Простое счастье

Мысли в поезде. Какие они у каждого из нас?
Кто-то задумывается о том, что будет с ним дальше, кто-то вспоминает своё прошлое, кто-то просто разглядывает проносящиеся за окном пейзажи. Но по своим заметкам, многое зависит от того, как ты сидишь относительно движения поезда. Сидящие спиной к движению – часто вспоминают прошлое; лицом – смотрят в будущее. И стук колес способствует постепенной смене мыслей. Чем дальше путь – тем больше мыслей приходит в голову, и тем позже они появляются. Весь мир отходит на второй план. Есть только ты, твой вагон, и пейзаж, меняющийся как картинка.
 
Он смотрел на проплывающий пейзаж, и каждый новый стук колес не вызывал в нём каких-либо мыслей. Он просто смотрел на убегающий вдаль лес, на пустые поля, которые ещё не отошли от заморозков, на последние пятна снега, и эти картины не вызывали в нём какого-либо отклика. Мир был заключён для него в движущейся картинке за окном, в снующей туда-сюда проводнице, несколько раз безуспешно предлагающей ту бурду, которую здесь они называют чаем, и в общем фоновом звуке, в который превратился гул голосов в вагоне. Он бы не мог даже объяснить, если бы его спросили, из-за чего у него такой ступор. Он просто не хотел сейчас ни о чём думать.
Пейзаж за окном иногда менялся, превращаясь из солнечно-сельского в уныло-городской. В этих случаях ему ничего не оставалось, кроме как смотреть на облупленную штукатурку очередного вокзала, и ждать момента, когда поезд тронется. Странное дело – когда они двигались, остального поезда как будто не существовало, но стоило остановиться – и он вдруг ощущал, что сидит в одном из вагонов поезда. Поезда, несущего его вперёд, но неизвестно, к какому будущему.
Наконец поезд трогался, и вновь леса и поля в один миг прогоняли любые мысли о мире, который вроде бы и есть, но не сейчас. Как будто и не было никаких городов, не было машин, не было умирающих и рождающихся, не было абсолютно ничего, кроме этого вагона. Даже периодически встречающиеся за окном автомобили не воспринимались им чем-то иным, кроме как очередной декорацией. Лишь иногда встречающиеся птицы пробуждали в нём какое-то подобие мыслей. Но они быстро проносились прочь, и так же быстро исчезали мысли, не успев толком сформироваться.
Постепенно всё сужалось в маленькую точку, в центре которой был он. Всё исчезало, комкалось, рвалось – и выливалось в то, что он даже не хотел пошевелиться, чтобы не спугнуть это внезапно охватившее его чувство. Происходящее вокруг уже не отвлекало, оно превращалось в пустой звук, он не слышал фонового шума, он стал абсолютно ничего не значащим. Постепенно, не заметно для себя самого, он уснул.

Мир волшебным образом завлекал и волновал её. Огни города, столько раз восхищавшие её, каждый раз привносили что-то новое, от чего душа её начинала танцевать, ей хотелось парить над тротуаром, и мир становился чем-то необыкновенным. Она даже не могла объяснить, в чём заключалось его волнующее действие, она просто наслаждалась тем, в какое состояние приводил её город. Каждая вспышка, каждый случайный свет фар поворачивающей машины пробуждали в ней чарующее свойство, свойственное только женщинам – умение быть счастливой абсолютно без причины.
В такие моменты она забывала обо всём, и каждое мгновение ей становилось в радость. Все её друзья поражались этому свойству её характера, и не находили слов, чтобы описать своё удивление по этому поводу. Поначалу они считали, что она притворяется, но пообщавшись с ней, они понимали, что это не притворство, и что каждая её эмоция является ничем иным, как искренним проявлением чувств. Каждый день она показывала, что способна искренне любить мир, себя и окружающих.
Она уткнулась лбом в стекло, жалея, что не способна сейчас оказаться на улице. Но там было очень холодно, а до его поезда ещё оставалось много времени. Потому она сидела, и смотрела на пробегающих внизу людей. Что они несут в себе? Может, вот тот парень спешит к своей любимой? Или вон тот лысеющий мужчина, безуспешно пытающийся прикрыть лысину остатками волос. Он ведь даже не догадывается, что сверху это выглядит ужасно жалко. Может, он успешный бизнесмен, спешащий на очередную сделку? А та дама с собачкой? Её пальто не прикрывало ничего ниже бёдер, и было удивительно, как она ничего до сих пор не обморозила.
Она любила придумывать людям смысл. Ведь не могут же они кишеть, как муравьи, без смысла? Это  просто бессмысленно. Без смысла жить невозможно, она искренне в это верила. Она даже не думала, что люди могут просто ходить, просто жить, просто существовать. Приняв это для себя, она бы тоже разучилась жить с какой-либо целью. К счастью, об этом она даже не догадывалась.
Её смыслом уже долгое время был он. Она любила в нём всё. Он не был идеален, но даже это было в нём идеально. Мир существовал для неё только из-за него. Это он научил её жить, но при этом как будто разучился жить сам. Друзья рассказывали, что когда её не было рядом, он переставал улыбаться. До этого она об этом не знала, ведь с ней он всегда был весёлым, улыбался и шутил.
Поначалу она считала, что он притворяется из жалости, но со временем, после многих ссор по этому поводу, она поверила, что он её любит. И поэтому она сейчас сидела и ждала того момента, когда приедет такси, которое отвезёт её на вокзал, к нему. Как там в песне было? «Зеленоглазое такси, притормози, и отвези меня туда, где будут рады мне всегда». Она улыбнулась, вспомнив эту песню. Ведь он, когда её услышал, нашёл где-то машину с зелёными фарами, и катал её всю ночь напролёт. Сколько у неё тогда было эмоций!
Его не волновало, что она не всегда могла что-то приготовить, потому что он сам заготавливал всё на пару недель вперёд, и хранил в холодильнике, так что если она хотела поесть – то просто доставала и разогревала в микроволновке. Из-за неё же он перестал ходить на концерты, хотя в своё время постоянно проводил там большую часть дня. И при этом никогда и словом не обмолвился о том, что жалеет о чём-то, или скучает по тому времени. И она видела, что совсем не скучает.
 
Поезд начало болтать на повороте, и он ударился головой об стенку вагона. Поморщившись от этого, он осмотрел своё купе. Оказалось, что пока он спал, все попутчики вышли. Он посмотрел на часы – следующая станция конечная, и оставалось ехать всего чуть более часа. А это значило, что до конца поездки никто не будет его тревожить. Немного перекусив, он вновь устремил свой взгляд в окно. За окном всё так же пробегали деревья и маленькие станции, на которых его поезд не останавливался. Он задумался – а как бы он жил в таких вот деревеньках, где дома подходят к самым путям? Не хотел ли бы он уехать? Пожалуй, только первые несколько дней, а потом привык бы.
А она? О, она бы каждый поезд провожала бы грустными глазами, искренне жалея, что не может уехать, а потом бы плакала, очень тихо, чтобы он не услышал. Так же она иногда провожает глазами самолёты, когда они дома.
Как там она? Поела ли? Как всегда, при мыслях о ней, его сердце становилось теплее, а мозг начинал переживать. Всё ли с ней в порядке? Легла ли спать? Хотя это вряд ли, сидит сейчас наверняка, и ждёт когда он приедет. В этом он был уверен наверняка. Потому что ни разу не было так, чтобы он приехал, а она спала. Всегда ждала, всегда плакала от радости, всегда крепко обнимала. И вот ради одних только этих моментов уже хотелось возвращаться вновь и вновь. Он бы с радостью не уезжал, но он был специалистом узкого профиля, и кроме него, на всю страну было лишь несколько таких человек, которые бы за короткий промежуток времени могли разобраться с проблемой, да и платили за такие выезды немало. По крайней мере, снимать отличную квартиру-студию с окном на всю стену, да ещё и на верхнем этаже, денег хватало. Ну и на прожить, да ещё хватало и на собственную квартиру откладывать. И пусть он иногда уезжал на несколько дней, но делал он это для того, чтобы она ни в чём не нуждалась.
 
До его прибытия оставалось полчаса, и как раз позвонили, что такси уже стоит у подъезда, и ждёт её. Поэтому она набросила куртку, и спустилась на лифте. Такси и вправду стояло около самого подъезда, и она заняла место около водителя, сразу пристегнувшись, и назвав место прибытия, а также попросив ехать не очень быстро, сказав, что время ещё есть, и она хотела бы посмотреть на ночной город.
Наконец машина тронулась, и за окном побежали огни ночного города. Проезжая мимо очередного клуба, она изумилась количеством людей в очереди. Таксист объяснил, что это самый популярный клуб города, хоть это она и сама знала. Но количество людей поражало. Неоновые вывески уходили вперёд на сколько было видно, а вдали сливались в одно пятно неразличимого цвета. Ночной город всегда привлекал её больше, потому что такого количества цветов и света не могло существовать в дневное время. Она попросила таксиста сделать небольшой крюк, чтобы она могла посмотреть на бывшую школу. И хоть там над ней постоянно издевались, она всё же хотела бросить взгляд на ночную школу, когда на всей территории горит только один фонарь, над входом.
Таксист молча кивнул, и повернул направо. Вскоре показался забор школы, и таксист сбросил скорость, давай ей больше времени полюбоваться. А она вспомнила, как девчонки из её класса залепили ей тогда всю голову жвачкой, так что ей пришлось постричься налысо. И это только добавило поводов для издевательств. Но вспоминала она это сейчас с улыбкой, потому что она ни капли не злилась не тех, кто когда-либо издевался над ней. Они ведь тогда были детьми, а дети всегда были злыми. Зато сейчас иногда узнают, и даже вежливо здороваются.
В таких раздумиях она и не заметила, что они уже приехали на вокзал. Таксист вежливо открыл дверь, и помог выбраться. Она заплатила, и попросила его не уезжать, потому что скоро вернётся. Он лишь кивнул, улыбнулся и закурил, облакотившись на капот. Она же написала ему смс, спросив, в каком вагоне он едет, и двинулась в сторону перрона.
 
Телефон неожиданно завибрировал, показывая, что пришло смс. Он достал его из кармана, и взгляд его стал удивлённым, когда он его прочитал. Неужели она приехала его встречать? Но зачем? На улице не так уж тепло, да и всякое может случиться. Он ведь всегда приезжал сам, для чего было выбираться из тёплого дома?
Попытавшись ей позвонить, он наткнулся на отсутствие сигнала, что было неудивительно в поезде. Поэтому отстучал ей смс, и положил телефон рядом. Ехать оставалось десять минут, и уже скоро он должен был въехать в черту города, где будет уверенный сигнал, и тогда он сможет позвонить. Но в этот момент телефон подмигнул индикатором зарядки и отключился. Он усмехнулся. Всегда техника умудрялась создать такие ситуации, и поэтому он возил с собой запасную батарею. Он уже полез за ней, когда зашла проводница, чтобы отдать билет, и это отняло у него некоторое время. Поэтому батарею он нашёл уже въезжая на станцию, а ставил её уже на ходу, выходя из поезда.
 
Получив ответную смс, она направилась к примерному месту прибытия вагона, и попыталась позвонить ему. Но ей всё время отвечал автомат, говоря, что аппарат выключен, или находится вне зоны доступа. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме как зябко кутаться в куртку и ждать прибытия.
Наконец показался поезд. Сначала он ехал медленно, как будто даже и не двигаясь, и вдруг резко придвинулся, и налетел, постепенно замедляя ход. Вокруг постепенно собирался народ, из встречающих, но пока её даже не давили, поэтому она аккуратно смогла пробраться назад, где почти никого не было, и откуда было прекрасно видно выходящих.
Наконец, в числе последних, появился он. Она сразу закричала от радости, чтобы он её услышал. Она увидела, как он поднял голову, и его либо осветила улыбка.
 
Его купе находилось в дальнем от проводниц конце, и копаясь с батареей, он упустил момент, когда все выстроились на выход, и потому стоял почти в самом конце этой импровизированной очереди. Наконец поезд остановился, очередь пошатнулась от инерции, и затем стала потихоньку продвигаться к выходу.
Спускаясь, он смотрел под ноги, чтобы не соскользнуть со ступенек, но вдруг услышал крик радости и поднял глаза. Это она кричала от счастья, и для того, чтобы он заметил её. Поэтому он просто спрыгнул вниз, с чемоданом с руках, и начал пробиваться через толпу к ней.
Наконец он смог подойти к ней, и обнял её. Она засмеялась, когда он, пытаясь поцеловать, случайно пощекотал ей шею. А он поставил чемодан на землю, и поднял её на руки. И в очередной раз удивился, насколько она лёгкая. Наконец она перестала смеяться, посмотрела ему в глаза, и обняв, поцеловала. Он ответил, и отвлекся лишь когда кто-то, проходя, задел его.
Он спросил, для чего вообще стоило приезжать, если он сам бы приехать смог. А она вместо ответа лишь прижалась к нему, шепнув на ухо, что очень соскучилась. Наконец он заметил, что она дрожит, и посидев её в коляску, укрыл ей ноги покрывалом. Подхватил чемодан, и они направились к выходу, где за стеклянными дверями их ждал город, ждала ночь, ждала жизнь.
 
5 лет назад. Он, подвыпивший, возвращался с очередного концерта. Время было позднее, маленькая стрелка на часах приближалась к 2, поэтому он не смотрел на ограничения скорости. В голове гулял хмель, в крови плескался адреналин, и эта смесь сняла любые защитные механизмы, заставляя тело нажимать всё сильнее на педаль газа. Проезжая очередной перекрёсток, он не успел увернуться от какого-то минивена, и влетел на полной скорости тому в бок.
Как сказали потом в ГАИ, водитель минивена уворачивался от выскочившей под колеса собаки, и потому произошло столкновение. В той машине сидела семья – отец, мать, и дочь. Ударом его внедорожника отец был убит мгновенно, а затем минивен по инерции влетел в столб, и этим ударом убило мать. Завалившийся же столб проломил крышу машины и один из этих кусков впился девочке в позвоночник, когда её бросило от удара на сиденье.
Ему дали три года, помогли знакомые. Общественность требовала дать больше, но судья, купленный с потрохами, дал минимальный срок. Но всё же исключил возможность получения прав повторно.
После выхода из тюрьмы он изменился. Стал более тихим, замкнутым. И сразу же после того, как вернулся в квартиру, стал звонить по знакомым, пытаясь выяснить, что стало с той девочкой. Ему рассказали, что она в коме, и даже если выйдет из неё, то всё равно останется инвалидом. И что на днях её бабушка, которая приняла опекунство над ней, подписала заявление об отключении аппарата искусственного жизнеобеспечения. Он сразу же узнал номер врача, и повезло, что тот оказался знакомым, и он согласился за определённую сумму ничего не трогать. Бабушка тоже согласилась, особенно когда он предложил ей неплохую сумму, не рассказывая, впрочем, почему он так поступает.
И он потратил почти все деньги на то, чтобы вдохнуть в это маленькое, светлое, слабенькое тело жизнь. Остальные деньги он потратил, чтобы отмыть свою репутацию, так как судимых не очень спешат брать на работу. Поэтому когда через четыре месяца она открыла глаза – именно он сидел около её кровати, улыбаясь, и протягивая ей букет её любимых цветов.
И ему было неважно, что передвигаться она могла лишь в инвалидной коляске. За те четыре месяца он влюбился в неё, он, атеист, просил у неба, договаривался, обещал, что никогда больше не будет пить и ходить на концерты. И потому он был безумно рад, когда она наконец открыла глаза, и издала слабый стон. Звук – это жизнь, движение – тоже, а всё остальное для него было неважно.
Ни тогда, ни впредь.