Воспитание жестокости

      Это первая вылазка за лето на поверхность. Девятнадцатое июня, воздух раскалился до предела, и кажется, что скоро начнет плавиться. Погода давно перестала быть хоть сколько-то стабильной, и хорошо, если посреди лета хотя бы не выпадал снег. А что? Теперь и такое могло случиться.
      Дышать в респираторе нелегко, по вискам упорно скатывались капли пота, несмотря на все попытки смахнуть их. Кажется, что за прошедшие годы ничего и вовсе не изменилось: та же выжженная земля, те же запахи, просачивающиеся под защиту и буквально въедающиеся в кожу. После этой прогулки униформу можно смело сжигать – вонь шмуннов* невозможно вывести, отбить, от нее нельзя избавиться, тем более, когда от чересчур активного солнца они буквально сходили с ума, выпуская наружу омерзительные испарения. Ну и смрад… Как бы пережить эту прогулку?..
      Где-то рядом шумно прочищал желудок совсем еще зеленый мальчишка, любезно навязанный сверху, и неважно, что тот дальше родного дома никогда и не ходил. Респиратор в руке, мученический вид и бледное лицо, невольная метка для животных, что вскоре учуют постороннее, едва уловимое в амбре, мешающем дышать. И все же… может, его средство защиты оказалось непригодным? Может, он успел глотнуть настоящего воздуха, не отфильтрованного новейшей системой? Просто слабый желудок не выдержал, подвел еще в самом начале пути. Что ж, увы, такие долго не живут, и в этом нет ничьей вины. Маркиз только усмехнулся и не без удовольствия задрал голову – родные места... Именно здесь когда-то он впервые пустил кровь. Всего-то стоит прикрыть глаза, вдохнуть поглубже и…

      Их впервые вывезли в зону, чтобы еще зеленые студенты начали свою практику. Ленивое солнце скрывалось за облаками, а вдоль границы неспешно прогуливались обитатели, никак не ожидавшие, что в этот день к ним ненароком нагрянут гости. Форма военной академии, заботливо пошитая для каждого индивидуально с учетом всех параметров фигуры, первые пистолеты, теперь заряженные боевыми патронами, пронзительный визг твари, которая по глупости все-таки рискнула сунуть свой нос к безжалостным пришельцам. Какая дурость, неосмотрительность и истинная награда для жаждущих скорой расправы. Специальный курс, воспитание жестокости, удушливая вонь растерзанного зверя, которого безжалостно убили другие и чья плоть уже начала разлагаться. Не каждому смертному придется по вкусу подобный аромат, но для будущего клирика он казался слаще всего на свете. По крайней мере, куда привлекательнее суррогатов, наполнявших жизнь каждого гражданина нового Деймоса.
      Современные противогазы, заботливо настроенные системой на очистку воздуха, оказались нарочно отключены незаметно для других. Это опасно, да? Зато сколько всего нового, недоступного для обоняния жителя нового города! Вдохнуть поглубже, повнимательнее прислушаться, и ботинок взметнул вверх слой пыли. Первый выстрел, первая кровь, чей-то пронзительный крик, и твари, что вспорхнули в небо, напуганные чересчур громким звуком. Непристойный хохот, рубашка прилипла к телу. Напряжение, возбуждение, летний зной и запах сладкой алой, беспощадно забивающий ноздри.

      Улыбка стала только шире: ладонь легла на плечо, привлекая внимание впереди идущего. Они прекрасно понимали друг друга и без слов, говоря взглядами, жестами, чересчур эмоциональными, но как тут сдержаться, когда кровь бурлит в венах? Да, по правой стороне, вдоль полуразрушенных и забытых зданий, чтобы обойти стаю шмуннов, слепо втягивающих воздух и жадно гложущих землю. Несчастные, оголодавшие, смрадные твари, отчаянно скалящиеся друг на друга и старающиеся оторвать кусочек плоти от своего собрата.
      Взмах рукой, и капли разлетелись со лба в разные стороны. Если пройти около километра на запад от границы с городом, то можно выйти к источнику, давно затянувшемуся сорной травой. Маленький оазис для притаившихся родственников ищейки, трущейся возле ног и жалобно скулящей, обжигающей лапы об потрескавшуюся раскаленную землю. А воздух действительно начинал плавиться…
      Хруст под сапогами, стая плотоядных насекомых слетела с давно обглоданных костей, с которых время еще не стерло следы клыков, оставленных озверевшими хищниками. Маркиз сильнее натянул поводок, носок ботинка грубо врезался под зад девицы на четырех костях, взвизгнувшей и уронившей никчемную находку. Нечего подбирать остатки чьего-то ужина, сегодня у нее будет личный пир, устроенный щедрыми охотниками. Раз, два, три, четыре, пять – «Калигула» идет искать! Сегодня они поглумятся над каждым, кто встретится на их пути.

      Фоукс крепко сжимал плечо мальчишки, не так давно попавшего в его руки по прихоти Судьбы или другой мерзавки, какое бы имя она ни носила. Нарушитель, убийца, огрызающийся на старших и без всякого предупреждения хватающийся за нож – юный мясник, недисциплинированный индивид, легко увлекающийся новым, не без восторга взирающий на трепыхающуюся в предсмертных муках харибду**. Только что глава «Калигулы» удачно подстрелил ее, устроив демонстрацию силу, самоутверждаясь даже в таких мелочах. Право, как это нелепо с его стороны, но пускай тешит свое самолюбие.
      «А теперь добей ее».
      «А теперь добей» – долгожданный указ, и кровь брызнула из перерезанной артерии. Губы растянулись в самодовольной ухмылке, скрытой под защитной маской, взгляд наверх, чтобы взглянуть на слепящее солнце. Такое яркое, беспощадное, но он был готов и дальше смотреть на огненный диск, впитывая его пламя в себя и пропуская по телу. Пускай этот огонь разгорится внутри, пускай сожжет все, не оставив даже горстки пепла!
      Капли крови перемешивались с испариной на лбу и висках, лениво скатываясь вниз, оставляя после себя лишь влажные дорожки. Мальчишка и сам бы не прочь поймать какую-нибудь зверушку ради забавы, но тяжелая рука на плече – лучший ограничитель; глава «Калигулы» не дал добро. Сначала отточи технику, доведи до совершенства и только потом играйся, когда будешь уверен, что сила тебя не подведет. В конце концов, он ведь уже не ребенок, чтобы безнаказанно спускать недочеты и закрывать глаза на его ошибки. Пора бы и повзрослеть, юный маркиз де Анархия, пускай это станет последним летом развлечений. Взгляд в сторону измазанного в крови лица. Ну, ладно-ладно, убедил, можно ее выпотрошить, только после не забудь кости высушить на солнце. Трофеи же должны быть белыми.

      В стороне послышался свист: показалась харибда, отчаянно бросившаяся наутек, но Алджи уже заметил ее, и спасения теперь не найти. Твари за милю чувствуют опасность и стараются сделать все, чтобы отвести ее в сторону. Но не в этот раз – хищники уже вышли на охоту. Двое натянули металлическую сеть, и стоило зверушке угодить в нее, как засверкали разряды услужливо пущенного тока. Ищейка рвалась и рвалась вперед, скуля и кусая поводок, подскакивая и проявляя чудеса нетерпения. Ухмылка, поводок натянулся в последний раз, и, отпущенная на волю, девица-мутант перекатилась радостно в пыли, подскочила, побежала к раненной добыче, все еще конвульсивно дергающейся в ловушке. Луссурия улыбался, не спеша возвращать маску на законное место, и оба знали, что это значило. Вскоре будет привал, всего-то требовалось пройти пару километров от источника в сторону давно обветшавших домов, единым чудом стоявших на прежних местах. Прибежище, облюбованное далеко не в первую вылазку, их личная Мекка, куда дойдет не каждый паломник, сбитый пением сирен***. Сладкоголосые демоны, жаждущие крови и плоти, растерзать каждого на части, впиться острыми клыками и рвать на потеху собрата, связанного узами более крепкими, чем любые чувства. Можно посоревноваться, кто же сильнее, только прежде стоит запастись разрывными пулями, ежели ситуация ненароком выйдет из-под контроля. Не каждую тварь так уж легко одолеть.

      Он еще не восстановился, но никак не желал оставаться в стороне, на костылях под пристальным вниманием Фоукса, скрестившего руки на груди и всем своим видом говорящего, насколько он недоволен чрезмерным рвением своего преемника, только-только наконец-то вставшего на ноги. Под боком – урчащая Саломея, лежащая и ожидающая команды хозяина, готовая исполнить ее в любой момент. На тончайшем черном полимере гуляли лучи солнца, теряясь в густой искусственной шерсти, удачно имитирующей настоящую. Так и тянуло провести по ней пальцами, ощутить жар чужого тела и… Движение мощных мышц, прыжок, грация дикой пантеры, охотящейся на опасную флаву****, встревоженную грубым пинком по камню. Скрежет челюстей, грозный рык и разорванные крылья, обреченно упавшие на истоптанную землю. А дальше: победный клич, хохот, костыль упал из неверной руки, и маркиз сам бы оказался на земле, если бы не крепкое плечо рядом – верная опора. Взгляд метнулся в сторону, чтобы наткнуться на мрачное лицо – неоцененный восторг, резко сузившиеся зрачки и родившееся желание немедленно вбить в голову старика простую истину о прекрасном. И пальцы уже сжались в кулаки, тень скользнула по лицу, медленно растянув оскал. Да-да, папочка, буду в следующий раз осторожнее, а эти челюсти однажды переломают и твои кости. Невысказанная вслух угроза, благоразумно затаенная до лучших времен, как и опасность этих мест, только и ждущих неосторожную жертву.
      Что ж, вынужденная заминка перед началом финала: скоро наступит новая эра. Осталось всего лишь дождаться своего часа.

      Совсем рядом – хруст костей, жалобный скулеж, когда челюсть не выдержала такого напора. Бешеный взгляд и рука, не дающая и шанса увернуться. Ненужные муки, доставляющие маркизу истинное наслаждение, несравнимое ни с чем другим. Без жалости и сожалений, он собирался вырвать клыки непокорной твари, что дергалась и продолжала отчаянно извиваться в его руках. Вторая за несколько часов, изящно подстреленная под палящим солнцем, нарочно выгнанная Саломеей, нынче безобидно разрывающей чью-то нору, словно и не она вовсе виновница чужих страданий. Такая невинная, отрешенная от этого мира…
      Скоро разгорится огонь, на котором они пожарят диковинное мясо, устроив себе законный выходной. И неважно, что жители нового города никогда не рискнут притронуться к этой плоти – они слишком ограниченные, чтобы понять, насколько прекрасен вкус свежего мяса. Нет-нет, еще рано, пускай повоет, Алджи, тем более что этот звук возбуждает аппетит. И не только маркиза, вальяжно расположившегося возле будущего костра, но и всяких тварей, что уже сейчас учуяли запах крови и, как безумцы, ринулись к нему. Изголодались, бедные, вероятно, у них сегодня не задалась охота. Возможно, что всему виной слепящее солнце, а может, дезориентировала эта невыносимая жара, раскалившая землю практически докрасна. Кажется, что скоро и подошва начнет плавиться, а не только мысли. Скинуть бы верх формы…

      Подарок Фоукса, и с первого же выстрела пытавшаяся сбежать сцилла***** завалилась на бок, отчаянно дергая раздробленной лапой. Пронзительный визг, бесполезная попытка подняться, но ее снова повалили на землю, не давая и шанса на спасение. Это всего лишь забава, он мог бы назвать ее безобидной, если не считать несчастных жертв, неудачно попавшихся под руку и страдающих от чужих увлечений, несогласных умирать по прихоти пришлых. Маркиз же скалился, устроив битву с тварью, что оказалась в разы крупнее его самого. И все же, все же, все же… Заваливая на бок, катаясь в пыли, которая повисла и не спешила снова ложиться на землю, он не отпускал свою добычу. Хватался за раненную лапу, дергая на себя и едва ли не зубами впиваясь в живую плоть. Сильнее, не отпускать, не дать победить самого себя, доказывая превосходство над мутировавшей расой. В стороне, теряясь в ярком свете, стоял Фоукс, искренне восхищенный своим преемником, пережившим фактически смерть. Силы еще не равны, но осталось совсем недолго ждать этого прекрасного часа. А пока пускай купается в солнечных ваннах, истинно веруя, что все под контролем. Наивность и неведение – право, не порок. Заблуждение играет кому-то на руку. Ну а сегодня их ожидал особенный пир, ознаменовавший возвращение маркиза. Может, кто-то жаждет сырой плоти? Да-да, опасно, но разве такая мелочь остановит безумца, перемазанного в чужой крови?

      Стянутый и откинутый прочь верх формы, лицо, бесстрашно подставленное беспощадному солнцу: в воздухе медленно плавал аромат жареного мяса. Сегодня в роли повара любезно согласился выступить Алджи, и только фартука не хватало, чтобы дополнить образ. Мурлыканье Луссурии в стороне, пока он разделывал тушку харибды, насвистывание Иры, выкладывающего вырванные клыки – идиллия, семейный отдых, который нельзя ни на что променять. Маркиз щурился, слушая, как в стороне потрохами лакомились звери, изголодавшиеся за долгий переход. Лоснящаяся от пота кожа, сигарета в зубах, легкая ухмылка, бездумно играющая всеми оттенками эмоций. Сегодня погода располагала, чтобы задержаться до вечера, возможно, что даже остаться на ночь.
      Задрать голову, выпустить струйку дыма, щурясь на яркое солнце, находящееся в самом зените. Лорелея счастливо повизгивала, получив свой кусок сырого мяса, жадно вгрызаясь в него, рыча и ворча, сопя от удовольствия, когда удавалось оторвать хотя бы кусочек. Девятнадцатое июня – прекрасный день для семейного пикника, окрашенного во все оттенки красного.

      Два года назад черт знает, какая была погода. Черные стены, адреналин в крови, скрипящие половицы под ногами, над головой – только крыша, скрывавшая преступников. Их всего лишь четверо отчаянных безумцев, кто все-таки решился рискнуть всем, что имел. Дверь слетела с петель, с грохотом упала в стороне, вытянутая рука и бах! Он даже не успел схватиться за оружие, когда прогремел выстрел, ознаменовавший переворот. Ошметки серого вещества, размазанные по стене, воздух, напоенный сладковатым запахом смерти, и самодовольные ухмылки, когда внизу послышались крики – это звери принялись за дело, расправляясь с теми, на кого их любезно натравили. Переворот! Захват власти! Да здравствует Анархия! Кто не спрятался, они не виноваты, а даже если спрятались, то все равно найдут во имя насилия. Что может быть прекраснее беспричинной жестокости, требующей разложить на части всех и каждого, кто против, кто не согласен с переворотом?
      Раз, два, три, четыре, пять – «Калигула» идет искать! Они не знают пощады.

      Фляжка крепкого, пущенная по кругу из рук в руки, улыбки на лицах каждого причастного, говорящие куда больше слов. Сегодня у них личный праздник, ознаменовавший начало новой эры жестокости. И как хорошо выбраться на природу под жаркое солнце, чтобы прочувствовать каждой клеточкой своего тела освобождение от оков. Это опасно? Не важно, они давно потеряли даже отголоски страхов. «Калигула» действительно безумна, чтобы наслаждаться отдыхом в зоне отчуждения. А трусы остались там, в сырой земле, закопанными останками пиршества животных. Кажется, в этот день они останутся здесь, чтобы предаться желаниям, пробужденным вкусом свежей крови. Улыбки, взгляды, солнце и полураздетые тела, открытые удовольствию загара, забытому другими. Желающие могут искупаться. Лучше всего в алой, все еще струящейся из разорванных вен. Это будет приманкой совсем для других хищников. Сегодня разрешено все, оставлены запреты, чтобы поддаться любому пороку. Растирая кровь по телу, заставляя облизывать пальцы, а где-то играет музыка из старого радио, прихваченного с собой. Втянуть воздух, блаженно выдохнуть – ближе, кожа к коже, оскаленные в усмешке зубы – не люди, а звери, ведомые инстинктами. Сильнейший убивает слабого, чтобы доказать остальным свое превосходство и право на власть.
      Немного дыма, разнообразные запахи истинной природы, вкус живой плоти и свободы. Наслаждайтесь этими минутами, дамы и господа, ведь нет ничего чудеснее концентрированной жестокости, взращенной с особой любовью.


* Шмунн - это хищное животное с мощным крупом и челюстями гиены, которые легко крошат кости. Они слепы и абсолютно не способны издавать какие-либо звуки, поскольку лишены голосовых связок. Ориентируются в пространстве они при помощи обонятельных рецепторов, которые рассеяны по всей поверхности их бледно-розового, пористого, рыхлого и фактурой похожего на пемзу тела. Учуяв еду, шмунн начинает дрожать от возбуждения, и кипящие пищеварительные соки бурлят в нем при этом, словно масло на раскалённой сковороде. Их стая вследствие высокой температуры тел создает вокруг себя омерзительное облако ядовитых паров.
** Харибды - хладнокровные твари, живущие у водоемов. Амфибии. У них имеются жабры и недоразвитые, но функционирующие легкие. Три пары конечностей оканчиваются четырьмя пальцами с перепонками между ними. Кроме того на голове и вдоль тела имеются плавники.
*** Сирена – хищник. Она обманет своим прелестным обликом куклы: женщина с весьма аппетитными формами с наростами на голове и плечах. В действительности эти наросты – кости настоящей сирены, на которых натянута оболочка практически человека. Кукла двигается, открывает рот, может протягивать руки к жертве – сирены умеют создавать впечатление жизни, но если соприкоснуться с этой подделкой, то никогда не почувствуется тепло кожи. Обычно сирены – это два переплетенных между собой существа с одной общей куклой. Они безлики и прекрасно сливаются с окружающей каменистой текстурой. Лишены глаз и ушей, но обладают прекрасным обонянием. Их ровный ряд зубов прекрасно перемалывает даже кости – настолько крепки.
**** Флавы - ночные насекомые. В дневное время они прячутся среди деревьев или же забиваются в щели между камней. Радужная полупрозрачная расцветка часто вводит в замешательство жертву: никто не понимает, что перед ними возникло. Пока их не распознали, флавы выпрыскивают паутину, а потом пропускают заряд тока через усики. Обычно метят в глаза, чтобы дезориентировать жертву. Они – маленькие хищники, которые слетаются стайкой на жертву, нападают, а потом выедают плоть. В момент трапезы их радужное свечение прекращается, и они буквально сливаются с тьмой.
***** Сцилла - обитатель пустошей и каменных лесов, горных каньонов. Известны крайне скверным нравом и пронзительным криком. Они лишены шерстного покрова его заменяет пигментированная в цвет песка и грязи кожа, довольно прочная. Относятся к пальцеходящим: на каждой конечности у них по три длинных пальца с массивными когтями. Передвигаются на костяшках. Худощавые, мощная грудная клетка. На короткой шее вытянутая голова, верхние и нижние челюсти которой раздвоены и могут раскрываться, образуя квадрат. Углы квадрата увенчаны длинными острыми зубами.
Причина такого строения грудной клетки - большие кожистые крылья. По воздуху сциллы перемещаются гораздо быстрее, чем по земле.