Восемь Новолуний

    «Мне снился сон, как будто бы реальность, как будто бы…»

Легкое дуновение ветерка приподымает локоны, скрывшие лицо девушки, шагающей по мелким лужам разбитого асфальта; кажется, сверчки везде: их песни раздаются в траве, в кроне деревьев и стенах домов. Возможно, это лишь эхо. Уже час, как стемнело и люди разбежались по домам или по лавочкам, потому что на главных улицах делать нечего, а в темноте вроде не так опасно…
Но Настя широкими шагами измеряет бушующее негодование где-то в глубине, милое лицо искажается переживаниями, каждый жест выдает эмоции, руки оттягивают карманы, звенит мелочь, а из ушей торчат наушники. Разве музыка не способна заглушить боль?
 «Нет. По сравнению с голосами внутри, она – вакуум, разрывающий на части любое живое существо. Да сколько можно?!» В ушах возросло раздражение, наушники давили на стенки, будто хотели вырваться. Она выдернула их и, нервно скомкав, впихнула в карман.
Дрожащими руками она выключила телефон, затем снова включила. «А вдруг?..»
Нет, «а вдруг?» не происходило и не будет, как бы ни было тоскливо на душе, без звонка недавно любимого человека будет лучше.
Однако не расставание с ним привело Настю в гнев, а то, что как бы она не старалась, совладать с резкими перепадами настроения и внезапными вспышками энергии, ей не справиться. На душе, кажется, так радостно и светло, не взирая на одинокую улицу. Самое непредсказуемое – это последствия: пьянящая энергия немного отупляет и можно наделать таких дел, что и стыдно, и смешно.
Вот и сейчас она стояла и думала: «Пойти прямо, через жуткую тропинку, ведущую мимо старого парка, свернуть налево и бежать вверх, запинаясь о тротуар, или же направо – спуститься вниз к пьяным компаниям, мокрым деревьям и железной дороге? Лучше… – она вздохнула и прижалась щекой к коре тополя, чувствовался мягкий запах дерева и пыли – лучше пойду-ка я обратно». Повернуть обратно – значит домой, где сухо, тепло и есть с кем поговорить, что-то сделать, избежав одиночества, или просто уснуть. Правда, идти просто так, вразвалочку, до того скучно, что снова в голову лезут мысли. Причем все, обо всём и сразу…
Ветки потянулись в сторону луны, шелестя листьями, словно цыганка бубенцами. «Ветер» – прозвучало от Насти. Заиграла мелодичная веселая музыка, превращая темноту в нечто осязаемое, что можно схватить и играть, и прочувствовавши воздух и ночь, девушка стала танцевать, отбивая пальцами ритм. Скачок, поворот, вперед, поворот, в сторону, маленькая пробежка и снова поворот вокруг своей оси. Не она управляла телом – сплетение нот и голосов, стрекот насекомых и шелест зелени, не иначе.


Раздвинув пару веток, три подруги направились к стоявшему неподалеку от турника Саше – брат одной из них, Веры. Настя шла позади Нели и Веры.
Летом думается как-то иначе и люди горазды на спонтанное решение, на свершение чего-то необычного, того, что нужно сделать прямо сейчас и ни секундой позже.
–Пойдем в церковь?
–Вер, ты что? С тобой все в порядке? – скользко улыбнулся Саша и похлопал ее по плечу. Та отдернула руку.
–Ну, а что? Ну, пошли-и-и…
Взгляд парня наткнулся на Настю. Они не видели друг друга около месяца, из-за ссоры. И Настя не выдержала, и, заикаясь, неожиданно произнесла:
–Ну сто с ты упрямисся? Пойстем… я не снаю, сто со мной, хотю стоп поховорили. Пойстем…
Четверо оцепенели. Тишину прервал Саша:
–Что с тобой произошло?
Настя подняла глаза, и хотела было ответить, но некому было отвечать: она стояла в знакомой комнате…да, это комната Саши. Руки держали сенсорный телефон с большим дисплеем, на нем высветилась какая-то карта с надписью «Чудеса света». Внимание отвлекла невысокая женщина в домашнем халате.
–Куда ты хочешь на этот раз? – спросила мать Саши, водя указательным пальцем по бежевой картинке, – скорее всего, ты еще здесь не была – она указала на каменное сооружение.
В следующее мгновение Настя уже на месте. Она зашла в дом, стены были и впрямь каменными, а внутри их облепили лианы. В просторном помещении не было ни окон, ни других дверей, помимо входной, а лестницы, ведущие наверх, там же соединялись площадкой, образуя балкончик. Перила лестниц и балкона были из черного метала, украшенного драгоценными камнями, облокотившись о них, наверху стояла девушка.
 –Не хочешь ли чего-нибудь выбрать?
Выбор был велик: мраморные, хрустальные и глиняные скульптуры притягивали своей красотой и роскошью, в вазах около лестниц раскинулись букеты переливающихся металлических роз с узорами на лепестках. Лианы, лениво раздвинув ветви, открыли картины, написанные великими художниками прошлых столетий, слева и справа от гостьи было еще что-то, только голос одноклассницы вспугнул ее, и она пулей выбежала из дома и направилась к другому входу, как бы заранее зная – он должен быть. Невиданная сила тянула тело.
На этот раз она наткнулась на жилые комнаты: слева от входа позвякивает холодильник, с ним по соседству, на диване, повернувшись к стене, посапывает ребенок; справа в углу валяются принадлежности для походов и рыбалки, стесненные сервантом с посудой. Напротив входа расположена плита и печка, рядом раковина и навесной шкаф. По бокам от печки две арки: левая ведет в спальню, правая – к спиральной лестнице. Из комнаты появился мальчуган, лет одиннадцати.
–Кто там? – он оперся о стену и глазами искал вошедшего, но мальчик и в упор бы не увидел Настю, хотя та еще стояла в дверях – кто там, Алик?
Ребенок пошевелился, сдавливая пружины дивана.
–Никто. Кто может быть? Они только что ушли – буркнул мальчик, но всё же нехотя повернулся и замер.
–Альт, это женщина какая-то!
И тут оба мальчика встали в позу каратиста, готового наброситься на противника.
–Э-э-э… я тут случайно, не знаю, где я.
–Фух, Альт, она не опасна.
–Кто там? Алик, дай мне руку!
Алик покорно сжал ладонь брата.
–Вы заблудились? Ага, вон там кресло для вас.
–Я не женщина…–немного обиженно ответила Настя и робко спросила:
–А он слеп?
¬–И почти глух… но не сомневайтесь, он проворней любого человека, он лучший!
–Не спорю, Алик.
–А тебя как?
–Настя. Вы знаете, что это место одно из чудес планеты?
–Вы… ты о чем? Это не пла…
–Алик, ну кто там? – перебил Альт и дернул брата за плечо.
– Сейчас я вас познакомлю. Насть, поздоровайся.
Она протянула руку бледному, облепленному конопушками мальчику, он повертел ее и сказал:
–Холодная женская рука. Любите кольца? – он ощупал ладонь и повернул тыльной стороной – маленькие руки, но пригодятся.
Это «но» смутило Настю, дар речи, казалось, пропал.
–Ты можешь написать что-нибудь, он прочитает. Погоди…
Алик принес белый картон и спицу.
–На, пиши печатными.
На картоне появились слова: «меня закинули сюда. Я – Настя. Люблю большие кольца». Слепой стал тщательно ощупывать картон, проводя пальцами по буквам.
– А его настоящее имя – Альт?
– По-моему нет, его имя затерялось в прошлом, так бывает обычно, если есть более подходящее прозвище. Я пытался вспомнить, все забыли.
– Скоро должны вернуться родители, – немного погодя вспомнил Алик, – мы скажем, что ты наша знакомая, чтобы не возмущались, что мы чужих людей в дом пускаем.
– Хорошо.

Очередная неловкая пауза. Альт, измеряя шагами зал, попутно ощупывая мебель, добрался до чайника, приподнял его, чтобы удостовериться в наличии воды и включил.
– Думаю, нам всем не помешает выпить чашечку чая.
Предложение всех взбодрило, и беседа завязалась сама собой. Выяснилось, что в домик у моря, которое не заметила Настя, они переехали, когда Альт начал стремительно терять зрение и слух. В паре километрах отсюда есть школа, только Алик учится один, пока брат не поправится. А сейчас каникулы и им дозволено делать все, что угодно.
Пар над большими кружками поднимался и рассеивался. Запах был невероятно тонким, но ярким и приятным.
– Вкусный травяной чай, – сказала Настя, ее зрачки буквально запотели от резкой струи пара.
Послышался шум с улицы. В дом, о чем-то беседуя, вошли родители. Высокая, кудрявая женщина прервалась на полуслове и спокойно поставила сумки с продуктами на пол, затем скрестила руки на груди и впила вопрошающий взор на Алика. Тучный мужчина, в свою очередь, тоже разгрузился и поздоровался.
– Здравствуйте. А вы кто будете?
– Эм…– замялась гостья.
– Да это Настя, наша знакомая, что вы, не помните? Мы о ней говорили, – нашелся Алик.
– Нет, не помним… – тихо начала мама.
– А, ну ладно, – перебил папа и больше не проявлял никакого интереса к девочке.
Мать мальчиков же наоборот. Сначала были обычные вопросы для начала разговора: чем занимаешься, где живешь, проскользнули вопросы, касаемые здоровья «а как у тебя со зрением? Хорошо видишь?» и другие.
Настя заметила, как взрослые между собой переглядываются и что-то говорят жестами, отчего стало не по себе.
– Скоро Альту предстоит операция на уши, грубо говоря, – вздохнула женщина, – Настя, погуляешь с ребятами, пока мы ужин приготовим?
«Что-то меня начинает это напрягать. И что за бред о том, что это не планета? И что за взгляды?» – терзали вопросы по пути на улицу.
Говорят, хочешь получить ответы – перестань задавать вопросы.
Трое вышли на улицу. Альт, потянув младшего брата за футболку, шепнул «От нее вкусно пахнет», тот кивнул в ответ «Аппетитно».
Солнце выглядывало и снова исчезало за тучами, ноги проваливались в песок (песок? Откуда он?), а недалеко шумело море. Алик отрыл где-то пластиковую бутылку и начал пинать Насте, так они играли, пока Альт слушал (или пытался) прибой, вглядываясь (как казалось) в горизонт, туда, где из-за пелены дыма море сливалось с небом, будто одно целое.
В какой-то миг вышли родители и направились в их сторону, все кучкой встали около Насти. Мама обратилась к Альту:
– Мы можем и глаза тебе сделать, дорогой.
– Да, так сказать, два зайца одной плетью, – добавил глава семьи.
– Рада за вас, – сказала Настя и попятилась назад, но Альт подставил ногу и она упала назад. Руки коснулись обжигающего песка.
– Что ты? Куда ты? Ты же не бросишь калеку в трудную минуту? – оскалился Альт, – а не одолжить ли твои глазки? Я верну, когда испортятся, честно…
Над головой Насти выросло четверо, что-то мелькнуло металлическое, будто сейчас выколупают глаза и оставят истекать на раскаленном песке.



Щеки обледенели, как и нос. Глаза зашевелились в панике под веками. Настя открыла глаза, но пока не сообразила, где она и когда, тело замерло и не двигалось. Высокое черное с белыми пылинками звездное небо. Она лежала на лавочке, будто в гробу – ее руки были сомкнуты на животе. Неподалеку тускло светил фонарь, дальше – в подъездах двухэтажных домов, горел свет, но комнатные окна были чернее неба.
Изо рта вышел пар. В голове было и пусто и тяжело. Будто в череп залили бетонный раствор, и он успел схватиться. Зрачки чувствовали прохладу так же, как и открытые части тела.
Она медленно села на лавке, спустила ноги. Пошел снег. Нет, что-то странное, но точно с неба.
Это был пепел. Кусками, будто горела бумага, или слипшиеся хлопья грязного снега спускались с луны, которой совершенно не видно. Точно пепел. Взор охватил обугленные деревья вокруг. Казалось, сгорели только деревья и теперь на их месте стояли скрюченные и сгорбленные угли, такие же черные, как мрак в окнах домов.
Все сгорело.
Девушка встала и, не говоря ни с собой, не вопрошая обугленные деревья, которых еще недавно касалась ладонями, без эмоций и переживаний, направилась домой.

Она откроет дверь, тронув ледяную ручку, снимет теплую одежду и ляжет в холодную постель на холодную, но свежо пахнущую подушку, укроется холодным одеялом и, лежа на спине, закроет свои горячие большие веки.
За ее столом сидит Энтони Хопкинс, морщинистое лицо освещает масляная лампа. Наклонившись через стол, он тихим баритоном говорит: «Интересно? Подожди, через восемь новолуний что-то произойдет. Ты только жди».
И потушил огонек.