В омской тюрьме

Как-то утром раскрылась дверь таганской камеры и, стоя в проеме, военный со списком в руках зачитал несколько десятков фамилий и объявил: всем названным выйти из камеры с вещами. Щеглов оказался в конце списка, Цюрьке не было, Кантовский где-то в середине. Они вместе покинули камеру и в числе других спустились по тюремным коридорам во двор, огороженной высокой металлической сеткой, где стояло несколько «воронков», в которые и погрузили всех названных.

Привезли на станцию Ярославская-Товарная, что недалеко от пассажирского вокзала, и загнали в грязно-бордовые вагоны. Щеглов и Кантовский и тут оказались рядом. Вагон набили битком. В нем не было ни нар, ни скамеек, только железная бочка параши в углу. В боковых стенках вагона, под потолком, прорезаны два небольших зарешеченных окошка, так что внутри даже днем ; полумрак. Людям пришлось устраиваться прямо на полу на своих пожитках.

Под вечер товарняк, набитый людьми, тронулся в путь. Стук колес убаюкивал и постепенно все задремали.
Вынужденное путешествие длилось больше недели, состав подолгу задерживался только на станциях.

Однажды Сергею удалось пробиться к окошечку, и он в ярком солнечном свете увидел, как группа конвоиров плескается у станционной водокачки. Все раздетые по пояс обливаются водой, хлопают себя по груди и по спине, наслаждаясь искрящейся на солнце влагой. Был тут и Таранов, спортивный, загорелый, веселый.
Через сутки или двое арестанты увидели в окошке вагона обросшие соснами уральские горы. Между гор мелькали озёра с голубоватой водой. А вдали за горами был виден лес.

Когда проехали Урал, стало холоднее. По обеим сторонам поезда простиралась Западная Сибирь с её бесконечными перелесками и озёрами и со стаями диких уток, которых можно было видеть через решётку маленького окошка. То тут, то там мелькали четырёхугольники из колючей проволоки с вышками по углам.
Всех (за исключением урок) занимал вопрос: куда везут?

; В Сибирь — и на вольное поселение, ; уверял один из «знатоков».
; Что вы говорите? Вы понимаете, что вы говорите? ; возмущался сутулый еврей. Рыжая щетина на красноватом лице и вокруг лысины отросла на этапе и с каждым днем становилась гуще. Большие влажные глаза так и прилипали к каждому.
; А что? ; пренебрежительно бросал «знаток». ; Тоже мне ; преступники. Ну, какой ты преступник? Ты болтун, а не преступник. Зачем тебя в тюряге держать? Казенным хлебом кормить? Отвезут подальше, чтобы в драке под ногами не путался, ; и корми себя сам.

; Ни в коем случае! ; авторитетно вмешался еще один собеседник. ; Нас везут в ссылку! Привезут в тайгу, сгрузят и скажут: стройте себе дома и живите. Корчуйте лес и возделывайте землю.
; Скорей всего ; в лагерь, ; не соглашались «реалисты».
; Без суда ; и в лагерь?!
; А в ссылку или на вольное поселение без суда ; можно?
; Сравнил! Вольное поселение и лагерь! Даже и в ссылке ты фактически свободный человек. Другое дело ; зона.
; Лагерь ; та же тюрьма.

; Ну, не скажите.
; За судом дело не станет, не беспокойтесь.
; Могут на завод какой-нибудь послать. Идет война, заводы в глубоком тылу нуждаются в рабочей силе.

После камер с волчками, после террора урок все желанно: и ссылка, и вольное поселение, и работа на военном заводе, даже лагерь.
На станции Омск дверь вагона раздвинулась, прозвучал приказ выходить. Арестанты выпрыгивают на землю, разминают отвыкшие ступать ноги. Конвоиры громко считают каждого выпрыгнувшего, и он тут же должен сесть на пропитанный мазутом и угольной пылью песок.

Сергей огляделся. Простор-то какой! Сколько света! С наслаждением вдохнул полной грудью сибирского воздуха. Грязно-бордовые «телячьи» вагоны с приколоченными к окнам решетками длинной цепью вытянулись на рельсах, а кругом необозримая степная равнина. Уходил на отдых усталый труженик жаркого дня — солнечный красный шар уже коснулся горизонта.
Конвоиры приказали построиться в колонны. Сами по бокам, через пять-шесть шагов один от другого, винтовки наперевес, штыки красновато поблескивают в заходящем солнце. Овчарки на поводках.

Спустились с невысокой насыпи, вышли на грунтовую дорогу. После дождей крепко затвердела в глубоких колеях черная грязь.
Остановились у побеленной кирпичной стены с деревянными вышками на углах. Раскрылись обитые железом ворота и арестанты вступают на вымощенный булыжниками двор перед кирпичным, тоже побеленным зданием в три этажа. Вместо окон — деревянные наклонные щиты ; «намордники». Лишь несколько крайних окошек свободны.

Отсекали от колонны порцию за порцией, отводили в огороженный высокими толстыми бревнами загон вдоль тюремной стены.
Тюрьма! Рухнули надежды на «вольное поселение», на ссылку, даже на лагерь. Снова «волчки», рвотная параша. Сгрудились в загоне молчаливые, подавленные люди. Поблекли глаза рыжего иудея, мрачно поблескивают очки Кантовского.
Сумерки сгустились, перешли в вечер, на светло-синем небе проступили звезды. Они становились всё ярче, и накапливалось их всё больше.

Неведомые миры. Неужели и там, на какой-нибудь планете бесконечно далекой солнечной системы, тоже сгрудились в таком же колодце люди, ожидая решения своей участи? ; думает Сергей. Как они выглядят эти существа, чем провинились перед собратьями по разуму?
Лают овчарки на поводках конвойных. Когда замолкают ; слышен собачий концерт на городских улицах.

Но вот и долгожданная камера. В нее втолкнули семь десятков «контриков» (хорошо, что без уголовников).
Скупой свет лампочки в проволочном колпаке под потолком. Окно загорожено толстой ржавой решеткой, за ней ; козырек. Оштукатуренные стены побелены. В цементный пол вделаны два ряда железных коек с продольными стальными лентами, на лентах ; ничего, ни матрацев, ни одеял, ни подушек.

Коек ; одиннадцать: в левом ряду шесть, в правом ; пять; вместо шестой, у самой двери ; параша. Изголовья коек чуть приподняты ; вплотную к стенам. Койки низкие; ржавые ножки-трубы ; от пола сантиметров сорок. Ширина каждого ложа — сантиметров шестьдесят. Больше в камере ничего ; ни стола, ни стула. Между рядами коек ; узкий проход.

Двадцать два самых ловких и сильных арестанта захватили места на койках. Торопливо расстилали на железные полосы пальто, костюмы, у кого были ; одеяла. Лежать на кровати вдвоем можно было только боком, на спинах ; слишком тесно.
Кому мест наверху не досталось, устроились под койками ; тоже по двое. Пролезть туда нелегко, но зато там спокойно, никто на тебя не наступит. Щеглов с Кантовским разместились под левой кроватью в середине камеры.

Сергей расстелил своё пальто, Кантовский своё; в головы положили узлы, попробовали лечь. На спине ; можно. На боку ; плохо: плечо упирается в холодное железо.
Остальные узники втиснулись в проходах между койками, последнему не повезло, он лежал рядом с парашей. Это был неповоротливый рыжий еврей.
Так свершилось «классовое» расслоение семидесяти «контриков» на двадцати двух местах. На кроватях ; «первый класс», под ними ; «второй», между ними ; «третий» и в главном проходе ; «четвертый».

«Четвероклассникам» хуже всех. Через них обитатели камеры пробирались к двери, к параше. На них свешивал ноги «первый класс».
Вскоре начались допросы и противоборство следователя и студента продолжилось. Уверенность и чувство собственного достоинства Щеглова не могли продержаться долго. Прежнее отношение к себе, как к обычному советскому человеку, в общем-то, неплохому, все больше и больше рассеивалось. Унижения этапа, пребывание под койкой в камере не могли не принизить самооценку даже опытного человека, а что же говорить о вчерашнем первокурснике?

Главным уничижением было само следствие. Какую твердость ни проявляй, как ни обдумывай каждое слово в протоколе, всё равно выходило: ты ; контрреволюционер. И надо было ставить под этим собственную подпись. Круг смыкался. Получалось, что Щеглов и его друзья ; закоренелые преступники, перед которыми любой матёрый бандит более близок советским людям, патриотам своей Родины.
Принцип «что было ; было!» давал удовлетворение вчерашнему студенту, позволял видеть в себе честного и твердого человека. Но приводил и к тому, что в ходе следствия и он, и его вчерашние товарищи оказывались антисоветскими агитаторами.

Таранов твердил, что его дело не столько объяснять факты, сколько устанавливать их. Когда ему было невыгодно интерпретировать их в нужных целях, он оставлял их голыми. Было? Было. Подписывай! Когда же факты говорили за невиновность, он придумывал такое развитие, которое, в конце концов, приводило к нужной ему цели. Ты не согласен с таким объяснением? Но факты были? Подписывай!
Постепенно перед Сергеем раскрылась истинная цель Таранова: доказать антисоветскую сущность Щеглова.

Комсомолец? Значит, «пролез в комсомол». Раз «пролез» ; значит, с вражеской целью.
; Такие, как ты, хотят разложить комсомол изнутри, ; доказывал Таранов.
Теперь он разговаривал с подследственным без всякой дипломатии, папиросами не угощал.
; Вы хотели вершить свои грязные дела, прикрываясь званием комсомольцев. Так легче вам было доверчивых людей обманывать.

До чего же ловко все получилось у нквдэшника! Даже заметки, которые Щеглов в качестве рабкора печатал в городской и краевой газете, являлись, по версии следователя, тонко рассчитанной антисоветской деятельностью.
; Вот ты писал заметку, что мост через овраг развалился, опасно ходить и ездить. Что ты хотел этим сказать?
; Что надо построить новый мост.

; Чёрта с два! Ты панику в городе разводил, раздувал недовольство против советской власти. Да еще был и дальний прицел: авось, газета с заметкой попадет в руки к врагам за рубеж, а потом где-нибудь в Германии или Англии звонить начнут: смотрите, что в Стране Советов делается. Бездорожье, мостов нет, все разваливается.

Такое «следствие» продолжалось несколько месяцев. Наступила весна 1942 года. Отголоски войны, которая шла далеко, приходили в тюрьму к заключенным, но были какие-то размытые, неясные. Не было чувства участия в эпохальных событиях, происходивших в стране и в мире. Огромное количество людей, миллионы и миллионы, как бы выпали из реального времени бытия, определяющего ритм и цели жизни всех остальных людей, по ту сторону колючей проволоки.
Как же завидовал Сергей своим сверстникам, сокурсникам, которые, как ему казалось, получили счастливую возможность бить ненавистного врага, гнать фашистскую сволочь с родной земли.

Мог ли тогда знать студент-историк Сережа Щеглов, что в конце сорок первого года на заснеженных полях Подмосковья батальоны московского ополчения, наскоро сформированные из добровольцев (студентов, рабочих, интеллигенции), с одной винтовкой на двоих, в большинстве сложили головы, задерживая немцев на подступах к столице, пока формировался резерв из сибирских дивизий для решающего наступления? Как потом подсчитали историки восемь из десяти бойцов московского ополчения ; это безвозвратные потери, т.е. убитые и умершие от ран.
Иногда, мы жалуемся на свою судьбу, мол, не додала, не доглядела, обидела, ущемила, а может по наивности или незнанию нам просто не дано понять и оценить, какую милость нам оказал Господь, от чего он нас уберег, а что дал испытать и сколько это испытание может длиться.

В мае 1942 г. Сергею предъявили приговор Особого Совещания НКВД, где значилось, что ему назначили 5 лет лагерей в соответствии со статьей 58-10 ч.1 УК РСФСР (антисоветская пропаганда). Теперь надо было ждать этапа в какой-нибудь лагерь.
С Володей Кантовским придется расстаться, у него следствие продолжается. А они так подружились за это время, делились мечтами, огорчениями, всем, чем делятся доверившиеся друг другу зеки в камере. Задавать вопросы о личном деле соседа не принято, схлопочешь подозрение в стукачестве. Узнать тайное можно было лишь в доверительной беседе, для которой нужно с человеком подружиться. Такая дружба возникла у Щеглова и Кантовского.
Этап сформировался через несколько дней. Щеглова и еще несколько человек вызвали с вещами.