Макулатура

- Кононенко, сколько можно ворон считать? – Зойка, председатель пионерской дружины и по совместительству староста класса, в упор смотрела на Лешу. Мальчик тяжело вздохнул и отвернулся от окна. Все равно смотреть там было нечего, казалось, что весна в этом году не наступит никогда.


      Шутка ли, уже двенадцатое марта, прошел международный женский день, праздник весны, как называл его диктор на телевидении, но зима не спешила покидать город. Бурый, почерневший от грязи снег все еще лежал в скверах и на обочинах дорог, пронзительный северный ветер монотонно обдувал одиноких пешеходов и, хотя некоторые из птиц уже прилетели с юга, но даже их пение не радовало Лешу. Очень хотелось тепла и солнца.


 - На повестке сегодняшнего собрания остается два вопроса, - замученная Зоя посмотрела в тетрадный листок с записями, – нарушение некоторыми учениками правил ношения школьной формы и макулатура.


        Зойка подняла глаза и в упор посмотрела на Кононенко. Леша заерзал на стуле, ну что она ко мне все время цепляется, обиженно подумал мальчик, вроде я один в синей форме хожу. В 5-Б классе таких учеников было шесть. Дело в том, что коричневая школьная форма, принятая на Украине, не нравилась многим ребятам и их родители правдами и неправдами доставали «московскую». Синие брюки от темно-коричневых отличались только цветом, но вот пиджак, тот был совсем другим. Очень удобный, с множеством блестящих пуговиц и карманов, он был намного популярнее своего украинского собрата.  Поэтому, мальчишки в любой Киевской школе делились на темно-коричневое большинство и синее меньшинство. У девочек подобных проблем не возникало, их форма по всему огромному Советскому Союзу была более ли менее одинаковая.


        Леше форму передавали родственники по маминой линии, они жили в Москве и для них это не составляло большого труда. Папа у мальчика был украинец, а мама русская. Раньше для него это не имело ровно никакого значения, какая разница ведь они все советские люди. Но недавно просматривая школьный журнал он с удивлением обнаружил, что напротив его фамилии выведено – русский. Сам он еще не решил какую национальность возьмет, когда будет получать паспорт, до этого еще четыре года, но принудительно записывать его русским? Это как-то неправильно, могли бы и спросить для приличия. Получается Герман, Ревельсон и Лубянский – украинцы, а Кононенко – русский.


 - Кононенко, когда ты будешь ходить в нормальной форме? – колючие глаза Зойки впились в мальчика.
 - А чем эта ненормальная? – Леше надоели придирки старосты. – Я же не в халате хожу.
 - Он еще издевается, – лицо Зои покрылось пунцовыми пятнами.
 - В нашей школе, как и во всем городе, принята стандартная форма для учеников старших и младших классов, – сказала классная руководительница Татьяна Васильевна, – она утверждена Министерством образования и ты, Кононенко, получал уже не одно предупреждение, так что не спорь с Зоей.
 - Раньше нас не трогали, – подал голос Андрей Хоруженко, - еще один счастливый обладатель синей формы.
 - Комиссия ГорОНО приедет, – вздохнула Татьяна Васильевна, – нас всех директор строго настрого предупредил.
 - А когда она будет? – в голову Леши пришла гениальная с его точки зрения идея. – Мы просто в школу не придем, вот вопрос и решится сам по себе.


    Классная руководительница лишь устало покачала головой в ответ на предложение мальчика, зато староста просто взорвалась от гнева:
 - Ты, Кононенко, точно ненормальный, прогуливать школу, да еще и вшестером!
 - Но это же для дела, – резонно ответил Леша, – к тому же, мы можем прогуливать по отдельности, если тебе от этого будет легче.
 - Татьяна Васильевна, – Зоя повернулась к учительнице математики, – ну хоть вы ему скажите! Сколько можно дисциплину нарушать?
 - Точно! – поддержала старосту Оксана Репьях. – Его надо выгнать с собрания.
 - Хорошо, я согласен, – Леша подскочил как ужаленный – не смею больше вас расстраивать своим присутствием.
 - Ну уж нет, – Татьяна Васильевна указала Кононенко на его парту, – такой радости мы тебе не доставим. Сиди, пожалуйста, молча. Единственное место куда ты можешь отсюда пойти, так это только кабинет директора.


         Леша уселся за партой и с ненавистью посмотрел на старосту. Та просто сияла, наконец она заставила его замолчать. Ну за что она меня так не любит, в который раз подумал мальчик. Зоя Габибулина появилась в их классе в прошлом году и сразу стала активно делать карьеру. Вначале была звеньевой, а с пятого класса и старостой, и председателем пионерской дружины одновременно. Ваня Цуканов доказывал, что она достает Лешу по причине влюбленности в последнего. Кононенко даже передернуло от этой мысли, нет, уж лучше жить как Диоген в бочке, чем иметь такую пассию.


      Худая как селедка, Зоя была блондинкой, чем полностью нарушала представление мальчика о татарках, стопроцентной представительницей которых Габибулина и являлась. Красавицей ее назвать было сложно, но и уродиной она не была. Миловидные черты лица, молочно-белая кожа, узенькие, как тонкие полоски губы и крошечные пуговки глаз, такой был портрет старосты 5-Б класса. Зоя почувствовала на себе пристальный взгляд мальчика и удивленно посмотрела на Кононенко. Леша отвел взгляд и решил потихоньку почитать книгу.

 
    Классная руководительница тем временем закончила обсуждение формы и перешла к последнему пункту собрания. Ученики откровенно скучали, уже шел седьмой урок, ребята проголодались и хотели побыстрее смыться домой. Если первая часть собрания касалась учебы и поведения, то есть затрагивала всех, то борьба директора школы против синей формы заканчивалась неизменным фиаско последней. Вполне понятное желание Ирины Ивановны Дудник сделать так, чтобы ее ученики выглядели одинаково, наталкивалось на полное непонимание школьников. Мальчики упорно не желали расставаться с «московской» формой, а старшеклассницы так укорачивали сарафаны, что студенты-практиканты местного пединститута просто впадали в ступор при виде этих девиц.


 - Ребята, как вы знаете, в нашей стране партия и правительство делает все возможное для сохранения окружающей среды, – Татьяна Васильевна внимательно осмотрела школьников, те откровенно скучали, – да и вы многое сделали в этом направлении, например, субботник по уборке школьного двора в преддверии праздника Великого Октября и создание живого уголка…


     Классная руководительница осеклась, примеры были не самыми удачными. На субботник пришли все, кроме заболевшего Горского, честно отметились у дежурного и дружно свалили в кино. Остались лишь активисты во главе с Зойкой, да несколько тихонь, постеснявшихся уйти.


      Второй пример был еще более неудачным. Дело в том, что существовал общешкольный живой уголок, но из-за разных причин животные в нем не задерживались и отправлялись в лучший мир. Исключениями были облезлый как плюшевый медведь попугай Гога и рыбки-долгожители. Как им удавалось выжить в сложных условиях 33 школы можно было только догадываться. Гупиям в аквариум выливали всевозможные ингредиенты, начиная от столовского супа и заканчивая чернилами из ручек. Создавалось впечатление, что школьники или пытались уморить рыбок либо же, наоборот, сделать из них сверх существ. Геройские гупии сдыхать упорно не хотели и яростно боролись за место под электрическим солнцем. Попугая кормили таблетками «от головы», полученными в медпункте. Гога медикаментами питаться упорно не хотел, поэтому юные живодеры шли на разные хитрости, чтобы накормить несчастную птицу анальгином. В конце концов попугай остался почти без перьев, но все же был жив, что, согласитесь, тоже неплохо. Остальные животные, которых злая судьба забрасывала в это жуткое место, называемое живым уголком, не обладали таким сильным духом и мирно покидали этот бренный мир.


     Татьяна Васильевна, чтобы занять ребят, с трудом уговорила директора создать классный живой уголок. Ирина Ивановна, которая при одном упоминании о животных вздрагивала, как от удара электрическим током, получила заверения учительницы математики, что у них будет идеальный мини зоопарк и поэтому дала согласие. Но эта история закончилась тоже достаточно грустно.


 - Но самая главная задача пионеров, это защита окружающей среды. Вы согласны со мной? - Татьяна Васильевна вопросительно посмотрела на ребят.
 - Да! Конечно! Природу надо беречь! - школьники вяло поддержали свою классную руководительницу, но мысли их были далеко от проблем экологии.
 - Давайте создадим зеленый патруль, - радостно предложила Габибулина. Ребята хмуро посмотрели на Зойку, ее активность начинала действовать всем на нервы.
 - Зелени нету, - подал голос Леша, - выгляни в окно, впору снежный патруль создавать.
 - А ты вообще молчи! - Габибулина злобно посмотрела на мальчика.
 - Не ссорьтесь, ребята, - Татьяна Васильевна прервала старосту, - зеленый патруль идея неплохая, но сейчас нас интересует другой вопрос. А именно сбор макулатуры, который наш класс откровенно провалил. Ведь именно старая бумага позволяет нам сберечь зеленые насаждения, - учительница обвела глазами весь класс, - в прошлую субботу вся школа проводила сбор макулатуры и наш 5-б занял последнее место среди пятых классов.
 - Почетное бронзовое, - хмыкнул Горский.
 - Кстати, Андрей, - Татьяна Васильевна посмотрела на него, - а почему ты не был на субботнике?
 - Я болел, - заерзал на стуле мальчик, - могу справку показать.


     Весь 5-б обрадованно загудел, родители Горского работали где-то в больничной регистратуре и без зазрения совести выдавали сыну любые требуемые им справки. Документы о болезнях Андрея можно было отправлять в музей детских болезней, если такой где-нибудь существовал. Каких только хворей у него не было, начиная от обычной ОРВИ и заканчивая какими-то мудреными недугами с труднопроизносимыми латинскими названиями. Учителя давно махнули рукой на эту явную липу, Андрей без причин уроки не прогуливал и учился средне, но вся общественная жизнь проходила мимо него, ибо Горский был законченным индивидуалистом. Пытался бороться с ним только учитель физкультуры Иван Терентьевич. Так как более слабого школьника, чем Андрей, было трудно себе и представить, старый старшина в отставке пытался перевоспитать Горского и сделать его достойным службы в Советской Армии. Закончилось это эпическое противостояние тем, что мальчик вообще перестал ходить на физкультуру, принеся в школу какую-то волшебную справку.


 - Почти весь класс не пришел, - покачала головой Татьяна Васильевна, - макулатуры собрали тридцать пять килограмм, а 5-а почти пятьсот, 5-в триста пятьдесят, в десять раз больше нас. Это позор ребята, на педсовете над нами просто смеялись.
 - У Бабченко из 5-а отец в каком-то институте работает, - подал голос Цуканов, - он привез триста килограмм старых перфокарт, вот они и собрали больше всех.
 - А тебе что помешало так сделать? - спросила Зойка.
 - Мой отец отставник, на пенсии, работает в военкомате, что он там взять из макулатуры может? - удивился Ваня. - Разве что личные дела призывников.
 - А еще у нас есть чемпион по сбору макулатуры, - классная руководительница осуждающе посмотрела на Кононенко.
 - Я был на субботнике, - Леша почувствовал, как земля уходит из-под ног.
 - Был, - согласилась учительница, - и собрал пятьсот грамм макулатуры. Целых полкилограмма, представляете, рекордсмен! Как только смог донести, просто удивительно?


     Ребята развеселились, со всех сторон раздавались выкрики, Татьяне Васильевне никак не удавалось успокоить школьников.
 - Ты просто Геркулес! Жаботинский!
 - Вы и того не принесли, - слабо защищался Леша.
 - Он у дяди Яши все утро сидел, - настучала Оксана Репьях. Кононенко с ненавистью посмотрел на нее, но ничего не сказал в свою защиту. Да и что говорить?  Репьяшка жила с Лешей в одном подъезде и видела, как мальчик с утра честно попытался выполнить школьное задание. Но увы, Кононенко стеснялся ходить по квартирам и выпрашивать старые газеты и журналы. Начать мальчик решил с Якова Самуиловича, но как только он оказался в его пропахшей старыми книгами квартире, мысли о макулатуре выветрились из его головы. До обеда они играли в шахматы, пили чай с липкими мятными леденцами и беседовали о книгах. В общем прекрасно провели время, пока Леша с ужасом не увидел, что уже почти два часа дня. Мальчик бегом бросился одеваться, а расстроенный старик дал ему уже в дверях узенькую стопку газет. С этим грустным уловом Леша и явился в школу, где был встречен гомерическим хохотом.


 - Люди не хотят отдавать старые газеты, - сказал Цуканов. Мальчик был прав, в последнее время, чтобы увеличить сбор макулатуры, государство стало выдавать талоны на приобретение новых книг. И хотя даже, обладая этими бумажками людям приходилось сутками стояли в очереди за сборниками Александра Дюма, Мориса Дрюона и Агаты Кристи старые газеты школьникам отдавать перестали. И учительнице это было известно не хуже, чем Ване.
 - Надо разъяснять людям, - не сдавалась она, - о важности государственной программы сохранения природных ресурсов.
 - Они говорят, что у них нет, - возразил Ваня, - что мне драться с ними?
 - Драться конечно не надо, - сказала учительница, - но макулатура может быть не только в квартирах у людей, но и в других местах.
 - И где же находится это Эльдорадо? - подал голос Кононенко. - Подскажите нам, пожалуйста.
 - Может быть совсем рядом, - ушла от прямого ответа Татьяна Васильевна, - я хочу сказать другое, Ирина Ивановна пообещала наградить победивший класс поездкой на майские праздники в город-герой Одессу.


    5-б моментально загудел как встревоженный улей, усталость и голод были забыты, классной руководительнице удалось заинтересовать ребят.
 - Сколько субботников еще будет? - озабоченно спросил Цуканов.
 - Два, - улыбнулась учительница, - но, как вы понимаете, по итогам первого субботника мы занимаем предпоследнее место, сзади нас только 6-а, они вообще не пришли.
 - Значит мы сейчас на восьмом месте, - задумчиво сказал Цуканов, - ну что же, еще не все потеряно, шансы есть.
 - Все ребята, собрание пионерской дружины я считаю законченным, все свободны, - классная руководительница поднялась со стула.
 - Татьяна Васильевна, можно мы еще останемся минут на двадцать? - Хоруженко от возбуждения даже привстал со стула.
 - Хорошо, только недолго, - учительница улыбнулась и поправила очки, - до свидания.


     Ребята вразнобой попрощались и не дожидаясь пока Татьяна Васильевна покинет класс стали сдвигать парты. Всех охватило радостное возбуждение, шутка ли поездка в Одессу на майские, там уже можно будет и искупаться, наверное. 5-б на поездки хронически не везло. Младшие классы дальше городской черты не вывозили, а в четвертом их классная руководительница Тамара Петровна ездить далеко не хотела, у нее был маленький ребенок.


      Другие классы побывали уже и во Львове и даже в Москве, а 4-б мог похвастаться только лишь поездками на ВДНХ и музей Великой Отечественной Войны. Всем казалось это страшно несправедливым, но что они могли сделать, ведь от них это не зависело.


    В пятом классе к ним пришел новый классный руководитель, им оказалась учительница математики Татьяна Васильевна Петренко. Она им сразу пообещала куда-нибудь поехать на зимние каникулы. Но после случая с живым уголком, когда змеи ползали по школе, а одна присутствовала даже на педсовете, никто не пытался и заикаться о поездке. И вот, наконец, представляется такой шанс.
 - Товарищи, давайте обсудим регламент нашего собрания, - Габибулина попыталась возглавить этот несанкционированный сбор, но ей даже не дали закончить:
 - Убирайся Зойка! Надоела хуже горькой редьки! - красная как рак Габибулина отошла в сторону, но покидать класс не спешила.


     После получаса бурных дебатов и настоятельных требований уборщицы тети Шуры освободить класс ребята наконец вышли на улицу. Там было принято решение обратится за помощью к родителям.
 - Что толку по квартирам ходить, - горячо доказывал Цуканов, он на Черном море вообще не был ни разу и был самым заинтересованным в поездке учеником, - брать у пенсионеров по три жалкие газетенки, это просто слезы! Будем просить родителей принести макулатуру с работы.
 - Правильно Ваня, - поддержала Женечка Шварц одноклассника, она была родом с Одессы и тоже очень хотела поехать в этот приморский город, - я попрошу папу принести из филармонии старые ноты.
 - А я старые истории болезней, - неожиданно встрял Горский.
 - Ты придешь на субботник? - с удивлением спросила Оксана Репьях.
 - А что тут такого? - слегка смутился симулянт.
 - А что мои родители могут принести с работы? - с легкой грустью сказал добродушный здоровяк Олег Лукинов. Его папа и мама работали водителями в троллейбусном депо.
 - Ну не могут так не могут, - успокоил его Леша, - не у всех ведь есть возможность набрать макулатуры, я тоже маму попрошу принести старых бумаг с работы.


    На том и порешили. В тот же день началась бурная деятельность по сбору макулатуры. Дети в категорической форме потребовали от родителей принести с работы ненужную бумагу. Те были с начала очень удивлены такой активности своих отпрысков, но узнав причину с радостью согласились помочь. Были открыты кладовки и антресоли и обысканы на предмет старых газет и журналов. Телефонные звонки родственниками перемежались голосистыми трелями в квартиры соседей. Слово макулатура было самым часто произносимым в тот день.


    Теперь каждый вечер дети с нетерпением ждали прихода своих родителей. Те несли правдами и неправдами добытую макулатуру.


    Наконец наступила суббота и ученики пятых, шестых и седьмых классов с самого утра начали ходить по окрестным домам с целью добыть вожделенную макулатуру, в Одессу на майские поехать хотели все. Сонные граждане открывали двери и с ненавистью бурчали, что старых газет нету, а если бы и были, то они нипочем бы их не отдали таким шалопаям, два выходных и в те выспаться не дают. В домах где жили ученики 5-б класса ловить конкурентам было нечего, за прошедшую неделю ребята перешерстили каждую квартиру и забрали все, что хоть отдаленно напоминало макулатуру. Лешин класс в этот день сбором бумаги не занимался, было не до того, надо было каким-то образом транспортировать добытое за неделю в школьный двор, где в старом сарае принимали и взвешивали макулатуру.


    В субботнее утро в центре Киева машин было мало. Скучающий регулировщик на перекрестке улиц Льва Толстого и Максима Горького явно скучал. Одинокие пешеходы исправно переходили дорогу по "зебре", в парке Шевченко напротив тоже было малолюдно, лишь несколько пенсионеров ожесточенно забивали "козла", то есть играли в домино. Тишина закончилась в мгновение ока. Целая толпа школьников с тачками и тележками, обвешенная старыми отцовскими спортивными рюкзаками и в сопровождении родителей показалась на перекрестке.


    Не подозревающий о высоких мотивах ребят милиционер забеспокоился и подошел поближе, пенсионеры тоже перестали стучать по столу костяшками и с интересом посмотрели на странную кавалькаду. Возглавлял ее Степан Иванович, папа Цуканова, он катил старую детскую коляску, но лежал в ней не малыш, а заботливо сложенные кучками старые папки с личными делами призывников Днепровского Райвоенкомата. Следом шел Женечкин папа. Нотные тетради, смотанные синими девичьими ленточками он прижимал к своим бокам. Александру Соломоновичу нести их было неудобно, он поминутно останавливался и поправлял непослушные ноты. Женечка шла рядом и с гордостью посматривала на отца.


     Леша тяжело отдувался и кряхтя как раб на галерах тянул огромный мешок со старой отчетностью Киевской рыбинспекции, которую его мама приносила всю неделю. Второй мешок тянул Ваня Цуканов. Что несли остальные ребята Кононенко не видел, они шли сзади и посмотреть мальчик не мог из-за треклятого мешка с макулатурой.


    Постовой призывно свистнул, останавливая движение по улице Толстого и давая перейти странной процессии. Глядя на тяжело загруженную макулатурой толпу школьников и их родителей, милиционер подумал, что они напоминают ему беженцев начала войны, он как раз вчера смотрел фильм про сорок первый год.


    Пройдя перекресток идти стало легче, улица Горького резко уходила вниз. Из одной подворотни как чертик из шкатулки выскочил Лукинов, он был смертельно бледен и крепко прижимал к груди увесистую пачку газет. Увидев Лешу Олег приблизился к нему и зашагал рядом.
 - Привет, Лукиш, - Кононенко на минуту остановился и перебросил ненавистный мешок на другое плечо.
 - Привет, - отозвался Лукинов и снова начал озираться по сторонам.
 - Ты вроде вор, - пошутил Леша, - дерганный какой-то сегодня, будто совесть мучает.


      Олег испуганно посмотрел на Кононенко, но ничего не сказал, а лишь крепче прижал к себе драгоценную макулатуру и зашагал быстрее. Газеты Лукинова пахли свежей типографской краской. Леша на минуту задумался, с чего бы это, но шедший сзади Ваня натолкнулся на него и Кононенко зашагал быстрее.


      В школьном дворе яблоку негде было упасть. К пункту приема вторсырья выстроилась огромная очередь, Леша наконец смог сбросить свой мешок и вытереть пот со лба. Сегодня весна решила наконец прийти в раскинутый на высоких холмах город. Солнце доедало последний не убранный дворниками снег и шумные ручейки бежали вниз по улице Толстого. Тугие почки на деревьях наполняли воздух первыми весенними ароматами, худые и вылинявшие за зиму коты с интересом осматривали друг друга, в общем весна чувствовалась во всем.


     Очередь двигалась быстро, не прошло и получаса как Леша увидел наконец пункт вторсырья. макулатуру принимал трудовик Егор Кузьмич, помогали ему десятиклассники в синих халатах и черных беретах на потных лбах. Тут же крутились те школьники, которые уже сдали макулатуру и теперь слонялись возле ворот увеличивая давку. Напрасно учитель труда уговаривал ребят отойти от ворот и не мешать работать, ребят как магнитом тянуло к боковой стене сарая где была нарисована таблица, похожая на положение команд по футболу в чемпионате СССР. Только там вместо киевского "Динамо", московского "Спартака" и ташкентского "Пахтакора" были написаны названия классов, начиная от 5-а и заканчивая 7-в.


       Таблица постоянно менялась, написанный мелом вес в килограммах стирался нетерпеливой рукой и тут же воссоздавался в увеличенном виде. Школьники подозревали, что трудовик может ошибиться и записать неправильно и поэтому зорко следили за записями. Но Егор Кузьмич в этом деле, как говорят, собаку съел и подсчет вел с точностью аптекаря. Он считал с быстротой, которой позавидовала бы электронно-вычислительная машина и записывал даже граммы сданной макулатуры.


     Леша сбросил свой мешок на весы, когда подошла его очередь. Странное дело, макулатура за время пока мальчик нес ее от дома потяжелела минимум в два раза, по крайней мере так показалось ему. Егор Кузьмич спорил с Лукиновым, который был впереди него.
 - Где ты взял эти газеты?
 - Люди дали, - тихо ответил Олег, старательно пряча глаза.
 - Они сегодня напечатаны, - трудовик показал пальцем, на дату выпуска.
 - Может они их уже прочитали, - промямлил Лукинов.


    Учитель труда раскрыл рот, чтобы продолжить дискуссию, но посмотрев на длинный хвост очереди выходившийся за пределы школьного двора недовольно крякнул и громко продиктовал своим помощникам:
 - 5-б - три килограмма восемьсот сорок грамм, следующий. А ты Лукинов доиграешься! - и погрозил повеселевшему Олегу пальцем.
 - У тебя тоже свежие газеты? - жестко спросил Егор Кузьмич у Кононенко.
 - Нет, - растерялся Леша, - отчеты о вылове рыбы в киевском и каневском водохранилищах.
 - Покажи, - хищно оскалился трудовик, он внимательно пролистал несколько пожелтевших от времени папок и чуть смягчившись добавил, - уже четверо за сегодня свежие газеты приносили. Понимаешь, что это значит?


     Леша не понимал, но на всякий случай кивнул сердитому учителю. Выбираясь из толпы, он столкнулся с Хоруженко, тот держал в руках старый блокнот с надписью: "Летайте самолетами Аэрофлота", по-видимому он вел параллельный подсчет сбора макулатуры.
 - Сколько у тебя? - не здороваясь спросил он.
 - Что сколько? - не понял Леша.
 - Не тупи, Кононенко, - скривился Андрей, - макулатуры сколько сдал?
 - А, ты про это, - кивнул Леша, - почти тридцать девять килограмм у меня в двух мешках.
 - Молодец, Конон, - обрадовался Хоруженко и наклонившись к уху мальчика тихо сказал, - а Лукиш молоток, у его родителей макулатуры на роботе, сам понимаешь, мало, так он всю неделю по-тихому из почтовых ящиков прессу тырил.
 - Как тырил? - охнул Кононенко, теперь он понял почему у Олега так бегали глаза. - Воровать газеты - это преступление.
 - Скажешь тоже - преступление, - отмахнулся рукой Андрей, - мы же воплощаем в жизнь решение партии и правительства о сохранении окружающей среды, тем более не мы начали, "ашки" еще со вторника по ящикам лазят.
 - Ты считаешь, что партия и правительство призывает пятиклассников воровать газеты у советских граждан? - Кононенко осуждающе покачал головой. - Мне почему-то кажется, что это все очень плохо кончится.
 - Брось ты, - отмахнулся Хоруженко, но улыбка сползла с его лица, - тем более, результаты просто впечатляют! По моим подсчетам мы собрали почти семьсот килограмм и еще многие не пришли пока.


      Но Леша остался при своем мнении. Тревожные звоночки, подтверждающие его слова прозвенели уже в тот же день, когда мальчик пошел к Женечке Шварц, чтобы вернуть взятую для него в школьной библиотеке книгу. Зайдя в пропахший котами и крысами подъезд Кононенко на минуту остановился и внимательно посмотрел на почтовые ящики у дальней стены. Краска на них облупилась, они были густо исписанными признаниями в любви неких неизвестных Мишек, Колек и Сашек, к еще более неизвестным Таням, Ирам и Ленкам. Тут же некие грамотеи написали несколько пошлых виршей с ошибками достойными первоклассников. В общем обычный подъезд старого дореволюционного дома с въевшимися в стены ароматами сгоревшей еды и остатков жизнедеятельности человеческих питомцев.


     Как же они почтовые ящики вскрывают, подумал Леша, он подошел к дальней стенке вплотную и попробовал просунуть пальцы сквозь узкую щель над железной дверцей. Тут же сзади скрипнула дерматиновая дверь с вылезшей из нее искусственной ватой и на пороге появилась злющая старушенция с торчащим изо рта кривым желтым зубом. Не теряя ни секунды, она ринулась к мальчику и цепко ухватила его за рукав ветровки.
 - Попался ворюга! – бабка приблизила к Леше свое морщинистое лицо и в нос Кононенко ударил отвратительный запах валерианы и табачного перегара.
 - Что вы делаете, отпустите меня? – мальчик попытался вырваться из лап жестокой старухи, но та крепко держала его за руку.
 - Вчерась журнал «Работница» увели аспиды, – заверещала она, – сегодня с самого рання «Известия» с программой на всю неделю сперли! Креста на вас нету изверги, а еще небось в пионерию ходите! Всю неделю от вас жулики спасу нет, да не дергайся ты, сейчас милиция придет, тогда и отпущу.


    Услышав про милицию Леша сделал титаническое усилие и вырвался-таки из лап старой ведьмы. И очень вовремя сверху послышался шум открываемых дверей, злобные крики стук ног по лестнице.
 - Скорее сюда, – заверещала старуха, – сейчас снова уйдет ворюга.
    Быстрее молнии Леша вырвался на улицу и не чуя под собою ног бросился в глубину дворов. Давненько он так не бегал, сердце отчаянно рвалось из груди, дыхания не хватало, а ноги, казалось, сами неслись прочь от этого страшного дома. Выскочив из переулка он нос к носу столкнулся с Лукиновым.
 - Ты куда несешься? – удивленно спросил Олег на ходу останавливая Кононенко.
 - Там… у Женечки Шварц… в подъезде… бабка одна…, - Леша никак не мог отдышаться после сумасшедшего бега и хватал ртом воздух как выброшенная на берег рыба.
 - А, понятно, – протянул Лукинов, – в двенадцатый дом не ходи, там паливо. Вообще на Горького и Владимирской лучше не работать, иди лучше дальше, на Саксаганского или Жадановского, там местные еще не зашарили, что мы газеты тырим.


    Олег с улыбкой посмотрел на Кононенко. Как на брата, он признал в нем сообщника по воровскому промыслу. Леша мысленно ужаснулся, мальчик и представить себе не мог масштабов происходящего. Воровство прессы из почтовых ящиков достигло необычайных размеров, две улицы сидели почти неделю без газет и журналов. Поездка в Одессу вдруг показалась мальчику не такой желанной как еще полчаса назад.
 - А чем ты ящики вскрываешь? – Леша посмотрел на Лукинова.
 - Пальцами, это очень просто, просовываешь руку в левый угол и мизинцем приподнимаешь защелку, – охотно объяснил Олег, – легкотня, я научился за пять минут. Могу и тебе показать если хочешь, только на другую улицу перейдем, здесь уже нельзя, бабки на стреме, пасут постоянно.
 - Да нет, спасибо, – расстроенный Леша покачал головой и медленно побрел домой в обход двенадцатого дома.


    Вечером, когда за ужином он вяло ковырял фаршированную щуку, мама спросила его:
 - Ну, сколько килограмм вы сегодня собрали?
 - Тысячу семьдесят три, – хмуро ответил мальчик.
 - Ого! – обрадовалась мама – так много, вы, наверное, первое место заняли?
 - По итогам сегодняшнего субботника, да, а по общему итогу на третьем. На первом месте по-прежнему 5-а, отец Бабченко опять перфокарты привез, – вздохнул Леша, – у нас с ними разрыв двести пятьдесят килограмм, на втором 7-а, мы их почти догнали.
 - Ты поэтому такой расстроенный? – спросила мама.
 - Да нет, – мальчик отложил вилку, – надоела эта макулатура, а еще целую неделю собирать придется. Где ее брать ума не приложу.
 - У нас в инспекции уже нечего брать, – вздохнула мама, – и так выгребла все, что только можно.
 - У всех так, – мрачно подтвердил Леша, – родители всех детей пособирали дома и на работе всю имеющуюся бумагу. А папа Бабченко, небось, в субботу опять перфокарты привезет.
 - Не расстраивайся сынок, – Лешина мама улыбнулась, – ну не поедете на майские в Одессу, подумаешь. Проигрывать тоже надо уметь, летом на море по любому будем.


     Кононенко кивнул, и мама сразу успокоилась. На самом деле Леша переживал вовсе не из-за поездки, подсознательно он чувствовал, что она им не светит. Боялся он, что воровство газет очень скоро вскроется и пострадают все школьники, принимавшие участие в сборе макулатуры. Может пронесет, мысленно подумал он. Леша заметил, что то, чего больше всего боишься, обычно не наступает, и наоборот, неприятности вылезут там, где ты их совсем не ждешь.
      Леша посмотрел на отчима, тот был мрачнее обычного:
 - «Спортивку» читал? – спросил мальчик. – Как наш «Спартак» по гандболу с играл?
 - Не знаю, – пожал плечами отчим, – второй день какие-то гады газеты воруют – он был страстным болельщиком и с нетерпением ждал выхода каждого выпуска «Спортивной газеты».
 - Почему ты думаешь, что их воруют? – всплеснула руками мама. – Может почтальон еще не принес.
 - Дядя Яша на почту звонил, – процедил сквозь зубы отчим, – он еще вчера журнал «Вокруг Света» ждал. Там сказали, что с утра всю прессу разнесли.


      Леша мысленно застонал, вот он второй звоночек, их любимый с дядей Яшей журнал пошел на макулатуру.
 - Что с тобой сынок? – озабоченно сказала мама. – Ты вдруг побледнел сильно.
 - Устал я, – Леша отодвинул от себя недоеденную тарелку, – пойду спать, спокойной ночи.


    Спал мальчик плохо, всю ночь ему снились кошмары. За ним гонялась ужасная старуха с торчащим зубом и голосом Татьяны Васильевны призывала сдавать макулатуру. Потом появился Лукинов и показал Леше тоненький как школьная указка мизинец, и объяснил, что ему сделали операцию на руке и теперь он сможет открыть любой почтовый ящик. Проснулся Кононенко раньше обычного, родители еще спали, только младший брат Сережка бродил по комнате в маминых тапках


    Мальчик на ходу проглотил бутерброд с сыром и запил его холодным чаем. Крикнув маме, что он пошел Леша ринулся к школе с намерением сделать все, чтобы прекратить ограбление почтовых ящиков.


    Несмотря на то, что до звонка было еще полчаса почти весь 5-Б собрался возле класса. Разговоры все были только о макулатуре. Ребята как петухи хвастались друг перед другом количеством сданных газет, а Лубянский с Горским чуть даже не подрались по этому поводу. Леша попытался привлечь внимание одноклассников и рассказать про кражу газет, но его никто не слушал. Все как заядлые картежники обсуждали граммы и килограммы сданной макулатуры, казалось, что они уже забыли про поездку в Одессу, их увлек сам процесс сбора старой бумаги. Даже девочки оставили свои обычные разговоры и с упоением обсуждают сколько надо еще сдать макулатуры, чтобы обогнать 5-а. Леша понял, что не сможет привлечь внимание ребят, уж больно они возбуждены и отошел к стоящей в углу Женечке.


 - Держи, – он протянул девочке книгу.
 - Спасибо, – Женечка машинально взяла томик Жюль Верна, – ты чего вчера не пришел, я ждала?
 - Не смог, – скривился как от зубной боли Леша, врать подруге не хотелось.
 - Понятно, – вздохнула девочка, – представляешь, у нас в доме всю неделю газеты воруют. А у тети Зоси с первого этажа даже письмо от сына украли, она его так ждала, так ждала. Мишка Коломиец на скамейке нотную тетрадь оставил и ту увели, просто кошмар, правда? – Женечка доверчиво посмотрела Леше прямо в глаза.
 - У нас тоже воруют, – вздохнул мальчик, – у отчима «Спортивка» ушла на макула…, - он осекся и понял, что случайно проболтался.
 - Я так и подумала, – тихо кивнула девочка, – я надеюсь ты Леша в этом не участвуешь?
 - Нет конечно, – Кононенко даже вспотел при мысли что Женечка могла посчитать его вором.
 - Поговори с ребятами, – предложила она, – с этим надо кончать.
 - Как? – развел руками Леша. – Они ничего слышать не хотят, да и не только наши воруют газеты, я думаю в этом все классы участвуют.


     После третьего урока прозвенел третий звоночек. На переменке пришла слегка расстроенная Татьяна Васильевна и сказала, что с ребятами хочет поговорить участковый. Смех и шум в кабинете моментально утих. На пороге стоял Иван Яковлевич Михась. Несмотря на огромный рост и гусарские усы участковый был хорошим дядькой, на районе его все если не любили, то по крайней мере уважали. У него были настоящие боевые награды, в молодости он умудрился повоевать на Даманском полуострове. Китайский солдат пробил ему грудь трехгранным штыком, когда Иван Яковлевич спал. Несмотря на рану молоденький ефрейтор Михась сумел пробиться к своим.


     Кроме этого участковый был знаменит еще тем, что родился в городе Порт-Артур. В том самом где героически сражался гарнизон во время русско-японской войны. Сейчас такого города и на карте не существует, наши вернули его тем самым китайцам, которые и пробили Ивану Яковлевичу грудь штыком. Но это случилось позже, когда ефрейтор Михась служил срочную службу на полуострове Даманский, а сразу после разгрома Японии в Порт-Артуре несколько лет стояли наши войска, вот в это время и угораздило участкового появиться на свет в этом знаменитом городе.
 - Ребята, – Иван Яковлевич немигающим взглядом уставился на класс своими серыми как свинец глазами, – я хочу с вами серьезно поговорить.


     В кабинете воцарилась мертвая тишина, было слышно, как проснувшиеся мухи вяло жужжат между окнами. И если девчонки просто послушно замолчали, то ребята явно занервничали.
 - Всю неделю в нашем районе происходит какой-то тарарам, – участковый по-видимому произносил свой монолог не в первый раз и поэтому четко выделял каждое слово, – какие-то ненормальные, я не могу подобрать иного слова, всю неделю крадут прессу из почтовых ящиков.


    Он снова внимательно осмотрел школьников, те по-прежнему молчали, многие из учеников сильно побледнели и старались не смотреть в глаза немолодому милиционеру. Он был участковым в этом районе уже лет десять и знал почти всех его жителей. Когда кто-то заселялся по обмену жилья или согласно ордеру, выданному в райисполкоме Иван Яковлевич тут-же приходил знакомиться с новоселами. Он знал всех местных пьяниц, хулиганов, дебоширов и тунеядцев, и зорко приглядывал за ними. Район в общем-то был спокойным, как-никак центр города, много известных жителей жило в перекрестке улиц Толстого и Горького, напротив старинный Университет имени Шевченко, щеголяющий красным фасадом. И тут на тебе, газеты воруют.


 - Я еще понимаю украсть журнал, он все-таки представляет хоть небольшую, но ценность. А вот зачем воровать газеты и даже письма с открытками, нет, я этого не могу понять, – он сокрушенно покачал головой. – В пятницу из десятого дома по Владимирской, – заговорил он официальным тоном, – неизвестными из почтового ящика была похищена квитанция на получение ценной бандероли. – Иван Яковлевич вытащил из кармана форменного милицейского кителя потертый блокнот, надел на глаза очки в роговой оправе и продолжил:
 - Того же дня по улице Толстого дом шесть совершена аналогичная кража. Изъято четырнадцать газет, два журнала, три письма, одна поздравительная открытка и извещение об неуплате алиментов в срок, – сказав все это он снова воззрился на ребят, те ошеломленно молчали. – И это только два случая из нескольких десятков преступлений.
 - Это считается преступлением? – спросил белый как мел Лукинов.
 - А как же, – Иван Яковлевич даже поднял чуть-чуть голос, – чем отличается кража газет от воровства личного имущества граждан? Ничем, зарубите это себе на носу, – и добавил немного смягчившись, – я ни на кого из вас не думаю, но может вы что-то слышали об этом и сможете помочь милиции.


    Ребята молчали словно язык проглотили. Леша подумал, что переоценил возможности участкового как сыщика, стоило только сопоставить авральный сбор макулатуры школьниками и массовую пропажу газет и любому станет ясно, чья это работа. Хотя откуда Ивану Яковлевичу знать про сбор старой бумаги учениками 33 школы, он ведь не может быть осведомленным обо всем, что происходит на районе.
 - Ну, – нарушил молчание милиционер, – выкладывайте, мне еще в двадцать восьмую школу идти.
 - Может это Лысый с бандой развлекаются, – подал голос Хоруженко. Леша мысленно покачал головой, вот же нахал, сам небось тырит газеты, а сваливает на местного хулигана. Какой прок Лысому от прессы, ему деньги нужны, он их и забирает у малолеток.
 - Я говорил с Еременко, он клятвенно заверяет, что впервые слышит об этом, – вздохнул участковый, – да и не под силу ему одному сколько взломов произвести одновременно, нет, – глубокомысленно сказал милиционер, – тут действует хорошо организованная, преступная группа. Ладно пойду я, если вы о чем-нибудь услышите попрошу сообщить мне, до свидания – с этими словами Иван Яковлевич покинул кабинет.


    Переменка была в разгаре в коридоре раздавался топот десятков ног, дикий шум и крики учителей, пытающихся приструнить школьников, а в классе где сидел Леша царила гробовая тишина. Интересно, подумал Леша, а наши конкуренты тоже участвовали в кражах газет? Судя по всему, да, уж больно много случаев по району, одному Лукишу с Хоруженко не по плечу. Мальчик всматривался в лица одноклассников, пытаясь угадать кто кроме Олега и Андрея взламывают ящики.


   После уроков весь класс собрался в парке Шевченко. Опять похолодало, ветер гнул ветви каштанов, пенсионеры на скамейках кутались в пальто, а студенты университета не задерживаясь заскакивали в троллейбусы. Моросил мелкий дождик и настроение было под стать погоде.
 - Что будем делать? – спросил Цуканов. – Высказывайтесь.
 - Перво-наперво надо прекратить красть газеты, – горячо заговорил Леша.
 - Скажешь тоже кражи, – ухмыльнулся Хоруженко, – мы же для государства стараемся.
 - Для себя ты стараешься, – неожиданно сказала обычно молчаливая Женечка Шварц, – на море хочешь поехать.
 - А ты не хочешь? – завелся Андрей. – И вообще не твоего ума это дело, закрой рот и стой себе молча.
 - Ты рот ей не затыкай, – Леша сжал кулаки и угрожающе двинулся к Хоруженку.
 - А, – протянул Андрей, закатывая рукава пиджака, – женишок, иди я тебя быстро отделаю.
 - Не связывайся с ним Леша, - испугалась Женечка. Цуканов стал между ними и развел одноклассников в разные стороны:
 - Но-но, петухи, надо думать, как из этой заварухи выбираться, а не драться между собой.


     Хоруженко нехотя отошел, но его взгляд четко говорил, что он с Кононенко еще поквитается. Здесь ему ловить нечего, Цуканов драться им не даст, а справиться с Ваней еще ни у кого не получалось. В детстве Леша постоянно бился с Хоруженко и ни разу не смог его победить. Последние два года они правда не дрались, но Кононенко понимал, что шансов у него почти нет.
 - Ребята, – Цуканов обратился к одноклассникам, – кто взламывал почтовые ящики? Только давайте честно, все останется между нами.


    Поднялось шесть рук. Хоруженко, к удивлению Леши, газеты не крал. Подлец, мысленно подумал Кононенко, по науськивал ребят воровать прессу, а сам чистенький, вроде бы и не причем. Леша с отвращением посмотрел на своего недруга, тот стоял самодовольно ухмыляясь и делая вид, что это его не касается.


   Кроме Лукинова руки подняли Лубянский и Горский, чем привели в замешательство большую половину класса, такой прыти от этих трусов никто не ожидал. Была в этом коллективе и одна девочка, Оля Слюсар, некрасивая троечница с бесцветными глазами и вечно выбивающимися из-под ужасного берета непослушными прядями каштановых волос. Марик Фейгин и Коля Комиссаров были оставшимися членами преступного сообщества, как сказал бы участковый Иван Яковлевич. Эти два друга были заучками и серыми личностями на фоне таких ярких фигур как Цуканов и Хоруженко.


 - Это надо непременно прекратить, – в категорической форме заявил Цуканов, – чья это была идея, ящики вскрывать?
 - Моя, – не стал отпираться Олег Лукинов, он стоял тяжело, переминаясь с ноги на ногу очень похожий на ослика Иа из мультфильма про Винни-Пуха.
 - Вот уж от кого не ожидал такого, – покачал головой Ваня, – в колонию, захотел? – Лукиш еще больше вжал голову в плечи. – Кто тебя надоумил, отвечай?
 - Никто, – пролепетал Лукинов и уставился себе на ноги, но перед тем как опустить голову он бросил быстрый взгляд на Хоруженко.
 - Понятно, - невесело улыбнулся Цуканов, – что же ты, Андрей, ребят подбил, а сам в кусты, нехорошо?
 - «Ашки» первые начали, – Хоруженко начал оправдываться, – и никого я не подговаривал, просто предложил, кто не может макулатуру другим способом добыть, пусть того…, как сказала Татьяна Васильевна, рядом поищет. А у меня отец целый мешок журналов «Огонек» с работы принес.
 - А вы, олени, - Ваня повернулся к молчавшим ребятам, – совсем не соображаете, что делаете?
 - Так Татьяна Васильевна сказала, что надо только поискать рядом, – выдавил из себя Комиссаров.
 - По-твоему классная руководительница виновата? Это она тебя призывала у моего отчима «Спортивную газету» украсть? – не выдержал Леша.
 - Мы в подъездах у своих газеты не брали, – важно ответил Марик, – это «ашки», наверное.
   Леша ничего не ответил, лишь в бессилии махнул рукой, что толку с ними спорить.
 - Ладно, хватит, это беспредметный разговор, – Цуканов ввернул словцо из лексикона своего отца, – с этим должно быть покончено, если еще хоть раз ящики вскроете, то я по-другому говорить буду. – Ваня угрожающе посмотрел на ребят и чуть смягчившись, добавил: – а тебе, Оля, вообще стыдно таким заниматься, девочка все-таки.


      Слюсар густо покраснела, и чтобы скрыть смущение стала поправлять выбившиеся из-под берета волосы.
 - А где мы будем макулатуру брать? – Хоруженко озвучил мучавший всех вопрос. – Мои родители выгребли с работы все, что только можно было взять.
 - И мои, – вздохнула Женечка.
 - Мама сказала, что в инспекции тоже ничего не осталось, – вставил Леша.
 - В общем суммируем, – под итожил Хоруженко, – этот источник мы отработали полностью, надо думать, где еще можно бумаги найти.
 - На соседних улицах почту тырить, – съязвил Кононенко. Андрей бросил на него испепеляющий взгляд, но сдержался и ничего не сказал.
 - Хватит Леша, – осадил товарища Цуканов. – Хоруженко дело говорит, если мы хотим поехать на майские в Одессу, нужно сильно постараться.


    Кононенко почувствовал, что при одном упоминании про поездку на море его начало тошнить, еще одна кошмарная неделя, подумал мальчик, хоть бы проиграли мы поскорее и все это закончилось. Остальные тоже молчали, очевидно предложений где взять макулатуру ни у кого не было.
 - Есть одна идея, – осторожно начал Хоруженко, все с надеждой посмотрели на него.
 - Ну, не тяни, рассказывай, – подбодрил его Цуканов.
 - Вы знаете, где Бабченко из 5-а берет перфокарты?
 - У отца на работе, – Леша непонимающе посмотрел на Андрея, – он работает в каком-то шибко секретном НИИ.
 - Да, точно, – подтвердил Хоруженко, – его отец разрабатывает новые сверхсильные ядерные бомбы. Такие мощные, что им американская противоракетная оборона ни почем, они ее в два счета обойдут если понадобиться.
 - А ты откуда знаешь? – удивился Цуканов.
 - Мне сам Бабченко рассказывал, мы с ним дружили раньше, – охотно объяснил Андрей, – так вот секретные бумаги они уничтожают прямо на месте, в специальной машине, чтобы американские шпионы ничего не узнали. А остальную макулатуру отвозят на свалку за город.
 - Ты предлагаешь, – осторожно спросил Ваня, – поехать на свалку за бумагой?
 - Если у вас есть другое предложение, высказывайтесь, я охотно выслушаю.


     Лица у ребят помрачнели, ковыряться в мусоре никому не хотелось. Леша открыл было рот, чтобы сказать, что он выходит из этой бешеной гонки за макулатурой, но вовремя остановился. Ведь Ваня и Женечка так хотели поехать в Одессу. Кононенко и сам был не против моря, но не такой ценой!
Благородное занятие по сбору старой бумаги превратилось в форменный кошмар. Леша посмотрел на одноклассников, казалось, за неделю лица их осунулись, они похудели и только глаза горели алчным огнем при слове макулатура.
 - Да, – вздохнул Ваня, – похоже, что Хоруженко прав, другого варианта не наблюдается.
 - Я не буду в мусоре ковыряться, – категорически заявила Оля Слюсар.
 - Я тоже, – поддержала ее Женечка.
 - Девочки в этом участвовать не будут, – сказал Цуканов, – а из ребят - добровольцы, – Ваня посмотрел на одноклассников, – только настоящие мужчины, те, кому небезразлична судьба поездки в Одессу.
   После этой фразы Цуканова, те из ребят, кто хотел, как и Леша, выйти из игры, прикусили языки.
 - Мы все пойдем на свалку? – спросил Коля Комиссаров.
 - Поедем, – поправил его Хоруженко, – полигон находится за городом. Я узнал про один, он недалеко от станции Крюковщина. Туда надо на электричке добираться. Знаете, где это находится? – ребята покачали головами, география киевский свалок ученикам 5-б была незнакома.
 - Всем ехать нельзя, – сказал Ваня, – во-первых такая большая группа привлечет внимание милиции, ведь нам придется прогулять школу, во- вторых…
 - Как – это прогулять? – опешил Леша. – Мне влетит если я уроки пропассую.
 - Мы Горика попросим, чтобы справки участникам экспедиции сделал, – предложил Ваня, – поможешь Андрюха, а мы тебя за это от похода на свалку освободим?
 - Легко, – согласился польщенный Горский, – мама вам такие справки сделает, что вообще в школу можно будет не ходить.
 - Такие не надо, – испугался Кононенко, – и болезней никаких ужасных не придумывай, типа испанской чумы, достаточно обычного ОРВИ.
 - Как скажете, – надулся Горик, – просто ОРВИ – это так банально, можно к примеру…
 - Не стоит, – прервал его Цуканов, – нам справка на один день нужна, ну максимум на два. Я считаю, что пять человек достаточно, чтобы привезти сто –сто пятьдесят килограмм макулатуры за одну ходку. За два дня мы без труда сделаем четыре-пять вылазок на свалку, то есть можем привезти от четырехсот килограмм до тонны.
 - Скажешь тоже – тонну, – выдохнул обомлевший Леша, – как мы такой вес допрем? 
 - Оденемся погрязнее, возьмем с собой большие рюкзаки, так чтобы килограмм тридцать влезло и айда на вокзал.


     Кононенко вспомнил как он тащил в прошлую субботу восемнадцать килограмм в мешке и мысленно застонал от отчаяния. Одно дело нести груз два квартала, совершенно другое – тянуть его неизвестно откуда в рюкзаке по электричкам и троллейбусам.
 - Нужны деньги на проезд, – сказал Хоруженко, – предлагаю скинуться по десять копеек с носа, будет два сорок.
 - Это мало, – покачал головой Цуканов, – в электричке придется заплатить минимум по десять копеек, давайте соберем по пятнадцать.
 - Ой, а меня с собой нету, – расстроилась Оля Слюсар.
 - Ничего, я одолжу, – милостиво сказал Хоруженко. Дав девочке «пятнашку» он вытащил однокопеечную монету, протянул ее Олегу:
 - Сбегай Лукиш в магазин на углу, купи спичек, – Лукинов безропотно бросился выполнять приказ. Кононенко лишь головой покачал, Олег самый здоровый в классе, ростом даже выше Цуканова, а трус похлеще Лубянского, страх как боится Хоруженко. В младших классах Леша постоянно дрался как раз из-за того, что Андрей пытался подчинить себе Кононенко, заставить выполнять его свои мелкие поручения. Алексей, понятно противился этому и одно время ему каждый день приходилось драться с Хоруженко. Побеждал неизменно последний, но Леша не сдавался и выполнять приказы отказывался. В конце концов Андрею это надоело, и он оставил Кононенко в покое. Другие дав слабину один раз стали рабами Хоруженко на долгие годы.


     Короткие спички вытащили кроме Леши Хоруженко, Лубянский, Фейгин и Кирилл Кирьянов, высокий и худющий новичок. Он стал учиться у них с пятого класса, его мама служила в армии связисткой, а папа был обычным инженером. Капитана Кирьянову перевели в штаб Киевского военного округа из Мурманска, где они жили все это время. Папе Кирилла пришлось уволиться с работы, чтобы последовать за супругой и устроиться инженером в «Горсвет». В Киеве им очень понравилось, в город они переехали в конце августа, когда начинают поспевать яблоки, груши и виноград, на базаре полно теплых, налитых солнцем слив, абрикос и персиков, а херсонскими арбузами и дынями завалены все плодоовощные ларьки.


    Всего этого в холодном и мрачном Мурманске не было, поэтому Кирилл так налег на южные фрукты, что через неделю слег в больничку с аллергией, его обсыпало всего красными точками, организм мальчика не привык к такому количеству витаминов.


    Парень он был нормальный, только очень замкнутый. Правда имел отвратительную привычку ковыряться в носу на уроке. Причем чистил его он двумя руками одновременно. Кирьянову делали замечания учителя, одноклассники подшучивали над ним, Кирилл краснел как рак, страшно смущался, но тем не менее никак не мог избавиться от этой пагубной страсти. Примечательно, что он как сын военнослужащей, был освобожден от занятий украинским языком и литературой, таких ребят как он в классе было несколько. Но Кирилл, к всеобщему изумлению добровольно попросил изучать «мову» и к окончанию первой четверти довольно сносно «розмовляв» на языке великого Шевченко. Украинка Оксана Тарасовна обожала своего ученика и постоянно приводила в пример Кирьянова, сравнивая его с Лесей Украинкой, которая тоже будучи русской по происхождению, стала известнейшей украинской поэтессой.


      Те, кому достались длинные спички облегченно вздохнули, они сдали по пятнадцать копеек и с легким сердцем разошлись по домам. «Избранные» угрюмо разделили мелочь, вышло каждому по семьдесят две копейки на брата и договорились встретится на платформе железнодорожного вокзала в восемь утра. Для родителей была приготовлена легенда, что они на два дня назначены дежурными по школе и с этой целью берут с собой рабочую одежду и обувь. Переодеться решили в вокзальном туалете, а школьную форму и рюкзаки оставить в камере хранения, арендовав для этой цели автоматическую ячейку.


       Колеса электрички монотонно постукивали, Леша отвернулся от пыльного окна и с отвращением уставился на свой рюкзак. Тот благоухал всеми мысленными ароматами свалки. Рядом на скамейке сидел Кирьянов и Фейгин, напротив Хоруженко. Лубянский не пришел сегодня, кинул их, зараза. Хотя осуждать его сильно не стоило, Леша и сам сделал над собой титаническое усилие, чтобы не плюнуть на экспедицию. С вокзального автомата Хоруженко позвонил предателю, Женька тотчас взял трубку, будто с нетерпением ожидал этого звонка и гнусавым голосом сказал, что заболел и сегодня не придет. Андрей пообещал оторвать Лубику голову, но тот уже отключился и угрозы не услышал.


     Несмотря на то, что в электричке было многолюдно, вокруг Леши и его друзей было свободно. И неудивительно, одежда и рюкзаки ребят отвратительно воняли. Вчера мальчик переоделся в туалете в школьную форму, а грязное тряпье всунул вместе со всеми в камеру хранения. Хотя он и сменил одежду «благоухающий» рюкзак с бумагой пришлось нести с собой. В первый день они сделали рекордные четыре ходки и каждый раз им приходилось переодеваться и отвозить собранную макулатуру в гараж Цуканова, где у них было место сбора бумаги. Степан Иванович на своем «Москвиче» уехал к брату в Брест на день рождения, поэтому помещение временно пустовало, и Ваня дал ребятам ключи от него.


        От частого переодевания форма участников экспедиции пришла в грустное состояние, казалось, что ребята носили, не снимая ее с начала учебного года. Кроме того, отвратительный запах свалки, казалось въелся в их кожу и, хотя они мыли руки каждый раз, когда переодевались в туалете, мальчики стали похожи на персонажей книги «Дети подземелья» писателя Короленко, а не на советских школьников. Люди косились на них с подозрением, а в троллейбусе пассажиры отходили от мальчиков на максимально возможное расстояние. В буфете станции Крюковщина толстая продавщица долго охала, поглядывая на ребят, а потом предложила покормить «сироток».


     На третьей ходке одна бабушка в электричке протянула Лубику пирожок и прямо спросила, есть ли у Женьки мать, а если есть, то как давно пьет? Если бы это услышала тетя Роза, мать Лубянского, то наверняка грохнулась бы в обморок, она была оперной певицей. Отец Женьки преподавал физику в пищевом институте и тоже вряд ли обрадовался замечанию милосердной бабушки. Кроме доброй старушки и толстенькой продавщицы остальные попутчики не проявляли радости от соседства с ребятами. Мужчины прятали свои портмоне во внутренние карманы пальто и пиджаков, а женщины засовывали «кошельки-поцелуйчики» на самое дно увесистых авосек. Их явно принимали за бродяг или беспризорников. Но обижаться не стоило, Леша и сам бы так подумал, вторник, первая половина дня, все дети в школе, а тут пятерка дурно пахнущих подростков с ободранными рюкзаками. Вокзальные пьяницы увидели в них конкурентов и пригрозили расправиться если увидят, что мальчики возьмут себе хоть одну пустую бутылку, это дескать их территория, пускай идут к «Ремточмеханике», с другой стороны вокзала и собирают тару там. Ребята не на шутку испугались и отошли на приличное расстояние от агрессивно настроенных алкоголиков.


      Одежда, которую они взяли у родителей якобы для уборки класса, была старой, но еще довольно приличной. Брюки, из которых они выросли, едва доставала да щиколоток, но были чистыми, хотя и зашитыми в нескольких местах. Куртки, рубашки и ботинки тоже вполне годились для работы в классе или школьном дворе. Но они совсем не подходили для прогулок по городу и езды в общественном транспорте. После лазанья по кучам мусора одежда членов экспедиции пришла в полную негодность, сейчас ребят не узнали бы даже собственные родители. Старые латки на коленях и локтях разорвались, показывая окружающим людям грязные колени и локти, аккуратно склеенные ботинки и туфли не выдержали лазанья по мусорным горам и расклеились, хищно по раскрывав рты, словно голодные крокодилы.


       К их счастью они не разу не попадались милиционерам, издали завидев синюю фуражку ребята моментально прятались и со стучащими от страха зубами ждали, пока страж порядка уберется восвояси. Леша возненавидел слова «макулатура», «Одесса», «море» и «соревнования». Больше всего на свете он хотел оказаться сейчас дома и сбросив с себя ненавистные, пропахшие мусором тряпки залезть в ванну. Подставить крышку из-под шампуня, наполненного ароматным «Кря-кря» под тугую струю горячей воды и не вылезать оттуда до вечера. Почему он раньше этого не ценил? Мама порой со скандалом загоняла его в ванную комнату, угрожая по отбирать все книги, Леша подчинялся и кое-как принимал душ. Только сейчас он по-настоящему почувствовал, что значит быть чистым.


        Первый раз оказавшись на полигоне ребята обнаружили, что попасть на свалку будет не так просто. Гигантский мусорник был огорожен по периметру бетонными плитами. Лишь пройдя полкилометра, школьники обнаружили подрытый под забором лаз, складывалось впечатление, что гигантская собака прокопала здесь ямку.


      Свалка поразила Лешу, это был целый город. Чего тут только не было, кроме жутко вонявших пищевых отходов, которые ребята старательно обходили, тут находилась целая куча разнообразных вещей. Ржавый кузов от «Запорожца» соседствовал с лопнувшим ровно напополам унитазом, согнутый детский велосипед «Десна» мирно уживался с неопределённого цвета самоваром. Велюровые диваны, с торчащими в разные стороны пружинами, невеселый безногий плюшевый медведь, насквозь прогнившая садовая лейка и магнитола «Спидола» без задней стенки.


     Ребята озирались по сторонам ужасаясь дикому количеству выброшенных вещей. Вот, например, почти новый стул, что с ним не так, зачем хозяин выбросил эту столь необходимую деталь кухонного интерьера? Гора старых игрушек, ну тут все понятно, дети выросли, вот их и выбросили. Хотя могли бы их отдать и другим малышам, такой красной машинке с педалями обрадовался бы любой ребенок. Стенные шкафы, трюмо, ванны с почерневшим днищем, у Леши голова шла кругом от всего этого. Но нельзя было терять время, электричка отходила на Киев через сорок минут, да и сторожа могли их увидеть. Ведь недаром же написали «Посторонним вход запрещен».


       Они бросились на поиски макулатуры и тут же нашли ее. Марик обнаружил целую гору пожелтевших от времени папок с личными делами работников завода «Серп и молот», датированных 1963 годом. Наверное, почистили архив и выбросили ненужную бумагу. Хоруженко тем временем нашел такие же как у Бабченко перфокарты, тут их были тонны, целая гора прямоугольных картонных бумажек с выбитыми на них неизвестными символами простиралась между порыжевшими автомобильными покрышками и пачками просроченного грузинского чая. Леша подумал, что получается какая-то глупость, они как проклятые ищут старую бумагу, чтобы победить и поехать на море, а некоторые идут ради этого даже на преступление, воруя газеты. А здесь на полигоне лежат тонны макулатуры, которая никому и даром не нужна, бери – не хочу.


    Решили брать перфокарты, так как они больше весили. Нагрузив полные рюкзаки ребята как трудолюбивые муравьи пролезли через лаз. Оставив стоять с открытым ртом толстую колхозницу на велосипеде «Украина», которая рвала траву на обочине дороги, участники экспедиции рванулись к станции. Они весело переговаривались на ходу и чувствовали себя победителями, казалось поездка в Одессу лежит у них в кармане.


       Когда в половине третьего ребята в четвертый раз согнувшись по собачьи вылезли на дорогу уже никто не смеялся. Мальчики тяжело дышали и с трудом тянули рюкзаки с проклятыми перфокартами, хуже всего приходилось Фейгину и Лубянскому, они похвастаться силой явно не могли, спортом никогда не занимались, Марик пиликал на скрипке, он брал уроки у Женечкиной мамы. Лубик вообще ни фига не делал, на спорт родители его не отправляли, опасаясь за его драгоценное здоровье, а музыкой он не занимался по причине полного отсутствия слуха и голоса. Чего у Лубянского было в избытке так это ослиного упрямства. Уже несколько часов он трепал всем нервы жалуясь на страшную усталость. Продолжалось это до тех пор, пока взбешенный Хоруженко не дал Женьке крепкую затрещину. Тот моментально выздоровел и стонать перестал, лишь вздыхал время от времени и всем своим видом выражал вселенскую скорбь. Марику тоже было тяжело, он шатался под весом своего рюкзака, но не жаловался и терпел, как настоящий мужик.


     Сухопарый Кирьянов, казалось, не знал усталости, большими шагами своих длинных ног он шел самым первым, остальные с трудом поспевали за ним. Леша и Андрей тоже зверски устали, спину ломило, в висках били маленькие молоточки, ноги стали тяжелыми, будто налитыми свинцом. Но они занимались спортом, Кононенко плавал в открытом бассейне на стадионе «Динамо», а Хоруженко был призером УССР по велоспорту и поэтому им было легче чем Фейгину с Лубянским.


      Больше всего хотелось пить, вода давно закончилась, а в магазин они заходить не решались, еще милицию вызовут, чего доброго.


     Когда Леша вечером сбросил с себя мятую форму, то первым делом сделал то, о чем мечтал весь день – принял ванну. Нежась в горячей воде он с удивлением вспомнил, что не ел весь день с самого утра. При мысли о том, что ему нужно чего-нибудь съесть, мальчика чуть не вырвало прямо в ванной. Запах свалки до сих пор чувствовался ему везде, мусором пахло в троллейбусе где они ехали, аромат полигона мерещился даже в спальне.


     Леша с трудом вылез из ванной, в дверь начала стучаться соседка, ей нужно было купать ребенка. Мальчик вылил в унитаз борщ, оставленный ему мамой на обед, есть совсем не хотелось и сел делать уроки. Просидев так минут двадцать Леша собрал рюкзак и решил списать домашку у одноклассников. Они и так нам должны, подумал он, закрывая рюкзак.
 - Леша, что у тебя с формой? – мама стояла в дверях и подозрительно нюхала форменный пиджак. – Он жутко воняет.
 - Запачкался, – хмуро ответил Кононенко, – врать маме не хотелось, но не расскажешь же, что весь день провел на свалке.
 - Он вроде бы чистый, – мама с сомнением осмотрела форму, – но запах, как будто ты на помойке спал. Что же делать, если я ее постираю в чем ты в школу придешь?
 - Стирай, я брюки и свитер одену.
 - Но тебе же замечание в дневник запишут и меня в школу вызовут, – засомневалась мама.
 - Я к Ване заскочу перед уроками и переоденусь, – стал придумывать на ходу Леша, – у него запасная форма есть.
 - Как же ты его вещи оденешь, у него ведь размер другой.
 - Прошлогоднюю форму его надену, – мальчик окончательно заврался и пытался выкрутиться.


      Мама покачала головой, но вроде поверила и ушла стирать его форму. Из коридора раздался голос соседа дяди Вовы, тот позвал Кононенко к телефону.
 - Привет Леша, – в трубке раздался голос Цуканова, – был уже в гараже, видел сколько наносили. Молодцы ребята, как все прошло?
 - А как ты думаешь? – разозлился Кононенко. – Устали как собаки, не ели целый день, от милиции прятались как преступники. Еще и алкаши на вокзале чуть не побили, думали, что мы бутылки пришли собирать. Представляешь? Все вещи провонялись свалкой, короче жесть.
  - Ну не кипятись друг, – спокойно проговорил Ваня, – я же не виноват, что тебе, а не мне короткая спичка досталась.
 - Все нормально, не обижайся, – Леша стало стыдно за свой гнев, – нервы просто сдают, еще завтра целый день ишачить.
 - Понимаю, – в голосе Цуканова слышалось сочувствие, – я уже обзвонил ребят, у всех такое состояние, а Лубянский вообще к телефону не подошел, мама сказала, что спит. Мне кажется, что он завтра не придет.
 - Ну и фиг с ним, – раздраженно сказал Леша, – и так по пол рюкзака носил, зато ныл за пятерых, пользы от него как от козла молока.
 - Горский звонил, говорит, что справки всем сделал на два дня, – Ваня стал говорить тише, чтобы не услышали родители, – твою Женечке занес, типа она тебя проведала, а ты ее Татьяне передал, так, что тут все норм.


       Леша попрощался с другом и лег спать в этот день пораньше. Всю ночь ему снились жуткие кошмары, на свалке за ними гонялись вокзальные алкоголики во главе с Бабченко из 5-а и забирали перфокарты. Потом вдруг оказалось, что они никакие не пьяницы, а американские шпионы и охотятся за чертежами советской ядерной сверхбомбы. Леша убегал от них по кучам просроченного чая и никак не мог найти лаз под бетонным забором. Американские шпионы-алкаши бегали по мусорным горам как роботы, практически вертикально, при этом они жалобно кричали голосом Лубика. В конце концов его все-таки поймали и превратили в лошадь, став конем Кононенко пришлось возить на себе огромные, размером с дом рюкзаки с перфокартами.


      Проснулся Леша в пять часов утра, есть хотелось ужасно. В одних трусах он вышел на кухню и полез в холодильник, сейчас он с удовольствием съел бы и вчерашний холодный борщ. Но увы, он его вылил, а свежий мама еще не сварила. Мальчик достал сухую булку из хлебницы и захрустел ею, как заправская мышь, запив свой завтрак водой из крана. Подкрепившись он почувствовал себя легче, только все страшно болело, спину ломило так, будто на нем катались. Леша вспомнил сегодняшний сон и невесело усмехнулся, недаром говорят сон в руку. Он пошел умываться и с удивлением заметил, что его руки дрожат, как у завсегдатая местной пивной, ноги тряслись как у старухи, а голову дико ломило. Мальчик присел на край ванны и с ужасом подумал о том, как-же он сможет сегодня таскать перфокарты.


- Выходим, – хмуро сказал Хоруженко и закинув рюкзак на плечо пошел к выходу. Остальные члены их поредевшей команды потянулись следом. Вагон был почти пуст, это на Киев, в это время электрички забиты донельзя, не то что сидеть, даже встать негде.


    Выйдя на перрон, ребята двинулись по знакомому маршруту в сторону полигона. Мальчики были измучены и не смотрели по сторонам, поэтому и не увидели постового, который стоял возле закрытого киоска «Союзпечати». Как пишут в шпионских романах ребята потеряли бдительность.
 - Куда спешим, молодые люди? – строгий голос милиционера заставил Лешу вздрогнуть. Одноклассники немедленно остановились и с испугом воззрились на приближающегося сержанта:
 - Капец, попали, – тихо застонал Марик, – бабушка не переживет если меня в тюрьму заберут, – у Фейгина вроде бы были и папа, и мама, но их никто ни разу не видел, на все собрания и школьные мероприятия приходила Стелла Яковлевна бабушка Марка.
 - Не трусь носатый, – Хоруженко бросил быстрый взгляд, – отмажемся, вы только не влезайте в разговор и молчите.
    Постовой был совсем молодым, наверное, недавно отслужил в армии, лицо его выражало полнейшее недоумение, таких мальчишек видеть ему явно не доводилось. Его щеки и лоб были густо усыпаны маленькими оспинками, быстрые и живые глаза внимательно осматривали ребят.
 - Вы кто такие, – с подозрением спросил милиционер и спохватившись быстро козырнул, – сержант Ковальчук.
 - Мы школьники, что же тут не понятного? – важно сказал Андрей, Леша в который раз подивился наглости своего одноклассника.
 - Почему тогда вы не учитесь, разве сегодня выходной и что за внешний вид ребята?
 - Вы фильм “Как заклялась сталь» смотрели, про Павку Корчагина? – Хоруженко всем своим видом выражал спокойствие.
 - Ну да, – удивленно сказал сержант, – в детстве еще, а при чем кино к вашему внешнему виду?
 - Самое прямое, – охотно отозвался Андрей, – дело в том, что сейчас снимается продолжение этого знаменитого фильма и мы играем в нем беспризорников, короче, товарищ милиционер, мы юные артисты – выпалив все это мальчик торжествующе улыбнулся.


     Леша с открытым ртом воззрился на Андрея, Кирилл и Марик с округлившимися глазами тоже уставились на него, Хоруженко оказался блестящим мастером импровизации, если проще – самым отъявленным лгуном. Кононенко не хватило бы наглости так врать в глаза человеку, который как раз и должен интересоваться, почему ребята прогуливают школу. Конечно они это делают во имя высоких целей, но ведь ложь всегда остается ложью.


    Молодой постовой на минуту замялся, встреча с юными актерами на станции Крюковщина никак не входила в его планы. Будь он постарше и по опытней, то сразу бы раскусил Андрея, но он служил в патрульно-постовой службе всего лишь месяц и поэтому еще не отучился доверять людям.
 - Нас должна была забрать машина со студии, – самозабвенно врал Хоруженко, – мы, значит, переоделись, ждем шофера, а он, знаете, как бывает, выпил вчера лишнего и на работу сегодня не пришел, – мальчик торжествующе посмотрел на своих товарищей. – Ну вот режиссер и звонит мне, дескать брат выручай, не можем без вас эпизод снять, весь план рушиться. Ну что делать, надо спасать Советское кино, мы и поехали на электричке прям в костюмах, чтобы, значит, время даром не терять на переодевание. Выйдем на трассу, а там нас заберет водитель режиссера, съемки в Боярке проходят.
 - А вы уверены, что беспризорники в двадцатые годы именно так одевались? – сержант с сомнением посмотрел на старые джинсы Марика и растянутые пузырем на коленях грязные спортивки Кирилла.
 - Этого я, к сожалению, не знаю, – слегка смутился Андрей, – этим костюмер занимается. Я ему тоже говорил, что-то мол, странная какая-то эта одежда, а он, не волнуйтесь, не беспокойтесь, все будет в лучшем виде. Так-то.


   Милиционер молчал, переваривая услышанное, Марик, Кирилл, да и чего уж там, сам Леша, с восхищением смотрели на Хоруженко, тот сегодня был явно в ударе.
 - Ну, мы пойдем? -  Андрей вопросительно посмотрел на сержанта. – Нас уже, наверное, машина на дороге ждет. Если вы не верите, то можете провести, чтобы, так сказать, удостоверится.
 - Да, да, конечно, – очнулся постовой, – всего хорошего и удачных съемок.
 - Ну ты даешь! – восхищенно сказал Леша, он старался идти не спеша, чтобы не вызвать подозрения милиционера. – Я бы в жизни до такого не додумался.
 - Учись пока я жив, – Хоруженко распирало от самодовольства.
 - Ребята, можно вас задержать еще на одну минуту, – голос милиционера заставил одноклассников вздрогнуть. Рано обрадовались, похолодел Кононенко, кто поверит в такую туфту про артистов?
 - Да, конечно, – слегка дрогнувшим голосом отозвался Андрей.
 - Можно вас попросить автографы дать мне, – сержант, слегка смущаясь, протянул мальчикам клетчатый тетрадный листок и шариковую авторучку. Все это он сложил на кожаный милицейский планшет и протянул его Марику, он стоял ближе всех. Перепуганный Фейгин взял дрожащими руками ручку и медленно написал на листке свои настоящие имя и фамилию.
 - Подписываться еще не научился? – улыбнулся постовой. – А я еще в первом классе придумывал на уроках разные завитушки, – ошалевший от напряжения Марик ничего не ответил, закончив выводить корявые литеры, он передал планшетку Кириллу.
 - А вы молодцы, ребята, – похвалил школьников сержант, – не зазнаетесь, другие на вашем месте носы бы задрали, кстати, а в каких фильмах вы снимались?
 - В разных, – Хоруженко опять прорвало, – «Приключения Электроника», «Невероятные приключения Петрова и Васечкина» и еще в нескольких.
 - Да ну, – молодой милиционер восхищенно присвистнул, – но я что-то не помню ваши лица на экране.
 - Гримеры постарались, – неопределенно сказал Андрей и заметив, что сержант с сомнением смотрит на него, добавил, – дело в том, что мы каскадеры, дублируем игру главных актеров, вот наших лиц и не видно в кадре.
 - Вы каскадеры? – милиционер посмотрел на тощего Лешу и мелкого Марика.
 - А для этого не сила ни рост нужны, – опять начал выкручиваться Андрей, – а ловкость и смелость.
    Когда наконец распрощавшись с доверчивым милиционером, ребята вышли на дорогу, то сразу бросились бежать подальше от станции.
 - Как обратно возвращаться будем? – спросил, задыхаясь Леша, когда они перешли на шаг. – На платформу идти нельзя, второй раз от постового уже не отбрешемся.
 - Там решим, – скривился Хоруженко, – сегодня сделаем две ходки и шабаш, я думаю макулатуры хватит, вчера, наверное, полтонны приперли, сил моих больше нету эти перфокарты таскать. Пусть и другие поработают.
 - Согласен с тобой, – Кононенко и сам ног не чуял под собой после вчерашнего, – пашем как рабы в рудниках, а остальные штаны на стуле протирают.
 - У меня вчера вечером кровь из носу пошла, – тихо сказал Марик, – еле остановили, бабушка хотела «Скорую помощь» вызывать, говорила, что сосуд лопнул.
 - А мне нравиться наша экспедиция, – отозвался обычно молчаливый Кирьянов, – нервы щекочет, мы как партизаны на чужой территории, прячемся от полицаев и немцев, на электричках путешествуем, классно!
 - Ты точно псих, – покачал головой Хоруженко, Леша мысленно согласился с ним, – что за прикол по мусорке штыриться и тягать на спине перфокарты?


     Впереди показался вчерашний лаз. Возле него стояли двое рабочих в синих спецовках, они заканчивали зарывать яму под забором.
 - Западло, – присвистнул Андрей, – все утро не фартит. Ладно идем дальше, может где еще лаз есть.
    Они дошли до конца забора, который переходил в колючую проволоку и шел перпендикулярно бетонным плитам в сторону леса.
 - Что будем делать? – упавшим голосом спросил Кононенко. – Может ну ее, макулатуру, перфокарт вчера много привезли?
 - Нет, – покачал головой Андрей, – мы отстаем от «ашек», а Бабченко с отцом еще бумаги машиной привезут, тут сомневаться не приходится. Не хватит десять или двадцать килограмм макулатуры для победы, знаешь, как обидно будет?
 - Идея! – закричал Кирилл, он схватил валявшуюся неподалеку доску и просунул ее между двумя рядами колючей проволоки, растянув ее таким образом. Теперь можно было аккуратно перелезть в образовавшийся проход.
 - Молоток Кирьян, – с уважением сказал Хоруженко, – здорово придумал, сам догадался?
 - Не-а, – покачал головой польщенный Кирьянов, – по телеку видел, как в фильме наши из фашистского концлагеря убегали, там правда проволока была под напряжением.
 - А тут тока нет? – испугался Марик
 - Прикалываешься носатый, – с презрением сплюнул Андрей, – это же помойка, а не лагерь смерти.


     Они пролезли через дырку в заборе и пошли к месту где лежали перфокарты. Сегодня ребята уже не озирались по сторонам, изучая груды мусора, полигон с его ароматами, до смерти надоел участникам экспедиции. Набрав полные рюкзаки макулатуры ребята покачиваясь поплелись обратно.
 - Вот они, – вдалеке показался мужчина в синей спецовке, рукой он показывал кому-то на медленно бредущих одноклассников. – Хватайте их, они и вчера тут целый день лазили!
 - Тикаем, – Хоруженко, не дожидаясь остальных бросился к забору. Кирьянов обогнал его и на негнущихся ногах помчался первым, общаться с работниками полигона ему явно не хотелось.


   Леша пролез между колючей проволокой третьим и потерял несколько драгоценных секунд зацепившись рюкзаком за металлические колючки. Он пробежал с десяток шагов и остановился, Марика, четвертого члена их команды нигде не было.
 - Давай быстрее! – закричал Андрей, он был метрах в ста впереди.
 - Фейгин отстал, – выдавил Леша, задыхаясь от быстрого бега. Хоруженко махнул рукой и бросился догонять Кирилла. Из-за куч мусора показались преследователи, их было трое. Убегать было уже поздно, сейчас Кононенко был закрыт от работников полигона густыми кустами, но когда они пролезут через лаз то непременно увидят его.


     Мальчик упал на колени и не обращая внимание на колючки, на четвереньках забрался в самую гущу шиповника.
 - Куда они делись? – толстяк в синей спецовке озадаченно осматривался по сторонам. – Вот же придумали, босяки, – он рукой ударил по доске, та упала на землю, и проволока выровнялась, – надо на станцию идти, там дежурный милиционер, пускай сам ищет этих бродяжек.


    Мужчины постояли еще некоторое время, они о чем-то переговаривались, затем дружно двинулись вдоль бетонного забора. Леша обессиленно откинулся на рюкзак с перфокартами, лицо и руки кровоточили, мальчик исцарапал их о колючий шиповник. Хотя было достаточно прохладно пот градом катил по лбу мальчика, мокрая от ночного дождя земля приятно холодила, но Леша понимал, что, если пролежать на ней долго – воспаление легких обеспечено. Но покидать свое убежище Кононенко все-же не спешил, необходимо было решить, что делать дальше. Если Андрею и Кириллу повезет, то они успеют избежать встречи с доверчивым сержантом и сесть в электричку на Киев. Если же нет, то непременно попадут в милицию и вся их афера с макулатурой, прогулами уроков и фальшивыми справками обязательно вскроется. Думать об этом не хотелось, Леша мысленно застонал, кому пришло в голову заинтересовать школьников поездкой в Одессу? Наверное, директору школы, а может и кому повыше. Мальчик вдруг подумал о том, как хорошо и легко ему жилось до сбора макулатуры. Читал себе книги, плавал в бассейне, приходил к Женечке в гости, а сейчас, что?


   «Бродяжки» - так назвали их работники полигона. Не стоит даже обижаться на их слова, ведь это же правда. Шатаются грязные как свиньи по электричкам, лазят по помойкам – настоящие бродяги! Ваня, Леша думал это настоящий друг, а он что придумал? Заставил его в мусорнике рыться. Кононенко почувствовал, как сладкое чувство жалости к самому себе заполняет его и соленые слезы теплыми струйками покатились по грязным щекам мальчика. Сейчас он обвинял в бедствиях, свалившихся на него весь мир. Цуканов, Татьяна Васильевна, Хоруженко, постовой на станции и даже отставший Марик – вот истинные виновники всех бед, свалившихся на него. Тут Леша вспомнил, что их касса – пятьдесят девять копеек, остались у Андрея и тихонько завыл, возвращение домой казалось призрачным как Фата-Моргана.


     Возле проволоки послышалось тихое позвякивание, за забором стоял бледный как привидение Марик и пытался просунуть короткую палку. Леша вытер слезы тыльной стороной ладони и как змея пополз к забору. Выбравшись из-под куста шиповника Кононенко подобрал выбитую толстяком доску и ловко вставил ее между проволокой. Фейгин благодарно улыбнулся и неуклюже пролез в образовавшийся проход.
 - Ты плакал? – Марик внимательно осмотрел Лешу. – И где ты так вымазался?
 - Соринка в глаз попала, – Кононенко громко шмыгнул носом и постарался осмотреть себя, если раньше он был просто не очень чистым, то теперь, после ползанья по мокрой земле стал грязным как свинья.
 - Плакал, – понимающе кивнул Фейгин, – зря стесняешься, бабушка говорит, что слезы необходимы человеку для снятия стресса. Я бы и сам разрыдался, да со страху забыл это сделать
 - Ты куда пропал? – Кононенко постарался перевезти разговор в другое русло, еще чего доброго растреплется в классе, и Женечка узнает.
 - Я не могу так быстро как вы бегать, – охотно рассказал Марик, – вот и спрятался в мусоре, – тут ветер переменился и подул в спину Фейгина.
 - Фу, – Леша зажал нос пальцами, волна жуткой вони окатила мальчика, – это от тебя?
 - Да, - грустно кивнул Марик, – пришлось залезть в контейнер, а там такой запах! Я чуть сознание не потерял. Надо переодеться и тебе и мне, так домой возвращаться нельзя.
 - Согласен, – уныло отозвался Леша, – но где одежду взять? Кстати у тебя денег случайно нету, касса у Хоруженко осталась?
 - Ой, – спохватился Фейгин, – я забыл тебя поблагодарить, что не бросил меня как Андрей с Кириллом. Большое человеческое спасибо!
 - Пустое, – отмахнулся Леша, – так как насчет денег?
 - Ни копейки, – Марик грустно улыбнулся, – а одежду надо украсть.
 - Вот дает! – Кононенко даже головой покрутил от возмущения. – Ты же из приличной семьи, а сам то газеты тыришь, то предлагаешь шмотки увести. Откуда такие воровские наклонности? Да и в таком виде нас ни в один магазин не пустят.
 - Я не предлагаю навсегда взять одежду, – Марик слегка покраснел, – а лишь на время, попользоваться, так сказать, потом принесем обратно. И не в магазине возьмем, а здесь, на полигоне, я, когда сейчас мимо бытовки шел, то заметил в ней несколько спецовок, они на вешалке висели.
 - А размер там тоже наш? – ехидно спросил Леша, возвращаться на свалку ему категорически не хотелось.
 - Штаны можно подкатить, – не сдавался Марик, – а рукава подвернуть.
 - И на кого ты будешь похож в таком одеянии, на сына полка?
 - А ты, что предлагаешь? – нахмурился Фейгин.
 - Сам не знаю, – вздохнул Леша, – денег нет, можно было бы попробовать «зайцем» на электричке доехать, так там милиционер небось нас ждет, с толстяком на пару.
 - А хоть бы и не ждали, – отозвался Марик, – как в таком виде идти? Давай все-таки… того, одежду позаимствуем.
 - Нет, – категорически сказал Кононенко, - ты, Фейгин, как хочешь, но я красть ничего не буду, пусть уж лучше за бродяжничество меня арестуют, чем за воровство!


    Марик грустно кивнул и, забросив на плечи тяжелые рюкзаки мальчики угрюмо побрели по заросшей бурьяном обочине в направлении Киева. Машин было мало, лишь изредка мимо ребят проезжал грузовик или грязная легковушка с областными номерами.
 - Может того, пойдем на платформу… сами сдадимся, – Марик повернул измученное лицо, – до города километров десять, Лешка, я не дойду.


    Кононенко отрицательно покачал головой и ускорил шаг. Нет, подумал мальчик, сдаться мы всегда успеем. Эта мысль уже приходила ему в голову, но он решительно отогнал ее.  Из-за туч выглянуло скудное мартовское солнце, мальчик поднял голову к нему в надежде хоть немного согреться. Тонкие промокшие брюки липли к ногам вызывая зуд в коленях, настроение было хуже некуда. Почему он сразу не отказаться от этой авантюры? Надо было не стоять как статуя молча, а объяснить друзьям…, хотя, что ты им скажешь? Они так загорелись этой поездкой, что готовы были на все, включая кражу прессы из ящиков.
 - Я больше не могу идти, – Марик сбросил с плеч рюкзак и уселся на него, – устал.
 - Потерпи немного, – Леша постарался подбодрить своего товарища.
 - До города далеко, – Фейгин грустно улыбнулся, – надо было тебе вместе со всеми смываться.


    Кононенко тоже сбросил тяжелую ношу с плеч и присел рядом. Холодный ветер упорно дул в лицо мальчика словно пытался поднять его и заставить идти дальше. Чернильно-черная ворона укоряюще смотрела с ветки, она буравила его глазами словно обвиняя в малодушии. Мальчик закрыл глаза и попытался подумать о чем-то хорошем, например, о непрочитанной книге, ждущей его дома или о прогулке с Женечкой в парке Шевченко. Но перед глазами маячила лишь всевозможная макулатура в виде перфокарт, старых газет и личных дел работников завода «Серп и Молот».


     Послышался далекий гул мотора, очередная машина спешит куда-то по своим делам и никому нет дела на двоих измученных и продрогших мальчишек. Взвизгнули покрышки и мотор смолк. Леша открыл глаза и увидел, как заляпанный грязью грузовик остановился рядом и из него неспешно вылез немолодой мужчина. Одет он был в черную, потрескавшуюся от времени дерматиновую куртку и коричневые, в тонкую полоску брюки. На ногах у него виднелись высокие сапоги, а на почти лысой голове была небрежно надета кепка неопределенного цвета.


     Неожиданно молодые глаза на морщинистом лице внимательно смотрели на мальчиков:
 - Вы откуда хлопцы – голос у водителя был хриплым.
 - Мы артисты, – Марик подскочил как ужаленный и для выразительности отчаянно взмахнул рукой, – со съемок возвращаемся.
 - Артисты? – шофер громко расхохотался. – Ну ты и шутник чернявенький, – дядька вытер набежавшие на глаза слезы и уже серьезно сказал, – ну хватит дурить, рассказывайте правду.
     Марик в отчаянии посмотрел на Лешу ища поддержки, но Кононенко решил, что на сегодня вранья уже хватит.
 - Мы за макулатурой на полигон приехали, у нас в школе сбор вторсырья объявили.
 - Молодцы, – серьезно похвалил дядька ребят, – важное государственное дело макулатуру собирать. А чего грязные такие?
 - От сторожей убегали, – сказал повеселевший Кононенко, говорить правду было легко и намного приятней, чем обманывать доверчивого милиционера на станции, – пришлось прятаться.
 - Станция в другой стороне, – шофер показал рукой в сторону платформы, – вам туда надо.
 - Деньги, – Леша покраснел, – у товарища остались.
 - А, – в глазах у водителя забегали веселые искорки, – ну ничего страшного, я сейчас на город поеду, молоко колхозное повезу. И вас подброшу заодно, только домой на минуту заедем.


    Обрадованных ребят не пришлось уговаривать, дядя Толя, так звали шофера, забросил рюкзаки в кузов и усадил ребят в машину.


     Кабина грузовика поразила Лешу, большой руль был оплетен разноцветной проволокой, к стеклу на присоске крепился маленький вентилятор, а широкое, рассчитанное на трех человек сидение было оббито каким-то очень красивым материалом небесно-голубого цвета. Сверху под самой крышей тянулась капроновая нить. На ней висели небольшие флажки разных стран: ярко-красный советский, оранжево-черный с циркулем и молоточком флаг ГДР. Еще были стяги Польши, Венгрии, Румынии и Чехословакии. Вообще в кабине было по-домашнему уютно, даже огромный паук, помещенный под стекло на рычаге переключения передач не портил общего впечатления.


 - Нравится? – дядя Вася улыбнулся, заметив повышенный интерес мальчика к убранству кабины.
 - Очень, – признался Леша, – вы все сами делали?
 - Нет, – шофер мотнул головой, – мой напарник, Петруха, настоящий умелец. К нам как-то один журналист на базу приходил, статью про соцсоревнование писал, ему кабина так понравилась, что он даже ее сфотографировал.


   Машина взревела и покатила по дороге. Ехать в грузовике было очень приятно, Леша вообще любил ездить на автомобилях. К сожалению, это случалось очень редко, в его семье машина была только у его деда Гриши. Ярко-салатовая двадцать первая «Волга» была, в представлении мальчика самым лучшим транспортным средством.


        Голые деревья на обочине сиротливо смотрелись на фоне вспаханного поля. Показались беленькие домики, дядя Толя резко съехал с асфальта на грунтовую дорогу и машину начало трясти. Сразу за небольшой церквушкой с разрушенным куполом машина остановилась. Дядя Толя по-молодому спрыгнул с высокого порога и позвал ребят:
 - Идем бойцы.


   Мальчики осторожно вылезли из кабины и с опаской пошли следом. За калиткой подметала двор высокая немолодая женщина, еще сохранившая остатки былой красоты, одета она была в теплую, черную юбку и стеганную меховую безрукавку. На ногах блестели жгуче-черные калоши, а волосы хозяйка старательно запрятала в цветной платок. Она подняла голову завидев гостей и улыбнулась. Тоненькие паутинки морщин сразу побежали по ее лицу, отчего женщина стала очень симпатичной.
 - Принимай гостей Ганна, – дядя Толя слегка подтолкнул в спину застеснявшегося Лешу.
 - Царица Небесная, – всплеснула руками хозяйка, – что это с вами хлопчики, где вы так вымазались?
 - Пацаны правильные, – шофер хлопнул Марика по плечу, – макулатуру на полигоне для школы собирали, вот трошки и запачкались.
 - Да они с ума сошли эти учителя. – тетка Ганна уперлась руками в свои бока, – дети в школе должны заниматься, а не по помойкам бродить. Гнать таких преподавателей поганой метлой надо.


     Леше стало очень стыдно, получалось, что они все-таки обманывают этих хороших людей, ведь Татьяна Васильевна совсем не отправляла их в эту проклятую экспедицию. Марик, по-видимому, чувствовал тоже самое, его лицо покрылось пунцовыми пятнами.
 - Хорош Ганна, – прервал жену дядя Толя, он заметил смущение школьников и решил прервать словоизлияния супруги, – пойди воды нагрей, хлопцам помыться надо и поснедать на стол накрой.
 - Не надо, – неуверенно протянул Леша, – неудобно.
 - Шагом марш, – дядя Толя широко улыбнулся, показав несколько золотых зубов, – знаешь, что неудобно делать?
 - Анатолий! – из кухни раздался крик тети Ганны. – Ты не в гараже, следи за языком!


     Леша и Марик с удовольствием вымылись темным хозяйственным мылом, дядя Толя поливал их из огромного медного кувшина с вмятиной на боку.
 - Одевайтесь, – хозяин положил на колченогий стул аккуратно сложенную одежду, – это от сына осталось, одяг старый, зато чистый.


    Леша взял себе брюки и теплый свитер, спортивные синие брюки с пузырями на коленях и клетчатая ковбойка достались Марику. Вымывшись и одев чистые вещи Леша почувствовал себя намного лучше. Из летней кухни послышался такой сногсшибательный запах, что рот мальчика моментально наполнился голодной слюной.
 - Хлопцы идите снедать, – позвала тетя Ганна.


    Ребята из баньки прошли в хату. Темный дубовый стол в гостиной был накрыт цветной скатертью, вокруг него как метеор носилась хозяйка. Леша поднял голову и осмотрелся. У дальней стены стоял старый шкаф с наборами простенькой посуды за стеклом, у окна на продавленном диване сидел дядя Толя и надев на глаза очки с толстыми стеклами читал газету «Вечерний Киев». На белых выбеленных стенах висели старые фотографии в потемневших от времени рамках.  В самом дальнем углу висели две иконы, заботливо накрытые расшитым рушником, под ним висела маленькая плошечка с чуть тлевшим огоньком.


   Марик сразу плюхнулся на накрытую цветным покрывалом скамейку у стола, а Леша подошел к фотографии молодого солдата с глазами тетки Ганны и волевым подбородком дяди Толи. Она висела возле иконы с изображением женщины с младенцем. Нижний угол портрета резко пересекала черная ленточка, тут же на высоком табурете стоял наполовину наполненный прозрачной жидкостью граненый стакан, накрытый высохшим кусочком хлеба.


 - Родион наш сын, – голос хозяина слегка дрогнул, – скоро три года как схоронили – Леша с неожиданно сжавшимся сердцем посмотрел на дядю Толю тот опустил газету на колени и с остановившимся взглядом глядел на фотографию, – артиллерист, в Кандагаре служил, добровольно пошел выполнять интернациональный долг.
 - Он у вас один? – тихо спросил Марик.
 - Нет, – хозяин чуть улыбнулся, – дочка еще есть, Татьяна, в Владивостоке живет, муж военный, все хорошо у нее. Внук у нас там, Тихоном зовут, одна беда, живут далеко. Созваниваемся правда иногда, а приезжали всего два раза за это время, так что мы с бабой совсем одни.


    В это время зашла тетка Ганна и поставила на стол большую кастрюлю с огнедышащим борщом.
 - Ешьте хлопцы, сейчас вареники с вишней довариваются.
   Ребята набросились на борщ как голодные волки, несколько минут раздавалось лишь посербывание и стук ложек по тарелкам. Съев первое, ребята наелись и только ради приличия с трудом проглотили по варенику. От сытости Лешу стало клонить в сон, Марик, наоборот взбодрился и с удовольствием беседовал с теткой Ганной:
 - Я скрипкой занимаюсь, а ни брата, ни сестры у меня нет, родители все время в загранкомандировках, меня бабушка воспитывает.
 - Не по Божьему это, – хозяйка сухо поджала губы наливая в тонкие стаканы коричневый узвар, – детей родители научать должны, а не бабки.
 - Не суди Ганна, – строго сказал дядя Толя, – не судима и будешь, не нашего ума это дело.
 - Я не сужу, – резко отозвалась хозяйка, – рассуждаю, а это не грех.
 - Ладно хлопцы, – хозяин помрачнел и с трудом поднялся с продавленного дивана, – ехать пора, молоко не ситро, долго в бидоне не пролежит – скиснет.


    Тетка Ганна принесла целлофановый пакет с грязной одеждой и огромные с кулак вареники, завернутые в вощеную бумагу.
 - Не надо, – за сопротивлялся Леша.
 - Я не тебе, – отрезала хозяйка, – ты с батьками живешь, это Марику, держи чернявенький.


   Фейгин опять расцвел как мак на поле, по пакет с варениками все-же взял. От души поблагодарив хлебосольную хозяйку ребята уселись в кабину грузовика.
 - Сейчас бидоны на молокозаводе выгрузим, и я вас по домам развезу, – пообещал дядя Толя.
 - Нам на вокзал надо, – покачал головой Леша, – у нас там вещи в камере хранения – шофер кивнул и завел машину.
 - Ой, – вдруг вскрикнул он – у меня же макулатура на чердаке есть, – журналы «Крокодил», давайте сбегаю.
 - Нет, – одновременно закричали ребята. Дядя Толя удивленно посмотрел на них, пожал плечами и тронул машину.


    Грузовик выехал на окружную дорогу и поехал быстрее, из-за шумевшего мотора разговор прекратился сам по себе. Незаметно ребята задремали сумасшедшая усталость и нервное напряжение последних двух дней сказалась на мальчиках. Леша заснул так крепко, что не заметил, как дядя Толя разгрузился на молокозаводе и вырулив на Воздухофлотский проспект быстро покатил к железнодорожному вокзалу. Разбудил он их только после того, как остановил машину неподалеку от камер хранения. Заспанные мальчики с трещащими головами в сопровождении дяди Толи пошли к своей ячейке и забрали из нее форму. Соседний ящик был открыт, это значило, что Хоруженко с Кирьяновым до города все-таки добрались.


    Отказавшись от предложения довезти их прямо до дома и дав клятвенное заверение приехать на весенних каникулах хоть на денек в гости, ребята взвалили рюкзаки с перфокартами на плечи и спустились в метро. Дядя Толя предложил им двугривенный, по-простому двадцать копеек на проезд, но мальчики отказались, у Марика в пиджаке формы была заначка – олимпийский железный рубль с изображенным на нем веселым мишкой. Ехать было всего ничего – три остановки до станции «Площадь Ленинского Комсомола», а там пересадка на другую линию, еще две минуты езды, и ты на «Площади Льва Толстого».


     Вагон был полупустым, будний день все на работе, ездят в метро лишь пенсионеры, мамы с грудными детьми и такие бродяги как Леша с Мариком.
Кононенко до сих пор не мог поверить, что все так благополучно закончилось. Еще каких-то полтора часа назад он, как загнанная мышь прятался, лежа под колючим кустом шиповника в грязи, а сейчас сытый и отдохнувший едет на метро домой. Если бы не слегка попахивавший рюкзак, лежавший на полу у ног мальчика, сегодняшние приключения можно было принять за страшный сон, от которого хочется побыстрее проснуться и сразу посмотреть в окно. Ведь всем известно, что таким образом сновидение забывается.


    В гараже они заметили, что перфокарт прибавилось, Андрей с Кириллом тут уже побывали. Леша попрощался с сияющим Мариком, бедняга не мог поверить, что он почти дома, и поспешил к себе. Оказавшись в квартире мальчик первым делом вышел во двор и выбросил в облезлый контейнер целлофановый пакет с грязной одеждой, как бы ставя жирную точку в благородном деле сбора макулатуры. Нет, уж, сладостно подумал Леша, ни за какие сокровища на свете не буду больше этим заниматься, пускай даже не то, что в Одессу, а на Марс предложат полететь.

   
Он с удовольствием сделал уроки и только решил было перечитать книгу «Маленький оборвыш», уж больно она соответствовала его внутреннему состоянию, как раздалась трель телефонного звонка. Леша раздраженно отложил книгу и поплелся в общий коридор. К его удивлению звонил Хоруженко:
 - Леха ты дома? – озабоченно спросил Андрей. – Рассказывай, как ты смылся и что там с носатым?


    Кононенко подробно рассказал про их с Фейгином приключения, умолчав при этом правда некоторые детали и в свою очередь поинтересовался у одноклассника, как они выбрались из сегодняшней переделки. Хоруженко поведал Леше, что на электричку они успели, про несясь как пули мимо ошеломленного постового, их утреннего знакомца. Во время бега из кармана ветровки Андрея высыпалась мелочь, и ребята всю дорогу до Киева бегали из вагона в вагон стараясь избежать встречи с контроллерами. Только теперь Хоруженко понял почему безбилетных пассажиров называют зайцами, по его словам они с Кирьяновым набегали по вагонам километров десять.


   Добравшись до вокзала и скинув ненавистную одежду, ребята встали перед дилеммой, как добраться домой без денег. Заветных десяти копеек у них, понятно не было. Хоруженко попытался уломать Кирьянова заняться нищенством, то есть просить деньги у киевлян и гостей столицы, но Кирилл уперся рогом и никак не хотел повторять подвиг Кисы Воробьянинова. Пришлось им ехать на наземном транспорте, с пересадками и опять же зайцами.


 - Мне Слюсар звонила, – сказал Андрей, – говорит, что завтра после уроков весь класс собирается, пойдут в соседний район.
 - Зачем? – злобно спросил Леша, хотя сам знал ответ на свой вопрос.
 - За макулатурой пойдут, зачем же еще. Говорила, что явка обязательна для всех, в том числе и для нас, – в голосе Хоруженко послышались искорки смеха.
 - А ты, что сказал? – прошипел взбешенный Леша.
 - Послал ее куда подальше, – сообщил Андрей, – сказал, что мы свое уже собрали, если им не хватает – вперед, на полигоне перфокарт хватит на всех.


     В субботу на школьный двор Леша с Ваней шли налегке, приехавший из Бреста Степан Иванович вез перфокарты на своем «Москвиче-412». В школе мальчика никто не спрашивал о причине его отсутствия, только Татьяна Васильевна отозвала его на второй переменке и ехидно спросила, как он себя чувствует.
 - Хорошо, – не ожидая подвоха ответил мальчик, – горло уже не болит и насморка тоже нет.
 - Не знала я, – хитро прищурилась учительница, – что при пороке сердца симптомы как при ОРВИ.
 - Какой порок сердца, – Леша почувствовал себя неуверенно.
 - Болезнь такая, очень тяжелая, зачастую смертельная, – Татьяна Васильевна пристально посмотрела на Кононенко, – в среду мне сразу четыре справки от врачей принесли. У тебя порок сердца, – классная руководительница с трудом сдерживала смех, – Хоруженко болеет сахарным диабетом, Кирьянов двусторонним крупозным воспалением легких, а у Фейгина – болезнь Альцгеймера. И самое интересное, что все справки выданы на два дня, как будто такие серьезные заболевания можно вылечить в такой короткий срок.
 - А что там у Марика? – ошарашенно спросил Кононенко, про диабет он знал, его бабушка страдала этим недугом.
 - Болезнь Альцгеймера, – торжествующе повторила учительница, – старческое слабоумие, ею страдают пожилые люди, по крайней мере, я так раньше думала. Ан нет, жизнь не стоит на месте, оказывается и двенадцатилетние пятиклассники страдают от этой хвори. Хотела родителям вашим позвонить, здоровьем, так сказать поинтересоваться. Но подумала и решила прежде у вас самих спросить.
 - Вот гад, – сквозь зубы прошипел Леша, – просили же его не пиши ерунду всякую.
 - Совершенно с тобой согласна, – кивнула головой Татьяна Васильевна, – а теперь рассказывай, я с тобой первым беседую, ты Леша мне кажешься честным парнем.


 - Да нечего рассказывать, – упавшим голосом отозвался Кононенко, классной руководительнице можно было довериться. Хоть и даст выволочку, зато перед директором и завучем горой заступаться будет, это мальчик понял еще после случая с живым уголком. – На полигон за город вчетвером ездили за макулатурой, спички все тянули, нам короткие достались. Вот собственно и все, а этот турок справки для школы пообещал принести, мы его за это от жребия освободили. Попросили, чтобы он ОРВИ в них написал, а не чуму какую-нибудь, у него ума хватит.
 - Я так и думала, – Татьяна Васильевна широко улыбнулась, – спасибо тебе Леша, что не стал придумывать ничего, а сказал правду. Могли бы и ко мне подойти, я бы постаралась, что-нибудь придумать и без липы Горского. Ну да ладно, поздно уже, много макулатуры набрали, стоила хоть, как говорят, игра свеч?
 - Да, – Леша впервые улыбнулся, – точно сказать не могу у нас таких весов больших нету, а кантором взвешивать долго, но, думаю килограмм шестьсот точно есть.


   Учительница улыбнулась и погрозив на прощание пальцем попросила держать все в секрете и потихоньку собирать сумку для поездки на море. Победа, казалось, была у них в кармане, в этом Леша уже не сомневался.


 В пятницу весь класс знал, что они почти со стопроцентной уверенностью выиграют в соревнованиях по сбору макулатуры. Так же одноклассникам стала известна шутка Горского со справками. Андрей делал невинное лицо и сваливал всю вину на каких-то неизвестных интернов, не понявших, что именно надо написать в этих медицинских документах, он открыто насмехался над ребятами. Леша решил не связываться с дураком и ограничился обещанием в следующий раз просто начистить шутнику физиономию. Фейгин и Кирьянов даже этого не сказали, просто покрутили указательным пальцем у виска, выставив таким образом свой диагноз Горскому. Веселился правда Андрей недолго. После третьего урока он неожиданно пропал, а на биологию явился с приличным бланжем под левым глазом и красными как пионерский галстук ушами. На вопрос учительницы биологии о происхождении гематомы на лице, Горский, не поднимая глаз буркнул, что упал на лестнице. Светлана Евгеньевна, конечно не поверила и лишь грустно покачала головой.


       Теперь веселился Хоруженко, он с интересом разглядывал свой правый кулак и невинно интересовался, что такое сахарный диабет и порок сердца. Горскому было уже не до смеха, поэтому он лишь хмуро отмалчивался и тоскливо поглядывал на часы, ожидая конца уроков.


    Проходя мимо злополучного дома номер двенадцать по Владимирский улице Леша заметил Лукинова. Тот терся возле Женькиного подъезда, Кононенко остановился и дернул Цуканова за рукав:
 - Гляди, Лукиш, – Ваня тоже остановился и недоуменно взглянул в указанном направлении. Несмотря на солнечную погоду двор был пуст, лишь на скамейке где обычно собирались пенсионерки и болтали на идише, совершенно непонятном языке, сидел скромный молодой человек с тоненькой книгой. Олег, внимательно осмотревшись по сторонам тихонько открыл тяжелую дверь в парадное, пальцы его левой руки, при этом подрагивали.
 - Зачем, – простонал Кононенко, – мы и так выиграем.
 - Идиот, – хрипло ругнулся Ваня, – я его сейчас проучу – взбешенный Цуканов бросился во двор, но было уже поздно. Как только ржавая пружина захлопнула дверь парадного молодой человек отбросил книгу и с профессиональной быстротой бросился за Лукиновым. Через минуту тишину субботнего утра взорвал дикий шум, раздающийся из подъезда, затем оттуда выскочила знакомая Леше старуха и глотая гласные закричала на весь двор:
 - Вора поймали, вора поймали!!!


   Захлопали открывающиеся окна, и жители двенадцатого дома стали с интересом наблюдать за происходящим. Два молодых человека под руки выводили Лукинова, тот был совсем плох, бледное как мел лицо исказила гримаса безумного ужаса, из полуоткрытого рта тоненькой струйкой стекала слюна. К своей груди он нежно прижимал несколько свежих газет. Жильцы дома окружили мальчика со всех сторон и поносили его почем зря. Возле Леши остановилась серая милицейская «Волга» и молодые люди быстро усадили в нее Олега с трудом прорвавшись через толпу.


 - Капец, – только и сказал Леша, поездка в Одессу удалялась от него со скоростью милицейской машины, увозящей беднягу Лукиша.
 - Может обойдется, – дрожащим голосом предположил Цуканов.


   Кононенко обреченно махнул рукой, и друзья поплелись в школу. Сегодня Иван Терентьевич проверял всю макулатуру с тщательностью работника аэропорта. Каждую газету трудовик разве что не на язык пробовал, поэтому очередь была сегодня больше чем на прошлой неделе. Степан Иванович уже сдал перфокарты и довольно улыбаясь стоял возле своего «Москвича».


 - Семьсот одиннадцать килограмм, – он ласково погладил крышу своего автомобиля, – ну какой жигуленок за раз такой вес привезет? А моя ласточка – легко! Хорошо, что не послушал, твой мать и не приобрел «ВАЗ». Кстати мы на первом месте «ашек» на триста килограмм обгоняем.
 - Бабченко уже был? – спросил Ваня.
 - Был, – подтвердил Степан Иванович – принес пачку газет. - Так, что ребята собирайте чемоданы, ух, как я вам завидую! Пятьдесят лет на белом свете живу и ни разу в Одессе не был.
 - Еще поедете, – приободрил Цуканова-старшего Леша, может еще все обойдется, надежда затеплилась в его душе. Ну подумаешь свистнул пятиклассник пару газет, не машину же угнал. Пожурят, да отпустят.


     Тем временем последние школьники, стоящие в очереди, сдали макулатуру и раздался дикий рев, так кричат футбольные болельщики после окончания матча за чемпионский титул. Друзья бросились к сараю и с трудом пробившись увидели довольного трудовика, он держал в руке бумажку и зачитывал результаты соревнований:


 - … пятьсот сорок пять килограмм и на последнем девятом месте – 6-а с результатом триста сорок два килограмма. От лица школы я благодарю всех школьников, принимавших участие в сборе макулатуры и еще раз напоминаю, что абсолютным победителем стал 5-б.


    Недаром мы все-таки мучились, подумал Леша, в его горле застыл ком, а на глаза накатили слезы, мы все-таки победили. Шум голосов стал постепенно умолкать, ребята отходили в сторону пропуская странную процессию. Первым шел хмурый участковый, а за ним двое скромных молодых людей со строгими лицами.


 - Иван Терентьевич это вы, – один из штатских вопросительно посмотрел на трудовика.
 - Так точно, – заплетающимся языком подтвердил учитель.
 - Попрошу пройти с нами, прояснить некоторые вопросы.
 - Можно склад закрыть? – тихо спросил Иван Терентьевич.
 - Не стоит, - вежливо сказал молодой человек, – нам необходимо его осмотреть. А вы ребята расходитесь по домам, – он повернулся к школьникам.


    Ребята молча начали расходиться. Трудовика увели люди в штатском, а сарай залезло трое немолодых мужчин с чемоданчиками и в темных перчатках на руках. Леша уныло побрел домой, его одноклассники собрались у школьных ворот и с жаром спорили о происходящем. Кононенко не стал останавливаться и вступать в дискуссию, ему хотелось поскорее добраться домой.


   Все воскресенье мальчик провалялся дома, погода стояла чудесная, солнце припекало, в парке гуляли парочки, ребята играли в пинг-понг и теннис, старики сидели на скамейках подставляя под теплые лучи бледные лица. И лишь Леша, как бирюк сидел дома. К телефону он не подходил, даже когда звонил Ваня, мама даже забеспокоилась, что сын заболел, но мальчик успокоил ее, дескать хочет спокойно почитать новую книгу. Мать поверила и уехала с отчимом и Сережкой гулять в Гидропарк, а Леша лежал на тахте и изучал трещины на потолке.


   Что же будет в понедельник, думал он, наверное, Лукинова отправят в колонию? А как же иначе, ведь он вор. Но вскрывали ящики и другие ученики, пятеро, не считая Олега, только в их классе. Были такие и в параллельных классах, это точно. Значить милиция будет проверять всех, в том числе и его. Как доказать, что ты не крал газеты? Хотя он на полигон забрался, за такие дела тоже по головке не погладят. Интересно, за это могут в колонию отправить?


      С этими мыслями он промучился все воскресенье, ночью Леша спал плохо, часто просыпался и как не старался не мог выбросить из головы предстоящие неприятности. В понедельник утром он с трудом передвигая ноги и собрав всю силу воли в кулак, чтобы не про пасовать школу, добрался-таки до своего класса аккурат как прозвенел звонок. Первым уроком была алгебра. В притихший класс зашла Татьяна Васильевна, глаза ее были опухшие, а нижняя губа слегка подергивалась:
 - Доброе утро ребята, – сказала она ровно. Класс негромко поприветствовал ее.
 - Вы, наверное, все знаете, что произошло в субботу? – она посмотрела на своих учеников. – Один из ваших одноклассников совершил очень плохой поступок. Он украл газеты из почтового ящика.
 - Лукинов уже в тюрьме? – дрожащим голосом спросил Коля Комиссаров. Леша вдруг подумал, что ему еще хуже, чем Кононенко, мучается горемыка, выдал его Лукиш или нет.
 - В какой тюрьме? – учительница удивленно посмотрела на Колю. – Нет, конечно, не говори глупости. Лукинов эту неделю в школу ходить не будет, пока не будет - уточнила она – вполне вероятно, что ему придется перевестись в другое учебное заведение, а вот с Иваном Терентьевичем плохо. У старика прихватило сердце, шутка ли на седьмом десятке тебя в милицию отвозят. В больнице наш трудовик – вздохнула Татьяна Васильевна.


   Она немного помолчала, пытаясь справиться с волнением и продолжила – милиция осмотрела наш сарай, но свежих газет не обнаружила, перед Иваном Терентьевичем извинились, конечно, да поздно было, у трудовика давление подскочило.
 - А чего его вообще арестовали? Ведь не он же газеты воровал, – спросил слегка осмелевший Хоруженко.
 - Его никто не арестовывал, – отрезала Татьяна Васильевна, – а лишь задержали, может решили, что он как-то связан с исчезновением газет по всему району. Вы, наверное, не знаете, но во многих домах пресса стала пропадать. Вот оперативники и дежурили по дворам, когда Лукинов газету украл.
 - А он, что говорит? – спросил Хоруженко.
 - Уперся и твердит, что хотел программу телепередач взять, – учительница покачала головой, – в милиции протокол составили, родителям позвонили и отпустили Олега восвояси. Просто, когда Лукинова везли в отделение, то увидели школьников, несущих макулатуру, ну и решили заодно наш сарай проверить, но, как я вам уже говорила ничего там не нашли.


 - "Повезло, что в прошлую субботу не проверили", - подумал Леша, всю собранную макулатуру в понедельник отвезли на бумажную фабрику.
 - Олега хотели поставить на учет в детскую комнату милиции, но мне удалось убедить участкового не делать этого. Под свое личное поручительство, – она устало вздохнула, – единственное, что я не смогла, так это убедить Ирину Ивановну разрешить Лукинову поехать в Одессу, тут я оказалась бессильна.
 - Какую Одессу? – хрипло спросил Леша.
 - Ну на майские, – удивленно сказала учительница, – ведь вы победили в соревновании пятых-седьмых классов, с чем вас и поздравляю.


     После школы Кононенко с Цукановым пошли проведать Олега. Весь сегодняшний день ученики 5-б ходили обалдевшие от счастья, бывшие конкуренты смотрели на них с презрением и завистью, но никто из ребят не обращал на это внимание. Все разговоры крутились вокруг предстоящей поездки, и никто не вспоминал про Лукинова, друзьям показалось это несправедливым, и они решили сходить к нему в гости.


       Жил Олег дальше всех, на конечной остановке трамвайного маршрута №1 в послевоенной пятиэтажке с лязгающим как немецкий танк лифтом. На первом этаже Олега дома, как в студенческом общежитии сидела строгая тетка и с важным видом разглядывала каждого входящего. Проживающих в подъезде граждан он степенно приветствовала кивком царственной головы, а вот гостям важного дома приходилось записываться в толстенный как гроссбух журнал.


      Ваня долго звонил в черную пуговку звонка, но никто не открывал. Леша с интересом рассматривал чисто выкрашенные синей краской стены коридора, на них в отличие от остальных домов центральной части города не было настенной живописи. Никто не признавался в любви и не писал остальной ерунды. То ли в доме не было мальчишек кроме Лукинова, то ли все они были жутко сознательные, чего, конечно по Олегу не скажешь.


     Наконец коричневая дверь открылась и на пороге показался Лукиш в пижамных полосатых брюках, обвисшей на пузе майке и стоптанных комнатных тапках. Он удивленно повел носом, внимательно осмотрел лестничную площадку за спиной мальчиков и только после этого приглашающе взмахнул рукой. Они прошли в маленькую однокомнатную квартирку и уселись на разобранный диван, со сдвинутой к стене смятой кучей белья, собирать постель Лукинов явно не спешил.


 - Как ты? – Осторожно спросил Ваня. – Сильно досталось от родителей?
 - Нет, – горько сказал Олег, – лучше бы побили, а так мать все время плакала, да и отец целый день валериану пил.
 - А ты Лукиш молодец, – похвалил Леша мальчика, – не сдал никого.
 - Сволочь я, – серьезно проговорил Лукинов, – скольких людей подвел. Иван Терентьевич в милиции мог бы порассказать про пачки свежих газет, которые я в прошлую субботу приносил, да и поймал он на этом не только меня одного.
 - А почему же не сказал? – удивился Цуканов.
 - Не знаю, – вяло пожал плечами Олег, – сам голову ломаю, может пожалел нас, он ведь хороший дядька – фронтовик, сам детдомовский, хлебнул лиха в жизни.
 - Решил скандал не поднимать? – предположил Леша. – А чего ты в субботу в «двенадцатку» попхался? Сам же говорил там - паливо, да и решили же все, что ящики больше не потрошим.
 - Я ребята, наверное, преступник, – пробормотал Лукинов, на его глаза стали наворачиваться слезы, – так мне это дело понравилось, газеты тырить, и страшно вроде, с одной стороны, а с другой чувствуешь себя советским разведчиком из фильма.
 - Ты не преступник, – сделал вывод Ваня, – а простой псих, тебе к врачу надо. Придумал же такое – Рихард Зорге из 5-Б.
 - Жалко, что с нами не поедешь, – вздохнул Леша, – тебе ведь хочется на море?
 - Я с самого начала туда ехать не хотел, – признался Олег, – меня в дороге укачивает, да и купаться вам в это время никто не разрешит – холодно еще.
 - Ты точно псих, зачем же ты в этой авантюре тогда участвовал? – покачал головой Кононенко. Лукинов на это ничего не ответил и лишь пожал плечами.


     Цуканов давно уже пошел домой, ему не терпелось обрадовать отца сообщением о том, что они все-таки победили, а Леша остался сидеть на скамейке в парке Шевченко и подставив лицо под мартовское солнце невесело размышлял о всем происшедшем с ним за последние дни. Почему-то вспомнился добрый шофер дядя Толя и его шумная жена тетка Ганна, фотография их сына сбоку от потемневшей иконы, доверчивый постовой на пригородной платформе, старый враг Хоруженко и другие люди, встретившиеся ему на пути. Он как будто просматривал художественный фильм, где был одним из героев сюжета и мысленно пытался изменить его. Вот если бы Олег не пошел в субботу в двенадцатый дом воровать газеты, тогда Иван Терентьевич не попал бы в больницу, а он Леша не мучился сейчас угрызениями совести.


 - Можно к тебе присесть? – мальчик поднял голову и увидел участкового, он стоял напротив Кононенко и изучающе рассматривал его.
 - Да, конечно, – Леша от неожиданности растерялся. Иван Яковлевич присел рядом и сняв с головы фуражку блаженно вытянул ноги:
 - Тепло сегодня, ох и надоела мне эта зима. А вас, я слышал, можно поздравить?
 - Да, – коротко ответил мальчик.
 - Что-то я радости в твоем голосе не слышу, твои одноклассники сияют как новая копейка, а ты тут один грустишь.
 - Да нет, все нормально, – и вдруг не выдержав Леша добавил: – жалко их просто.
 - Кого их? – участковый внимательно посмотрел на Кононенко.
 - Ивана Терентьевича, да и Лукинова тоже, не правильно это, и все из-за этой макулатуры проклятой. Кому она только нужна, вон на свалке тоннами лежит, никто ее не забирает, а тут на воровство…, – мальчик прикусил язык, поняв, что сболтнул лишнее, он бросил быстрый взгляд на милиционера, но тот так же безучастно рассматривал красные стены университета.
 - Есть вещи, которые мы не можем изменить, – наконец философски изрек Иван Яковлевич, Леша вздрогнул, участковый будто мысли его прочитал, – а сбор макулатуры нужное государственное дело, не мне тебе говорить, – он чуть помолчал и продолжил: – но любое, самое хорошее начинание можно испортить человеческой глупостью и разгильдяйством.
 - И ничего уже нельзя изменить? – дрогнувшим голосом спросил мальчик.
 - Конечно нет, – твердо сказал Иван Яковлевич, – но можно и нужно из своих ошибок делать выводы, чтобы потом не повторять их, так-то Алексей.


   Они немного помолчали, наконец участковый одел на голову форменную фуражку и поднялся со скамейки:
 - Пора идти, бумажной работы еще куча, да и ты иди домой, еще заболеешь сидячи на ветру, мартовское солнце оно такое - светит, но не греет. – милиционер вдруг улыбнулся и лукаво посмотрел на Лешу. – Кстати хотел тебе рассказать, у меня племяш в железнодорожной милиции работает, недавно правда, так он на прошлой неделе хвастался мне, что настоящих артистов на платформе повстречал. В костюмах беспризорников, ехали на съемки фильма про Павку Корчагина, он даже автографы у них взял. Повезло человеку, не каждый день юных каскадеров встретишь. Правда?


     Леша почувствовал, как кровь прилила к его лицу, он опустил глаза вниз и не нашелся, что ответить. Иван Яковлевич махнул мальчику рукой и довольный эффектным финалом их беседы бодро пошагал по направлению к университету.