Солнце над фьордами. Часть третья. Гл. 39-40

Глава 39.
Весна 856г. Юго-Западный Вестфольд. Усадьба конунга Олава Гудрёдссона, брата Хальвдана Чёрного. Последняя беседа конунга с сыном. Кому служат правители? Принятие окончательного решения о судьбе родного края.

Весна, пришедшая с полуденной стороны, с побережья Агдира, стремительно продвигалась по земле  Вестфольда, щедро расплёскивая свои магические краски. Они переплетались, смешиваясь воедино, или сверкали одиночными пятнами, как будто могущественный  чародей поместил их радужными мазками на волшебное и бескрайнее полотно скандинавской природы. Воздух над холмами, озёрами, полноводными реками и ручьями, зеленеющими долинами теперь прогревается быстро, а далее  неспешно поднимается к чистому голубому небу. И оно наполняется тучными и неповоротливыми облаками...
      А вот и первая весенняя гроза посетила край, с которым мы расстались поздней осенью: тяжелые тучи уже висят над лесом и усадьбой Олава Гудрёдссона, конунга этой части Вестфольда, готовые пролиться живительной влагой, а воздух насыщается стремительно нарастающим запахом приближающегося дождя. Звенит раскат грома, и первая капля падает на землю, разлетаясь  тысячами брызг. Всё замерло в ожидании грядущей стихии, даже птицы затихли, не слышно ни звука. Одна капелька, вторая, третья - и вот небеса разверзлись проливным дождём, обновляя жаждущую тёплой небесной  влаги природу. Сверкнула молния и стихия начала свой захватывающий и неповторимый танец, некую смесь пылкой страсти и утончённой  нежности, неуёмной ярости и северного  спокойствия. Всё вокруг играет единую роль  в этом  диком и  буйном весеннем празднестве, обряде ежегодного обновления. Но безумие это постепенно стихает. Дождь все реже, раскаты грома слышатся всё тише и тише…А море становится всё спокойнее... Морские волны постепенно замедляют свой неистовый бег и устало ложатся у подножия прибрежных скал, нежно обволакивая их покрывалом из пушистой и невесомой белой пены.
     Дыхание первого весеннего дождя, напоившего эту многострадальную землю живительной влагой, коснулось и Олава конунга. Коснулось и принесло долгожданное облегчение его телесным страданиям и исстрадавшемуся сердцу. За зиму он окончательно сдал под гнётом болезни, накрепко сковавшей его суставы: доселе высокий и гордо выпрямленный Олав Гудрёдссон, превратился в согбенного эльфа; гибкий и подвижный  стан его обратился в сухую ольховую ветвь -  тонкую, скрюченную и негнущуюся; активные в прошлом движения в конечностях исполина, теперь полностью покинули его и он не мог стоять, даже короткое время, а тем более ходить  -  так и просидел у очага всю зимнюю пору. По настоящему сильный и уравновешенный человек силён не только телом своим, а ещё и несгибаемым духом, но и дух Олава конунга теперь находился в смятении. Сейчас, когда нужна была решительная активность в действиях по отношению к надвигающейся вингульмёркской угрозе, им особенно ощущалась физическая немощь, так не вовремя захватившая его. Но тонкая нить, на которой теперь держалась вся сущность этого вестфольдинга  -  могучая воля, неиссякаемая уверенность в себе и своей правоте, личная ответственность за выживание своего края, оставляла Олава на плаву жизни. Его жажду деятельности и неугасимый огонь гордого сердца не могла победить и самая коварная в своей безжалостности болезнь.
    - Отец мой, да помогут тебе светлые боги подняться, но не забывай о пище и питье. Пусть  снедь дарует тебе силы и напитает твоё упорство соками жизни. Я же волнуюсь о нашем близящемся будущем, опасаясь скрытой подлости Вингульмёрка, - произнёс сын Олава,  Рёгнвальд, протягивая отцу миску с горячим мясным отваром и поднос со свежим ноздреватым хлебом и сыром, памятуя, что лекарь запретил подавать отцу жареное и копчённое мясо, а так же вино и пиво. Сам же Рёгнвальд смотрелся в этот момент полной противоположностью своего отца:  не испытывал отсутствия аппетита и светился молодостью, задорной непосредственностью и наливающейся чёткой определённостью мужской силой, пленяя окружающих своей  богатырской статью.
    - Спасибо, Рёгнвальд... Я благодарен тебе, мой отважный сын, за твою заботу о дряхлом старике, зовущимся твоим отцом, - ответил Олав конунг и отодвинул от себя поднос с завтраком. - Страдания тела сейчас донимают меня меньше, чем тревога моего сердца за предстоящее лето. Скоро наступит время окончательного выбора нашей позиции в отношении дел с соседним, но враждебным теперь, Вингульмёрком. Он  всегда был и будет нашим врагом, мы же никогда не будем его друзьями или союзниками в войне  с братом моим, Хальвданом конунгом, взявшим власть над всем Северным Путём. Так же скоро, мнится мне, наступит время, когда тебе, мой Рёгнвальд, придётся править нашим Вестфольдом самому, одному и без всякой помощи... Боги в ближайшем будущем призовут меня на свой суд, и я вынужден уже сейчас собираться в этот последний путь, путь конунга, не погибшего достойно в жестокой сече, а умершего от болезни, приковавшей его к собственному очагу. Вскоре я покину этот мир и будущее Вестфольда тогда станет и твоим будущим, Рёнгвальд Олавссон... Уже сейчас  наши подданные и соседи называют тебя Рёгнвальдом Славным, за мужество и смекалку воина, осторожность и мудрость управителя. И я успокоен тем, что вручаю нашу землю в твои надёжные руки. Славный Вестфольд для  Рёгнвальда Достославного... Да помогут тебе боги сохранить и приумножить славу этого края, мой достойный наследник.
      - Не печалься, отец, и не рви своё сердце тоской. Ты скоро войдешь в силу и сможешь сам сесть на коня. Мы с тобой ещё выиграем не одну битву и встретим вместе не одну весну. Время оживления природы пришло, а с ним и ты воспрянешь, - ответил Рёгнвальд на речь отца.
     - Благодарю тебя, мой Рёгнвальд... Но, за меня уже всё решили боги и определили мою судьбу, мой конец... А теперь пришло время моих собственных решений, моего выбора и моих последних распоряжений, - произнёс Олав, пристально глядя в глаза сына. - Вот сейчас передохну, соберусь с духом и скажу всё...
     - Дозволь спросить тебя, отец... Ты прожил большую, полную событий жизнь и всегда поступал как старший в роду, как мудрый правитель, как настоящий конунг. Так кому же ты служил всё это время? Богам? Людям? Власти? И почему даже сейчас, будучи нездоровым, ты не окружил себя лекарями и слугами, а всё радеешь о судьбе края нашего? Что движет тобой и что согревает твой дух? - спросил тогда Рёгнвальд, сжав вялую, узловатую и негнущуюся руку отца своими горячими пальцами.
      - Кому я служил? Богам? Нет...Законы богов иные, нежели законы людей. И чтобы добиться своего на земле, нужно переступить через законы людей, доверившись богам. Так повелось, что богам служат все: простые люди и знатные, рабы и правители, пахари и воины... Но сами боги не служат никому. Они могут помочь, когда посчитают нужным, но ничего не будут делать вместо смертного. Боги же только вели меня по жизни, которую я вершил сам.  Могущественные Асы, пребывающие в Асгарде, дали мне такую судьбу, с которой я сам был согласен, и которой остался доволен. Я всегда доверял богам, но поступал по-своему...
       Говоря это Олав задумчиво смотрел на огонь очага, как-будто бы ещё раз переосмысливал прошлое и своё место в нём. Смотрел, вспоминая своё отрочество, отца, брата, успехи и неудачи...
      - Служил ли я людям? Может быть...Но, по правде говоря, я всё чаще утверждаюсь в том, что  это они служили мне для процветания нашей земли. И вместе мы сделали её такой, какой она есть. Сейчас же войны и напасти разорили Вестфольд, но дух вестфольдцев остался прежним -  несгибаемым, укреплённым волей и верой, трудолюбивым и всепрощающим... Я же надеюсь, что край наш обязательно  возродится, когда наступит долгожданный мир и благоденствие. И поверь мне, сын мой, сейчас это полностью зависит только от нас с тобой. Ты и я теперь решаем судьбу наших людей, нашей земли. Только ты и я за них всех... - продолжал свою исповедь  конунг Вестфольда, Олав Гудрёдссон.
     - Служил ли я власти? Нет... Это власть выбрала меня по праву рождения. Но ей я никогда не упивался. Ибо, для меня она была лишь инструментом, при помощи которого я достиг всего того, что имею сейчас. И власть останется властью, даже и без меня...Но...Помни, Рёнгвальд, что власть всегда опасна. Потому что она влечёт сильнее всего, и сильнее всего развращает...Она убивает малодушных, безвольных и слабых, она отравляет гордецов и сребролюбцев. Только сильный духом может нести её бремя. Только такой человек обратит её на благо для себя и своего народа... И когда придёт твое время править, сын мой, вспомни то, что я сейчас скажу...Слушай разум, а не сердце. Слушай и поступай так, как он велит, без оглядки на богов, власть и людей! Всю свою жизнь, отмеченный властью, при благословении богов и людей, я служил только ему одному. Именно служил, а не прислуживал рабски... - так закончил свою речь старый конунг.
        Наступило длительное молчание. Рёгнвальд, сын Олава, долго обдумывал услышанное, примеряя его к себе, слушая свой сердце и разум. Он был согласен со всем, что ему поведал властный  старец. И теперь пытался накрепко запомнить его слова, чтобы потом всегда быть похожим на своего великого отца, разумом и делами своими. А Олав, немного передохнув в тишине, продолжил свои наставления:
      -Теперь о заботах наших... Пошли надёжный десяток своих конных гридней на границу с Вингульмёрком, там сейчас очень понадобятся соглядатаи... Пусть глядят зорко и примечают все изменения на вражеской земле и побережье. И доносят тебе подробно... А так же, Рёнгвальд, выбери  верных людей, которых  ты в будущем используешь, как вестников, для брата моего, Хальвдана Чёрного. Они сообщат ему, когда войско Гандальвссоном двинется на нас.  Пошли, так же, людей по деревням и хуторам бондов наших, пусть в эту весну сеют на  лесных угодьях, тайно и вдали от дорог. Пусть в конце весны уводят скот в леса и сами переселяются в далёкие лесные деревни. Ничто и никто не должны достаться врагу... На следующей седмице отправь к Хальвдану конунгу караван с лошадьми, думаю, его конница в них будет нуждаться особо, и серебром  - нам оно теперь не понадобится, ведь новых дружинников мы собрать, вооружить и обучить уже не успеем. Будет жив и свободен Вестфольд, а так же люди его, и  серебро непременно появится в твоей казне... Богатство  - дело наживное, было бы где и кому наживать. И последнее... Похорони меня в соседнем и дружественном нам, Гейрстаде. Твоя мать и  моя любимая супруга, Гудрид, дочь тамошнего конунга, покойного Торвальда Конской Гривы, родилась и похоронена там. С началом лета уходи в Гейрстад и сохрани остатки нашего грида до лучших времён. И вот ещё... Я верю, что Хальвдан Чёрный непременно победит и в наш край придёт долгожданный мир... Мир, который я уже не увижу... Олав в изнеможении смолк, закрыв глаза, он часто дышал и на лбу его выступила испарина. Тяжело дался ему этот разговор и он нуждался в отдыхе. Рёгнвальд неслышно покинул отца и занялся неотложными делами.
      Вот о чём думал и говорил Олав, сын Гудрёда, конунг Вестфольда, находясь перед лицом надвигающейся смерти: о родном  крае, народе своём, о власти над ним, о своих успехах и поражениях, о несостоявшейся братской любви... Но...ни сожалений, ни слезинки жалости к себе никто не увидел в его глазах. Не так давно, такой же старец-конунг, лютый враг Вестфольда, находился на смертном одре. Так о чём же  упоминал старый Гандальв, конунг Вингульмёрка, отец Хюсинга, Хельсинга и Хаки, о чём он печалился, готовясь предстать перед судом светлых богов? О своей близкой кончине и незавидной участи своих сыновей, о грабительской войне, в которой он, увы, не сможет участвовать, передав свои полномочия и своё войско сыновьям. Сожалел и горевал, роняя слёзы...
      Всеотец, поборник мудрости и справедливости Один, считал своим правом наделять избранных смертных властью конунгов, выбирая их из рождённых для этих забот. Но он не ведал или не хотел ведать, что люди Мидгарда бывают столь непохожими и разными, а власть, вручаемая им, не всех делает по-истине властными и полезными своей земле и своему народу, что власть  - это не дар, а тяжелейшее испытание. Но как порой несправедливы  и недальновидны боги...И как они бывают слепы.

Глава 40.
Весна 856г.Вингульмёрк.Усадьба братьев Гандальвссонов «Дом вдали от шума водопадов» в Эйде у озера Эйя. Четвероногий красавец, верный Флеккет. Тайные планы врагов Хальвдана конунга.  Цена войны. Справедливость устами владетелей Вингульмёрка.

И в Вингульмёрке после зимних вьюг, наконец, наступило время весенней радости и покоя. Сизые и тёмно-серые облака над Вингуль-фьордом, названным так за изогнутую его форму, расступаются, пропуская властный  лучик   солнца. Тьма и свет, жизнь и смерть. Всегдашняя борьба противоположного с противоположным, яростная в своей непримиримости и постоянная в своём единстве. И вот солнечные лучи всё смелее протискиваются сквозь пасмурное небо, словно желая посмотреть, что принесла с собой на землю чародейка весна. Их ясный и жаркий свет отражается в мириадах капель морского прибоя и возникает радуга. В этих краях она знаменует собой полноправную власть весны. Мир напоён густой насыщенной свежестью появившейся листвы и луговой зелени. Всё цветет и благоухает, даря обитателям этой земли новые надежды и мечты. Море же  вдоль полосы прибрежных скал  под дугой радуги превращается в искрящийся многоцветный покров, в котором сочетаются нежные и тёплые краски весенней листвы, первых полевых  цветов, золотисто-красного солнца, голубого неба. И чайки кружат над ним без устали, кружат и поют свои голосистые весенние песни...
    Мы покинули эту землю, лежащую на самом краю восходной стороны Северного Пути в начале скандинавской зимы, окутавшей её дождливо-снежной хмарью и холодной  поволокой серых облаков... А теперь возвращаясь сюда, сможем узреть чародейскую сущность весеннего перерождения природы, властвующую над густыми и тёмными лесами, окружающими пространство вокруг Вингуль-фьорда, и всю восхитительную неповторимость Вингульмёрка, этой страны текущей и падающей воды, а так же имеющей славу наличия самых таинственных мест, встречающихся на северных фьордах. Вода... Темные и густые леса... Вековые тайны, витающие над всем этим великолепием, увлекают и завораживают... Широкая и полноводная река Глаум, идущая с полночной стороны на полуденную, стремительно заполняется талой водой, бурлит и пришёптывает, наполняя весенним трепетом поверхность озера Эйя, а вытекая из него, раздаётся каскадом водопадов, подобных растопыренной человеческой пятерне. Водопады же, сливаясь в  два  русла, стремятся к устью Вингуль-фьорда и скалистому берегу ниже его, освежая море своей пресной, неповторимо сладкой, прозрачной водой.
  В окрестностях озера Эйя в Эйде располагалась летняя резиденция братьев Гандальвссонов, усадьба «Дом вдали от шума водопадов». Хюсинг, Хельсинг и Хаки с таянием снега и появлением  первой весенней зелени переселились туда, и теперь наслаждались живительным весенним воздухом и набирающим силу солнцем. Но от этого чёрное не сделалось светлым, а смутное не прояснилось. Тёмный и каверзный дух человеческий не исправить никаким весенним  волшебством...
    Основной, торжественный покой летнего дома Гандальвссонов выглядел впечатляюще: длинный зал, ограниченный массивными бревенчатыми стенами, тянулся в длину и в ширь, наполняемый ярким светом множества светильников и факелов; очаг, расположенный в центе покоя, весело играл языками пламени, отражаясь яркими оранжево-красными отблесками от медной посуды и доспехов, развешанных по стенам; столбы, подпирающие крышу были массивными и внушающими благоговейный трепет, своей основательностью и надёжностью; звериные шкуры и головы животных, добытых на охоте, дополняли внушительность  этого жилища.
  Слева от очага на больших стульях красного дерева восседали Хюсинг и Хельсинг, Хаки же сидел справа, на стуле своего отца, Гандальва конунга, покинувшего Мидгард в начале прошедшей зимы. За краем стола примостился хольд старого конунга, а теперь безотказный слуга его сыновей, Хакон Глаза Рыбы. У ног Хаки на белой медвежьей шкуре расположилось величавое животное, поражающее взгляды окружающих своей силой и статью. Эту собаку две зимы назад Хаки купил щенком у торгового человека из далёкого Хедебю, что стоит на земле данов. И это было действительно стоящее приобретение, но стоившее Хаки цены трёх гладких и упитанных датских коров. Пёс был размером с телёнка, весь белый и лоснящийся ухоженной тонкой бархатистой шерстью. Только на холке и груди его выделялись крупные чёрные пятна, как будто бы кто-то уронил горсть  сажи в огромную крынку с молоком. Массивная голова собаки лежала на крупных и сильных передних лапах, а глаза, полные нечеловеческого ума и понимания, прищурившись взирали в пространство, окружающее братьев. Длинные и объёмистые бурлы исполина вздымались в такт жаркому  дыханию, а высунутый кончик его розового языка, выдавал напряжённую заинтересованность в происходящем, подрагивающий же хвост - настороженность. Шею красавца обвивал дорогой серебряный ошейник. Хаки назвал пса Флеккетом, что означает Пятнистый на языке норегов, но собака охотно отзывалась на это простое имя и была очень гордой, когда ей доставалось внимание хозяина, а так же охотно выполняла все его приказы и команды, не унижая, а вознося себя этим над суетностью, властолюбием и завистливостью людей. Умный пёс знал себе истинную цену, но никогда не злоупотреблял этим знанием. И теперь, когда у входа в торжественный покой обозначилось какое-то движение, нос его затрепетал, ощущая и оценивая новые запахи, а чуткие уши, уловив звук приближающихся шагов, величественно приподнялись.
  Это появился главный воевода и военный советник Гандальвссонов,Торкель херсир, Торкель Лейвссон, сын Лейва Длиннобородого. Торкель херсир имел прозвище Шмель и очень ему соответствовал: он обладал небольшим ростом, но всегда производил столько шума, что можно было подумать -  вот идут трое носильщиков с поклажей, а не один Торкель с пустыми руками; нижняя часть его тела выглядела полнее и значимее верхней  -  совсем, как у настоящего шмеля; он был так волосат, что чёрная с проседью борода его простиралось до самых век, а руки выглядели  похожими на волосатые лапы паука. Всё это время Торкель слыл настоящим воеводой и верно служил семье покойного конунга, старого Гандальва. Его советы всегда оказывались дельными и дальновидными, а в искусстве войны Торкель казался  достаточно искушённым и мог гордиться богатым боевым опытом. Все последние победы Гандальва конунга, отца  Хюсинга, Хельсинга и Хаки, были одержаны под его руководством и при его непосредственном участии. По всему видно, Один, бог битвы, благоволил Торкелю Лейвссону. За херсиром следовал казначей Вингульмёрка, Торфинн Оспакссон, сын Оспака Верного и замыкал шествие старшина вингульмёрских хускарлов, Эгиль Тореборгссон, сын Тореборга Отважного в Битве. Известный же нам старшина гридней покойного Гандальва конунга, Фроди Бардссон, сын Барда Угрюмого, нёс стражу снаружи торжественного покоя, окружённый десятком верных воинов из числа ветеранов. Никто и ничто не должно было помешать военному совету владетелей Вингульмёрка.
   Вошедшие остановились в пяти шагах от сидящих на стульях братьев конунгов и в нерешительности переглянулись. Кого приветствовать первым и к кому обращаться с докладом? Когда собираются три повелителя вместе, сложно определить лидера. И советники поклонившись всем троим, замерли, ожидая  разрешения говорить.
   - Какова сейчас казна наша и на что можно рассчитывать в скорой войне с Хальвданом Чёрным? Ответствуй же, Торфинн казначей,  - произнёс Хаки, взяв в свои руки начало совета.
  - На серебро, собранное вами, глубокочтимые управители Вингульмёрка, можно нанять дюжину сотен опытных воинов, сроком на две луны, а так же купить пять сотен сменных лошадей и десять сотен овец для прокорма наёмников. Так же можно приобрести пять десятков новых телег и тягловый скот для перевозки их имущества. Остальное серебро уйдёт на фураж боевым лошадям, хлеб и пиво для войска. Если всё это приобрести единовременно, то в казне не останется и толики серебра. Даже растянув сроки выплаты по предполагаемым тратам, сохранения казны не добиться. Бонды наши и землепашцы, а так же деревенские жители, расплатились  минувшей осенью и дополнительно дать уже ничего не смогут. Для найма и содержания большого войска потребуется заём у соседей, отдавать же придётся с большими процентами. Под силу ли нам такое бремя? Можно конечно сходить в набег на Вестфольд, Гейрстад и Упплёнд, но на это так же нужно будет тратить серебро, а что вы возьмёте там ещё не известно, и покроет ли добыча траты, сказать не могу. Да и, мнится мне, ждут вас, глубокочтимые управители,  на землях Хальвдана Чёрного -  скот уведут заранее, а людей и посевы в чащобах лесных попрячут... Своих же людей вооружить, обучить и снабдить доспехами будет во много раз дороже. Ведь, чтобы выставить единственного полностью оружного и доспешного гридня, нужно потратить серебра, как на покупку одной дюжины гладких и упитанных датских коров или на полдюжины умелых рабов-мастеровых. Добрая же кольчуга ныне иной деревни стоит...- обстоятельно ответил на вопрос Хаки Торфинн казначей.
   - В найм возьмём лишь двенадцать сотен отборных бойцов - викингов из Сконе, Свеарике, Альвхейма. К ним добавим три сотни наших конных бойцов и сотню отцовского пешего грида. Занимать ни у кого не будем...А вот казну поберечь, сдаётся нам, необходимо. Ведь неведомо, как будут разворачиваться события будущим летом и чем они закончатся. Но, ясно одно, Хальвдан слаб и напуган своим поражением от наших дружин, которое он получил прошлой осенью, и не готов будет собрать большое войско, чтобы пойти на нас самому. Хакон хольд, поведай же нам, что сообщает соглядатай в свите Чёрного. Как к войне готовится супротивник наш? Много ли воинов он собрал? Планирует ли он напасть сам, заручившись поддержкой наёмников и друзей, или будет ждать нашего нападения? - один за двоих высказался Хюсинг, Хельсинг же молча кивнул головой, во всём согласившись с братом.
  - Да прибудет с тобой милость богов вечно, Хюсинг конунг. Соглядатай и послух в стане ворога нашего, Хальвдана Чёрного, сообщает, что нам, здесь в Вингульмёрке, опасаться нечего. Супротивник бражничает, гневится беспричинно и обижает подданных своих недоверием и подозрительностью, ищет измену и видит её везде. В безумии своём он набрал немалый отряд крестьян, рыбаков и охотников и пытается сделать из них воинов, достойных битвы с Вингульмёрком в открытом поле. Но не мне говорить вам, какие воины получаются из землепашцев и рыболовов. Им в открытом бою не сравниться с нашими, а с дикими викингами и подавно... И ещё вещает послух, что вестфольдский ярл Фредрик Неугомонный, тот, чей одаль Нордберг был разорён и сожжён, нанятыми вами свейскими морскими разбойниками, прибился к Хальвдану Чёрному и теперь стал хёвдингом этого самого  крестьянского войска. Безумный Хальвдан же ему доверяет и слушает как лучшего своего херсира... Соглядатай пытался убить Неугомонного прилюдно, вызвав на хольмганг, но потерпел неудачу... О новостях и угрозе для нас в будущем, если она возникнет, соглядатай  сообщит непременно и срочно, - ответил на вопрос Хюсинга хольд Хакон Глаза Рыбы.
  -Хочу повториться, даже из тех расчётов, что я вам здесь привёл, двенадцать сотен лучших  наёмников и их содержание обойдутся Вингульмёрку во всю казну без остатка. Но … Серебро надобно поберечь на будущее. Будущее же в руках богов, а люди всегда должны быть готовы к худшему. И теперь, чтобы сохранить казну края, мыслю я, придётся брать скот, пропитание и фураж для себя и наёмников  у бондов наших и крестьян насильно. Насильно... Иного выхода не вижу, - вновь обратился Торфинн казначей к  конунгам Вингульмёрка.
  -Брать всё и у всех! Скот, хлеб, фураж, лошадей и овец для войска нашего забирать нещадно! Сопротивляющихся или бунтующих уничтожать! Теперь мы, владетели Вингульмёрка, решаем, что нужнее и безопаснее ему. И только так мы победим и не разоримся, - хором выдохнули Хюсинг и Хельсинг.
  - Глубокочтимые управители Вингульмёрка, да прибудет с вами милость богов вечно! Но разве справедливо ради войны, даже с таким супротивником, как Хальвдан конунг, разорять и грабить народ свой, своего кормильца и главного помощника в делах наших? Нет нам в том выгоды! Обирать своих в угоду ворогам? Справедливо ли это? - вдруг высказался, молчавший прежде, Торкель херсир. Ноздри Шмеля раздулись от негодования, вызванного услышанными им предложениями конунгов Вингульмёрка.
- Да! Это справедливо, Торкель херсир! Если не мы оберём, как ты здесь речёшь, своих бондов, то их ограбит супротивник наш, Хальвдан Чёрный, и вовсю потом будет наживаться на этом. Так в чём же здесь наша выгода? Для нашей власти и своей свободы, имущие и зажиточные должны отдать всё. Радея о нас и нашей воле, о нашей победе они, тем самым, спасут себя от рабства и поругания под дланью Хальвдана Чёрного. Пограничные же хутора необходимо сжечь, дабы не дать приют и пропитание войску вражьему. Но две сотни воев держать на границе необходимо, для вида готовности  нашей к встрече и устрашения супротивника. Это я повелеваю сделать тебе немедленно, Эгиль Тореборгссон, сын Тореборга Отважного в Битве. И пусть думает ворог, что мы будем ждать  его на границе Вингульмёрка, мы же заманим Чёрного в опустошённые  земли и обречём на голод и холод, измотаем ожиданием решающей битвы... А ждать и встречать его для этой битвы будем здесь, на озере Эйя. Этим мы избежим расходов на передвижение нашего войска к границе и длительное содержание лагеря наёмников. Викинги придут, когда наши соглядатаи известят о продвижении всего войска супротивника в нашу сторону. Вингуль - фьорд близок для морских разбойников, а драккары их быстры как ветер. И они прибудут сюда в нужный момент... Намного быстрее, чем утомлённые лошади Хальвдана Чёрного и его сотни, истёршие ноги в долгом пути. Я всё сказал... Теперь оставьте нас и приступайте к выполнению приказов наших! - жёстко ответил Хаки Гандальвссон на слова Торкеля херсира и повелительно взмахнул рукой, распуская совет...
   Так весенним тёплым и солнечным днём в отдалённом месте Вингульмёрка, этого края  волшебства  воды и леса, решалась судьба и закладывалось будущее всего Северного Пути, всей страны фьордов. Дух единения её народа, уставшего от междоусобиц управителей,   уже витал  в весеннем мареве, разносясь молчаливым эхом по всей северной земле. Но единого народа ещё не было... Не было и единого государя... Сегодня же, в это прекрасное время, на берегу озера Эйя, исчезла граница времён и свершений, а истоки грядущих перемен превратились в бурную и опасную реку ближайшего будущего.