Пушок

     Пушок – так звали большого белого сибирского кота, любимца всей детворы нашего двора. Кот обитал у Милочки, маленькой девочки с большими серыми пытливыми глазами, с пухлыми по-детски губками, с косичками, уложенными «корзиночкой», с двумя бантиками на макушке, жившей на первом этаже нашего дома с мамой, папой и старшим братом Валерием. Его подобрал на улице Милочкин папа, когда тот был маленьким, тощим, облезлым котенком, видимо, оказавшимся ненужным своим прежним хозяевам. Папа принес котенка в дом, его обогрели, помыли, накормили, и он прижился там, вырос и стал красавцем – белым, пушистым, вальяжным, с чувством собственного достоинства. Выходила котенка Милочка. Она с детства любила животных, кажется, даже куклы ее интересовали меньше, чем всякая живность в виде кошек, собак и других животных. Эта любовь к животным осталась у нее и во взрослой жизни. Милочка усердно ухаживала за котенком, кормила, лечила его, расчесывала ему шерстку. И Пушок благодарил девочку своей привязанностью к ней. Когда мы играли во дворе, он устраивался где-нибудь рядом, грелся на солнышке и снисходительно поглядывал в нашу сторону. Иногда ему хотелось продемонстрировать свою любовь к хозяйке, тогда он подходил к Милочке, ласково терся об ее ноги и умиротворенно урчал. Как бы желая обратить на себя и наше внимание, он изящно выгибал спину, потягивался, распускал свой пышный хвост, показывая всю свою «сибирскую» красу. Иногда он гулял «сам по себе», как и положено коту. Куда лежали его дорожки, мы особо не интересовались, занятые своими играми.
     Рядом с нашим домом находился старый одноэтажный дом, в котором жили две семьи. Этот дом скорее походил на частное строение, хотя и считался коммунальным. За домом был хозяйственный двор, где водилась всякая живность: куры, утки и, кажется, даже поросята и корова. Двор был не огорожен, и наш Пушок, гуляя, наведывался туда. Никто на это внимания не обращал, и нареканий не было. Но все до поры – до времени.
     В один из дней ранней осени, когда еще кажется, что лето не ушло, потому что светит яркое солнышко, и деревья стоят зеленые, и астры весело пестреют на клумбах, но в воздухе летают паутинки – признаки «бабьего лета», а утренние зорьки уже дышат прохладой, и туман порой опускается на траву холодной росой, мы вдруг не обнаружили во дворе Пушка. Прийдя из школы и не обнаружив своего любимца, Милочка стала его искать и звать во дворе. Мы тоже, обеспокоенные, присоединились к поискам. Вскоре Пушок был найден мертвым на дороге в некотором отдалении от  нашего дома. Мы были расстроены, подавлены, помнится, мы даже плакали – для нас это была потеря нашего друга.  Первой версией гибели Пушка была мысль о том, что его сбила, проезжающая на большой скорости, машина. Винить было некого, мы горевали и решили с почестями похоронить нашего кота. Мы выбрали укромное место у забора, выходящего на улицу. Рядом росли кусты сирени, которые обильно цвели весной, и мы решили, что нашему Пушку самое место здесь лежать. Мы предали тело земле, насыпали холмик, украсили его цветами, а Милочка, которая только пошла в первый класс и еще не освоила, как следует, письмо, написала с помощью желтого песка «Пушок», при этом поставив в букве «Ш» вместо трех четыре палочки. Но для нас это не имело никакого значения.
     Так бы на этом и завершился этот трагический для детей нашего двора случай, если бы не моя бабушка. Она всегда вставала очень рано, и накануне гибели Пушка стала свидетелем того, что с ним случилось. Она подошла к Милочкиному папе и сказала:
 - Николай, а Пушка-то вашего Рудой убил и на дорогу выбросил. Я утром, как во двор вышла, все это и видела, – бабушка подумала немного и добавила, - Ты теперь спроси у него, зачем он это сделал.
Рудой – это фамилия соседа, жившего со своей женой, тетей Олей, в одноэтажном доме. Тетя Оля была добродушная, улыбчивая, полнеющая женщина, а ее муж, работавший шофером на «скорой помощи», производил впечатление довольно мрачного, не особенно приветливого человека. Был он высокого роста, с печатью усталости и озабоченности на лице. Милочкин папа, конечно, не пошел выяснять отношения с соседями, а мы, дети, затаили глубокую обиду на этого угрюмого дядьку. Не помню, кому в голову пришла такая идея, но мы сели и написали грозную записку виновникам смерти Пушка: «Позор вам, убийцы, - писали мы, - берегитесь, мы будем мстить вам!». Теперь эту записку предстояло доставить адресату. Маленькое окошко квартиры соседей выходило на тропинку, которая пролегала между нашими домами. Как настоящие шпионы, мы крадучись, пробрались к этому окошку и вбросили записку в открытую форточку. Как мы собирались мстить обидчикам Пушка, я уже не помню. Скорее всего, у нас тогда определенного представления об этом не было. На следующий день к нам во двор прибежала тетя Оля и стала жаловаться на нас нашим родителям. Она кричала, что Пушок (наш смирный, спокойный Пушок, который никогда не был замечен в неблаговидных поступках) якобы передавил  у Рудых всех цыплят, да к тому же кучкой сложил их в курятнике. Она возмущалась и говорила, что им угрожают местью. Папа Милочки старался ее урезонить, говоря, что это дело рук детей, а не взрослых, что дети очень переживают гибель любимого кота, и их надо понять, и что Рудые поступили очень плохо, учинив самосуд над животным. Не знаю, проснулась ли совесть у наших соседей, ведь вина Пушка не была доказана, его не поймали с поличным, а мы еще долгое время держали обиду на жестокосердых соседей и, проходя мимо, отворачивались и не здоровались с ними, тем самым выражая свой протест. Может быть, нас осудят и сочтут невоспитанными детьми, но тогда мы не могли иначе, уж очень тяжело мы переживали гибель нашего общего друга – сибирского кота Пушка.