Пансионат

 

           Курортный сезон на озере подходил к концу. Аксакал, хозяин пансионата,  с раннего утра  сидел на балконе второго этажа, разглядывая в бинокль соседнюю территорию, отгороженную забором, и одновременно держал под контролем свою: вот прошёл на кухню повар, подошли горничные, сломал метлу дворник,  принёс новую и зашуршал по асфальту. Под эти звуки  аксакал, приехавший ночью,  задремал, быстро проснулся, тревожно огляделся, осмысливая, где он и что с ним. Осознав себя в пансионате, успокоился.

           Пансионат был уединенным, тихим. Дворик, в центре которого то повышал, то понижал струю уютный фонтанчик, окружали три небольших двухэтажных здания. Резная деревянная беседка, примыкавшая к одному из них, была предназначена для настольных игр и телевизора. Столовая располагалась за пределами дворика.  Напротив неё - поляна из роз  на полутораметровых голых стволах.  Рядом, за низким бордюром, зеленела  лужайка,  где на расстоянии метров пяти  друг от друга красовались два высоких карагача с короткой стрижкой. Оттенок  их листьев и травы у подножья  были одинаковыми.  Внимание невольно останавливалось на  тенях деревьев, четких, будто нарисованных черной краской. Они пересекали лужайку  и перемещались солнцем. Выше столовой в сторону гор выстроились сосны,  разделенные  аллеями, вниз к озеру вела широкая дорога, окантованная пирамидальными тополями.

           Аксакал  практически уже прикупил соседнюю территорию заброшенного дома отдыха,  а теперь, в который раз, ее рассматривал.  Там над цивилизацией брала верх дичавшая природа. Среди развалившихся коттеджей  буйно росла трава,  а камыши  бесцеремонно буравили  землю бывших спортивных  площадок. Аллеи сохраняли свои очертания  росшими по краям соснами или  белыми березами с серыми разводами.  По растрескавшемуся асфальту  толпами маршировали представители фауны в лице разнообразных многочисленных муравьев, передвигавшихся  вдоль и поперек дорожек и что-то  тащивших.  По соснам шныряли белки с голыми хвостами, без кисточек на ушах.  Аксакал рассматривал участок и  взвешивал: не переплатил ли?  Он был деловым человеком,  "делал" деньги запуская руки в государственный карман, совершал законные и незаконные сделки, брал  взятки и давал их. Приобретя за бесценок и обустроив половину пансионата, теперь принялся за вторую.

               - Колька,  почини метлу и зайди ко мне. Нужно поговорить, - крикнул с балкона дворнику.
              Он знал Кольку  с детских лет - раньше их семьи соседствовали. Для Колькиной семьи попытка вступить в наступившие рыночные отношения и переехать в Россию окончилась крахом, когда продав квартиру, переселив временно  мать к родственникам, прихватив все вырученные деньги, они с отцом двинули в Москву. Там попались на удочку проходимцам. Их завезли в лесополосу, избили, деньги отобрали.  Отец после этого  скончался, а  Николай, получивший серьезную травму, вернулся к матери, и она содержала  его на свою пенсию. После её  смерти Колька попал в один из столичных люков у теплотрассы, где познакомился с Бакытом, сокращенно Бахой. Они  ели, пили  курили и одевались благодаря  помойкам. Около одной из них Николая, скрывавшего лицо  капюшоном, и увидел аксакал, узнал,  подошёл, заговорил, не дав проскользнуть мимо, и позвал работать оборванного бродяжку охранником строившегося на Иссык- Куле пансионата. Николай согласился не раздумывая. Его устраивало все: мизерная оплата, жизнь в дышащем на ладан деревянном домике,  две дворняжки рядом. Пристроил и Баху, но тот, проработав недолго, запил, и хозяин его выгнал.

               После того как пансионат начал функционировать, Николай  стал всем: и слесарем, и плотником, и сторожем, и юридическим консультантом, поскольку раньше учился в университете на юрфаке. Оплату ему повысили, во время сезона кормили на кухне, поселили в комнатке на первом этаже одного из домов со стороны черного входа. Собак забрали, но он завел кота, которому дал официальное имя Нахал, сокращая и изменяя звание, как приходило в голову. Кот скрашивал  одиночество, чувствовал себя хозяином и делал все, что хотел, взбучку получал только  попадаясь  на подушке вылизывающим интимные места. Дел у Николая было невпроворот, никаких перемен в жизни он не хотел.
             Единственной представительницей слабого пола, с которой поддерживал  отношения, была жена аксакала. Отношения заключались в том, что она лезла из кожи, добиваясь  подчинить Кольку себе, а он артачился, считая ее распоряжения тупыми,  признавая и исполняя только волю хозяина. Пренебрежение ее умственными способностями побуждало ту мстительно распускать про Кольку разные сплетни среди персонала: гей, импотент, маньяк.  Аксакала он уважал и был благодарен ему, вспоминая люк и считая, что попал из ада в рай, помогал ему и жалел одновременно, наблюдая как тот,"корячится", чтобы захватить в жизни  больше, чем мог. Ни родня аксакала, ни, так называемые, друзья Кольке не нравились. Они были неискренни со стариком, им всегда было что-то нужно от него, всегда его старались обхитрить.
              Колька честно выполнял поставленные  требования: не приводить    гостей, не устраивать попойки. Однако, пару дней назад пока аксакал был в городе,  нарушил эти правила, когда воспользовавшись  отъездом старика, привел к себе Баху и теперь  побаивался, что прглашает аксакал поговорить по этому поводу. "Всё  было бы шито-крыто,- рассуждал, - если бы не эта ведьма".
             Тогда по дороге они  купили  две бутылки пива, позвали встретившегося повара Рафика, внесшего вклад чебачком, им самим выловленным и завяленным.Разместились в Колькиной комнатенке. Медленно потягивая пивко, закусывая рыбешкой, смотрели по телевизору передачу про рептилоидов. Когда  рептилоиды  надоели, Рафик выключил звук, снял обувь, обдав запахом  несвежих  носков,в связи с чем приоткрыли дверь в коридор и  начали рассуждать о происхождении человечества. Затем  Баха перешёл к политике.  Громко, как на митинге, кричал, что  нет в стране стоящих лидеров. Громко развивал теорию о схеме успеха при новом строе: власть – деньги - эксплуатация. И, мстя,  раскладывал по полочкам биографию аксакала. Николай  решил закрыть дверь, чтобы кто случайно не услышал, но  было поздно.  В   проеме  в виде буквы Ф появилась  фигура хозяйки. Она ехидно посмотрела на компанию и рявкнула как громкоговоритель:
               -  Пьяницы! Алкаши! И ЭТОТ здесь?- указала пальцем на Баху.-  Убирайтесь вон! 
                Баха и Рафик замерли от неожиданности,  Колька безнадежно попытался  объяснять что-то. Но хозяйка не слушала и продолжала кричать всякую чушь. По его мнению.
                И тут вмешался кот,  наблюдавший за компанией, сидя на шкафу.    На пике криков хозяйки он с грохотом прыгнул на стол  и  приземлился прямо против  неё, опрокинув стакан,  разбившийся на полу.  Кот застыл на мгновение, потом изогнул спину и злобно зашипел, уставившись на разрушительницу мирной мужской компании.  Хозяйка с визгом   выскочила из дверного проема и куда-то помчаласть.

              Всех будто прорвало,  компания дружно захохотала. Взорвались тем самым  смехом, который невозможно остановить и который возобновляется при одном взгляде друг на  друга. Смеялись до слез. Наконец,   обессилено притихли. После недолгого молчания Баха начал собираться:
             - Пошел я, ребята.  Это все из-за меня. Теперь  хозяину донесет.
             Николай принялся уговаривать остаться. Но Баха решительно вышел. Друзья за ним: Рафик,  засовывая на ходу ноги в туфли, Николай, вталкивая ключ в кармашек брюк.
 
               
               На небе красовался месяц, звезды перемигивались, замерла тишина, и горы её караулили, легкие наполнял  озерный воздух.
              Догоравший на обочине дороги костер, оставленный кем-то, возбудил воспоминания. Дружно подстроились к Бахе,   выравнялись в шеренгу и, подняв руки в пионерском салюте, не сговариваясь, грянули: «Взвейтесь кострами, синие ночи…»
По безлюдной дороге двинули строевым шагом к автобусной остановке. Пути было километра два. И всю  дорогу в тишине из трёх  молодых глоток гремел один и тот же куплет, бесконечно повторяемый под команду Бахи: "Левой, левой, левой". Ощущение бесшабашности, свободы, дружбы единило. На остановке вспомнили поступок Нахала и начали снова покатываться от смеха.
               Долго прощались, а, усадив Баху в попутку, Колька с Рафиком, горланя про костры и синие ночи, вернулись в пансионат. Колька подошел к своей двери, наскочил на кота, бросившегося под ноги,  выронил ключ и принялся искать его на четвереньках. В такой позе  его и застала  появившаяся, ни весть откуда, хозяйка  и наплела потом аксакалу, что Колька валялся пьяным.

               
                Старик после поездки был в хорошем  расположении духа. Подозвав к себе Кольку, спросил, что и как произошло. Не умея врать, тот решил рассказать все, как было. Во-первых, искренне покаялся, что нарушил запрет, пригласил Баху, который был абсолютно трезв.  Дальше привел довод, что невозможно быть пьяными от   стакана пива, которое ещё и закусывали чебачком. Обвинил  Нахала, из-за которого обронил ключ. Почувствовав доброжелательность, разошелся и описал, как маршировали по безлюдной дороге и пели.  Под конец, рассмешив, живописно разрисовал хулиганский прыжок кота.

                Нотаций не последовало, и Колька облегченно вздохнул. Больше того, он почвствовал, что хозяин завидует ему.  Понял, что тому хочется пива с чебачком,  хочется пройтись маршем, салютуя  по дороге, похохотать  над котом,  освободиться от ежедневной борьбы за приумножение денег, хитрых  "друзей" и навязчивых родственников. Хочется простых и искренних человечных отношений.

                Дальше каждый занялся своим делом: Колька спокойно подправлял фонтан,   регулируя струю, аксакал рассматривал приобретенный участок.