Империя мечты 5

    Откуда он появился? Находясь в плену обворожительно прекрасных чувств, которые и могут, и должны быть при таком явлении изумительного заката, не увидели, не заметили его. И вот он теперь здесь, перед этой юной парой.
    Гигант, каких и трудно сыскать в среде человеческой, не обронил ни слова. Лишь холод немигающих глаз обнажил ясно его намерение. Да и длинный нож в правой руке, свёрнутая сеть в левой руке подтверждали и указывали на сам процесс, что состоится в будущем, совсем скором будущем, что охрана не успеет и схватиться за рукоять мечей, самих мушкетов, что явились новым оружием для эпохи. Лицо его, обезображенное самой природой, являл истинное стремление к убийству. Сам дьявол во плоти! Взгляд, порождение ужаса устремился на объект цели, каковым и предстал вот этот молодой хан дальних земель. И видели это воины его вдалеке, но рядом с гигантом бесновался конь благородной породы, чтобы после всего мероприятия, намеченного, на скорость, и только на скорость, отведённого на самый короткий срок, умчать убийцу подальше от места убийства, умчать от любого наказания.   
    В страшных легендах слышали простолюдины про такого палача, который приводил  приговор далеко от эшафота, выбирая самые неожиданные места. И рассказывали про это, якобы случайные свидетели, что было истиной, хотя поддерживались такие легенды кем-то уж очень искусно. И вот теперь явление страшных рассказов, становилось настоящей явью. Перед юной парой стояла машина убийства.

                16

    Его здесь не должно быть. И он не был здесь.
    И поднят меч нападения, как рухнул владелец его. Меч защиты опередил. Состояние воина. Вот она – искромётная доблесть!
    Был звук. Невообразимый звук для человеческого слуха. Парализовало всех, но особенно того, на кого направилась сверхъестественная сила его. Поистине неисчерпаем колодец возможностей природы! О, истина!
    Ни один посыл мозга не мог управлять мускулами, мышцами рук, удерживающими в оцепении длинный нож и сети. Да и был ли посыл? Не мог и сдвинуться с места наёмный убийца, ибо ноги его постигла та же участь. Сердце же его в противоположность сильным конечностям будто изваяния из камня, так и забилось в учащённом темпе, затрепыхалось такой выброшенной рыбой на берег. Наводивший ужас на всех, познавал в данный миг все прелести такого состояния на самом себе.

    Сила зла, энергия зла, помноженные многократно, вернулись туда, откуда и вышли. Никогда не было такого возвращения, и вот теперь оно состоялось. Перед силой встала другая сила! 
  - Ты чей посланник? – голос металла прокатился во всём пространстве.
  - Герцог Ронтанский, – едва выдавил хриплым голосом гигант.

    Эффект кульминации был важен по многим причинам. Указательный палец правой руки хана молнией вдарил в то место, в ту точку подложечной области, под самым мечевидным отростком, что расположилась между широченной грудью и грузным животом гиганта. Энергия сверхсилы устремилась туда, найдя там истинное выражение. Это было касанием отсроченной смерти. Но и взглядом был устремлён его союзник – невидимый луч смерти. Предсмертная судорога явилась результатом всего воздействия.
    И обвалился гигант, таким мешком полнейшего навоза.
    И было лето, и было время вечера до полуночи.

    Мгновениями спустя подскакали нангольские воины во главе с Джэнде, подбежала охрана, принцесса Ламилия.
    Принцесса Алиния стояла едва жива, но больше всего поражённая не страшным обликом гиганта, а тем явлением, что выдал на свет её спутник, этот благородный юноша, хан далёких земель.
  - На свою беду явился этот болван. Не лезь куда попало, не зная человека, не имея познаний, – подытожил сложившуюся обстановку Джэнде – командир «чёрной гвардии», хорошо знающий толк не только в войне, но и в подобных делах.
    И громким был смех нанголов, и заразительным. И отступила чёрная завеса мрачных сил, уступая натиску светлой ауры, что спешила отвоевать утерянные позиции. Радость простого люда была безмерной. Наконец-то увял безвозвратно жестокий образ страшных легенд.
  - Ты убил его? – спросила тихо принцесса Алиния.
  - Я хан нангольских воинов. Я – воин!

                17

    Герцог Ронтанский доложил куда следует всё то обстоятельство случившегося на набережной Росены, заставив крепко задуматься того, кому и предназначались данные сведения. Кардинал Шелье, также не дремал и потому не замедлил возвестить о данном происшествии, преисполненном какого-то дьявольского наваждения. Но не поспешил, умудрённый опытом жизни, кардинал, сослаться тут же на потусторонние силы. Какое там. Опасность может исходить от самого хана, наделённого неведомым гением. Да ещё его воины. Сто нанголов в столице – это не шутка! Разве что, сам благородный нрав этого юноши, что укрепился в его мнении о нём после той встречи, навевал на кардинала какое-то успокоение. А вот подлость и глупость герцога Ронтанского, задействованные одновременно и бездарно, могли наломать дров, да таких, что и подумать страшно. Вот потому-то он и поспешил к герцогу, лишённому всякого благородства и благоразумия тоже.

  - Вы понимаете, что Кранция была на волосок от буйных событий. Что это, бес побрал вашу душу? Чего же добиваетесь Вы, герцог Ронтанский? – не откладывая в долгий ящик, отбросив всякий этикет, сразу с места в карьер взял кардинал, выказав тем самым явное неудовольствие вот такими действиями герцога.
  - Месть движет мной, и только месть, – с таким надменным гонорком отвечал герцог Ронтанский, хотя было в этом и что-то от наигранности, не ускользнувшую от намётанных глаз кардинала.
  - Месть за неразделённую, безответную любовь? – кардинал продолжал всё в том же духе.
  - Нет. За наглый рейд, что совершил его дед по нашей земле. А то вы все так и заигрались в дипломатические игры, в изящный этикет.
  - Ну, если Вы такой храбрый и всех обвиняете в малодушии, то почему бы Вам самому не вызвать его на поединок, на честный поединок. Что, беспокойство за жизнь опутало сердце, так и связало, что действуете вот так исподтишка. Хотелось бы мне взирать, как ягнёнок трепещет под взором волка, – не на шутку разъяренный показной отвагой напыщенного герцога, таким умением говорить пакости за спиной, кардинал сказал прямо, словно увидел истину в лицо.   

    Хотел было ответить дерзко герцог, но всё предпочёл промолчать. Его шпионы доложили ему о таинственной, но сокрушающей силе нангольского хана, перед которым его верный гигант, которого нанимал для устранения неугодных лиц, выглядел, по словам тех же шпионов, жалким ягнёнком перед голодным волком. Так и сказали. У кардинала же была своя разведка, которая и доложила ему про это событие в такой же интерпретации. Вот потому и явился он к нему с упрёками.

  - Король, конечно, осведомлён в подробностях, – освободившись от лишней надменности, с тревогой в голосе проговорил герцог Ронтанский, – понимаю, что недооценил этого хана. Но откуда я мог знать, что он так легко разделается с такой глыбой, да ещё проткнёт пальцем насмерть не знающего боли и жалости. Его грудь никаким молотом не взять, да и мечом тяжело, а он вот так и убил его. Что есть здесь от самого дьявола? А это уже по вашей части. Инквизиция будет молчать?
  - Так хочется сказать мне про Ваш уровень разума, да не буду. Но знать надо всем нам, что перед нами чужеземец с чужой верой. Что ему инквизиция? Он постигал это волшебство с малых лет. Его учили лучшие учителя. Я разговаривал с ним, взгляд мой уловил его неистовое прилежание, что даётся воспитанием. А вот мудрость его от природы так и бросается в глаза, что не надо быть таким уж особенно прозорливым. Принцесса Алиния знает, кому дать предпочтение, хотя у неё это в первый раз в юной жизни.

    Вздрогнул нервной судорогой от этих его последних слов надменный герцог. Речь кардинала, по большей части поучительная, и так больно хлестала по сердцу его, но вот это было уже слишком по жестокости своей. Взять, да так и растоптать его самолюбие. С каким удовольствием, без всякой на то помощи, удавил бы он вот этого серого кардинала. Но нет, не в силах сделать он, потому как этот старикашка высоко высочайшего сана, и будет только себе дороже. Только и вырвался звук, схожий с хрипом. Ну, а кардинал, как ни в чём не бывало, продолжил дальше:
  - Король и королева знают всё в подробностях. Охрана доложила как положено, ну, а дочери-принцессы подтвердили это в превосходных тонах, да так, что хан выглядел в их глазах настоящим героем, что и было в самом деле настоящей истиной. Уж я-то и видел, и слышал. Но не это главное. Меня беспокоит уличная чернь. Моя разведка доложила мне, как возрадовались простолюдины  вот такой смерти мерзкого убийцы. Но вот что за звук, которого, как говорят очевидцы, не должно быть по природе своей, что издал этот хан, да под взором его так и сломился твой гигант, твой наёмный палач. И это каасние пальцем. Как-то слышал я однажды отодного пилигрима, бывавшего на востоке всего белего света. Так вотон говорил, что есть некая зловещая наука отсроченной смерти. А вот чернь уже возвела в народные героини его мать, теперь и его возведут в народные герои. А чернь ведает, кто мать этого хана, бесстрашного и мудрого не по годам. У них, у этой черни такое хорошо передаётся от родителей к детям, от дедов к внукам. Это не то, что наша официальная история, всегда готовая сладко обслуживать немытые уши, да полусонные глаза, и место которой лишь на панели.
  - А что мать его? – теперь кое-какое подобие любопытства вспыхнуло в глазах герцога.
  - Ты что же, не видишь, что у этого хана вовсе не раскосые глаза, как у его воинов. Его мать, будучи юной девушкой, такой искренне чистой, пошла на жертву и тем самым спасла  прекрасную землю величественной Кранции от этих воинственных нанголов. Вот и вырос ныне юноша, ныне хан нанголов, который и встанет вровень с матерью своей и будет новым героем для всей черни Кранции, потому что он избавил всех от твоего истинно мерзкого гиганта, да проучил рыцаря под именем «Чёрный призрак дьявола», лишённого всякой доюлести и благородства. И все эти камни в твой огород. А ты всё стараешься из себя корчить вот такое бесподобно высокое мнение. Разуйте свои глаза герцог, да осмотритесь вокруг. Что же касается старшей дочери короля, принцессы Алинии, то она – настоящий кладезь мудрости. Мечтайте, возмечтайте. Это сугубо Ваше дело. Здесь я не советчик. Хотя…
    Не всё досказал серый кардинал, этот носитель всяческих премудростей, как сундук сплошь набитый хитростями, да провокациями. А что он хотел сказать?

                18

    Немного времени оставалось до полуночи, когда хан Аурик направился к королевскому саду. Он смог без затруднений найти то место в королевском дворе, тот сад, чьи деревья в ночи при свете звёзд имели лишь серые, да тёмные очертания, утеряв всё великолепие, что имелось при свете ясного дня. В глубине сада вспыхнул огонёк, что было ожидаемо.
    Он бесшумной тигриной походкой приблизился к тому месту, где свет огня преобразил таки деревья, придав им почти дневное великолепие. То был свет огня факела, зажжённое её рукой, ибо ждала в этом условленном месте прекрасная дочь короля принцесса Алиния.

    Так и встретились они посреди маленькой лужайки, которую окружали плодовые деревца, ягодные кустарники, акации, да и цветы, все привезённые из разных концов света. Алиния, можно сказать, знала здесь едва ли не каждый лепесток, проводя с учителями, но особенно с учёным-философом Гидро, уроки разной направленности, но чаще такие вот суждения философского характера. 
  - Хан пунктуален, как и подобает персоне высокого ранга, – как всегда с таким налётом ироничности, к которой примешивались всё же нотки доброго смеха, проговорила звонко Алиния, зная, что они одни в этом саду в это время, и потому громкость не играла столь значительной роли.
  - Я всегда рад услышать подобную похвалу из уст самой принцессы, которую прочат в королевы великой Кранции, – старался хан как выдать достойный ответ.

    Игривое кокетство, присущее столь юному созданию в часы вдохновения от встречи с лицом противоположного пола, было преобладающим в выказывании эмоций, которыми отличалась в последнее время старшая принцесса, которая и не замечала раньше за собой вот такое богатое проявление различных чувств, сплошь преданная лишь учению. И потому ли было хану Аурику так легко на душе, и потому он мог так же без оглядки на что-либо шутить, смеяться, ничуть не опасаясь на подобие какого-либо урона высокому рангу. Именно в отношении к нему, конечно, не считая родной сестры, да родителей своих, взыграла в душе Алинии искренность проявления чувств, что и заискрилась вот таким озорством, вот таким весёлым состоянием. И не надо было надевать такую маску неприступной твердыни, что и проделывала она в отношениях с аристократами, сплошь набитыми предрассудками и заботами о месте в изысканной иерархической лестнице, о чистоте и блеске витрины, что сама суть личности так и запрятана далеко-далеко в подвал, в такие закоулки души.

    Хан, в жилах которого на половину текла кранцозская кровь, родившийся и выросший, по мнению опять же аристократии, в стране диких нравов, не придерживался вот такого этикета. Ей было легко рядом с ним и надёжно. Хан оказался поистине сильным человеком, победив непобедимого «Чёрного призрака дьявола» на рыцарском турнире, убив наёмного убийцу, такого непреклонного палача, гиганта, обладателя невиданной, но грубой физической силы и жестокости, о котором она, как и простой люд, была наслышана по разным страшным легендам, что рассказывал ей учитель Гидро. Но надёжность его заключалась не только в этом, но в другом.

    Можно сказать, что хан всё-таки был необыкновенен, уникален. Нутром своим, такой интуицией женской почувствовала она его преданность чему-то такому высокому, чего она не знала и, может, именно в этом королевском саду да откроется такая его тайна. Конечно, часто бывает так, что юная девичья интуиция ошибается в выборе спутника, да ещё как, но это как-то и не относилось к ней, натуре всё же сильной, потому и готовят её в будущую королеву Кранции. И чувствовала она своей особенной интуицией, что он непререкаемо уважаем на своей земле. Кровь великого предка по отцовской линии, конечно, играла весьма заметную роль в развитии разума, духа, но было что-то такое в этом юноше, облачённого в высокое звание хана неведомых земель.

    Весёлым журчанием ручья протекала их беседа в королевском саду. Накала состязания в остроумии, в такой словесной изощрённости было хоть отбавляй, потому как они были достойны друг друга в такой незримой борьбе, в таком своеобразном турнире. И это доставляло им искреннюю радость. Вот в такой обстановке непринуждённой игры она и коснулась той темы, что вызывала такой интерес:
  - В поединке против тебя что-то было не так с рыцарем в образе чёрной змеи. Чтобы значило это?
  - С ним многое было не ладно, но больше с конём.   
  - И это я заметила.
  - Я превратился в змею, что извивается в пустынном поле. Конечно, это направленное внушение, что есть у меня с рождения. Вот потому конь и был повержен загодя до самого поединка. Если скажешь про благородство рыцарского духа, то я-то причём. Я ведь не собирался участвовать в турнире, и я не рыцарь, а хан, правитель своего государства, и не пристало мне по этикету сражаться с рыцарем, который, если уж говорить про лестницу иерархии вашим языком, то он стоит ниже, намного ниже моего командира «чёрной гвардии», моего старшего друга, бесстрашного Джэнде. Можно сказать, что каждый воин, пришедший сюда со мной, и есть рыцарь по вашему разумению. Ну, а моё умение перенимать точно движение тоже с рождения. Хотя бы вспомни королевский бал.
    Ах вот оно что. У принцессы Алинии так и раскрылись широко глаза от удивления, но воспоминание про бал опять же ввергло её в такое весёлое состояние, что и не скрыть. Да и хан Аурик, похоже, был в таком же состоянии. Подавив немного это веселье души она вспомнила ту ситуацию, что ввергло её в шокирующий испуг, что навёл неожиданным появлением тот гигант, тот наёмный убийца. Следующий же шок был другого порядка, и исходил он уже от действий самого хана. И об этом не преминула спросить она, потому как держала это в душе. 

  - Я проходил школу обучения голосу. Научился издавать определённый звук, от которого человек, да и крупное животное, не исключая и хищника, теряют силу, а мелкий грызун и вовсе жизнь. Меня учили мудрые учителя.
  - Да. У тебя было другое учение, – говорила в задумчивости Алиния, – и вот этому искусству убивать тоже учили мудрые учителя. Теперь-то я знаю. А какова же истина этого искусства?
  - Лето. Было время вечера до полуночи. Я поразил самую слабую нервную точку в это время года, в это время суток. Направил энергию на мгновенную смерть. Так что мучитель многих невинных людей, как понимаю я от слов простолюдинов, совершенно не мучился. А ведь мог бы, примени я другую технику.
  - Я понимаю таковую изощрённость. И она также из этого учения? – всё также недоумевала Алиния.
  - Да, она отттуда. Всё та же техника прикосновения отсроченной смерти.
  - И всё же как понимать сей феномен другой изощрённой техники?
  - То же самое, но так, чтобы тот, против кого направлена эта техника, умер часами, сутками, а то и неделями позже. Обычно такая смерть сопровождается неизвестной, неизлечимой болезнью, вот таким мучением.
  - Давно в вашей земле такое учение?
  - Меня одного, как сына хана, наследника отца, учил этому учению Востока учитель, родом с далёких восточных земель. Когда-то мой отец спас его от неминуемой смерти, и в благодарность за это он и посвятил меня в своё необыкновенное по трудности и сложности искусство. Но это уже другая история.
  - Изощрённее, страшнее и не придумать, – говорила мудрая принцесса тихо, под таким впечатлением.
  - Есть явления и более замысловатые по своей изощрённости…
  - Как понимать? – и любопытство вновь вспыхнуло с новой силой, ибо любознательность в деле учения всегда отличала старшую дочь короля. 
  - Убивающий взгляд, – коротко ответил хан.

    Вроде бы всё ясно, но требовал такой ответ подробного объяснения, что принцесса Алиния так и поступила, не потребовав, но попросив настоятельно. Ну, а хану в очередной раз пришлось стать провожатым в мир иных чудес.
  - Мне рассказывали мои учителя с Востока. Случилось это на их родине. Там, в непроходимых джунглях живёт одно племя, где каждый обладает вот таким убивающим взглядом. Живут обособленно от всех, занимаются охотой, собирают плоды, коренья, но ничего не выращивают, ничего не строят, живут, как жили их предки, без учения, без грамот. Кроме джунглей своих они так и не видели белый свет. Это мы нанголы видели всё.
  - Потому что завоёвывали, – не удержалась Алиния.
  - Энергия души двигала нами. Но я сейчас не об этом.
  - Прости меня. Я слушаю.
  - Когда завоёвывали те земли, наши предки не сталкивались с ними, потому как нет у них армии, даже нет какого-либо подобия на ополчение. В дебри джунглей наши предки не совались. Не для нанголов это. Но случилось так, что однажды один нангол забрёл таки в те места, где обитали они. Он был тогда на охоте. Это была необычная охота для него, потому что в наших традициях коллективная, облавная охота. Тогда в тигра попали стрела и маленькое деревянное копьё с ядовитым наконечником, пущенные с разных сторон. На поляну вышли двое – нангол и маленький человечек, по большей части обнажённый, будто с обугленной кожей. Каждый из них претендовал на добычу. Нангол небрежно ударил дикаря, что тот так и свалился. Но не стал дикарь покорно покидать это место, а напротив уставился на воина своими немигающими глазами, которые налились не кровью, а будто гадким содержанием из слизи. Вот такие глаза. Не стерпел нангол и снёс ему голову с плеч, что обвалился обезглавленный карлик. А на следующий день воин почувствовал лёгкое недомогание, что возросло под вечер. Он слёг. Через несколько дней, ночей он испустил дух. Но перед тем как уйти в небеса, успел рассказать о стычке с дикарём, о взгляде, что стал причиной вот такой неизлечимой болезни. Месть всегда был уделом нанголов. Наши предки направились в те места и, не вступая в контакт, на дальнем расстоянии из луков расстреливали дикарей, дабы не подпасть под силу неведомых взглядов. Никто не знает, остался ли кто из них в живых. Вот такая история. Но, кажется, во мне что-то есть. И потому после этих слов я предстану перед тобой чудовищем из ада.
  - Не совсем так, не совсем, – едва ль приметная улыбка озарила прекрасный лик принцессы в свете ночных факелов, но, однако, любопытство всё также продолжило игру познания. – Ну, а случай на набережной Росены?
  - Меня учили мудрые учителя, – в который раз повторил хан Аурик.
  - Понимаю.

    Этого юношу так же учили, как учат её, готовили в правители, как готовят её. Но разный подход, разное просвещение. Стоило, ещё как стоило ей научиться всему тому, чего постиг этот юноша. Но как знает она – подходит конец пребыванию нанголов на земле кранков. И предоставит ли судьба возможность новой встречи? Скорее, нет. Лишь память будет напоминать о человеке, который пришёл сюда, в этот королевский сад. Ни один чужеземец не удостаивался такого, ни один. Память, её память. История не запишет.

  - Близка ли к осуществлению твоя цель – цель такой дипломатической миссии? – скорее ненароком спросила она, дабы нарушить тишину, наступившую внезапно, хотя вопросы государственного значения всегда интересовали её.
  - Нет. Она как была далека, так и осталась. Пустой тратой времени была наша миссия. Мы возвращаемся ни с чем. Может, в этом тоже есть своё зерно истины. Хотя бы в том, что встала другая задача передо мной.
  - Конечно, это государственная тайна.
  - Это так. Этого не должны слышать уши кадмийцев, с которыми мы в состоянии войны. Но тебе я скажу. Ты не враг и не союзник. Но я верю тебе.
  - И чем же заслужила я такую привилегию? – и вновь искорки кокетства проявили свою игру, отобразившись так ярко в глазах её прекрасных при свете горящих факелов, от которого ниспадали длинные тени деревьев, акаций, этих молодых людей, что единственными не спали в эту тихую ночь.       
  - Моё сердце подсказало моему разуму.
  - И даже так, – игривое кокетство так и набирало ход, не оставляя мужскому сердцу ни единого места для успокоения.

    От такого состояния так и потянуло хана на некоторую исповедь. И понимал он, что перед ней не шпионка, искусная в своём мастерстве, а будущая королева, королество которой может стать в будущем и союзником. Так что имел в некотором роде и смысл вот такого дипломатического характера.   
  - Огромная империя, которую создал мой великий предок, распадается на глазах его потомков, на наших глазах. Скорее, это необратимый закон истории. Угроза войны с Кадмией послала меня на поиски помощи в ваше королество, землю, что дала жизнь моей матери, что значит, как-то касательно и мне. Но вернусь я в родные земли безрезультатно. И потому встаёт передо мной другая задача, которую я придерживал на запас. И она состоит в том, что поверну я свой народ в земли предков подальше от всякой войны, в великие степи вольных кочевников. Но вот примет ли хан степей? Это тоже вопрос. Почему я так сделаю? Нас, нанголов, мало по численности, чем число населения побеждённых нами народов. И население соседей тоже намного превосходит наше. Скажут, почему я так сделаю? Потому, может, что я – единственный в этом роде. Мне важен каждый человек, родившийся моим подданым, ставший моим подданым. Потому я и хан своего народа.
  - Ты сказал, что примет ли тебя хан родных великих степей. Но есть ли место двум ханам на одной земле? – говорила принцесса Алиния, которую в данный миг спешно покинуло игривое кокетство, уступив это пространство, как всегда, такой неотвратимой серьёзности.   
  - Если что, я готов буду снять с себя обязанности хана.
  - Но будет ли согласен с тобой твой народ? По глазам твоих воинов вижу, как ценят они своего хана.
  - Не знаю. Вот я и Вы сейчас подумали о том, примет ли хан родных степей. И знаете, было у меня одно видение, когда мне было семь лет. Оно пришло ко мне, когда я и не звал его совсем. 

    В словах его таилась истинная тайна, о которой не говорил он никому. Она была всегда с ним такой неизменной спутницей, ибо эта тайна была и его мечтой. Но сбудется ли она когда-нибудь? И так захотелось ему сейчас поделиться с ней, именно с ней, вот этой сокровенной тайной, что и в миг перехватило дух. Посвятить ли её в мечту, в такую вот сокровищницу, что укрыта в самой глубине ханской души? Ни с кем не делился он с этим, ни с кем.
    Он перейдёт эту реку судьбы, он поведёт за собой.

  - Видение? – с нескрываемым любопытством спросила принцесса, которой открылось что-то такое неведомое, будто подсказывало, что новое знание имеет значение. 
  - Я видел землю, скрытую в просторах великого океана. Такое было видение, когда мне было семь лет. И я шёл по этой земле.
  - Земля? Ты хочешь сказать… – и смолкла прекрасная принцесса, озарённая неведомой догадкой, таким раскрытием истины, что таил в себе этот юноша, хан далёких земель.
  - Всё так, – говорил так хан, будто в подтверждение её догадки и изумился сам, до конца не ведая того, – но там был кто-то рядом со мной. Не могу вспомнить лицо. Оно размыто. Но прекрасная земля…
  - И такое возможно? – понимая всё, тихо и изумлённо спрашивала принцесса, как-то не веря в такую перспективу. 
  - Когда мы собирались в ваше королевство, прибыл вестник из дальних восточных рубежей бывшей империи. Огромный флот в тысячу кораблей, в которых были сто тысяч нанголов, направился на острова Иппон и попал в шторм, под сильный ветер бушующей природы. От огромного флота не осталось почти ничего. Немногие вернувшиеся принесли с собой такую страшно горестную весть. Но почему? Сто тысяч жизней, отданных ни за что. А поверни они на запад? Что было бы? Ответ канул в пучину великого океана. Жители тех островов назвали то злое проявление природы – как священный ветер «кадзекоми».
  - Но ведь та земля не Иппон? – уже с нескрываемым налётом беспокойства спросила прекрасная принцесса.
  - Нет. Это совершенно другая земля. Во время того видения, подсказывало мне изнутри, что я и мои люди первые на этой земле. Я говорил, что мне было тогда семь лет, и я хорошо осознавал, что буду ханом своего народа. Меня уже учили мудрые учителя.

     Было задуматься над чем Алинии, всегда нацеленной на одну лишь цель. В миг, в лёт охватывал она всю эту грандиозность замысла этого молодого хана, и, кажется его мечту, при осуществлении которого он и становился настоящим гением. Но будет ли так?
    Тайна его стала тайной двоих. Всё скрыто за тёмной завесой будущего, за этой дверью неизвестности. Но был ли ключ у него? 
    Время было во власти ночи. Всё так же окутывал тихий ветер. Шелестела листва. Ночные факелы давали свет. И метались длинные тени. Лишь филин не сомкнул глаз, да те, что пришли в такой час в сам королевский сад. Всё было во власти ночи. Будто задержалась она, чтобы закрепить в памяти, чтобы долгие годы отдаваться эхом ностальгии, может и горькой, весь этот момент, такой вот отрезок по реке-времени.
               
                19

    Дипломатическая миссия во главе с самим ханом завершилась безрезультатно. Стоило ли ехать в такую даль, чтобы возвратиться ни с чем?
    К удивлению хана, как равно и королевского двора, да и аристократии, провожать такое необыкновенное дипломатическое представительство пришли многие. Так и собрались неожиданно многие из аристократии во дворе Дувра. На балконе, по всем правилам этикета, восседала королевская семья.
    Грустна была в этот миг принцесса Ламилия, что не скрывала подобное состояние взглядом увлажнённых глаз. Но старшая принцесса Алиния, как никогда, была в доспехах неприступности, будто лёд, будто застывшая статуя, что высечена из твёрдого гранита. Нет сомнения – она будет королевой Кранции.
    Что-то нашло на короля, что снизошёл он с балкона, увлекая за собой королеву. Такого не было в истории государства и не будет. Король Дуи Второй благословил в путь молодого хана. Может, на старости лет проснулось в нём что-то схожее на совесть. Но кто знал что к истинно проснувшейся совести примешивалась и благодарность за то, что успел таки сделать этот молодой хан во время своего краткого визита, притом очень шумно сделать, что заговорили об этом не только в столице, но и в государстве. Уж не будет этот своенравный герцог Ронтанский чересчур высоко задирать свой и без того длинный нос. Это оценил не только король, но и чернь. Вот вам и начало легенды о благородном юноше Востока.

  - Возможная война с Астанией не позволяет мне направить части войска против Кадмии. Ты уж пойми меня, – чуть ли не виноватым тоном приговаривал король Дуи Второй.
  - Мы всегда будем рады Вашему визиту, – выкрикнула с балкона принцесса Ламилия.

    Что скрывалось за неприступной стеной самой что ни на есть твердыни, за которой укрылась душа старшей дочери короля принцессы Алинии? Будто и не было ночи в королевском саду. Кто бы знал, но хан уловил то, о чём не могли догадываться все, что пришли на площадь перед Дувром.
    Она не хотела этого мига, как и хан, отттягивала в душе, как могла. Но настал этот миг, и они всего лишь заложники обстоятельства, которое диктует сама история. Взглянула в глаза старшей сестры и поняла, прочувствовала принцесса Ламилия, что такой невыносимой грусти, такой тихой печали и не было никогда в глазах сестры Алинии. Каких же трудов стоило всё это ей?
    Прощальный взгляды хана Аурика и принцессы Алинии, обрамлённые в тихую канву молчания, стали как бы завершением прощального церемониала. Не могли не заметить это трепетные души прекрасной половины аристократии. И тайная зависть была тому подтверждением.

    Но был здесь и взгляд совсем противоположного порядка. И он принадлежал герцогу Ронтанскому. И это не преминул подметить хан, да и остальные тоже. «Кто знает, что может подкинуть нам вечное синее небо», – таковы были мысли, думы хана Аурика на прощание.    Но кто узнает такие думы? Уж во всяком случае этот, напыщенный надменностью, не возьмёт на вооружение вот такое выражение. И радуется наивно зло герцог Ронтанский данному обстоятельству, предвкушая возвращение былых времён. Да будет ли оно? Не та сила у него, и нет никакого превосходства по паршивой его идеологии, по паршивому состоянию души его. Не та звезда взошла над головой. Уж давно ускакал конь удачи, лишь стелется пыль, что только глотнуть и всего лишь. Вот такой лабиринт жизни.   

    Медленной, но важной поступью покидали они столицу Кранции. И, казалось, вышло всё население на проводы хана и его воинов, пришедших не с войной, а за помощью с мирным сердцем, с доброй аурой. Чернь, само его величество – люд простой воздавал открыто почести этому хану, сыну той девушки, про которую поют на каждой улице, в каждом селении, люд простой открыто выражал уважение своё, никого не спрашивая, никого не чураясь. Когда было такое? Да, никогда. Это были люди родной земли его матери, откуда и вышла она, чтобы когда-то защитить.   
    Они покинули столицу Кранции и направились на восток.

                20

     В это предзакатное время дня они пересекли границу Кранции. Никогда он не вступит больше на землю родины матери. Никогда он не вступит больше на землю, что дала в свет ту, о которой не перестаёт задумываться, которая так и вытеснила все остальные думы и обрекла сердце на боль томящуюся, что и не выдержать. 
    Свет ночных факелов вздрагивал немного от дуновения тихого ветерка, что тени будто оживали, становились некими существами, хотя и были в королевском саду лишь принцесса и хан.

    Переменчивость, да и только. То не было ветра никогда, то обдувал лёгким касанием, как бы напоминая таким оживающим движением теней о своём тихом присутствии. Так во взгляде её вдруг вспыхивали огни озорного состояния души, когда веселье так и струится в неистовом вихре, и тогда она так и осыпала всё вокруг такими фразами подобными данному настроению, то вдруг всё это затихало, и наступал внезапный штиль лёгкой грусти. И тогда тишина сменяла музыку мелодичного голоса, как бы давая остальным звукам отобразить себя тихим дыханием, тихим шелестом листьев, тихим журчанием ручья. Всё это было бесподобной картиной, что невольно писала история на фоне этой невероятной ночи в королевском саду. И тогда взгляд её отражал такую философию, рождая некую мудрость, что и был выражением её трепетной души, самой её сути. Она одаривала всем этим его, и было такое в первый раз в юной жизни строгой принцессы, которую прочат в королевы. Волнующий миг, что и будет всегда врываться в память, и не уйти от него никогда.
    Заводные кони нанголов скакали легко, всё приближая своих властителей к огню родного очага. Их ждут. Местность менялась одна за другой. Всё дальше и дальше уносится та земля, в которой осталась она, незабываемая, в чистоте помыслов своих, в искренности души своей. 

    Прикосновение к её губам, горячий поцелуй не остыл в его губах. Нежность кожи так и продолжала будоражить разум, её глаза, в которых искрились блики нежности, продолжали свою игру перед взором его, контуры её прекрасного лика, сплошь идеально красивой формы, симметрии продолжали отражаться перед ним, заслоняя весь горизонт. Ветер навстречу был как бы продолжением того ветра в королевском саду, что развевал так тихо огненные всполохи ночных факелов, дающих длинные прерывистые тени плодовых и не плодовых деревьев, акаций и их тени, не заснувших тогда до самого рассвета. Будто знали они, что и было так, что не будет этого никогда, и потому так умоляли в душе, чтобы остановилось всесильное время. Но ничто не подвластно, и потому мчится его конь на восток, уводя его всё дальше от той, что подарила тот миг, что отдаётся такой невыносимой болью. Он не увидит её никогда, не услышит дивные звуки её голоса, не станет в душе смеяться над такой иронией её слов. Никогда.

    Заводные кони нанголов скакали легко, всё приближая своих властителей к огню родного очага. Всадники не познавая устали, всё подгоняли их в ускоренный темп. Но одному всаднику было не до того, и он, то и дело, сваливался как бы с седла, но удерживался вовремя, и старался становиться под стать всем остальным. Но не было это долгим делом, ибо в один момент он так и упал бы на травы чужой земли.             
  - Плащ! Плащ! – зычный окрик Джэнде приказом прокатился на закате жаркого дня.
    На бешеном скаку четыре всадника разложили на ветру плащ, и он затрепыхался на сильном ветру. Всё было исполнено в движении, что кони и не остановились, продолжая свой неудержимый бег. Четыре воина держали за концы плащ, в котором возлежал без сознания их молодой хан. Спустя некоторое время достигли они мрачной тени чёрной тучи. Заморосил мелкий дождь, угрожая превратиться в неистовую грозу.
  - Плащ! – всё тот же окрик Джэнде ознаменовал следующее исполнение приказа.
    В бешеном вихре движений плащом этим был воздвигнут шатёр над ханом, который так и держали на копьях своих четыре бесстрашных воина чёрной гвардии. Через каждое определённое время их сменяли другие воины и установленный темп не сменился ни на миг.

    Продолжение следует...