Глава 5. Белая церковь

Уже несколько лучше зная своего спутника, инженер мог думать – какой такой друг живёт в поповском доме рядом с церковью и кладбищем. Не завидное соседство. Пожалуй, сам он здесь жить не смог бы. Между тем, они дошли и постучались в двухэтажный поповский дом. Дверь открыла полноватая низенькая женщина и сообщила, что Рома не пришёл ещё с работы, но скоро будет, и предложила им пройти подождать его, но галантный Саня поблагодарил её улыбкой и поклоном, и пообещал заглянуть чуть позже, а пока они с приезжим архитектором, как он представил инженера, посмотрят церковь. Она находилась прямо через дорогу и сторожила кладбище, которое возвышалось над остальной частью деревни. Думалось, что люди здесь особенно уважительно относились к покойникам, предоставив им лучшее место под солнцем. Церковь  была сильно разрушена, но роспись осталась  – яркая, как и сотни лет назад. Правда, там, докуда могла дотянуться человеческая рука, - значительно выше людского роста,- поверх библейских сюжетов, -  чёрным всё было исписано, закрашено, и осквернено похабными надписями, рожами и подписями. Пол наполовину разобран, а подполье уходило куда-то глубоко под церковь. - «Там гробы с останками служителей церкви», - пояснил Дон Март, проследив за взглядом Грифа, - «В детстве мы всё здесь излазили, кстати, вон там, моя подпись – видишь? – выше всех!» Они попытались добраться наверх, до колокольни, но вышли только на верхнюю площадку, с которой хорошо была видна ещё одна деревня, ещё более бедная и затерянная, чем эта. До верёвки с колоколом было не дотянуться, ибо верх церкви горел, а там, где дерево и не сгорело, доски отсырели, отрухлявились,, и грозили сбросить шагнувшего на них.
-А я тут черепа козлам загонял по десятке. У меня их из меда брали, и так, для понта дела, у меня дома у предков раньше тоже стоял, кстати, детский…» - ударился в воспоминания Саня – дьявол. Всё вместе взятое на инженера произвело сильное впечатление.
- Как загадили, сволочи! – проговорил он с какой-то дрожью в зубах.
Дон Март  взглянул и усмехнулся, однако,  ничего не сказал.
- Ты их своим кралям не даришь?
 - Черепа-то?.. Не каждая возьмёт. Но вот Киска взяла, сама выпросила. Знаешь, такую киску, которая гуляет сама по себе? Сказка Киплинга такая есть. Удивительная порода женщин! Гордые, свободные! А сколько страсти! Артистка… в театре вместе работали… в школе драматический вела, вот для сказки и взяла, сказка там какая-то у ней с бабой Ягой была…
О, господи! Сколько я её бросал, никак бросить не могу. Вроде отойду, а потом опять к ней тянет, как увижу… дважды или трижды… да, в самом деле! Я на ней трижды как не женился! Нет! Ты не представляешь её! Такой греческий, знаешь, нос – античный! И глаза зелёные, как у дикой кошки! Такую укрощать – смертельный номер!
Внизу их уже ожидал Роман.
- Как тебя моя мамуля встретила?.. – сразу спросил у Сани.
- Ни-ча-во! Даже подождать предложила!
- Ну, это потому, что Оли нет.
- Как она живёт?
- С мужем.
- Угу!.. Ну и прекрасно! – обрадовался и широко расплылся в улыбке Саня.
- И здесь набедокурил? – проговорил инженер.
- Ну, что ты! Просто я плохо влияю на всех этих маменькиных дочек и сыночков!
По тону Сани, однако, можно было заметить, что он бы не прочь и здесь бедокурить. Пришли в дом. Ещё поели. Тоже блины, но теперь  с мёдом. Выпили крепкого кофе. Побазарили  каждый о своём. Роман говорил сдержанно, держался с достоинством, отвечал на вопросы Сани о знакомых – что с тем, что с этим. А потом предложил сходить в церковь в час ночи. На маменькиного сыночка он совсем не был похож. Был спокойным и деловитым, пожалуй, при таких двух разгильдяях даже слишком. Посередине беседы прервался, сходил  покормил свинку и собаку…
Вообще, было непонятно, что могло быть общего между двумя противоположностями – Доном Саней и Романом. Общими у них были только церковь и кладбище – достопримечательности трёх деревень, находящихся на большой дороге. Что Саню тянуло к кладбищу – в общем, ясно: черепа, склепы, возможность поживиться. В недавнем прошлом какой только сброд не ошивался возле церкви, грабя всё, что можно было из неё вынести, - местные и городские, а также столичные производили раскопки и подкопы под древние церковные устои, - так были вывезены крест с вкраплёнными в него драгоценными камнями, найденный в одной из гробниц, и все иконы; практиковалось и мародёрство, и установить теперь, кто выдёргивал золотые зубы у захороненных церковных служителей, не представлялось возможным. Кроме наживы была ещё жажда новых ощущений и желание атмосферы таинственной и даже более того – жуткой. Здесь же под сводами брошенной церкви, устраивались пикники – балдежи, здесь же местные насиловали своих и приезжих девчонок – практиканток. И вообще, было не понятно, как это бог всё это терпел!
Роман же с церковью был связан кровно. Живя от неё и от кладбища в трёх шагах, он мог бы кое-чем попугать неверцев. Но со спокойной уверенностью, не бросаясь в длинные рассуждения, он только сказал, обращаясь более к архитектору, чем к Сане, что у церкви есть хозяин. Роман не был отпрыском поповского рода, но его прабабка долгое время прислуживала последнему церковному попу, который завещал ей половину большого двухэтажного дома. Три широких комнаты составляли её, и четвёртая, тоже большая комната, использовалась, как свалка для макулатуры. В этой комнате, по рассказам Романа, точнее, по одной оброненной им фразе, бывало привидение последнего попа. Кроме этих комнат на первом этаже находилась широкая кухня с русской печью и ещё комнатушка, отгороженная занавеской, и прихожая. Кроме всего был большой чердак – никак не используемый,- (хотя, кажется, там жил домовой, и гремел иногда чем-то),- и подвал, используемый частично. Во вторую половину дома на лето приезжала жить семья поповского сына, который работал попом же в городской действующей церкви. Конечно, всё это было таинственно и зачаровывало. Сам же Роман от природы был одарён при своём среднем росте очень неординарной внешностью. Он был красив! Причём, он был породистый, ибо у него были карие глаза при абсолютно белых курчавых волосах. Внешние данные, которые и у женщин весьма редко встречаются. Ещё одна, противоречащая  Саниной чертовской роже, чисто внешняя особенность.  Короче, если уж заводить  романы, то  только с такими Романами. Но по зорким наблюдениям бабушек – старушек у Ромы была девочка, с которой он дружил. Девочка ещё училась в школе. С девчонками – практикантками он общался, но ничего предосудительного замечено не было. Мать его была добрая и хозяйственная женщина, на которой держался весь дом. Отца уже не было. И сын был хорошим помощником, работником в доме. Вот таких бы, как этот Роман, побольше! Какой-то страх ответственности за всё  содеянное на земле зло исподволь начинал точить инженера Грифа, хотя себя он вовсе не считал злодеем, и его всё более начинал раздражать найденный за кружкой пива товарищ, - своей фамильярностью, вседозволенностью и особенно уверенностью, что всё в жизни для него. Грифу всё время доставались уже сломленные каким-то личным несчастьем женщины, уже имеющие за своей спиной груз воспоминаний. А тут Гриф воочию видел, как появляются эти женщины, как ловко и мимоходом снимает с них пенку, стружку и одёжку какой-то проходимец, внешностью напоминающий чёрта. Гриф и сам не красавец, но почему все, вся их страсть, любовь – вот этому самодовольному Адаму, который уже и знать не  помнил, что вечером к нему могла вдруг прийти Ева. Инженер напомнил об этом вслух.
- Чёрт с ней. Подождёт. – Был ответ Адама. – Да, кстати, Рома, как она тут без меня жила?
- Нормально.
- А этот рыжий её?
Роман вздохнул.
- Тоже.
- Не женился?
- Её ждёт.
- Ха! Ну, пусть ждёт!
- А ты не думаешь?
- Пока нет.
Перешли на другие темы. Потом играли в карты. И здесь только обстановка смягчилась. Все оказались заядлыми картёжниками. Потом был ужин из жареной картощки с солёной иваси  и крепкого кофе. В час ночи Роман позвал архитектора – инженера в церковь. Дон Март идти не захотел, сказал, что неохота.
Жутко было пробираться к церкви между могилами и крестами. Какая-то странная птица кричала. Инженер с радостью бы повернул назад, но боялся обнаружить свой страх перед Романом. В церкви каждый их шаг гулко отдавался в её сводах, и с потолка на них взирал Бог с облупившимся лицом, даже образ которого не смог, очевидно, вынести осквернения церкви! Жуткое – жуткое ощущение, что тебе кто-то смотрит в спину. Отсыревшие точно плачущие фрески, мокнущие в собственных слезах, взывали к справедливости, к некоему отмщению за себя. В ночной тишине, казалось, отчётливее проступили чёрные надписи на белых стенах церкви. И… что это… что это… Они стоят. Роман и инженер. А кто-то идёт. Шаг. Шаг. Шаги также гулко отдаются в церкви, как их собственные.
- Что это? Ты слышишь?
- Да.
- Что это?
Вверху что-то пролетает. Шебуршит крыльями, хлопочет. То ли птицы. То ли летучие мыши.
-Птицы.
-Нет. Шаги.
- Это шаги… пойдём.
Они поворачиваются спинами, и уходят… и  сзади них отчётливо слышны шаги… холодный пот выступает на лице инженера…
- Не оглядывайся. Иди.
Спокойный негромкий голос Ромы. Шаги провожают их до самого выхода из церкви. И на кладбище это жуткое ощущение взгляда в спину, пока не спустились с него и не перешли дорогу. Спасительная калитка. Лестница.
- Кто это был?..
- Хозяин…
- А почему нельзя оглядываться?..
Роман пожал плечами. Он и сам не мог привыкнуть к ощущению, которое он уже испытал не раз…
- Он мог что-нибудь сделать?..
- Не знаю… нет. Ты был со мной. Гость.
- А ты?
- Он меня знает. Я живу здесь.
- А если бы я был один?
- Тогда, может быть…
- Но ведь этого не может быть?..
Роман опять пожал плечами. А потом сказал:  «А Сашка ни во что не верит!..»  С этой минуты инженер Гриф точно решил про себя, что если он доведёт проект построения своего государства до конца,  – он обязательно прихватит с собой этого Романа; создаст ему там такие условия, чтобы девушки видели его преимущества перед Доном Мартом; и уж если с кем-нибудь  заводили романы, то действительно с  тем,  кто этого достоин! Но, в конце концов, не испортит ли жизнь и его? И почему именно жизнь?.. Может быть, его испортит тот же Дон Март. И вообще… Что за сомнения начали возникать? Разве он уже не развеял в «пух и прах»  эфирные галлюцинации в подпространстве? И разве не создают ему замки захваченные ночью рабочие массы? Могли бы и сейчас создавать, если бы он не был здесь. Всё. Хватит. Пора выбираться из этих трущоб. Помимо всего прочего, есть ещё и работа, и оклад инженера, и то, что называется, - загудел… чёрт… Ему прогулов бы не надо…  достать бы справку по болезни… Тем не менее, посетовав на чёрта, занёсшего его сюда,- (накостылять бы кому),- Гриф предпочёл сидеть развалившись, и делать вид, что слушает «музьон» и трепотню приевшегося типа Сани о достоинствах и недостатках музыкальных рок-групп, наплодившихся наподобие тараканов, (сам он, ни к лешему, в них не разбирался)…
Слава Богу, что всё когда-нибудь кончается, и под утро, часа в четыре, попрощавшись со сдержанным, но гостеприимным хозяином, приблудный инженер Гриф двинулся вместе с бродягой Саней обратно к его предкам. В голове его роились большие планы. А сам он жаждал избавиться от чувства виноватости хотя бы перед этой церковью. Ведь, не он же, в конце концов, отрывал черепа и всё прочее-прочее, о чём даже не хочется думать. Но почему-то ему, создавшему вместе с ЭВМ, прекрасные проекты замков и дворцов у себя, в другом пространстве, совсем не подумалось об очищении и восстановлении хотя бы одного этого, встретившегося вплотную ему, храма божьего, рукотворного народного произведения архитектурного искусства, а ведь он, какой  ни  на  есть, был ещё и художник, хотя бы и поганого прогнивающего натуралистического толка.
В доме Адама ждала Ева. Точнее спала, не раздеваясь, на его кровати.
-Ты, на диван  и  дрыхни, - распорядился Адам инженеру, послушно присевшему на кончик дивана, - стесняешься, что ли эту?
- Да нет. Я сейчас…- инженер погладил себя по начинающей лысеть голове, и начал неуверенно расстёгивать пуговицы на рубашке. Срываться куда -  либо сейчас одному было не реально. Всё-таки усталость брала своё. Хотелось хотя бы положить тело по горизонтали.
Адам разделся до плавок. Начал раздевать Еву. Она проснулась и не сопротивлялась, попросила только погасить свет.
- О, господи! Опять  морализм долбанный! – проворчал Адам, но свет всё-таки погасил. (Бог сделал вид, что не услышал). – А ты там, дрыхни давай, сподвижник! – прикрикнул он на Грифа, - Чего только двигать будем? Х. валять и без тебя справимся! – и в лоб инженера Грифа стукнулась подушка, брошенная с соседней коечки. Вслед за подушкой прилетело покрывало.
- Спокойной ночи вам… - произнёс инженер.
Ему не отвечали. А через некоторое время послышались сдержанные вздохи и шёпот: «Я боялась… думала, что ты уже уехал… но ты ведь, не уедешь так скоро… правда?»
Федя очень устал, а сон не шёл… но Федя изо всех сил старался дышать ровно и не скрипеть пружинами.. Недостаток этого полностью перекрывала соседняя коечка.
Утром инженер  Фёдор Гриф, снабжённый деньгами, взятыми Адамом напрокат у Евочки, отъехал сначала на автобусе, затем электричкой назад в свой родимый угол. Евочка уговорила Адама остаться.