Выдумка

Марта вбежала в полицейский участок и замерла у входа, растерянно обрисовывая пространство вокруг быстрым взглядом. Тяжелая деревянная дверь хлопнула сзади со звонкой дрожью стекольных вставок. В холле было темно. Впереди за полупрозрачной дверью бежал небольшой освещенный коридор, остановленный через 17 шагов бетонной лестницей на второй этаж.

Она пронеслась по коридору и, громко стуча толстыми каблуками поцарапанных черных туфель, поднялась наверх. В правом крыле второго этажа горели два потолочных светильника. Левое крыло молчало.

Она направилась в освещенную часть. И пройдя почти до конца, увидела распахнутую дверь. В небольшом кабинете, устроившись полулежа на сером диванчике у стены, за газетой спрятался полицейский.

Марта остановилась, выдохнула, поправила на шее наспех намотанный бледно-коричневый шарф и вошла в кабинет.

Из-за газеты выглянуло молодое уставшее лицо.

- Вы ко мне?

- Помогите мне, он пропал, - Марта старалась говорить спокойно. Но долгая пробежка к полицейскому участку, волнение, сдержанные слезы делали ее голос неровным, прерывистым, как на старой, тайком сделанной аудиозаписи.

- Кто пропал? – полицейский отложил газету и направился к столу, одновременно указывая рукой на соседний стул, чтобы Марта присела.

- Он пропал. Помогите, - повторила она почти шепотм.

Они заняли свои места друг напротив друга, разделенные деревянным столом.

- Давайте еще раз. Кто пропал? – терпеливо переспросил полицейский.

- Он пропал, понимаете. Я проснулась сегодня. За окном темно. Я не поняла, что меня разбудило. Вокруг тихо и никого нет. Его нет. А всё на своих местах. Всё так же, как и когда я засыпала. Только его нет…

- Как его зовут? Он кто, муж, друг?

- Да. Вы понимаете, мы давно не виделись. Но я даже не успела заметить, как прошло столько времени. Потому что он был рядом. А сегодня… Как будто кто-то взорвал петарду прямо у моих ног. Бум – и я поняла, его нет, он пропал.

Полицейский тяжело вздохнул: дежурство будет непростым.

- Имя у него есть?

- Имя?

Имя... Оно постоянно пульсировало у нее в голове, просачиваясь в любую повседневную мысль, устраивало диверсии на пути ночных снов, замирая лишь с рассветом. Но оно так редко бывало в ее голосе. Почти никогда. Как будто его и не было вовсе.

- Имя… Я не помню, - растерянно произнесла Марта.

Полицейский хотел уже подумать, что это очередная сумасшедшая. Их с десяток приходит в участок ежедневно, и каждый со своими безумными историями то про убитого Заратустру в ванной, то про украденный из письменного стола нераскрывшийся парашют. Если бы не взгляд Марты. Растерянный, испуганный, обессиленный, но откровенный и честный. Взгляд человека, который просит о помощи, понимая, что едва ли кто-то поможет.

- Ну, ладно. А как он выглядит? Опишите.

- Он…

Марта замерла. Она вдруг поняла, что никак не может достать из памяти его картинку. То, чем обычно человек обозначает свое присутствие для других. Она точно помнила его прикосновения, объятия, когда прижимаясь, она врастала в него, теряя границы и сжимая пространство вокруг до двух прямых позвоночников. Она чувствовала, как каждым касанием он рассыпал по ее коже искорки мурашек, бегущих от шеи до впадин лодыжек, исчезая в них щекотливым покалыванием. Она помнила главное. Но не помнила картинки его лица.

Марта молчала, перебирая в руках мохнатый хвост шарфа. Пальцы. Ее пальцы точно помнили долгие прогулки по его лицу, до миллиметра изученному, исчувствованному, изглаженному. Пальцы были ее фотопленкой, холстом, кистью…

Ну конечно, пальцы! Марту вдруг осенило.

- Дайте мне лист и чернила, я его нарисую, - Марта оживилась и даже улыбнулась. Она собрала в толстый пучок свои мелкие кудряшки, закатала рукава плаща, придвинула поближе баночку с чернилами и медленно погрузила в нее кончики тонких пальцев. Глубоко вздохнула. Закрыла глаза.

…Стирая окольцованный рисунок своих пальцев, она неслась по мягким дорожкам бровей, аккуратно сложенным из тонкого хвороста, едва заметно целующихся на переносице. Вниз по ровному склону, чтобы коснуться дыхания, чуть дрожащего, теплого, остывающего на острых камушках едва проснувшейся щетины. А дальше бродила хороводами по краешку бледно-розового полумесяца. Раз - и скатилась в канавку у подбородка. И разбегалась по сторонам, исцарапанная, поднималась вверх к острым хребтам скул, замирая на секунду на маленьком острове, поцелуе, точке. Проносилась по чимесу белохвостатых ресниц, звенящих хрустальным шепотом. Канатоходцем, забывшим страховку, бежала по тонким веревочкам пережитых удивлений, еле касаясь, чтоб не сорваться вниз…

Она открыла глаза. И долго смотрела на лист. Абсолютно белый. Нетронутый.

- Где он?

Полицейский пожал плечами.

Она посмотрела на руки, измазанные в чернила. Провела по бумаге указательным пальцем, оставив темно-синюю полосу.

Но где он?

- Я попробую еще раз.

Она закрыла глаза. И снова отправилась по заученному маршруту. По хворосту, склонам, острым камушкам, полумесяцу, передышка на острове, шепот чимеса, ниточки удивления.

- Где он?

И снова по камешкам, склонам, хворосту, шепот чимеса замирает на острове, режут пальцы щетины-ниточки.

- Где он?

Абсолютно белый. Совершенный. Идеальный. Нетронутый.

Марта стянула шарф, оголив длинную шею. Вытерла руки от темно-синих чернил, бросила измазанный кусок ткани на несбывшийся портрет. Встала и молча вышла. Медленно прошагала к лестнице, еле слышно спустилась вниз. 17 шагов. Темный холл. Она протянула руку, чтобы открыть двери, но услышала спешащие сзади шаги.

- Подождите.

Она обернулась. У входа в коридор стоял полицейский.

- Я не знаю Вашего имени…

- Марта.

- Марта, извините, я не могу Вам помочь. Но…

Полицейский задумался.

- А что если его никогда и не было?

Марта глотнула воздух, чтобы ответить…

Но что?

Она открыла двери и выпала в еще спящий город.