Глава 7. Культпоход в кино

Проспав до назначенного часа, в середине дня, Гриф, умиротворённый собственным ночным величием, притопал в Дом Культуры «Пролетарий», где директриса Лиса Патрикеевна, решив увенчать свой рабочий день культурным внеплановым индивидуальным мероприятием, - каким являлось посещение городского кинотеатра, - направленным на повышение культурного уровня трудящихся, в лице работника НТР инженера Грифа, а также безработной студентки Строительного Института имени В.И. Ленина Кукушкиной Елены Викторовны, договариваясь по телефону о месте встречи с оной студенткой, отдавала параллельно последние распоряжения штатному работнику Дома Культуры, вахтёрше и гардеробщице Неприступкиной, в обязанности которой вменялось не пускать никого в данный Дом Культуры,  особенно докучливых отпугивая милицией и своим неприступным видом, а особенно солидным отвечать, что директор уехал в город по делам чрезвычайной важности.
В ожидании Лисы Патрикеевны, Гриф не преминул заглянуть на сцену, где в данный момент, от усердия высунув кончик языка, трудился над задником декорации для детского спектакля драматического кружка «Солнышко», тонкий и хрупкий, как тростинка, очкарик, вырисовывая в густых тёмных тонах сложенную из камней темницу. Особенно хороша была решётка и, пожалуй, ещё солидная дверь с тяжёлым на глаз навесным замком. Задник пришёлся по вкусу  натуралистическому глазу Грифа, он начал давать советы, а потом и сам взялся за кисть.
Тем временем, изловив неуловимую директрису, нахлынули средней солидности гости по неотложному делу. И она снова куда-то звонила, теперь по поводу этих гостей.
Работа очкарика и Грифа спорилась. Оказалось, что очкарик вполне взрослый человек, потому что прошёл армию, от которой остались неизгладимые впечатления ввиде ветра, дождя и солнца, и дрожь по коже при объявлении прогноза погоды. Всю армию очкарик простоял на посту. Он неплохо рисовал, и инженер Гриф, пойманный своим «бзиком» о создании вокруг себя элиты из людей искусства, взял себе на заметочку этого симпатягу – очкарика, с которым можно будет в паре создавать реалистические  шедевры - натюрморты…
Случилось так, что Гриф стал худо – бедно художником чёрного натурализма не по своей вине. Это позже глаза его стали выискивать и находить большие уши на улыбающемся приветливом лице, или моменты из жизни миляги – дворняги, когда она стояла с поднятой ногой.
А было так. Загоревшись ненадолго желанием написать пейзаж, Гриф, собрав необходимое живописцу снаряжение, выехал на природу и провёл в общении с ней часа полтора – два. Желая дописать картину, он повторно поехал с ней пообщаться, но на месте своего прежнего художества обнаружил стоянку лесных туристов. Их самих уже не было. Но яркие следы их пребывания виднелись повсюду – выжженной затоптанной травой, грязной бумагой и консервными банками, разбросанными тут и там, и даже свисающим с сучка рваным чулком. Поначалу, Гриф даже хотел убрать по возможности за ними, дабы докончить картину, но решил, что в конце концов, это будет нечестно, если все художники начнут в расчёте на благодарность зрителя, приукрашивать видимую ими действительность. Он нарисовал всё, как есть, с натуры. И с тех пор начал рисовать человеческие свалки нечистот тел и душ… и гордился собой. Вот так, господа – товарищи, наши малые проступки тянут за собой всё более значимые преступления, и страшно подумать, что кто-то в дальнейшем, узрев подобные художества, мог вдохновиться ими, картинами,  на которых весь мир – бардак, и люди - мыше-подобные  грызуны, и начать жить по законам «таракано-норковых» банд формирования. Вот вам и визуальный ряд, воплощённый в реальность, которая уже никого не удивляет, и даже не вызывает желания поменять вектор развития…
Итак, очкарик со своей темницей затронул струны фединой больной души.
О, юноша, твоё место на земле Грифа было уже определено им… Господи!.. совсем не чёрным гением, а просто «бзикнутым» с искалеченной душой человеком.
В зрительный зал вошла и поднялась  на сцену освободившаяся директриса и позвала Грифа, попутно со знаком «плюс» оценив их совместную деятельность над задником. Кратко изложив характеристику парниши, тем самым выражая ему благодарность, Лиса Патрикеевна охарактеризовала его, как душу коллектива «Солнышко»…
И впереди Грифу тоже как будто светило солнышко – Ленушка! В автобусе он был предоставлен самому себе, и мог вволю надуматься, какою будет встреча с нею, какою будет она сама…
Директриса тем временем своим звенящим на весь автобус голосом мило беседовала о том – о сём со знакомыми, которых у неё, по существу, своднице людских душ по интересам, было, по крайней мере, пруд пруди - воз и целая тележка.
Что за страсть – «вкляпываться» в истории… Гриф снова себя чувствовал попавшим в чужой ритм жизни, в другой темп. За этим музыкальным размером с пассажем из знакомых директрисы он явно не успевал. И давно разученная гамма отношений с женским полом не слушалась и не поддавалась его рукам. Он шёл за быстрым шагом директрисы, и чувство надежды и боязнь разочарованья мучили его. Он опять зависел от чьей-то чужой воли, и его охватили неуверенность, скованность, вялость и робость. У кинотеатра долго стояли в ожидании солнышка – Алёнушки, неловко переминаясь на одном месте, обмениваясь незначительными натянутыми фразами и неуместными улыбками. Наконец, солнышко взошло, вырулив из-за поворота. Хорошие ребята, друзья Лисы Патрикеевны, были представлены друг другу и оставлены топтаться на одном месте, пока Лиса Патрикеевна, охваченная неожиданным приливом жажды, бросилась по такой, хорошо понятной человеческой нужде к ближайшему магазину, где в ассортименте товаров были соки – воды…
Ленушка оказалась маленькой рахитного вида девушкой, но с претензией на оригинальность, ибо её жидкие всколоченные волосёнки были окрашены в седой с фиолетовыми отливами цвет и довольно сносно взбиты в гриву. Глаза её были печальны, подёрнуты туманной поволокой. В движениях чувствовалась неспешность и ожидание действий со стороны нового знакомого. Действий, однако, никаких не последовало. Гриф стоял деревом  и не мог ни слова выдавить из себя. В таком положении и застала их вернувшаяся директриса, желавшая очень смотаться, но не нашедшая предлога, ибо без неё кино явно разваливалось. В зал просмотра фильмов прошли в любезной паре две женщины – маленькая замедленного действия и статная, хорошо сложенная энергичная.  Гриф отпросился по нужде, и сейчас, вдыхая далеко не ароматные запахи кинотеатра,  представлявшего собой большой  каменный затхлый сарай с двумя просмотровыми залами, фойе с  игральными автоматами – грабителями, чахлым буфетом и двумя зловонными, мужской и женской, комнатами. Ему тоже хотелось смотаться, не потому, что Ленушка его чем-либо не устраивала, она была очень мила, но Гриф со своей, чёрт знает кем, данной установкой, – быть вечно страдающим, не умел, не мог действовать, ему легче было это представлять, думать об этом, мечтать, если угодно. Он брал то, что само плыло в его  неловкие по этой части руки. И ещё не хотелось  опошлять, как всё получалось раньше, а романтизировать всё, как Дон Март, он не умел. Однако, сидеть далее было неуместно, и он в надежде, что как-нибудь обойдётся, попёр в уже наступившей темноте искать нужный ряд и место, отдавливая ноги уже сидевшей публике, неловко повернувшись задом к ней, извинялся и протискивался дальше к видневшемуся свободному креслу, своим задом чуть не задев молчащую Ленушку по личику, бухнулся в кресло и с надеждой спросил у директрисы, шёпотом приветствовавшей его: «А где подружка? Ушла?» В ответ на что услышал: «Да что вы! Она от вас слева сидит!»
После печального мультфильма для детей, который заканчивался смертью любимого папы, - высокохудожественного произведения искусства, долженствующего, по всей вероятности, пробудить в детях чувство жалости к своим родителям, - началось ещё одно, но уже весёлое произведение, показывающее родителям, как лучше обводить за нос других родителей, добывая деньги, деньги и деньги, и объяснялось уже всем родителям, что деньги способны заменить всё, и даже детей. Всё отснято было в очень юморной игровой форме, что называется «ноу проблем». Главным достоинством фильма, радующаяся завершению его, троица единодушно признала факт, что героиня фильма – самая прохиндейка их прохиндеев, - как две капли воды была похожа на девушку – Ленушку, чем последняя поимела случай гордиться.
Продолжением культурной программы директриса объявила: «Кавалеры провожают дам!» Затем, извинившись, сообщила, что необходимо зайти к маме за зимнем пальто: «Ведь начнётся же когда-нибудь зима!» И поспешила по столь неотложному делу, видимо опасаясь, что зима её может опередить. Ленушка – солнышко произнесла: «До свидания», - и повернувшись на каблуках, медленно уплывала в сторону поворота. А инженер Гриф всё стоял и стоял, казалось, размышляя, какую же даму должен проводить он – кавалер, и зачем сейчас нужно зимнее пальто в середине лета, и где – он не понял, - назначила ему свидание Ленушка – солнышко, чёрт знает, куда уплывавшее от него – за какую тучку?
Простоявши в ожидании последнего автобуса под дождём более часа, он не решился обратиться  за разъяснением возникших вопросов к только что подошедшей от мамы, почему-то без зимнего пальто, Лисе Патрикеевне, рассудившей по своему, что если он – Гриф, пойдёт провожать Ленушку – значит, приедет на специальном автобусе, идущем на предприятие в их сельскую местность позднее; если не пойдёт – успеет на предпоследний автобус, который очень некстати, к тому же, сняли с рейса. Теперь им придётся ехать назад на одном автобусе. Впрочем, она искренно считала, что до дома-то он Ленушку проводил, и звенела о чём-то своём знакомой из тех, которыми «пруд пруди», старательно делая вид, что не замечает мокрого до последней нитки инженера. В автобусе она талантливо разыграла сцену встречи, искренно недоумевая, почему он не проводил Ленушку, выкатив на него огромные очи, мысленно ругала его за нерасторопность и неуклюжесть. Таким Гриф себя и чувствовал. Он запоздало укорял себя за обуявшие его робость, испуг перед женской молодостью, перед костром, который он мог бы разжечь. Ему показалось, что если он пойдёт, то обязательно должен будет сделать предложение, и завтра неизбежно должна будет «sоs!-тояться» свадьба. Он просто испугался «сейчас», которое так неожиданно настигло его, и решил отложить его на «потом», на завтра или после… когда всё будет легко получаться само собой… и сейчас, оправдываясь пред директрисой, он не к месту повторял: «Завтра… завтра…»
- Вы что хотите сказать, что мы завтра тоже пойдём в кино? Вам что, она не понравилась?
Всё понятно. Идиотский вопрос, но ведь надо же ей было уяснить, почему он не пошёл провожать Ленушку? Ведь для него она была просто находка!
«Да нет…» - было неловко, но уж лучше до конца внести ясность, - «Понравилась… понравилась… только… завтра…» - неожиданно пришёл выход – «Я ей письмо напишу. Хочу написать. Только адрес… у вас есть её адрес?» Молча достав из сумочки записную книжку, директриса нашла страничку с её адресом, и вырвав, отдала Грифу. Остальную дорогу они ехали молча. Листочек хотелось ласкать и гладить, как будто он был котёнок или даже сама Ленушка – солнышко… так хотелось, чтобы она смотрела на него… а он видел только её удаляющуюся спину и совсем никакого внимания к его персоне. Так, взгляд мельком: «Здрасте…» - и вот вам: «До свидания!»
Попрощавшись, директриса хотела рвануть вперёд, к своему заждавшемуся очагу, но не тут-то было, её вдруг увязался провожать Гриф, который после долгих размышлений под дождём, видимо, решил, что кавалеры действительно должны провожать дам.
А ему страшно не хотелось возвращаться в свой холодный пустой дом. Общежитие спать ложилось почти утром. Где и когда ещё, как ни здесь и ни сейчас жить, надеется и ждать… потом ожидание кончится, вы получите квартиру, а ещё хуже, если ничего не получите… но с тех пор будете просто стариться и спать по ночам. Но не сейчас же! Сейчас во всю чифирили, пропускали и кофейничали. Деньги экономить ещё не научились, и сразу же пускали их в оборот… и уж конечно, не жалели для зашедшего гостя чашки чая… Инженера Грифа ещё помнили, когда он жил в общежитии, у него и тогда уже была манера навязывать своё общество совершенно некстати и невпопад. И вот проводив директрису до самых дверей, и попросив испить водицы, он сейчас сидел за столом и наслаждался крепким чаем. Здесь ему ничего не светило, и он не был так робок и скован, как давеча. Откровенно злившаяся на него Лиса Патрикеевна включила телевизор и более не обращала на него внимания. К её радости шёл фильм с участием её любимого киноартиста Караваева. Жаль только, что смотрела она его не с начала. Гриф и не подозревал, что отпущенное по поводу киногероя, пусть и неуместное критическое замечание, поведёт за собою такой шквал страстей в защиту оного и выпадами в свою сторону. Чтобы не потерять весьма спорного доброго расположения хозяйки, Гриф поспешил согласиться со словами, что Караваев – Рыцарь Мира, и без него земля бы не вращалась, сказанными к тому же тоном, не допускающим возражений, и поспешил откланяться, уразумев наконец, что он просто-напросто надоел и неуместен здесь, и что вообще здесь ждут с работы мужа, большого и симпатичного детину с сильными ручищами и огромными кулачищами, которые тот пускал в ход исключительно на занятиях секции спортивной борьбы. Муж был ровесник своей жены и скоро должен был прийти со смены. Гриф вовремя убрался восвояси, на прощание поймав брошенную в его спину фразу: «Если вам нечем заняться – завтра в клубе будет интереснейшая встреча  с поэтами. Приходите!»
- Да нет…  спасибо… я не приду…
- Как хотите…
Придя в свою камеру – одиночку он действительно сел писать письмо Ленушке. Хотелось очень многое ей объяснить: что он такой… и знает это… чтобы она не думала, что она ему не понравилась… что это серьёзно… что он боится испортить всё… что не надо, как раньше… но как-то по-другому… не знает… или забыл…
Так он сидел… курил… писал… рвал… курил… снова писал… и к началу утра оставил последний вариант жить… хотя, положительно, сочинения ему не давались… то он ловил себя, что опять начинает жаловаться… то оправдываться за женщин, которые были… а как-то надо было не так…
Под утро сон сморил его. И в эту ночь тысячи рабочих – строителей спали без кошмарного профессионального сна.