Несчастье. Или маленькая сага о прожитом не так

- Если влюбились, то женитесь! – провозглашает 6-летняя Муся-Марина Костылина мне и своей матери. После первой, ознакомительной, прогулки по Парку Победы, с катанием на «американских» горках и питьём «писи-колы».

Совместное проживание и ведение общего хозяйства с мамой и Мусей начинается почти немедленно. С некоторой вынужденной задержкой его  легитимации. Для обоих брак не первый.

***

- Юра, когда ты на маме совсем поженишься, я буду называть тебя папой, - рождается новый призыв первоклассницы Муси.

Бесполезный наезд на работников ЗАГСа с требованием сократить трёхмесячный срок до регистрации брака. С мужиком-«многожёнцем», в третий раз собравшимся под венец.

Ментовская пьянка в опорном пункте участкового по поводу завтрашней женитьбы. На инспектрисе по делам несовершеннолетних из «детской комнаты», что в соседнем здании.

Тихое и безлюдное получение нового свидетельства о браке. Такси до дома. Открытая вернувшейся из школы Мусей дверь квартиры.

- Здравствуй, папа! Я вас с мамой поздравляю.....

***

Довольный папа недолго дожидается следующего эпохального заявления Муси-второклассницы.

- Папа, а почему вы с мамой Лучинские, а я Костылина. Давай-ка ты меня удочеряй.

Совпадение, но у мусиных подружек мамы взялись переустраивать личные жизни. И подружки  резко меняют фамилии. Волна счастий.

Но суть рассказа не в том.
Суть только начинается.....

***

«Арктическая мореходка» много лет была ощутимым резервом женихов для стрельнинских девиц. До ликвидации начале девяностых. С зачисткой от неё в ноль убитого морячками Константиновского дворца. Некогда соперничавшего по роскоши с соседом-Петергофом.
В объект с его окрестностями ввалили астрономические деньги. Слили в небытие положенные распилы и откаты. И отноводелили из  мореходки путинский «Дворец Конгрессов».

В начале семидесятых стрельнинская десятиклассница Таня без особых катаклизмов встречает жениха, выпускника мореходки Володю. Что выливается в скорую свадьбу и незадержавшееся появление Муси.

Пара комфортных лет жены моряка пролетают быстро.
Володин пароход дружно залетает на контрабанде. С возбуждением большого и всеобъемлющего уголовного дела. С Мерой пресечения всему дружному экипажу  в виде содержания под стражей.  За исключением молодого, меньше замазанного, механика Костылина, оставляемого на подписке о невыезде.

Год под следствием. Работа на ржавом буксире в ближнем каботаже. ПрОклятая судебно-следственная гуманность. Подельники получают, в основном, по трояку. Успев уже отбыть по году с лишним в изоляторе, считая месяцы и дни до условно-досрочных освобождений.
Молодой малозамазанный механик получает три года «химии» . Без какой-либо отбытой части. И отправляется на всю катушку в отдалённый район Ленинградской области.

У его молодой жены, выпускницы школы милиции, неприятный период решения своей судьбы. Ибо нельзя супруге осуждённого быть офицером славных советских «органов».
Пожалев, начальники учитывают «условность» наказания благоверного. При фактическом к этому времени прекращении брачных отношений. И разрешают таки молодому лейтенанту защищать мирных граждан от злодеев. Только не следователем, к чему её готовили. А в ИДН, «детской комнате». Куда, якобы, сойдут сотрудники с менее кристально чистыми анкетами.

Под  конец срока неумный мусин папа, по просьбе более умных корешей, приволакивает из отпуска  пакет с «травкой» . Берётся  операми спецкомендатуры  за задницу. Получает  «хранение и перевозку с целью сбыта». И семь с половиной  лишения свободы. Уже реально.
В совокупности с расторгнутым браком.

***

Нежное мусино требование об удочерении реализуется.
оПо ментовской линии, от имени напарника, раскидываю запросы. И получаю сам на себя кучу нужных и ненужных справок. Благоверная, пользуясь блатом в Комиссии по делам несовершеннолетних райисполкома , договаривается об оперативном продвижении дела.

Дамочки в КДН ржут над моими документами. Недоумевая, зачем я в общей куче приволок  справки о судимости, из кож-вена, сан-эпида, и т.п. Чуть-ли не до совсекретной оперустановки.


Дело за небольшим.

-  Алло, это У-ЭС двадцать дробь пять? Здравствуйте. Лучинский моя фамилия. Дознаватель из Кировского. Тут такое дело. Есть у вас там такой Костылин...... Нет, никакого на него дела нет. Тут другое. Проблема есть. Личная...

-  Приезжайте. Разберёмся.

Ментам в «красной» зоне,  «пятёрке», можно договориться по-свойски.
Проверив мою ксиву, задав несколько предметных вопросов и сверившись с «личным делом заключённого», «хозяин» разрешает свиданку. Неофициально.

-  Только уж ты извини, но «личку» я тебе устроить не могу. И так-то нельзя. Но на общаке поговорите. По телефону. Лишнего там не надо. Если что оформить нужно будет, сделаем.

...Открывающаяся за стеклянной стенкой дверь. Худой высокий зек, мой ровесник. Аккуратный. Характерный вид «правильного мужика». Без излишеств и убожеств. Правда, и без огонька в глазах. Но это общее для всех. Обстановка такая.
Шуршащий фон в телефонной трубке. Мужской голос, предлагающий начинать разговор.

-  Володя, привет! Я Лучинский, муж Татьяны.

-  Да я знаю.

- Мало радости тебе такое сообщать, но я приехал за твоим согласием на моё удочерение Марины. Могу тебя об этом только просить. Как либо влиять на тебя, клянусь, даже мыслей нет. Если откажешь, наверное, придется обращаться в суд об офиц...

-  Да нет, я согласен, - подавленно, но отчетливо перебивает собеседник.

-  Спасибо тебе. По-человечески спасибо, если ты мне, сотруднику милиции, веришь. Сейчас надо будет твое согласие написать на бумаге.

С последним словом за стеклом вновь открывается дверь, пропуская зека-«шныря»  в вольной белой рубашке . Кладёт перед Володей чистый лист и ручку.
Диктую текст. Секундами позже последнего слова, с поставленной на листе росписью, бесшумный шнырь забирает принесенное и исчезает.

Последние несколько минут говорю с сидельцем о чем-то общечеловеческом. Видимо не очень искренне при этом смотрясь.
Он глядит на меня молча, слегка кивая головой.
Огня в глазах так и нет. Но они глубоки и влажны.
Я для него и поганый мент и мужик, забравший его, хоть и бывшую, но жену. Да еще и забирающий его дочку. Мне при этом и не откажешь, и всего не выскажешь. Он уже сформировавшийся зек-«мужик». С нечеловеческой выдержкой к ударам жизни. Особенно, если удары от «начальников». Все мои, якобы душевные, слова ничего для него не значат на фоне нового удара. Очень тяжёлого. А сидеть еще пять лет.
И он держится. Терпит. Горько молчит со своими глубокими глазами.

Прощаюсь с начальником, получив бумагу с заверительной подписью и гербовой печатью, имеющими нотариальную силу.
Прохожу двери и тамбуры. С ощущением совершённого избиения беспомощного...

...Стоим перед заведующей ЗАГСом. Перед той же, с которой ругался из-за отсрочки регистрации брака. Той же, что потом нас этим браком сочетала. Стоим с женой и Мусей.

- Марина, я поздравляю тебя. Теперь у тебя новый папа. У тебя новые фамилия и отчество. Я вручаю тебе новое свидетельство о рождении. Береги его...

***

Очередной мой приезд из долгой узбекской командировки совпадает с окончанием его срока. «Откидывается звонком». Без УДО, но и без дерьма, типа адмнадзора, вдогонку. Как положено «правильному мужику» из «красных» и «сучьих» ленинградских зон.

Вечер. Телефонный звонок.
Муся снимает трубку. Неожиданно бледнеет. Растерянным голосом сообщает, что зовут меня.

-  Юрий Михайлович, здравствуйте. Я Володя. Помните меня? Можете со мною поговорить? Я внизу у универмага...

Голос мрачнее, чем был когда-то в зоне.
Но ведь звонит. Напрямую не лезет. Тактичность это, или выработанная осторожность. Не важно. Главное, от головы идёт.

Выхожу.
Встречаемся. Здороваемся. Рассказывает, что освободился. Расспрашивает о Татьяне и Марине. Складно, малословно, информационно насыщенно. Как положено «правильному мужику», «следящему за базаром».

-  Юрий Михайлович, а можно я с Мариной встречусь. Хоть немного повидаться?

На улице темно и дождливо. Мне не видно его глаз. Хоть и слышно голос. Грустный. Покорный.

Мне страшно, что он, хоть и условно, уведёт от меня прижившуюся в душе дочку.
Погано добрым голосом,  прошу его этого не делать.
Он всё воспринимает как должное. Горько соглашается. Уходит.

Больше никак не пересекаемся.
С Мусей потом все-таки разок видится. О чем я узнаю многими годами позже от неё же.

***

У Владимира хватает сил и ума начать новую жизнь.
Сразу начинает работать в кооперативах механиком по ремонту швейного оборудования, кем стал в зоне. Потом открывает свой кооператив по пошиву чего-то кожаного. Женится, рождает новую дочку.
Рано умирает от полученных в нелегкой молодости болячек.
Может быть, простит меня на Том Свете за его доломанную первую жизнь.

***

Давным-давно стёрты клыки, перебиты горшки и разорваны контакты с мусиной матерью.
Давным-давно живу, всё более покровительствуемый старшим офицером МВД Мусей и внучкой Ксюней.

Дочка рассказывает, что почти не помнила первого отца.

Не стал счастливым в той жизни Володя Костылин.
Не слишком наелись сладкого мы с мусиной мамашей.
Не знаю, насколько счастливы дочка с внучкой.


***

Наверное, несчастье жизни, прожитой не так, однозначно не коснулось только хозяина стрельнинского «Дворца Конгрессов».
Надеюсь, что ещё коснётся.

2012 г.