытала робость и неловкость от признания. Дождь перестал, зонтик над ней исчез, но звёзд не было видно, они словно потерялись на небе. Девушка посмотрела  на деревья: тени замерли в ожидании.
- Тень, словно преданный пёс, всегда бежит за тобой, но разве ты ценишь её преданность? Ты не замечаешь её. И тебе всё равно, как она выглядит. А она всё равно никуда не девается, не обижается, не исчезает. Это просто данность. Так мир устроен. Кто-то действует, кто-то наблюдает, а кто-то…
- Я ничего не поняла, при чём здесь тень. Ладно, Куратор, не бери в голову. Это я так, уж очень хочется чего-то неземного, - сказала она и проснулась.
Она коснулась лица. Оно, как и волосы на голове, были влажными, словно она действительно гуляла под дождём, но она лежала в сухой пижаме. Людмила улыбнулась и тут увидела возле дивана, на котором спала, брошенную мокрую одежду. Она наклонилась и чуть не закричала: именно в ней она бежала под дождём во сне.
- Что происходит? – спросила она и испугалась, что сейчас войдёт мать и увидит «безобразие» на полу, от которого вот-вот потекут ручьи.
«Стирка с утра не входила в мои планы. Я вообще не понимаю, как сон мог стать реальностью? Я же не страдаю лунатизмом».
Она подошла к окну.
- Ночью не было дождя. Он был только в моём сне.
«Кто мне объяснит подобный феномен? – подумала она. – Куратор. Но как найти его? Где он живёт? В пещере? А пещера где? Но во сне он объявился. Стоп! Значит, я могу с ним общаться во сне. Или попросить, чтобы он в реальности со мной встретился».
- А пока я встречусь с Куратором, меня разорвут эмоции и страхи изнутри. Я должна поговорить с Васькой.
Она кинулась к телефону.
- Привет. Выходи. Надо пообщаться, - произнесла она и только после этого посмотрела на часы.
- Полпятого утра. Не рановато ли для прогулки? – спросил он.
- Я не гулять тебя приглашаю, а пообщаться.
- А по телефону?
- Нет.
- Понял. Сейчас умоюсь, оденусь и выйду.
- Через полчаса у моего подъезда, - она положила трубку и облегчённо вздохнула.
Она открыла дверь подъезда и увидела улыбающегося Василия.
- Привет. Хорошо, что зачётов и контрольных в ближайшее время не предвидится.  Что у тебя стряслось?
- Что? – она потёрла переносицу и рассказала свой сон и то, что случилось после него. – Знаешь, если это сон, то уж слишком реальный, - она посмотрела на Василия, который шёл рядом с ней и молчал. – Только не говори мне про осознанные сновидения. Я после первой странной «пробежки» во сне из пещеры в собственную комнату, полезла в Интернет, прочитала про исследования Лабержа и других специалистов. Интересно, бесспорно в этом что-то есть. Но загвоздка в том, что я не осознавала, что это сон. Я уснула, а потом оказалась где-то, а когда проснулась, то оказалась в собственной комнате. На мне была сегодня даже та же самая пижама, в которой я легла спать.
- Ну и что тебя не устраивает?
- Как что? Я не видела во сне, чтобы переодевалась, выходила на улицу, я сразу оказывалась где-то. И не помню, как возвращалась, как вновь ложилась спать…
- А может, ты и не вставала вовсе?
- Может. Тогда это сон с эффектом присутствия или с реальным присутствием. Иначе как объяснить, что моё лицо было мокрым от дождя и волосы тоже. Ладно. Это ещё можно списать на то, что я запотела, но тогда настораживает избирательность данного процесса, - она взяла Василия под руку. – Почему только лицо и волосы, а не всё тело? И, - она сделала паузу, и с удивлением посмотрела на массивные ворота со странным гербом, потому что часть пути, словно выпала из её памяти. – Как мы оказались здесь? – спросила она.
Василий посмотрел на ворота и почесал затылок.
- Шли от дома к парку и пришли. По аллее, наверное, - добавил он.
- Ладно, с этим будем разбираться потом. Итак, как объяснить, что моя одежда была брошена возле кровати, хотя я её с вечера аккуратно повесила на спинку стула? И самое главное, она не просто была сброшена на пол. Она была мокрой, будто я на самом деле бегала часа два под дождём. Но вчера не было дождя ночью. Как объяснить всё это? И когда я успела снова переодеться в пижаму? Во сне не было ни того, как я оделась и вышла на улицу, ни того, как я вернулась, переоделась и вновь легла. Я обнаружила мокрую одежду на полу только после того, как проснулась. Или с моей памятью проблемы или со временем. Или я обрела способность оказываться где-то мгновенно…
- Лунатиков в роду не было? – спросил Василий.
- Нет.
- Надо записать на видеокамеру всё, что с тобой происходит после того, как ты засыпаешь…
- Ты думаешь, я каждый день «пропадаю» и блуждаю неизвестно где? Ждать устанешь, когда следующий случай подвернётся. И кто снимать кино века будет? Ты, что ли? Как я маме объясню присутствие оператора в шкафу? Она у меня продвинутая, но не до такой же степени…
- Господи, никому ничего не надо будет объяснять. И уж, тем более, мне сидеть в засаде у тебя в комнате и ждать сенсации. Для этого есть технические средства. Мой знакомый достанет и установит несколько скрытых пишущих видеокамер в твоей комнате и перед входной дверью.
- Это дорогое удовольствие. А я не дочь банкира.
- Я же не говорил, что мы купим у него аппаратуру. Мы просто позаимствуем её на время. На неделю, например. А потом он всё заберёт из твоей квартиры…
- А вот этого не надо. Всё – это что?
- Видеокамеры, только видеокамеры, естественно. Устанавливать их, а потом убирать будет исключительно в нашем присутствии. За прокат денег он не возьмёт, я договорюсь. Мы просмотрим запись, если конечно твои путешествия во сне продолжатся.
- Я даже не знаю, радоваться мне или плакать…
- Не парься, выясним. Ты всегда можешь поговорить с Куратором, в конце концов.
- Предлагаешь к нему в пещеру сбегать? А вдруг она в ином измерении?
- Зачем? Во сне позови его и расскажи, что происходит. Попроси объяснить странный феномен. Есть у меня подозрение, что время в твоих снах течёт иначе. Но это всего лишь предположение. А может, и не только во сне. Возможно, ты приобрела способность управлять временем.
- Я сегодня утром думала о том, что можно попросить Куратора во сне о встрече наяву. Феноменальные способности хороши, когда о них читаешь в книгах или смотришь фантастический фильм, от которого дух захватывает. А когда что-то происходит с тобой лично, да ещё ты не можешь найти объяснения, здесь уже не до восхищения. Вась, зачем мне всё это? Почему именно на меня всё это свалилось?
- Заслужила…
- Издеваешься? Я отличницей даже в начальной школе не была. Спортом, вернее, конкретно бегом на длинные дистанции никогда не занималась. А уж о марафоне в двести с лишним километров мне и не снилось. Вернее, как раз приснилось. Представляешь, это я, значит, быстрее электрички бежала. И как тебе такое? Хотя у меня было ощущение, что я бежала минут десять, не больше. И сразу оказалась у себя во дворе. А потом проснулась у себя в постели. И как я поднималась по лестнице, как легла спать, почему-то не помню.
- А может, ты просто телепортировалась?
- А почему не сразу из пещеры к себе на диван? Почему решила пробежаться?
Василий пожал плечами.
- Вот и я не знаю.
- А может, это издержки нового метода перемещения? Пока не освоила в полной мере…
- А когда освою, на другие планеты бегать буду? С гуманоидами общаться? Только вот о чём? 
- Давай вначале выясним, встаёшь ли ты по ночам, страдаешь ли лунатизмом? Ходишь-бродишь или это всего лишь игры твоего сознания?
- А когда отец вернётся, чем я его обрадую? – спросила Людмила, представив, как исчезает во время разговора с ним, а потом проявляется у него за спиной.
- Чем хочешь?
- Вась, ты не в курсе, какие симптомы при шизофрении?
- Зачем тебе?
- А может, я заболела? У тебя знакомого психиатра нет? Может, мне и Куратор привиделся, а на самом деле его нет?
Она прижалась щекой к воротам и спросила:
- Вот какой смысл был вешать на них амбарный замок, если с любой из сторон их обойти можно? Нет величественных стен, нет даже кирпичей от них. Необъяснимая нелепость. Когда нет знания, когда присутствуют одни домыслы, можно далеко уйти от реального прошлого. Придуманное, даже очень красивое, не настоящее.
- Кстати, я нашёл, кому принадлежал герб с этих ворот. Хочешь, обрадую? – спросил Василий.
  - Ну? Радуй.
- Графу Рюмину.
На лице Василия засияла улыбка.
- А как ворота от имения графа оказались здесь? – поинтересовалась Людмила.
- Спроси что-нибудь попроще.
- Вечно закрытые, будто за ними некое сокровище хранится. Но там же часть заросшей дороги и больше ничего. Дороги, никуда не ведущей, - она посмотрела на Василия.
- А может, старая дорога вела вот к этим воротам. Забор вокруг парка был возведён позже. Постройки разрушили, если они были на территории парка. Остались барские пруды, весьма изящный мост, упирающийся в колонны от беседки. Может, здесь, на территории парка был когда-то один из загородных домов графа? Да, - вздохнул Василий, - вот так и живём, гуляем по парку, а откуда он взялся, не ведаем. Грустно. 
- Дело не в воротах. И герб графа здесь ни при чём. Ворота - это некий символ. Мы второй раз упираемся в них и замираем в растерянности, потому что проход закрыт. А на самом деле, - она вдруг улыбнулась, - на самом деле никто нам его не закрывал… Мы встали перед очевидным препятствием. Но это вовсе не препятствие. Понимаешь? Стены нет. Путь открыт. Это наши заморочки, навязанное когда-то восприятие. Мне кажется, ещё чуть-чуть и я нащупаю некую линию, которая приведёт меня к открытию. Надо разрушить ворота, - прошептала она.
- Так, а отвечать кто будет за акт вандализма? – спросил Василий.
- Не воспринимай мои слова буквально. Я уже озвучивала, что ворота – это символ преграды, которой на самом деле нет. Загляни за них. Разве замок остановил твоё действие? Ты переступил черту. Иллюзия…
  - Спать хочется. Люд, может, пойдём. Ведь не обязательно стоять здесь и ждать, когда к тебе озарение придёт. Может, оно родится и не сегодня вовсе.
- Скучный ты, Василий.
- Мне б часок ещё отдохнуть. А потом к Федьке ехать надо. Камеры…
- Я про них уже забыла.
- Я понял, тебя ворота в ступор вводят, и ты…
- Ладно, пошли домой, - перебила его Людмила.
Василий подставил лицо солнечным лучам и вдруг спросил:
- А ты можешь шепнуть мысленно через пространство так, чтоб только твой адресат услышал сообщение. А все остальные вдруг оглохли на мгновение?
Она посмотрела на своего спутника и скривила рот.
- Это да или нет? – попытался он уточнить.
Она пожала плечами.
- Слеп тот, кто видит только глазами. Это древняя мудрость. Вась, я не знаю, на что способна и что мне надо делать. Мысли, как оказалось, я могу слышать, но способность  эта просыпается во мне спонтанно, когда глупые (с моей точки зрения) фразы всплывают откуда-то в моей голове. Я различаю или мне кажется, что даже тембр чужеродный слышу, интонации других людей. А я стою озадаченная или кричу возмущённо, как в парке, когда впервые услышала мысли мужика, мимо проходившего, а мне показалось, что он их в мой адрес вслух произнёс. Ну, возмутилась с непривычки, но не бить же ему морду, озвученного оскорбления не было. А за мысли не привлекают к ответственности ни к уголовной, ни к административной. И что остаётся? Проглотить «сальность», сделать вид, что ничего не было или молиться? И это уже не прикольно. Конечно, от дара отказываться глупо. Надо учиться управлять способностью, «включать» и «выключать» по собственному желанию. Значит, если рассуждать чисто теоретически, то раз слышу, то обладаю способностью и посылать мысли конкретному человеку или любому живому существу. Но только как это делается, не знаю, милый мой Василий. Так что я могу хоть обшептаться, но услышит ли меня адресат, сомневаюсь что-то. И ещё. Моя передающая станция может работать исправно, а принимающее устройство при этом не слышать мои позывные. Сонастроенность должна быть. Я так думаю, - улыбнулась она и вдруг поцеловала Василия в щёку. – Спасибо тебе, дорогой. Ты настоящий друг. А может, ну его, твоего Федьку с его видеокамерами.
- Ну, уж нет. Во мне исследователь проснулся. Папины гены заговорили. А мамины требуют всё доводить до конца. Ты уж, подруга, потерпи самую малость. Вот расставим все точки над «и». Или не расставим, - добавил он. – Но попытаться нужно. Одна голова хорошо, а три – лучше.
- А третья чья голова? – спросила она.
- Куратора. Он должен помочь тебе.
Василий вдруг смутился, а потом признался:
- Я его во сне видел. Он надёжный. Такие не предают. И не важно, где он находится и откуда здесь появляется. Всё, топай. Мы у твоего подъезда стоим. Пока, - произнёс он и почти побежал к соседнему подъезду, не оборачиваясь.
Людмила не хотела столкнуться с матерью или ненароком разбудить её, поэтому, открыв дверь квартиры, попыталась идти на цыпочках, но неожиданно услышала у себя за спиной:
- Неужели бегать стала по утрам? Вот и костюм спортивный пригодился.
Людмила вздрогнула.
- Испугала до смерти. Так и заикой можно сделать. Отвечаю на твой вопрос. Нет. Ходить стала по утрам на длинные дистанции. А бегаю я от случая к случаю. Никакой системы. Буду воспитывать себя. «Не справившись с трудностями, блинов не попробуешь».
- Кстати, я блины приготовила на завтрак, - улыбнулась мать. – Умывайся, душ принимай и за стол шагай. Скоро стихами изъясняться буду.
Людмила сняла кеды и последовала совету матери. Пока стояла в душе, размышляла о превратностях судьбы. И вдруг ощутила страх. Она взяла полотенце и пробубнила:
- Необъяснимое всегда пугает.
А вечером, когда мать Людмилы ушла на работу во вторую смену, Василий привёл своего знакомого, который установил аппаратуру, чтобы можно было сделать запись, а потом просмотреть. Пожелал удачи и уехал, сказав, что через неделю вернёт квартире прежний вид. Он не задавал лишних вопросов, не желал знать, зачем им понадобились скрытые видеокамеры, за кем будет вестись наблюдение. Его чужие тайны не интересовали. Просто по опыту знал, что любопытство может дорого стоить.
- Ладно, я пойду, - сказал Василий.
- Я ощущаю себя подопытным кроликом, - пожаловалась она другу, закрывая за ним входную дверь.
Перед сном Людмила приняла душ, переоделась в пижаму в ванной и вернулась в комнату, стараясь не смотреть на установленные видеокамеры. В какой-то момент ей захотелось помахать ручкой и произнести что-то, что позже, когда они будут просматривать запись, развеселит Ваську, но удержалась от соблазна.
«Ночник не надо выключать, а то в темноте ничего не видно будет», - подумала она.
Её голова едва коснулась подушки, а в следующую минуту она с недоумением разглядывала купе поезда, в котором оказалась. Людмила не сразу поняла, что происходит.
«Значит, я уснула, - подумала она. – Но я не бегу под дождём, сижу в купе, а за окном поезда удивительно красивый закат. Как я оказалась в этом поезде и куда собираюсь ехать, зачем? И когда я успела переодеться в это красное платье, которое мне подарил отец на Новый год»?
Людмила уже из собственного опыта знала, что такие «мелочи» ей никто не будет объяснять. Да и других пассажиров рядом не было. А проверять, есть ли люди в других купе, сочла за неимоверную глупость. Она пока не знала цель своего путешествия. На перроне почти никого не было, и вдруг из вокзала вышел молодой человек и помахал ей рукой, как хорошей знакомой.
Поезд тронулся с места плавно, почти неощутимо, и как бы нехотя стал набирать скорость. За окном поплыли картины осеннего пейзажа.
- Стоп. Сейчас же июнь. Какая осень? Но ведь это сон. А во сне чего только не бывает. Ну? И что дальше? – спросила она. 
Вопрос остался без ответа. Поезд подъезжал к какой-то станции, а потом остановился. Проводник открыл купе и, улыбаясь, сообщил, что она приехала. Людмила  вышла на перрон, где её ждал Куратор.
- Ты просила о встрече, - сказал он.
- Да. Но это сон.
- Тебе нужны ответы или реальная встреча со мной?
- И то, и другое. Это я сейчас поняла. Мои сны реальны? Я просыпаюсь, а моя одежда…
- То, куда ты попадаешь, вовсе не сон. Это иная реальность.
Пока они шли к привокзальному скверу, она рассматривала здания необычной конструкции. Молчание затягивалось. Она отметила, что осень была очень тёплой.
«Может, здесь где-нибудь за углом море плещется»? – мелькнула мысль.
 Людмила не могла так долго молчать и решила заполнить паузу рассказом о своём однокурснике, ужасном ловеласе, который считал её своим парнем в доску.
- Я как-то возвращалась из института с одним умным парнем. Думала, что умным. А после его откровений уже и не знаю. Он почему-то решил мне рассказать о своей девушке, о её притягательной силе, сексуальности. Я молчу. А его моё молчание ещё больше воодушевило. Он улыбается, то ли развлекается, то ли действительно не понимает, что об интимных подробностях не принято во всеуслышание кричать. А его уже несёт куда-то не в ту сторону, явно не туда.  Ощущаю, что его голос начинает меня раздражать. Слышу его фразу: «Между нами сразу же вспыхнула искра. Меня поразили её формы. Мы наслаждались друг другом до утра, с замираниями в любовном экстазе. Извини за откровенность». А чего мне его извинять, если он не понимает самого главного: то, чем они занимались, не Любовь. Ну, я и сказала:
- То, о чём ты говоришь, не есть Любовь.
- Любовь на разных уровнях всё равно любовь, как ты не понимаешь? – повысил он голос и посмотрел на меня, как-то снисходительно.
Может, я и, правда, чего-то не понимаю. Я отдаю себе отчёт, что до совершенства мне далеко, но у меня есть собственное мнение.
- Любовь – не линейная величина, - сказала я упрямо.
- И что?
- Господи, ну, допустим, я выжму сок из апельсина, попробую и приду в восторг. А потом стану разбавлять его водой. Постепенно. Всё больше и больше. Разве это будет всё тот же сок? Это будет суррогат. В последнюю ёмкость я налью ведро воды и капну капельку сока. Это не будет соком, но я по-прежнему содержимое ведра буду называть соком. Как-то так. Если исходить из аналогии. Это я по поводу уровней любви. Конечно, примитивно, но зато наглядно.
- Но в твоей воде всё равно есть капля сока, - возразил мне мой однокурсник.
«Настоящая Любовь – это Любовь Духа, а не плоти. И она не снаружи, она внутри каждого из нас. Её предстоит отыскать, открыть. Это Свет, это Бог, это всё, это Абсолют, это само Совершенство. Любовь тела к телу не любовь». Я хотела ему это сказать, но почему-то промолчала. Может, меня смутил его напор, а может, я поняла бесполезность доказывать то, что для меня кажется очевидным. Не знаю. Он ушёл с ощущением собственной правоты.
Куратор слушал её молча. А ей хотелось услышать его мнение. Но вдруг будто увидела себя со стороны, и ей стало не по себе: пригласила Куратора для серьёзного разговора, а сама собрала всё, кроме главного, зачем пришла.
«Хорошо ещё, что об интересных фактах не стала «выливать» на него информацию. Если я такая умная, то чего мне надо от него»? – мелькнула мысль, а потом пришло ощущение, будто что-то изменилось.
- Как расшифровать алгоритмы сна и пробуждения? Что из них реально? – выпалила Людмила и ощутила, что краснеет.
- Алгоритм – это совокупность действий, правил для решения данной задачи. Зачем ты спрашиваешь, если боишься услышать ответ? – Куратор посмотрел в глаза девушки.
- У меня странное ощущение, что я тебя знала когда-то. Рядом с тобой во мне будто что-то меняется. Вот и сейчас я смотрю вокруг и вдруг вижу, что деревья, кусты и трава умылись дождём, а ласковый ветер высушил влагу и стал играть с листьями. А я наблюдаю за их танцем, будто каждый лист живое существо, раскрашенное в разные краски, и прихожу в восторг, не внешний. Я просто ощущаю, как зреет что-то у меня внутри огромное, светлое, неописуемо красивое, и не сразу понимаю, что я каким-то невероятным образом попала в пространство Любви. Я купаюсь в энергиях этого пространства. Но, вылезшая откуда-то мысль, отрезвляет меня. Я какой-то частью своего сознания понимаю, что меня просто поместили в это пространство на время, чтобы я знала или вспомнила, к чему стремиться надо. И я не ответа боюсь, а подтверждения собственной догадки, что и то, и это – иллюзия. А потом откуда-то вылезает сожаление. Оно разъедает что-то внутри, оно похоже на ржавчину. Я не совсем понимаю, о чём именно я сожалею. Это неправильно. Я даже озвучиваю эту мысль и всё равно сожалею, что уже никогда ничего не исправлю в прошлом. Что я натворила там? Почему мы оказались по разные стороны грани?
- Если два человека изменяются в разных направлениях, то у них нет общего будущего. И ещё – мы изменяемся настолько, насколько этого хотим сами. Главное – сами. Никто не в состоянии изменить другого человека, если этот другой не захочет изменяться сам. Но ты можешь изменить себя и тогда…
- Да-да, знаю, - перебила она Куратора.
- Мы много чего знаем, но не живём этим. К тому же мы воспринимаем всё со своего несовершенного уровня, а значит, однобоко, ущербно, видя только малую часть и пытаясь по ней домыслить иной масштаб. Если ты действительно будешь стремиться понять что-то, это понимание придёт. Не я должен открывать тебе глаза, это ты должна сделать сама. А теперь возвращайся. Всё, что с тобой происходит, не морок. Ты когда-то многое могла, тебе лишь предстоит вспомнить.
Она вздрогнула и проснулась. На ней была пижама, которую она надела перед сном. И тут она увидела красное платье на жёлтом линолеуме. Оно алело в лучах восходящего солнца как огромный мак среди пустыни. Она села на кровати и прошептала:
- Надо позвонить Ваське.
Но он словно услышал её и позвонил сам.
- Что-то произошло? – спросил он.
- Приходи. Думаю, мы увидим что-то необычное, - произнесла она и бросила взгляд на платье, как на свернувшуюся кобру.
- А я здесь твоё стихотворение нашёл. Ты его мне подарила когда-то.
И он без всякого перехода стал читать:
- Листвы багряной тихое плесканье.
Теней изломанная вязь.
Мелодия осеннего дыханья
В Душе моей отозвалась.

И росных слёз беззвучное паденье
Среди хрустальной тишины.
Разбитое на капли наважденье
С тоской глядит из глубины.

И ловит ветер музыку печали
От зыбких ожерелий луж.
В туманной пелене зависли дали
В преддверии осенних стуж.

Кленовых звёзд стихийное паденье
Под занавес свинцовых туч.
Под шум дождя ажурного плетенья
От скорбных дум освобожусь.

Изменчивость подлунного свеченья.
Дорог холодных седина.
Рождённые иллюзией сомненья
Уходят тихо от меня,

Чтобы листвы багряной увяданье,
Теней изысканная вязь
Мелодией осеннего дыханья
В Душе моей отозвалась.

Людмила молчала.
- Эй! – крикнул Василий в трубку. – Ты часом не уснула?
- Нет. Я жду тебя. С кухни в мою комнату проникают вкусные запахи. Я думаю, мама нас покормит. А потом мы займёмся делом. И ещё. Можно будет сегодня вечером вернуть Фёдору его аппаратуру. Мне так кажется, - добавила она.
- А может, не стоит торопиться? – спросил Василий.
- Посмотрим, - уклончиво ответила Людмила.
И вот они застыли, вглядываясь в изображение на экране. Людмила включила ночник, легла и почти мгновенно исчезла. Потом вновь проявилась уже в красном платье.  Она посмотрела по сторонам, чтоб снова исчезнуть, а потом опять проявиться и вновь исчезнуть с экрана, чтоб в следующее мгновение они увидели её спящей на диване в той же самой пижаме, а рядом, на полу валялось красное платье. Время обрело прежнюю протяжённость до момента её пробуждения.
Василий почесал затылок.
- И что это было?
- За этим мельканием есть то, чего мы не в состоянии увидеть, а потом я оказалась в иной реальности, которая, по сути, ещё одна иллюзия, как и мир, в котором мы живём. Я не знаю, сколько времени я там находилась. Но достаточно долго, а здесь прошло мгновение. Мне пришла в голову шальная мысль, а что если времени вообще не существует. Может, это искусственная конструкция? – спросила она. – Говорят, надо внимательней относиться к собственному творчеству. Очень часто через него приходят подсказки.
- Это ты сейчас к чему? – поинтересовался Василий.
- Я когда-то написала странное стихотворение…
- Озвучить не желаешь?
- Сейчас. А-а-а, вот. Слушай:
- Время шутит будто с нами,
Намекает на контакт:
То одарит чудесами,
То предъявит жизни факт.
И оно немногословно
Объясняется порой.
Улыбнётся благосклонно,
А потом зажмёт, хоть вой.
И размеренность былую
Вдруг теряет невпопад:
Протяжённость непростую
Раскрывает, словно клад.
Иль сожмутся до мгновенья
Годы радости былой.
Что за странное явленье?
Время, тайну нам открой!
- И что, время сжалилось над тобой и открыло свою тайну? – спросил Василий.
- Нет, конечно. Но мне кажется, что я обладаю способностью, о которой и не подозревала, потому что мне самой казалось, что я по каким-то причинам выпадаю из времени, а теперь понимаю, что я могу сжимать время и растягивать. Нет. Это не совсем точно. Для человека, находящегося рядом, если бы таковой был, может, ничего и не изменилось бы, или что-то мелькнуло, что его зрение не в состоянии было бы зафиксировать, а для меня время замирает, движется так медленно, что я за это время успеваю совершить массу дел, но этого никто не видит. Ну, есть нормальное движение плёнки, а есть замедленное, - она вдруг поняла, что не сможет объяснить ни принцип, ни то, как она это делает. - А вот переходить в иную реальность мне явно кто-то помогал. Потому что для меня это запредельность, но она происходила со мной. Мне даже кажется, что мне был необходим стресс, чтобы спящие возможности во мне пробудились. Вернее, часть. Самая малая. Я вдруг стала слышать мысли других людей, но пока это происходит спонтанно, и блуждаю по иной реальности, что тоже случается не от моей гениальности, а в результате некого толчка от Куратора, потому что он хотел, чтобы я поняла многогранность мира, чтобы что-то вспомнила, но сама. Вась, я откуда-то знаю, что мои «путешествия» прекратятся до тех пор, пока я не прозрею. Вот почему нам видеокамеры больше не нужны. Я не буду пока исчезать, чтоб путешествовать по иным мирам, не буду телепортироваться, не буду «играть» со временем… пока. Но зато я знаю, что когда-то я этими способностями обладала, и они откроются вновь, когда я буду готова. И ещё. Мы часто видим не то, вернее, совсем не то, что есть на самом деле.
- Я с тобой словно оказался в Зазеркалье. Но ты Алиса, а я тот, кто читает о ней книжку. Но во мне тоже что-то зреет. Только вот прорастёт ли и надо ли ему прорастать? А то лучше, может, и не поливать, чтоб самому потом не испугаться, - он улыбнулся. – Ладно, компромат уничтожаем, Федьку на вечер вызываем. Эксперимент закрываем. Пусть всё идёт своим ходом. Я правильно понял?
Людмила кивнула.
- Хотел спросить. Ты не в курсе, как научиться читать никем невидимое, овладеть способностью всезнания и с собственной душой начать общаться?
- Сознание своё расширяй, - услышал он голос Куратора и вздрогнул.
- Спасибо за совет. А как?
- Творчеством займись, а я рядом буду. С вами, бедолагами. Я могу помочь лишь ощутить бесконечный родник вдохновения. Всё остальное вы должны сделать сами. Вы пришли в это пространство, чтоб испытать себя на прочность и понять то, что ускользало из жизни в жизнь, из воплощения в воплощение. У нас разные задачи. У вас – свои, а моя задача помочь вам выполнить то, что вы должны.
- Куратор, ты где? – спросила Людмила.
- Да здесь я, - услышали они, а потом и увидели его.
Он стоял возле окна и смотрел на улицу. Людмила подошла к нему.
- Иногда мне кажется, что дождевые капли живые, - сказал он. – Знаешь, у меня есть бесшабашная мечта, - он лукаво улыбнулся, глядя на девушку. - Я хочу промчаться ветром, чтоб взъерошить твои волосы, безнаказанно погладить твоё тело и улететь, унося впечатления от испытанного восторга, чтоб никто при этом так и не понял, что этот шаловливый ветер – я. Но я не могу переступить грань. Я Куратор, а ты человек. И рядом с тобой в этой жизни есть тот, кто тебя любит так, как ты этого заслуживаешь, - произнёс он. – А моя Любовь – это чистый поток энергии, который невозможно описать словами. Ощутив её воздействие, вы уже никогда не будете прежними. Я Даритель и Дар одновременно. Я не имею формы, но время от времени принимаю её в вашем мире, а иногда и в другой реальности, если для этого есть показания. Рядом со мной может возникнуть ощущение узнавания, но  это узнавание иного рода. Это память о Свете, из которого вы пришли в это странное пространство. Я иллюзия и реальность одновременно, я есть, и меня нет, я везде и  нигде. Я Куратор. Кто-то меня называет Ведущим, кто-то Учителем, кто-то Помощником. У меня вас много. Вы радуете и огорчаете меня. Я прихожу вас поддержать в трудную минуту. Большинство так и не увидят меня при жизни, и не узнают о моём существовании. И только единицы способны ощутить моё присутствие, услышать меня и даже увидеть. Василий, - позвал он, а когда тот подошёл, обнял своих подопечных и сказал:
- Василий, не обещай ей подарить небо, солнце, звёзды, луну и закаты, и метели не обещай подарить и цветение весеннее…
- Почему? – спросил он.
- Потому что это не принадлежит тебе, - улыбнулся Куратор. – А жизнь в мире кривых зеркал и искажённого восприятия, в плену иллюзий, накладывает определённый отпечаток. А ты, - обратился он к Людмиле, - о какой потере сожалеешь, если ничего не теряла? И ещё. Куда бы вы ни шли, вы всё равно придёте туда, куда вам суждено. А сейчас, - он посмотрел на девушку, - твоя мама, Марина Ивановна, постучит в дверь и пригласит вас на чай. Она пироги испекла. А мне… - он не договорил и положил что-то на подоконник.
Раздался стук, а потом слегка приоткрылась дверь, и в то самое мгновение, когда  вошла мать Людмилы, Куратор исчез. Девушка посмотрела на открытую форточку, словно он мог вылететь в неё, потом окинула взглядом двор, не стоит ли он под окнами и не машет ли им рукой, и только после этого увидела на подоконнике перстень и заколку, что подарил ей отец. 
- Спасибо, - прошептала она, а мать пожала плечами:
- Не за что. Я только пригласить вас хотела на пирожки, рот не успела открыть, а ты уже благодаришь.
- Всё, что видим мы, - видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей – не видна, - тихо проговорила Людмила и ощутила, как внутри что-то сладостно заныло, сжалось на мгновение, чтобы раскрыться неведомым цветком, вобравшим в себя силу Света и ещё чего-то настолько огромного, мощного, правильного, чудесного, невероятного, отчего она уже никогда не будет прежней. 
«Это просыпание», - услышала она голос Куратора у себя в голове и растерялась.
- Ну вот, и Омара Хаяма вспомнила, - Марина Ивановна посмотрела на дочь и её друга и неожиданно произнесла: - Какой солнечный день нынче, будто праздник у нас.
И её совсем не волновало, что за окном было облачно, и слегка накрапывал дождь. - Так чего ждём? – спросила она. -  Пирожки остынут.


Июнь 2016 года