Курс молодого овца (часть 2)
Эй, ты уже в курсе, что смертную казнь в России отменили? Ну, не совсем, чтобы и отменили, а так – замораторили, притормозили применение кровавых расправ, и теперь костлявая временно изгнана из казематов(?) Спешу обрадовать: нас надули, мадам с литовкой перебралась в предбанник. Ни отмены, ни даже приостановления умерщвлений «законных» государством своих сограждан не произошло. Всего лишь сменили форму убиений, причём в сторону большей жестокости.
Десяток лет тому обратно два выкреста – Гордон и Соловьёв – устраивали на ТВ полуночные дебатории. Ставилась на обсуждение конкретная, но спорная проблема. С привлечением экспертов ведущие занимали в споре противоположные позиции, и каждый пытался доказать верность своей, убедить в этом оппонентов и слушателя. А после подведения некоторых итогов, и несмотря на только что достигнутые успехи аргументарные, эти двое менялись позициями (как если бы шахматисты посреди игры обменивались полями и фигурами), и с не меньшим остервенением принимались сызнова доказывать верность недавних антагонизмов. Так вот, в одной из таких программ на кону была тема о вреде курения. Соловьёв отстаивал утверждение, что «курение вредит здоровью» и «курение убивает». Гордон, соответственно, возражал. И наиболее значимым, на мой взгляд, доводом Гордона о ложности утверждений о вреде и смертельности табакокурения явилось заявление: дабы утверждать о вреде здоровью и смертельных последствиях от употребления табака необходимо располагать точными научными знаниями и заключениями – что именно табакокурение в конкретных случаях и системно, как прямая причина, влечёт само по себе последствием вред здоровью и смертельный исход человеку (людям). Таких научно обоснованных данных, способных выступить твёрдым доказательством, не существует. Покажите мне больного, – вопрошал студию и противоборцев Гордон – с прописным диагнозом причин болезней «отравление табаком». Сведите меня с мертвецом при эпикризе о смерти вследствие курения. Их нет. Да, существуют некоторые статистические раскладки, мнения и обобщённые гипотезы о вредоносности, но этого явно недостаточно, чтобы однозначно утверждать от имени всего народонаселения о крайней порочности продукта, о тяжких последствиях от его потребления, и, в частности, выдвигать догмат «Курение убивает!»; провозглашать это публично, навязчиво на товарах, вводить запреты и ограничения всякие.
Спросишь: какая связь промеж казней и предметом того спора? Ох, и не спрашивай…
Что есть смертная казнь обыденным восприятием? Зарядили в мозг свинца, электротоков или химии под шкуру пустили – и всего делов: почти моментальная отключка. Бац, – и мышца сублимировала в мясо. Халява. Никаких тебе агоний, болей и страданий. Но Россия – территория варваров, где в мусорские кителя рядятся только садюги, а терпилам чуждо милосердие, им подавай «оку за оку, а каку за каку». Те и другие удовлетвориться могут только актом отмщения – зрелищем мучений и истязаний, а для таких сатисфакций вовсе не обязательно физическое надругательство – не модно и не актуально. Тем более любое физическое насилие журят западные гуманюги.
Ура, выход найден! И он – о, чудо! – оказался там же где и вход. Жертву лишают свободы на длительный срок, но собственно изоляцией не ограничиваются. К зека применяют специальные методы воздействия, обобщающе обзываемыми «исправление» и «режим отбывания наказания», обусловленными специальными приёмами обращения с заключённым. В свою очередь эти приёмы по сути являются издевательством, надругательством и длительной пыткой. Только эти процедуры уже в меньшей степени связаны с физическим воздействием, процесс зато;чен под психический излом. Если любого из нас годами кормить откровенными помоями, принуждать к носке хламид, загнать в бытовую грязь и разруху, в общество неадекватных типо;в, ввергнуть в атмосферу конфликтов и взаимной ненависти, лишить сексуальности или свести её к случкам-дразнилкам «раз в три месяца»; если оставить без медицинской помощи и санитарной защиты, склонять к рабскому труду и повиновению, отказывать даже в малых законных прошениях и кругопоручно игнорировать жалобы, щемить в отдыхе и сне, унижать всяким общением; если вместе с тем всякого из нас склонять к подчинению бессмысленным командам и глупым правилам, сводя сей процесс к животной дрессировке послушания и выработке инстинктов под угрозой ещё больших лишений; если системно не оставлять человека в покое, но теребить вниманием и напоминанием, что Оно – животное, то Оно, конечно, станет животным, зашуганным животным, когда «вседневный страх есть та же казнь вседневная» (Публий Сир). В ходе этого «формирования правопослушной личности» через импульсную обстановку неотступных стресса, подавленности и перевозбужденности психика будет необратимо разрушена, нервная составляющая истощена. А через угнетение нервной системы медленно, но верно искалечиться и вся иная органика, на нервах в своей работе завязанная. За этим только тяжкие заболевания и смерть. И этот процесс – казнь, медленное убийство и причинение тяжкого вреда здоровью. Но весь кайф в том, что при такой экзекуции причинно-следственная связь между условиями обращения с человеком и наступлением его смерти (или крайнего разрушения здоровья) напрямую не прослеживается и не доказуема объективно. С позиции научной систематизации знаний сей процесс и результаты не поддаются контролю и однозначным заключениям, и предметные исследования такого рода процессов не проводятся вовсе. А нет твёрдых научных данных и обоснований ; «медленное убийство» не очевидно ; нет мер предупреждения и пресечения ; нет ответственности и обязательств; казни продолжаются. И тебя казнят скоро через тяжкие мучения, если не восстанешь экзекуторам.
На плаху птаху выпускают
Златая сыпь на плахе той… Готов? Пойдём поглядим, как лобное место работает
Глава 7. Предварительное расследование. Так именуется производство по уголовному делу на всей досудебной стадии. Само наименование указывает на принципиальный характер такого производства – Предварительность. Но если все следственно-процессуальные действия и решения на досудебной стадии являются только лишь предварительными, – то есть начальными и подготовительными, значит, должно существовать и «основное» расследование, а может и какого-нибудь завершительного, окончательного свойства? Так и есть. «Основным» расследованием, по сути, должно являться судебное следствие, а к «оконе;чным» можно условно отнести такие стадии, как апелляция, кассация, надзор и рассмотрение вновь открывшихся обстоятельств, где в той или иной мере, но присутствуют элементы доказывания и исследования обстоятельств дела (обвинения). А пока держим в голове: предварительный характер определяет, что эта стадия не имеет и не должна иметь решающего значения. Что не всегда случается в жизни.
Как и всякая иная стадия «предвариловка» делиться на несколько этапов – поступательных и обязательных шагов широкой дистанции, каждый из которых в свою очередь состоит из мелких шажков, перетаптываний, присядок и прочих опорно-двигательных «па» – не всегда обязательных процессуальных действий и решений, но исполняемых по необходимости, способностями и творческим умыслом танцора. В этом и неповторимость стиля и хода расследований для каждого дела (производства). Чем в конечном итоге станут эти конвульсии – танго или брейком – зависит от многих обстоятельств производства, включая мастеровитость плясунов, – многим из которых яйца помехой.
Как и в первой части рациональным вижу придерживаться хореографии по УПК. На козьи пляски складнее смотреть пёсьим глазом.
7. 1. Возбуждение дела.
Предварительное расследование (следствие или дознание) может проводиться только по уголовному делу. В свою очередь уголовное дело зачинается производством исключительно с момента его возбуждения. А факт возбуждения дела определяется решение об этом. Таким образом только с момента вынесения специального решения – Постановления о возбуждении уголовного дела (далее сокращённо – Постановление о ВУД) даёт старт производственному процессу «предварительное расследование». Этакий разрешительный сигнал, флажок: «Мотор! Поехали! Пли!». Ну да, в отличие от полового, орган расследования возбуждается только по команде.
По существу (содержанию), предварительное расследование состоит из проведения следственных действий (допрос, эксперимент, изъятие и прочих), направленных на установление обстоятельств дела, выявление доказательств; из претворения иных процессуальных действий обеспечительного характера (запрос, ознакомление, вызов и т.д.); из принятия процессуальных решений, связанных с ходом и направлением процедур, заточенных на результат; плюс ко всему – формирование выводов по итогам расследования. И таким образом, все следственные действия и процессуальные решения допустимы и имеют правовое основание только со времени возбуждения уголовного дела. Закон из этого делает только одно исключение: до возбуждения уголовного дела (читаем – без него) позволительно проведение «безотлагательных действий» (статья 176 УПК). Безотлагательность такая санкционирована только для единичных процедур – Освидетельствование и Осмотр. В общем-то, доля логики в этом есть, но, если речь идёт о случаях, когда именно в результате осмотра получены объективные свидетельства (объекты и информация) о признаках преступных посягательств. Например, обнаружен труп (оружие, наркота); следака с криминалистами и другими спецами вызывают к местам обнаружения этих объектов и следов; следак в ходе осмотра объектов и местности делает вывод о наличии преступных признаков (причинение смерти, а не естественная смерть; незаконный оборот оружия или наркосредств); из этих выводов следак решает о необходимости и начале уголовного производства. Соответственно, не может следак делать такие же выводы и возбуждать дело лишь по стороннему сообщению о наличии того же трупа, не убедившись самолично в наличии или отсутствии криминальных аспектов. Даже, если о криминальном характере следов ему указывают напрямую другие, пусть и сведущие в этих вопросах, заслуживающие доверия лица (раненный потерпевший или прокурор). Они-то – эти «лица» – откуда им известно об этих фактах и характере обстоятельств именно в криминальной составляющей? Может Ими уже проведён самостоятельный осмотр или они являются прямыми очевидцами, как жертва-потерпевший? И такое бывает. Но мы уже при заслонке, что и любые свидетельства приобретают доказательственную силу только в рамках возбужденного дела и путём проведения следственных процедур получения доказательств.
А вот же проблемка: Всё что следователь собрал в ходе Осмотра до возбуждения уг.дела, например, изъятые предметы, документы, образцы и объяснения также включаются в объём доказательств, хотя собственно опрос или изъятия не являются собственно «осмотром», а сведения по ним не являются результатом Осмотра. И всё, что следователь собрал и присовокупил к материалам уг.дела после Акта о возбуждении дела как бы автоматически приобретает статус доказательств. А всё, что поступает в то же уг.дело со стороны, в том числе любые материалы, собранные, сформированные до возбуждения дела, даже самим этим следователем (тем более другими должностными лицами или гражданами, организациями) – все эти поступления присоединяться к делу могут только через специальные процедуры и решения об этом – Постановления о признании и приобщении. Вот о необходимости выполнять это условие у расследователей всякий раз отшибает память. Профессиональный склероз, которому все возрасты и должности покорны. Во всех известных мне делах процедур приобщения в отношении поступивших извне доказательств не осуществлялось. Тогда все эти протокольно-осмотровые сведения оказываются недопустимыми. Когда я в эти обстоятельства тыкал в харями следаков, те нервничали весьма. Как-то сия данность не утрясается в их головушках, уже привыкли к сложившейся издревле практике. Но призадумывались. А судьи, в ответ на такие же укоризны, пытаются оправдывать ситуации тем, что создаётся двойная непреодолимая вилка: возбудить дело невозможно без осмотра / осматривать в следственном порядке тоже нельзя без возбуждения дела(?). Но это ваши проблемы, уважаемые мусора! Не лепите горбатого: приобщайте протоколы осмотров в установленном порядке, как это предусмотрено для всех внеследственных приобретений. Ну, а как вам быть с необходимым (вне)процессуальным участием тех же понятых, с осуществлением каких-либо процедурных мероприятий и принятием решений одновременно неизбежных Осмотру? Что ж, вашим патронажем этот Закон сочинён, вам его и корректировать. А, вообще-то, в Кодексе уже имеются полезные «лазейки» – следуйте им. А тебе, курсант, по секрету скажу (только не гу-гу никому): мусора по инерции практикуют старые приёмы по УПК РСФСР, а в новые ворота (правила УПК РФ) до сих пор (это с 2002 года!) не вписались. Жир мешает, сноровка не та.
7.1.1. Мотивация. Как и любое иное процессуальное решение, Постановление о ВУД должно отвечать требованиям обоснованности и мотивированности (статья 7 УПК). То есть, в этом решении должна существовать основательно-мотивировочная часть, чьё призвание – с достаточной полнотой отражать те фактические и правовые основания и те мотивы, опираясь на которые следователь пришёл к выводу о наличии признаков преступления, о необходимости расследования и преследования конкретного лица (если дело возбуждается против данного субъекта).
Однако статьями 140 и 146 УПК содержательность этого решения определена несколько иначе: в Постановлении о ВУД подлежат приведению поводы и основания, а мотивированность не упомянута как должное. Здесь поводы должны пониматься как объективные причины по вопросу: почему принимается данное решение, в таком его виде и содержании(?). На первый взгляд смысловая нагрузка у «поводов» чудиться слитной с «основаниями» и «мотивами». И те, и другие вроде бы озабоченны причинностью. Однако сам Закон в ст. 140 уводит поводы в русло формальности – в Постановлении должны быть лишь минимальным разрядом указаны какие-либо из поводов, перечисленных в самой этой норме. В их числе: 1) Заявление о преступлении; 2) Явка с повинной; 3) Сообщение от «иных» источников о совершённом или готовящемся преступлении. В практическом применении следователи считают достаточной ссылку привести на один из этих поводов, вернее – формально указать на его наличие. Возьмёшь любое из таких решений, а в нём, например: «Согласно Рапорту (такого-то) органа, там-то и там обнаружено то-то с признаками преступления…». И никаких собственно от следователя его мнений, доводов и выводов (мотивов и оснований) в отношении данного «сообщения». При этом, как не трудно заметить, сторонние от расследования лица сообщают не просто о деяниях с признаками противоправности в них, а заявляют их юридическую оценку, квалифицируя преступлениями утвердительным вердиктом. Не много ли пуху на себя накидывают?
Много. Предварительное суждение о преступности каких-либо действий (бездействия) вправе высказывать только орган расследования, а квалифицированно решать об этом – только Суд. А куда же заинькам деваться, когда сами перечисленные в Законе поводы-сообщения, судя уже по их нормативному наименованию и предметности, должны содержать сведения и доводы о деяниях именно с утверждением о наличии преступных свойств? И с формальной точки зрения, если в этих сообщениях будет отсутствовать прямой указ о «преступности», то оные не соответствуют требованиям УПК, со всеми вытекающими последствиями недопустимости.
В то время, как утверждения о чьей-либо причастности к совершению преступления и о виновности сливаются в смысловом значении – одно подразумевает другое, – то и сообщения о совершении кем-либо преступления, даже по «явке с повинной» самого совершителя о собственных преступных действиях – это угроза нарушению ПН. Ну, сам прикинь. Условие ПН: Никто не вправе считаться (быть признанным) виновным в совершении преступления до тех пор, пока… Это условие первозначно. А в том же Заявлении о преступлении, когда речь в нем прямым текстом идёт не просто о факте противоправных действий, но о конкретном совершители этих действий, где фактически не то чтобы выдвигаются предположения, а утверждается – так считает автор обращения, в какой-то степени этим и признавая чью-либо виновность. А сообщение это – не Приговор, а автор тот – не Суд.
Что означает «заявление (сообщение) о преступлении» в свете отсутствия должной компетенции у заявителей (сообщенцев)? Подобные обращения со стороны «потусторонних» от мусоров лиц и организаций изначально являются ничтожными в виду отсутствия у них полномочий давать юридическую оценку каким-либо событиям и действиям в утвердительной форме по их криминальному характеру. С другой же стороны, по аналогии с понятием «доказательство», любое заявление или сообщение – это конкретные сведения документальные о фактах и обстоятельствах. Стало быть, существо этих сведений, явившихся побудительным началом, пусть кратко, но должно быть раскрыто в Постановлении о ВУД в качестве «повода». Чтобы любой оценщик мог определить степень законности Постановления по критерию «поводность». Отсутствие в нормах, регламентирующих процесс возбуждения уг.дела, прописной обязанности указывать мотивы решения не освобождает орган расследования от изложения мотивов в силу главенства положений статьи 7 УПК о содержательной форме любого решения. Когда ты жало своё запилишь в Постановление о ВУД и не обнаружишь в нём мотивировок, улыбнись ехидно и заяви о незаконности данного акта.
7.1.2. Основания расследования и решения о возбуждении дела.
Природа не терпит хаоса, всё в ней стремиться к равновесию, ищет привязки и стремается вмешательств. Это непреложно даже для неестественного, то есть придуманного людьми процесса судоскотства, где всякому действию и решению требуется своя балансировка и опора – основание. Постановление о ВУД является фундаментальной основой всего расследования и формально-обязательным поводом для его начала. Постановление о ВУД, как маршрутизатор с навигатором в одном бидоне, задаёт направление, темп и рамки расследованию. Расследование не может соскочить с этой планировки, тем более осуществляться без и вне такого фундамента. И само «возбудительное» решение бездыханно без претворения заложенных в нем директив и условий – без проведения результативного расследования. А это, кроме прочего означает: какой состав преступления по выявленным изначально признакам задан к расследованию в Постановлении, такое деяние и должно оставаться предметом всего дальнейшего обсуждения. Кто определён в Постановлении сопричастным к совершению данного преступления (если определён), в отношении только того и может вестись преследование в дальнейшем. И если выводы о составе деяния или круге сопричастных к нему лиц меняются – то ли выясняться признаки иного состава, то ли их совокупность, то ли отсутствие как таковых действий вообще или их не криминальный характер, то ли сопричастность других лиц, – любые такие перемены требуют пересмотра самого Постановления о ВУД для продолжения производства, переориентации вектора расследования. Понятно, что новые направляйки уже не будут опираться на прежнее Постановление, им подавай свои сваи. Скида;й лыжи, встаём на крыло! А пересмотр Постановления о ВУД может быть осуществлён путём или принятия нового Постановления или внесением в уже существующий дополнений (изменений), опять же, с приведением мотивов и оснований этому. То есть, любые корректировки фундамента облагаются соответствующими решениями при достойных объяснениях. Без чего всё дальнейшее производство лишается надёжности. Единственно не требуются подобные коренные пересмотры, когда изменениями усекаются составы в сторону смягчения, пусть и заменой на тождественное деяние или с уменьшением круга преследуемых лиц.
7. 1. 3. Вторым условием возбуждения дела является наличие основания для самого возбуждения (смотри статьи 140.1, 146.1 УПК). Не оснований, а основания – одной подпорки, значит. Таким основанием принимается «наличие достаточных данных, указывающих на признаки преступления». Разреженность формулировки относит установление факта наличия (или отсутствия) основания к субъективному мнению следака, и он свободен в выводах: имеются в наличии «данные» или они отсутствуют; достаточны ли эти «данные» или недостаток в них; о достатке «данных» в свете их количества или по качественному критерию; о том, указывают ли эти «данные» на признаки преступности или не указывают, и действительно ли признаки наличествуют в обозримых приметах и характеристиках деяний. Фактически же, опираясь на любую произвольную информативных данных следователь решает каждый из таких вопросов «да – нет» своим усмотрением. И это законные его вольности – легальные полномочия такие. Во власти следака в каждом случае «независимо» считать о наличии оснований там, где их нет и в помине, и наоборот, отрицать основательность при очевидном её существовании. Обрати внимание, Закон здесь использует абстрактное понятие «данные», а не «доказательства». Эти подтверждает наше более раннее мнение, что до возбуждения уг.дела с вынесением Постановления об этом ещё нет и не может быть доказательств. Значит и сведения, полученные по осмотру прежде принятия Постановления о ВУД, будут содержать только «данные», а для придания им силы доказательств требуется признание их в таком качестве и применение процедуры приобщения по общим правилам.
Сообразно размытости общего понятия «основание», неоднозначны и составляющие его определители. Что позволяет понимать нормативную формулировку, так как член на губу ляжет. Ну что это, скажите люди добрые, за «данные» такие. Можно догадываться, что подразумевается некий информационный массив, данный кем-то кому-то. Но в отсутствие чётких характеристик, следаки могут ограничиться не совокупностью источников с «данными» (информацией), а лишь одним источником таким; не совокупностью сведений даже по одному, а одним информационным предложением (фразой) внутри одного источника, вплоть до единственного междометия; могут не придерживаться документально-письменной формы изложения и фиксации, а пользоваться натуральными устно-речевыми сообщениями, например, от оперов или даже от собственного «внутреннего» голоса. Почему нет? Ведь норма не ставит условий, что «данные» должны даваться только со стороны и только следаку. Кто бы кому каким образом чего не дал, объект такой передачи – это тоже «данные».
И как в случае с «поводами», следаки не спешат раскрывать внутри Постановления о ВУД содержание «данных», не обсуждают их достаточность для целей принятия решения. Мусора ограничиваются кратким формальным воспроизведением положения (текста) нормы, так и указывают: «имеются достаточные данные, указывающие на признаки преступления». На этом «стоп», и тем самым указывается не основание, а только на факт его наличия. Соответственно, в Постановлении не обсуждается, какие именно данные указались мусорам по тем, непонятно каким «данным», но грубо выводится по этим таинственным признакам состав преступления через цифровое обозначение статьи уголовного закона (например, ст. 105 ч.1 УК РФ). Развёрнутого описания по содержанию совершённого деяния мы последовательно не обнаружим. Разумеется.
7. 1. 4. Третье дополнительное условие для вынесения Постановления о ВУД – наличие согласие прокурора (а иногда и начследствотдела). Не так давно без прокурорских согласий не могло быть возбуждено ни одно уголовное дело. Сейчас несогласие прокурора может стать препятствием возбуждению только дел публичного и частно-публичного производства.
Напомнимся. Две указанные категории дел касаются строго ограниченного числа составов преступлений небольшой и средней тяжести, в числе которых неквалифицированные причинение лёгкого вреда здоровью, побои, изнасилование и некоторые другие, что перечислены в части 3 ст. 20 УПК. А отличительной особенностью таких производств является то, что возбуждаться они могут только по заявлению потерпевшего. Но, как видим, заявления терпилы может и не потребоваться, так как правила статьи 20 УПК об этом оговорены специальной «согласительной» нормой: и без заявлений дела указанных категорий могут быть возбуждены мусорами с согласия прокурора. Следует заключить, что через такие отступления данные категории дел утрачивают свой «частный» характер и перемещаются в публичный ряд.
Я изначально предупреждал тебя, что не расположен обсуждать «мелочёвку», поэтому и здесь не стану углубляться в проблемы расследований по делам малой категории. Хотя и по вопросу «согласий» прокурорских присутствуют интересные моменты, и «исход крупных дел часто зависит от мелочей», а ограничусь следующими замечаниями.
Ни Закон о прокуратуре, ни УПК, не предусматривают в качестве процессуальных правомочий прокурора – участника судоскотсва такое действие, как «согласие» (так же как и «утверждение», которым закрепляют юридическую силу Объебонов). Как это ни странно «согласие» не прописано в числе статусных функций этого участника в статье 37 УПК. Со значительной натяжкой согласительную функцию можно подвести под круг полномочий по обобщающей норме пункта 16 части 3 этой же статьи с её призрачной взаимосвязью с «нашей» нормой о соглашательстве.
Однако «полномочие» означает наличие полных мочий (возможностей), вся полнота которых обеспечивается только через прямую прописку в УПК данных функций в числе прав и обязанностей. Соответственно, при отсутствии в перечне по статье 37 УПК прямых указаний на право (обязанность) прокурора давать согласие (соглашаться, не соглашаться), эта функциональность не обладает свойством полномочности.
7. 1. 5. Поводы. Из грязюки и воды месят люди поводы.
Поводами понимаются те движущие и направляющие силы, что ведут, должны привести и приводят к чему-либо (желательно пушистому и удобоваримому). В нашем случае такой силой выступает информация о криминальных фактах и обстоятельствах – она и становиться поводырём к выводам и решению о необходимости возбудить уголовный процесс (дело).
Все перечисленные в УПК поводы для ВУД – заявление, явка, сообщение – ядром своим имеют информацию о преступных признаках. Такая информация является внешней, то есть поступающей к следаку (дознавателю) извне, от каких-угодно посторонних источников, даже являющихся сторонними правоохранительными органами по отношению к титульному получателю. Закон ни коим образом не ограничивает круг лиц – допустимых информаторов, и им может стать всякий гражданин или организационная формация. Обычное дело, когда сообщения о преступлении поступают от оперов или когда прокурор «спускает» в следственный орган полученные им обращения. Вот же и суд может нечто преступное выявить из материалов в ходе рассмотрения дела, и суд также вправе (право, которое сродни обязанности) поставить эти факты на вид органу расследования и прокурору. Малолетний возраст, психическая хворь или анонимность – и эти факторы не препятствуют выступать в качестве информаторов.
Явка с повинной по сути является разменной монетой и товаром одновременно. При изначальной грошовости и нарастающей девальвации доказательственного значения такого рода сведений мусорами искусственно задрана и удерживается высокая ценностная планка этих сведений, в том числе и как «по;водных» сообщений. Явка с повинной в любой ипостаси давно и прочно стала предметом спекуляций. Ростовщики от ментуры с помощью Явок несчесть сколько нашего брата развели по долговым ямам и забоям. И многие овцы, в своё время купившись на такие облигации, наивно тешат себя мыслью, что этим добились послаблений участи, искренне верят с подачи мусоров, что им выпал счастливый билет, и не догоняют, что именно через этот размен и лишились свободы, а вообще-то на том пароме могли бы прокатиться «зайцами», и, будучи даже скинутыми за борт, всё же выйти сухими из воды. Ну, или с едва подмоченным хвостом.
Уголовный закон предусматривает Явку в качестве смягчающего вину обстоятельства, значительно сужающего ответственность (статьи 61, 62 УПК). Требования об учёте Явки и применение поблажек загадывались, вероятно, как поощрительные меры. Эти требования жёсткие и неотвратимы в отличии от ситуаций по схожим иным формам покаянных обстоятельств, например, обычного признания вины и раскаяния на следствии или в суде. Традиционно, наличие Явки является неким бонусом и обязывало суд обыгрывать наказание на понижение. (Правда никогда не были ясны те величины, от которых производилось отсечение, как и те размеры, которые подлежали вычленению). Следаки через оперов усердно раскручивали «явочный» механизм, посредством оного фактически вымогали признания для облегчения расследования в обмен на послабления. Такой приём, по мнению овец, срабатывает безотказно и взаимовыгодно. Даже на этапах, когда расследование по делу шло полным ходом, мусора достоверно установили совершителя преступления, а то и предъявили ему уже обвинение. Увы, личное признание остаётся негласной «мамкой» доказательств, обвинительные выводы не воспринимаются до конца убедительными без личных признаний, и только через них и возможно (осенней) порой установить и подтвердить важные обстоятельства по делу. Более того, только посредством Явки и обосновывались привлечения «невиновных» бомжей и прочей черни, когда и Явки добывались по договорённости или обманом, или внагляк, или физическим воздействием. В то же время и действительные виновники, понимая свою разоблачённость, могли сколь-угодно долго «бегать» от «правосудия», располагая такой заначкой. Приобретя со временем купчее свойство, Явки стали предметом торга, которые можно было приобрести по сходной цене, а сделки оформлять «задним числом». Разве не прелесть?
Верховный Суд несколько обломал эту практику. Первой скрипкой кипиш устроила Прокуратура на почве её дрязг с отделившейся «дочкой» – Следственным комитетом. Милые бранятся – только тешатся. Но пострадала-то от этих усобиц, как это у нас привычно и происходит, третья сторона. Кто ты думаешь? Верно, – сторона защиты, которую фактически лишили явочных привилегий. Нормы Закона остались как бы не тронуты, но через жеванину Верховных иезуитов – борцов за чистоту Веры в справедливость – были переосмыслены положения о Явке с повинной в её смягчающем значении и по порядку применения. Думаю, не лишним будет эту тему усерднее взлохматить.
Закон сформулировал суть Явки с повинной так: добровольное сообщение лица о совершённом им преступлении. Казалось бы, простая конструкция. Добровольное – значит, без принуждения, по собственной «доброй» воле, искренним побуждением и инициативой самого совершителя. Тот, кто совершил, тот и заявляет, и заявляет о том, что сам совершил, а не бабушка его. Тогда, допустим, если в одном месте и время Коля шмонал хату, а Петр душил хозяина, то «добровольное» сообщение Николая в его «Явке с повинной» о действиях Пети Явкой-то и не могут считаться. Так? Ведь Коля в данной части «признаний» живописует не о том преступлении, что сам совершил?
Проблематично добровольность установить со всей достоверностью. И состоятельно ли такое рвение вообще? Знавал я много дел, в обороте которых кичились глянцем Явочки, общался напрямую и с «явочниками» тех дел. Странно, но ни в одном случае добровольность не обнаружилась. Даже если какой овен и пытался словом своим утверждать мне об искренности своих эманаций, раздербанив его суходум, выяснялось либо его заблуждение в волевых движках, попытки оправдать терзания в минуты слабости душевной и потерянности, либо правовой расчёт, без разницы какой подсказкой. По всему выходило грубым межеванием (по состоянию на 2000 – 2005 годы): 50% – явки выбиты силой; ещё процентов 30 – через запугивание и обман; на остальную двадцатку случаев выпадают намеренные акции самих «виновных», но в свете благоприобретений, а никак не позывам сердечным. Каждый конкретный случай, конечно, не мог быть отнесён строго к одной из этих категорий, они всегда были симбиозом причин в той или иной пропорции. Например, часто на смену избиению следовали запугивание и уговоры. Процент я вывел из степени влияния какого-либо из факторов, как решающего повода Явиться (не выходя из кабинета). Из чего складывалась расчудесная по;водная цепочка: у одного повода – Явки с повинной имелся свой повод – побуждение к самой Явке, у которой, в свой черёд, также обнаруживались поводы. И так – до реликтовых глубин причинно-следственных гирлянд. Красотища!
Правда, проплывали два человечка, кто действительно заявились к ментам как бы по доброй воле. Редкостные трагедии: брат братана завалил в пьяной зарубе, а другой мужичок после ссоры едва не спалил свою бабу в доме. Знаешь ли, и в этих случаях на поверку оказалось, что оба теперь сожалеют о Явках своих – нет, не о покаянности истинно-душевной, что называется «по совести перед собой и богом», в чём они действительно винятся по случившемуся и вера чувствам этим есть, – а сожалеют они о публичном покаянии перед лицом мусоров и каких-то там «общества с народом». Плюс ко всему, эти оба дядьки всё же оглядывались на неминуемость разоблачений. А такая «задняя мысль», ой как подмачивает доброволие, согласись.
Добрая воля – воля злая… Добровольность сама по себе вполне абстрактная штуковина, выдумка людей. И как не существует в Природе ни добра, ни зла, так чужда Миру и добровольность; за всякой волевой установкой стоит тенью и доля порочного умысла. Но это мы полезли уже в философский котёл натощак. Кратко: чистой и ясной добровольности в желаниях и действиях (бездействии) людей не бывает. Не верю. Только вот не надо эту жижицу разводить, типа «по себе людей не судят…». А по кому мне, по тебе что ли судить? Окстись.
«… о совершённом им преступлении…». Известный постулат: незнание Закона не освобождает от ответственности за его нарушение. Когда латинские работорговцы сочинили такую уловку, они знали, что рабство не истребимо, они здраво понимали, что в среде плебса всегда есть место индивидам, не ведающим о существовании некоторых правил, о дейстующей системы запретов и мер ответственности, и такие обстоятельства незнанки не должны послужить оправдывающим фактором, но и предположить не могли, сколь долга уготована популярность ловким их приёмам, позволяющим гнобить пипл. В любом случае такое положение принималось исключительностью и огрехом. Наши же иерархи по своему обыкновению отымели данный принцип во все влажные щёлочки, по-сути формализовав всякую обязанность прилагать максимум усилий к правовому просвещению масс, и орды московитов не ведают о существовании многих уголовных запрещений или заблуждаются в их содержании, и, соответственно, не способны добросовестно соизмерять некоторые свои действия (бездействие) с прописными нормами поведения уголовного порядка. И если любой из нас, не считая детей и конченных деблойдов, способен в силу общих знаний и воспитанности идентифицировать очевидно криминальными такие действия, как причинение смерти или вреда здоровью, тайное хищение или сексуальное насилие, то многие иные, как, например, незаконное лишение свободы (ст. 127 УК), когда, допустим, родственного человека держат взаперти, пытаясь таким образом пресечь его доступ к наркоте и употребление зелья, или незаконное проведение азартных игр (ст. 171.2 УК), когда, тоже допустим, компания знакомцев собирается вместе перекинуться в «преф под интерес», или уничтожение лесных насаждений (ст. 261 УК), когда после «шашлыка» на природе лес погорел к херам собачьим, – эти и множество других действий могут и не восприниматься преступными (А чё, нельзя что ли?). Иные действия в силу сложившихся традиций и ментальности, как например, пьяная драка из-за самки на дискаче (хулиганка + вред здоровью), лихая прогулка на тачке знакомого без разрешения (угон), секс с женой, но без её согласия (изнасилование), свободная охота и рыбалка «где хочу» (незаконный промысел), и иже с ними – такие осознаются законными вполне. Я уже не касаюсь сложных составов и тех, которые трудноотличимы от нарушений административного или гражданско-правового порядка. Но несмотря на такие обстоятельства, норма о Явке нагнетает условие, что явочник во всяком случае должен сообщить именно о преступлении. Иными словами, заявитель – не имеющий уголовно-отраслевых познаний в деле квалификации деяний обыватель каким-то образом должен ясно осознавать, его случившиеся действия не только противоправны, но являются преступлением – запрещённым составом по конкретной статье Особенной части УК РФ. Может быть, конечно, обыватель, имея подозрения о негативности своих действий, предварительно обратился за консультацией в специальное юридическое агентство, и те поставили его поведению безапелляционный диагноз? Может быть. В этом царстве проклятых кашеедов всякое может быть.
Сдаём по зеркалам задом к норме о Явке (ст. 142.1 УК). Первой составной она формулирует повод как «заявление о явке с повинной»; второй – как бы раскрывает его сущность – это, видите ли, «добровольное сообщение лица о совершённом им преступлении». Значок «–» между двумя составляющими должен по идее означать их равенство, сущностное тождество, первое – суть второе. Однако требуемое равенство понятий в формулировках не соблюдено, понятийные части не равнозначны. В первом предложении заявление обусловлено повинностью заявителя, который должен бы на вину свою указать. А во втором, казалось бы равнозначном предложении, ничего подобного мы не наблюдаем. Здесь «сообщение» обусловлено только обязательной «добровольностью», и в этом – достаточное условие. Отсутствие же конкретного условия «повинность» у Явки, а на практике его и не стремятся соблюдать, фактически лишает саму Явку с повинной её исконного смысла. И кроме того, равнозначность составных формулировок может быть проверена через простую перестановку частей с вопросом: а означает ли одно другое или баланс не выдерживается(?). Тасуем и читаем: Добровольное сообщение лица о совершённом им преступлении – это Явка с повинной. Верно такое утверждение? Отнюдь. Не всякое такое сообщение признают Явкой с повинной. Об условии повинности мы уже сказали.
А вот некий добросовестный преступник добровольно сообщает о совершённом им преступлении, но, наперёд оговаривая своё сообщение «явкой с повинной» передаёт его по телефонной связи, письмом или изустно через посредника либо он «мылом / аськой / скайпом» направил информацию в ментуру. Разве это Явка, хотя косвенным образом явление и произошло? Зачерствевший рассудок отказывается воспринимать данный вираж Явкой. А фигли? Ведь запретов к такой форме передачи сообщения не прописано, и всем остальным критериям указанный порядок вроде и соответствует (не противоречит). Мусора, конечно, не преминут тыкнуть нам на положения части второй той же статьи 142 УПК о порядке подачи явочного сообщения в их взаимосвязи с положениями ст. 141 УПК, из которых, якобы, следует необходимость личного и непосредственного присутствия заявителя перед лицом правоохранки. Да только ничего подобного в этих нормах не прописано и не следует смыслом таких условностей. Нет прямых запретов – значит можно, пусть и в голове не укладывается. Ничего, со временем уляжется и утрясётся.
Другой мытарь добровольно сообщает о совершённом им преступлении уже будучи обвинённым в совершении такого преступления или когда заочно вынесен против него Приговор о его виновности в том же деянии. Формально – это Явка с повинной, а фактически же – нет, так как, по мнению мусоров, такая акция не обладает признаком первооткрытия.
В свете этих и некоторых иных проказ Явка с повинной давно являлась камнем преткновения и притчей во языцех. А ныне приткнулись Верховники языцками своими к камню тому и запричитали в пленарном заседании: Явку с повинной отныне допустимо принимать во внимание смягчающим обстоятельством только если о совершённом им преступлении человек заявил до того, как о том стало известно мусорам, и если сообщаемые сведения по обстоятельствам им совершённого совпадут с версией стороны обвинения, найдут своё полное подтверждение. Что ж, рациональное зёрнышко в этом было, пока в амбар шальным фугасом не угодило. Да, преступный человек может и не поспешить исповедаться в делюге своей, а попытается схорониться, особенно когда умышленно лиходействовал, или когда сдрейфил от содеянного, и, как любой из нас, не пылает страстью лезть под топор, посторонится ответственности и возмездия. Однако этого виновника вдруг взяли за шкварни прям на месте деяния или позднее он и сам допетрил, что разоблачён в причастности, что по следу его уже рыщут серые. Этот негодяй под бременем безысходности реальной, а то даже сам себе мозг свернув ложными домыслами, как придурок Раскольников, идёт сдаваться в плен. А опорным или одним из основных стимуляторов в этом «подвиге» станет для него то самое «смягчение» участи – Явка с повинной. Но львиная доля слабительного от этого достанется мусорам. Кому что, а им – гора с плеч при доказывании и выяснении обстоятельств, когда этому содействует сам виновник «торжества» (Магомед и гора шли навстречу друг другу). Особенно в случаях, когда очевидцев других кроме самого преступника нет, а иные источники свидетельств не объективны, спорны иль сомнительны. Тогда: и овцы сыты и волки – целки.
Иной криминальщик заявится с повинной и, не соизмеряя грядущих поступлений улик в распоряжение следствия, он сообщает не о действительных обстоятельствах преступности своей, он коверкает их, опять же, ради самоспасения. Менты и следствие настороже, научены кислым опытом. Например, умышленный убийца станет заявлять, что сам стал жертвой нападения со стороны терпилы и защищался или оказался в перевозбужденном состоянии (аффект), или только попугать хотел, а ружьё как шандарахнет; а крадун побожиться, что вещи нашёл в переулке или хозяин залогом их оставил; а барыга возопит о принуждении его к торговле зельем со стороны мифической банды цыган. Такие заявки на «мякиш» будут расценены неправдой в свете наличия других опровергающих доказательств и складывающейся картины происшествия по версии стороны обвинения. Из этого мусора заключают о фиктивности Явки и о мнимой повинности заявителя – повинности в посторонних, не существующих действиях, что виновник этим выгораживает себя, а расследование тянет в блуд. Но заметим: Явка-то уже документально состоялась к моменту расследования, она не может быть удалена из производства, остаётся в базе доказательственным материалом, пока в установленном порядке не будет признана недопустимой или недостоверной. Так же и принявшие Явку менты не вправе давать оценки в отношении качеств содержания Явки той, не полномочны какие-либо выводы из этого и резолюции постановлять. Кроме того, фараоны прибегают и к обыденному выколачиванию признаний из подозреваемых, и, как уже отмечено выше, надёжным средством первичного закрепления этаких саморазоблачений считают их документирование в виде Явок. Этой же Явкой и подозреваемого затем успешно баюкают, и вполне крепкое письменное свидетельство имеют на представление следакам, и сами через такой материал от себя отводят упрёки в насилии.
До поры до времени судейки не решались перечить союзной тактике ментов и следственных мусоров, а теперь Верховный Суд под стягом «тщательной проверки» позволил им придирками заниматься. Задирают Явки рашпилем против шерсти:
1. Добровольно ли? 2. О преступлении ли? 3. Сам виновный ли? 4. Ли-ли-ли?... Глубоко под эпидермис не рвут, поверхностными сведениями сытятся, естественно, если это на руку обвинению и чтобы имелся затем более-менее сносный объём обоснований принятия Явки ко вниманию или её отвержения. В частности, с лёту отшивают Явки по формальному признаку их заявления после начала расследования, когда мусорам уже, якобы, и без того всё по делу было ясно, должно было бы им быть понятно, или они неминуемо близки были к выяснению подробностей самостоятельным порядком, и обстоятельства открывались неизбежно. Отвергают те Явки, где человек описывает события деяния иным сюжетом, чем это усматривается мнением стороны обвинения. Вычленяют из рассмотрения такие Явки, которые исходят не от истинно виновного субъекта – не им начертаны и не с его слов или обнаружиться подложность подписей. Достаточно одних лишь сомнений у суда в добровольности, чтобы исключить Явку из перечня смягчающих факторов.
Но и на старуху бывает прореха: сами выводы о ничтожности Явки требуют обоснований – факты брака должны быть доказаны. Этим судьи как раз и не заморачиваются, их доводы (за редким исключением) голословны и опираются лишь на пустомельные доводы обвинителей; судьи следуют своим убеждениям, непонятно на чём основанным, но формально удовлетворяющим директивы свыше и интересы обвинения. А в отсутствие элементарного доказывания фактов и обстоятельств с Явками обходятся примерно, как в случае с Савелием.
В пылу пьяной брани Савелий, будучи шашлычником по призванию, ловко насадил на шомпол собутыльника. С каждым может такое случиться. Остатком разума усёк Савелий, что дело – дрянь, шуганулся и посайгачил по блат-хатам тревогу водярой гасить. Неделя, вторая долой. Савка отдуплился и решил сдаваться властям по внутричувственным своим позывам. Заявился он с повинной в РОВД и в форме Явки сообщил о содеянном «как на духу», ну, или почти так. Назначили судилище. Савелий полагается на смягчения, ссылался на Явку. А суд с подачи обвинителя болт ему показал: мол, явка-то твоя никчёмная, следствию и без твоих тормозных заявлений всё известно было, да-да, и о событии, и о причастности. Без протокола и такой мотив озвучили: Ты, Савелий, нам-то сейчас ко;зы не кривляй; ты ж осознал разоблачение и неизбежность кары, только будучи загнан обстоятельствами этими в угол, – вот и заявился, якобы, с повинением.
Здесь и в подобных случаях признак «добровольность» мусора опрокидывают тем, что не по своей воле и не порывом истого раскаяния преступник явился на милость суда, а напротив – вынужденно, так сказать, под давлением внешних факторов, а именно – под угрозой наказания, из-за невозможности уйти от правосудия и с низменным желанием смягчить ответственность через известный приём – через Явку с повинной, чтобы
Или бога задобрить, или дога забобрить, или лоха забрить.
Параллельно упрекают в помехах «нормальному» расследованию путём увиливания от незамедлительного и открытого участия в качестве подозреваемого (обвиняемого). Эту сказку от Арина Радионовна ещё в младенчестве Пушкину чесала. Довериться ей, так всякий совершитель должен сиюминутно пасть на колени и безропотно и своевременно отдаться на растерзание. В этом и есть великая мечта мусорюг, их истинное отношение к пиплу, пусть и преступившему закон, как к животине стадной. Их раздражают как отсутствие овечьей покорности, так и отклонения от неё.
– Но позвольте! – слышим возмущение Савелия. – С чего вы взяли, что я считал себя в угол загнанным, что боялся возмездия, что намеренно пользую акт Явки с повинной, и что не имел возможности и далее наслаждаться волей? Где доказательства всем тем словам, и как смели обвинять меня в трусости и не содействии собственным тиранам?
Так ведь прав он в своём протесте – нет у мусоров доказательств тем доводам, а только домыслы одни. Обстоятельства того, что намеренно скрывался от следствия, знал или должен был знать о подозрениях никакими свидетельствами не подкреплены, кроме брехни самих обвинителей. Сам Савелий в таком не открывался, а мысли его, если даже и зиждились на указанных чувствах, распечаткой не считаны. Тем более отвратительны упрёки в воспрепятствиях правосудию путём не сдачи себя в плен немедленно и открыто. Недвусмысленны в данном случае попытки нагружать вымышленными отягчающими обстоятельствами, сродни «скрылся с места происшествия», как при ДТП.
Абсурдны аргументы обвинителей и суда о том, что запоздалая Явка помощи расследованию не привнесла; и без заявления явочника всё прелестно обнаружилось. Дескать, обвиняемый в Явке не отметился искренностью о случившемся, а преподносит события только в выгодном ему свете, тем самым пытаясь выгородиться и создавая помехи расследованию. Мусора голосят в унисон: по заявлению Савелия, как и по последующим его показаниям он, якобы, совершил кражу «котлов» у потерпевшего отдельным умыслом, а умысел этот, мол, возник после причинения тяжкого вреда здоровью. Но сторона обвинения уверена в ином и поддерживает претензию в том, что единовременно совершено было совокупное деяние – умышленное убийство, сопряжённое с разбоем, когда обвиняемый учинил смертоубийство с вожделенной целью завладеть имуществом потерпевшего. Таким образом, обвиняемый в Явке сообщил не о том преступлении, которое им совершено наяву.
Слово Савелию:
– Но позвольте! – взревел тогда Савелий, освободившись от кляпа. – С чего вы взяли, что на время Явки я должен был знать о ходе и успехах расследования в установлении обстоятельств, тем более, что любые выводы обвинителей моих являются «предварительными» до окончания самой такой стадии расследования? И почемуй-то мои сообщения о событии непременно и во всяком случае должны совпадать с субъективной версией обвинения, когда те же доказательства не опровергают и мною изложенную фактическую сторону происшествия? И на чём основаны выводы, что имею стремление выгородиться и в блуд всех вогнать?
Правомерны недоумения савёловы. Ему бы только возмущения выражать не встречными вопросами на еврейский манер, но использовать утвердительную форму доводов о противном. Содействие следствию (активное) – оно образует самостоятельное обстоятельство смягчающего характера (статья 61.1. «и» УК РФ) и учитывается при назначении наказания в таковом значении. Содействие является правом, но не обязанностью защиты. Оттого и сопровождается такая деятельность поощрениями, но отсутствие Содействия отрицательных последствий не влечёт, бездействие в этом не может быть обращено против обвиняемого, ему в ущерб. То отдельный от Явки бонус. Любые заверения о достаточной осведомлённости сыщиков и о неких их достижениях в расследовании остаются пустопорожними, пока в пользу этого не будет представлено доказательств, например, таких сведений, что кто-либо реально посвящённый в ход и содержание производства по делу сообщил Савелию до его официальной Явки, что его разыскивают в связи с причастностью к совершению преступления в окончательно установленном составе этого деяния и при наличии достаточного комплекта доказательств против него. Но даже и это – не достойный аргумент, чтобы умалять значение акта «Явка», так как искреннее желание виновника (а Савелий – сама искренность в явлении своём) могло иметь место и до всяких уведомлений, а последнее, допустим, лишь усугубило его тягу и стремление каяться (вот и случай удобный подвернулся), укрепило побуждения к Явке. Более того, указываемые мусорами условия совершенно не согласуются с Законом. Нет таких оговорок и предписаний в правилах УПК, а мусорские перетолковки, типа «по смыслу положений…» в пользу указанного понимания правил Явки, как мы уже выяснили, – заурядный произвол, если те расшифровки не вывел Конституционный Суд или сам Законодатель. Верно?
Тем более чудны будут доводы стороны обвинения о посвящённости Савелия, когда информация по существу расследования не разглашаема, закрыта для публики в силу «тайны следствия», а только что заявившийся Савелий на момент своего заявления не покинул сегмента «публика», он не имеет прямого доступа к материальной части расследования, не может располагать информацией о движении и успехах по делу. Всё так – он ещё не облачён официальным статусом участника судоскотства. Исключение только ситуации, когда подозреваемого открыто, предварительно и напрямую уведомляют о факте начала уголовного преследования, характере претензий и содержании улик. Но часто ли на практике такое встретишь? Бывает. Когда обманом, что через Явку смягчат ответсвенность, добиваются показаний признательных. Обычным же приёмом, чтобы обозначит осведомлённость подозреваемого мусора в качестве доказательств выставляют всякие там Рапорта да показания оперов, из которых следует, что менты, якобы, посещали Савеловский вокзал, в домашней обители того не застали, но общались с его мамашей (соседкой, супругой, детьми), и через неё сообщили, чтобы тот срочным образом засветился в ментуре, так как «кранты» по нему сифонят. Хороши доказательства! Подтвердит ли мамаша такие обстоятельства, включая то, что она довела до сведения сыночка слова «гостей» в должном смысле сказанного? Разве родитель дал подписку в удостоверение таких фактов? Из чего залог или непреложная обязанность явствует у родственника или другого контактного гражданина, что непременно должны они последовать указаниям милиционеров, и сделали это адресно, в нужном объёме, со всей доходчивостью и рвением.
Аналогичный курьёз и в ситуации разброда версий о событии преступления. Конечно, если подозреваемый не отрицает полностью в Явке свою причастность, он вправе иметь и изложить своё видение случившегося, вправе оценивать события и своё отношение к ним собственным взглядом, знанием фактов и обстоятельств. Внешнее несовпадение информации от него и его же позиционирования в Явке с утверждениями стороны обвинения является лишь подстилкой для грядущего спора сторон и всесторонней проверки всех аргументов. Состязательность и этому этапу судоскотства не чужда, где сведения по Явке могут быть задействованы доказательством защиты. Ага? Тем более, что подозреваемый может быть и прав, даже несмотря на мнение «шведской семейки» – следака, прокурора и судьи. Кроме того, Савелий-овца – он не профи в тонкостях юридической оценки деяний по составам, как они предписаны УК РФ, он не способен квалифицировано определить в своих действиях, например, состав «убийство», «причинение вреда здоровью» или «изнасилование», разве что по наитию, и его сообщения «завалил, хлопнул, дал по шее, трахнул…» могут не совпадать с мусорской оценкой и вследствие неоднозначного восприятия речи. При том, что и использование самим Савелием юридической терминологии и понятий, типа «я его убил», в том числе и в виде согласного ответа на вопрос следователя или суда об этом не имеют решающего значения для самодостаточных выводов о юр. квалификации действий. Обычно же в Явке, кабы она не по принуждению дадена, не под диктовку легавую строчена, не обнаружиться много точностей и подробностей. Явочное сообщение скорее будет кратким и путанным, когда и заявитель-то ни нюхом, ни рылом об интересах мусоров. Так же и менты, принимающие Явку – в идеале они не полномочны на обстоятельное расследование. Всё проясниться позднее, когда город уснёт, фонтаны увянут, и случится первый допрос производственным следственным выяснением обстоятельств, в том числе в канве обсуждения информации по Явке. Однако даже факт не подтверждения или полного отрицания всего того, что заявлено в Явке, сведениями по показаниям – такой расклад сам по себе ещё не повод Явку, как акт, отвергать. Это может быть только смена или уточнение позиции, когда при Явке психическое отношение «подозреваемого», как и общее содержание его явочных сообщений были в корне иными – искренними и правильными. И, заводя старую шарманку: Закон не содержит условий о юридической силе Явки только для случаев совпадений информации по ней с версией мусоров по обвинению. Это побочные и более поздние измышления. Так и скажи серогорбым.
Вспорем, курсант, кривую заплату. Явка – это акт повинности, и он значим и самодостаточен самим фактом этой повинности на момент волеизъявления и вне зависимости от дальнейшей позиции заявителя по делу. Явка не утратит значения и в случае крайней скупости повествования в ней (Заявляю, что всё случившееся там-то и тогда-то – моих рук дело), и при вариантах подробностей в посторонних рассказках (дайте человеку выговориться). Повинность – вот ключевой сущностный признак, который вытекает из самого определения акта «Явка с повинной», когда посредством этого демарша человек, следуя личному чувству раскаяния, желания раскрыться в этом, с сожалением о случившемся или даже без такой слюнявой подоплёки, но по долгу, совести, праву, воспитанию или же наущению со стороны, разоблачает себя в качестве истинно виновного лица. Проще говоря, посчитал необходимым – явился и указал на свою вину без всяческого бремени объяснять причины данной явки. При этом, самоизобличение виновности ещё требует для придания ей юридической силы специальных удостоверений, например, от специалистов-психиатров, в виду того, что всякий психический аспект поведения требует собственных исследования и доказывания. Рядовой овен не в состоянии дать должную оценку своему психическому состоянию. Действительно, заявление о виновности в убийстве может и не подтвердиться, например, в силу наличия признаков неумышленности или того же аффекта в действиях, повлёкших гибель. Законодательные положения о «повинности» тяготеют в понимании своём к замыленному «причастность». В таком формате «повинность» явившемуся и заявляющему о себе предлагается отождествлять с природой событий и последствиями в том числе от его действий (бездействия).
А судебные практики прут напролом, наступая на собственный х. и сжигая худые мостки за собой. И никого не попишешь. Не верх ли цинизма: достопочтенные господа мусора признают ничтожность Явки с повинной в качестве смягчающего обстоятельства, допустим, из-за обнаружившихся разногласий в изложении обстоятельств дела, как они представлены в Явке, с теми, что признаны «достоверными» версией следаков. Одновременно с этим, ту же Явку, вернее – сведения по ней, по большей части выборкой и стеснения применяют в качестве доказательства виновности. Далее такое доказательство приводят изобличающей уликой в Приговоре, сопровождая мотивом: да, в Явке указано о другом преступлении, но этим заявлением де-факто обвиняемый косвенно подтверждает свою причастность к тем событиям; как минимум, он согласен, что в указанное время он находился на месте происшествия и был активным участником злодеяний.
Мухтары, фу! Дважды одним куском не наешься. Вы или признаёте Явку достоверной и допустимой, и отрабатываете её по-полной, или сволакиваете на «задний двор» в целом. Или-или. Двояких да взаимоисключающих вариантов обращения с Явкой не дано. А иначе, что твориться? Как доказательство Явка заигрывается по базе обвинения, и возможно именно эти сведения решающим образом склоняют чашу весов против обвиняемого. Значит и использована Явка должна быть всесторонне, в полную силу – при значении и смягчающего обстоятельства также. И наоборот: нет Явки, как процессуального факта – вон из процесса рассмотрения и сведения по ней!
Та же хрень, если Явка заявлена в самом начале следствия, тем более если инициировала его, после чего «кителя» пускают наглючку о её незначимости для блага расследования. То ещё разобраться нужно – сколь бы эффективно и поступательно двинулось следствие во всём своём безобразии, не объявись повинная, которая всё это время имелась в виду при решении многих вопросов производства по делу. Истинно говорю: второе седло корове не обуза.
Соответственно сказанному, подозреваемый должен быть готов ко всем бесовым пляскам вокруг Явки, и пресекать на корню подляны мусоров превентивными действиями. Саму же Явку, если приспичило воспользоваться такой акцией, желательно излагать крайне сжато. Например, если речь идёт о досужем разбое можно ограничиться пенкой: По полудню поза-поза-позавчерашнего дня у проходной рыбзавода им. А. Челентано участие принял в потасовке с гражданином, обутым в жёлтое пальто, по итогам которой я его одолел и отнял в свою пользу имевшиеся при нём некоторые ценности, а именно: куль с деньгами, морской бинокль, честь, часть здоровья и пальто жёлтое тоже; жестоко сожалею о случившемся; кажись я был не прав. Примерно этак, но в сорок слов короче. Всякие подробности тебе представится возможным донести уже следаку на допросе, а до того будет временна;я пауза, чтоб вздохнуть, всё обмозговать и решить, что говорить и сказать ли вообще. Здесь и дорожка для отступления и площадка для прыжков в сторону, когда и позицию можно сменить или подправить её несколько, вовсе отречься от сказанного, а вместе с тем не дать мусорам простор для домысливания.
Не дружен с краткостью, страдаешь словесной диареей? Что ж, можешь не сдерживать себя, а представить широкую и живописную панораму случившихся приключений, составив рассказ о многих страницах. Будучи насыщено посторонним, путанной мыслью, противоречивыми, вплоть до взаимоисключений сведениями, такое сообщение так же оставляет пути для «уточнений» твоими дальнейшими пояснениями в любую из смысловых сторон. И если в первом варианте ты будешь как бы обряжать скелет из бабушкиного шкафа в платья по своему усмотрению, то во втором, наоборот – освобождать это химеру от нарядов, под которыми, в конце концов, скелетона может и не оказаться, а так – контурная фрамуга.
Четвёртый отказной довод: Явка, мол, не сообщает новых обстоятельств, не известных органу расследования к моменту их заявлений, а потому такая Явка не заслуживает внимания. И этот претензионный довод сумасброден весьма, так как и подобных ограничителей Закон не содержит. Ну, верно, неоткуда заявителю знать о глубинах осведомлённости сыскарей и негде искать ему сведений.
Пока мы тут с тобой ботвой давимся, вопрос поступил из зрительного зала: а можно ли дополнять или изменять Явку позднее? Хороший вопрос. Я с такими ситуациями не сталкивался, но видится мне, что такой процесс возможен, как минимум, препятствий не вижу нормативных к этому. Интересно, как отреагируют на такой ход мусора – можно предположить только, что всевозможные резисторы включат свои.
Так-с, для начала вообразим ситуацию: ты заявил Явку с повинной; что-то в ней не указал или указал не корректно, быть может даже намерено исказив факты в свою пользу; мусора же со своего насеста смогли раздобыть весомые улики, опровергающие сведения по Явке и, соответственно, позволяющие признать эти сведения недостоверными или даже недопустимыми, либо вообще обнаруживаются поводы признать Явку незаконной; такие обстоятельства несут угрозу исключения Явки из числа доказательств (защиты) или отказа от неё, как «смягчающего» акта. Тебе оно надо? С другой стороны, Заявление о явке с повинной – это Обращение, и как на всякого иного вида процессуального обращение (другое заявление, жалоба, ходатайство, возражение…) на Заявление о явке с повинной должны распространяться все режимные условия процедурного оборота. А такие условия, кроме прочего, включают права заявителя дополнять своё обращение, изменять его предмет или основание (доводы) и даже, чёрт побери, отозвать это обращение – то есть, снять его с рассмотрения. Одно их ограничительных правил здесь: такие перфомансы возможны лишь до начала рассмотрения обращения по существу поставленных в нём вопросов той инстанцией, которая полномочна принимать по данному обращению резолютивное решение. Бздык… На этом месте спотыкаемся на некоторые проблемы. Явка-то твоя имеет некоторые отличительные особенности.
Во-первых, так уж повелось, что форма Явки не предусматривает предметной части в ней, иными словами – Явки не содержат требований (просьб) заявителей, направленных к гос.органам о принятии каких-либо решений или осуществлении ими действий в связи со всем заявленным. Форма Явки традиционно ограничена одним лишь сообщением о фактах и обстоятельствах. Следует отметить, что с 2003 по 2007 годы существовали спец регламентации (главы 56-57 УПК) об использовании строго установленной формы бланков (формуляров) всевозможных процессуальных документов. В числе прочего, и для Явки предписывалась протокольная форма фиксации такого заявления, когда это обращение обязано было оформляться протоколом, составляемым ментами с явочным заявлением внутри него. Слава Перуну, норму о протоколировании Явки аннулировали, но менты от прежней практики не отошли и настаивают, что Явка-де обретает юр.значение только при соблюдении протокольной формы, а исключение из Приложений к УПК образца бланка – это лишь освобождение от обязательного форматирования и структуризации данного документа – Протокола. Такое мнение позволяет им считать, что собственноручно исполненное Заявление о явке без составления Протокола не является допустимым. Брешут, конечно, так как нет подобных ограничений и условий, а явиться с повинной можно и через Skype. Ведь Явка с повинной – это в первую очередь поведенческий вкт человека (словом, действием), и только вторым порядком – это документ закрепительный. Но, как бы то ни было, отсутствие предметности в Заявлении оставляет такое обращение во взвешенном состоянии, позволяет в порядке бюрократического произвола и по формальным причинам его не рассматривать и не принимать по нему мер процессуального реагирования, кроме обсуждения его «поводного» характера. Нет требований – нет и удовлетворений по ним. Сигать через ямы должен сам заявитель, – кто вправе отжимать из явки все соки, кто вправе не только настаивать на значимости изданной им Явки, но и должен бы сопроводить своё обращение необходимыми требованиями, как то: требую рассмотреть Явку; провести проверку; возбудить уголовное дело; приобщить в качестве доказательства; признать смягчающим обстоятельством. Только при выполнении таких условий Явка обретёт все сладкие качества Обращения, позволяющие гармонично впендюрить её в производственный процесс и полноценно вмешиваться в её редакцию.
Во-вторых, всякому «нормальному» обращению полагается свой адресат – тот субъект, кто компетентен и обязан его рассмотреть по существу и принять резолютивное решение (осуществить действие). С этой смотровой площадки глядучи, мы обнаруживаем, что наша Явка является не вполне «нормальным» обращением, точнее – вообще ненормальным, а ещё точнее – паранормальным явлением, как какой-нибудь бомж-домовёнок. Этот зверёныш мистичен: имеет три обличья, которые самостоятельны по значимости, сосуществуют триедино, но нередко конфликтуют промеж себя, могут следовать собственной судьбой. Здесь, как в былине с трёхглавым Горынычем, чьи бо;шки затевают спор, кому сегодня жопу подставлять Ильюше Муромскому, а потом выясняют, кто из них педик (Реликтовый жребий: кто голубее, тот и салка).
Итак, первое обличье: Явка – это повод к возбуждению дела; второе: Явка – это доказательство; третье: Явка – это смягчающее обстоятельство. Можно отметить и четвертый лик: Явка – это процессуальный документ.
В зависимости от этих проявлений маршруты движения и разрешения Явки ламинируют (расслаиваются). Явка, как повод к возбуждению уголовного дела, по настоянию тандема ментов и мусоров, заявляется в ментуру. Даже если ты напролом явишься к следаку или прокурору и рискнёшь на явочное сообщение, они тебя отфутболят к ментам. В этом проблема, но не о ней сейчас речь. Так вот, будучи заявленная ментам, Явка-повод ментами по существу не рассматривается, так как вопрос о возбуждении уг.дела и производстве расследования находится в компетенции только органов расследования. Функции ментов в данном случае сродни нотариальным – заверят твою личность, как источник сообщения, принадлежность сообщения твоим устам и добровольность акта. Одновременно этому менты становятся свидетелями Явки и в таком качестве резервируют себе активное участие в дальнейшем производстве, а дополнительной опцией могут прессануть «недобросовестного» или не сговорчивого явщика. Решение по Явке-поводу, рассматривая её, принимают мусора, хотя Явка изначально им не адресована.
Явке-доказательству тот же транзит через легавых уготован. Доказательственное значение Явки оценят, но лишь предварительно, следаки с прокурорами. А вот полную и окончательную цену этому доказательству даст уже суд, чьи выводы о допустимости, относимости и достоверности только и будут станут решающими. Суд и резолюцию постановит, в пользу какой стороны применить данные сведения и применять ли их вообще. Хотя, как сказано, ни одному из мусорских звеньев (следаку, прокурору или суду) Явка не адресована!
Заявленная изначально ментам Явка-смягчонка лишь негласно сопровождается вопросом о смягчении участи. Пройдя же этап расследования и сдобренная мнением сторон, Явка приобретает статус смягчающего обстоятельства, опять же, по решению суда. И эти многолики ужасно путают сюжетную линию нашего основного вопроса.
Третью особенность мы только что отметили внутри «во-вторых» – наличие у Явки доказательственной атрибутики. При том, что и доказательством рассматриваться Явка может двояко: как доказательство по обстоятельствам обвинения, и как доказательство самой Явки с повинностью.
В-четвёртых. Формализм – бич цивилизации, и если ты цивильный чел, гони бичей за 101-ый километр. Для Явки с повинной не важна внешняя оболочка, она существует наличием основных сущностных признаков. Пусть составленный документ называется «Объяснение» и он передан ментам на рассмотрение или документ называется «протокол допроса обвиняемого» и его получателем стал следак. Стала бы информация представлена до возбуждения дела, в ходе предварительного следствия или даже в судебном следствии. Что с того? Если этой информацией ты сообщаешь о неизвестных слабо известных мусорам обстоятельствах твоих злодеяний, а сообщаемые тобой сведения служат (могут послужить) поводом к установлению этих обстоятельств следственным производством и способствуют их же доказыванию и одновременно с этим ты выражаешь повинность свою – эти сведения несомненно будут являться Явкой с повинной. И тогда ты вправе требовать и добиваться полновесного их учёта именно в качестве Явки.
В связи с изложенным вот какая бяка получается: Да, Явку дополнить возможно и вполне допустимо. Но все изменения должны инстанционально передаваться на рассмотрение через коренного адресата – то есть, при традиционном раскладе, через ментов (хотя они и не принимают решений по Явке), а требования по зачёту этих изменений выставляются органу расследования или суду в зависимости от текущего нахождения первичной Явки в производстве той или иной структуры (хотя ни одна из них не значилась буквальным адресатом этого послания). В сопроводительном письме к этой доп-Явке ты, конечно, укажешь о сути и причинах нового обращения, о необходимости его перенаправить далее органу, рассматривающему дело ныне, о необходимости приобщить данные сведения к первичным и принимать во внимание в совокупном исследовании. В совокупности – потому что эти дополнения должны восприниматься, являются неотъемлемой, составной частью первичного Заявления. И если вновь предлагаемая к обсуждению информация существенно отличается от прежней, будь то описанием событий и обстоятельств или степенью повинности, то окончательная суть Явки определяться должна исходя из последней её редакции по представленным дополнениям (изменениям).
Изменениям Явка может быть подвергнута по трём из четырёх вышеперечисленных параметров. Ты можешь внести изменения или дополнить доказательственные сведения, содержащиеся в первичной Явке; ты можешь через эти «новые» свидетельства дать новый повод для возбуждения дела по новым обстоятельствам; через эти же сведения и прямые требования ты можешь конкретизировать либо усилить «смягчающие» тона в Явке. Но не в силах заявитель через такие дополнения (изменения) отказаться, отречься от ранее заявленного, как не в его силах изменить документальные составляющие – не возможно дополнениями переформулировать или уточнить, например, наименование, дату и место составления первичной Явки. И коль скоро явочная повинность первично излагалась в процессуальном документе иной формы, допустим, в Протоколе очной ставки, то новым обращением следует конкретизировать место расположения подлежащих изменению повинных сведений.
Но довольно об этом. Ладно бы речь шла о личном раскаянии перед лицом пострадавшего человека. Мне противна эта тема ввиду отсутствия каких-либо достоинств в публичных покаяниях. Омерзительны публичные явочники, чья искренность всегда фальшива и корыстна. Такие покаяния – удел трусов и чмошников. Если сподобился нагадить – получи сполна, а сопли и слюни оставь девкам. А то ещё подозреваемому талдычат: сознайся, раскайся – самому легче на душе станет. Как-будто эти «душеспасители» сами имеют опыт раскаяний. Бедолага поддаётся таким уговорам, идёт в расклад и чувство имеет – да, вроде как отлегло чутка. Самообман, да и только! На самом деле полегчало в том, что отпала огромная и трудная забота защищаться всем напряжением мысли и действий. Это кайф мудака, релакс овцы перед закланием, и о слабине этой она ещё многожды пожалеет. Кстати, а где тот курсант, что вопрос о Явке подсуропил? Ах, на эшафоте уже?! Перед кем же я тогда распинался всё это время?
Что касается Рапортов. Сделай зарубку на шнобеле своём: Рапорты об обнаружении признаков противоправности, впрочем, как и Явки с повинной или иного рода сообщения, – все такие материалы, заявляемые ещё до возбуждения дела, при всей их значимости, как первых сирен о преступлениях, доказательствами по сути не являются на время их издания. Так как такие Рапорты порождены вне уголовного дела, за рамками производства уголовного, то для придания им статуса «доказательство» требуется осуществления спец.процедур, схожих церемонии таинства причащения. Сведения по этим сообщениям должны быть признаны доказательствами и приобщены к материалам уголовного дела в таком качестве через решение (Постановление) об этом, несмотря на всю их предпосылочную роль в возбуждении самого производства. Эти условия равно распространяются и на все другие виды Рапортов и прочих сообщений, поступающих в распоряжение органа расследования и уготованных к доказательственной участи, но издаваемых сторонними для следственно-судебных органов конторами. Чуть отвлечёмся и возьмём для «напримера» Заключение эксперта, – и эти сведения материально получены не следаком, не судом, пусть и по инициативе последних. Значит и такое Заключение подлежит обработке в виде признания и приобщения его доказательством. Но мусора традиционно игнорируют эту данность.
На второе у нас мясо из первого блюда. Рапорты, как правило, составляются сотрудниками полиции. Но не полисмены сами являются источниками криминальной информации, парни с кокардами выступают лишь полномочными фиксаторами. Представленные со слов других, рапорт-сведения требуют ещё их проверки, так как настоящие заявители под ними не подписались, подтверждая тем самым верность этих сообщений и собственную личность, как осведомлённого лица. Кроме того, такие сведения не сопровождаются обязательными процессуальными действиями, призванными подкрепить гарантию достоверности и законности получения, такими как: разъяснение прав и порядка; предупреждение об ответственности и прочими. А отражаемые в форме Рапортов такие сообщения, что поступают через технических посредников (телефония, письмо без подписи…) вообще должны считаться анонимками, вплоть до установления личности вестника. Отсюда следует неприемлемость таких подтверждений достоверности Рапортов, в основе которых свидетельства одних лишь минтов, составлявших Рапорт.
Изначально возбужденное (раздроченное, раздраконенное) уголовное дело непременно и незамедлительно должно перейти в русло предварительного расследования (дознания). Предварительное следствие – это первоначальная стадия производства по возбужденному делу, им зачинается собственно уголовное судоскотство – процесс возмужания писюна Фемиды.
Основанием для начала предварительного расследования является принятие решения (Постановления) следака об этом. В Постановлении том так и указывается: принимаю к своему производству и начинаю расследование. Но этому всему ещё может предшествовать поручение в адрес конкретного следователя со стороны прокурора или руководителя следственного отдела. Когда материалы поступают со стороны, данное поручение фиксируется либо в самом Постановлении в виде приписки, либо отдельной сопроводиловкой. Пробей всю цепочку документов по этому поводу, при всяком шаге задаваясь вопросом: а выполнены ли, блин-нафиг, все предписания, как они установлены для этих процессов нормами Закона и руководящими указаниями самих мусоров (?). Не навалом, но встречается, что по каким-то причинам в деле отсутствуют или сами такие решения и директивы, или изданы они ни ко времени, а то и вовсе задним числом и «левым» субъектом. Моё слово такое: подобную документацию, формально-процедурного характера, мало когда проверяют со всей тщательностью, и от такой расслабухи, а то и по безграмотности исполнителей, дело полнится мухлёвками. На чём гадину можно и сцапать. Например, себе на удачу ты можешь обнаружить вдруг, что в отдельный период производство велось в отсутствие должного решения, или неуполномоченным сотрудником, или какие-либо действия осуществлены были на основании фальшивых санкций.
7. 2. Приостановление, прекращение и возобновление уголовного дела.
Уголовное дело, как всякая тварь живая, своей жизнью живёт, следует собственной судьбе коварной: рождается, развивается, изменяется, впадает в анабиоз (летаргию) и умирает; ему также свойственны возраст, болезни и даже потустороннее существование. Но в отличии от реальной живности дело уголовное по воле «коновалов» может ещё и воскреснуть не только после бессрочной спячки, но и после фактической смерти – выйти из гроба и шухер навести. Вот умора!
Уголовное дело живёт своим производством. Процессуальный закон предусматривает четыре вида регуляторов, влияющих на само существование производства по делу:
1. Едва возбужденное уголовное дело может быть прекращено производством в период зарождения. Это случается, например, когда надзорный прокурор своим решением отменяет постановление следователя о возбуждении дела уже при первой его проверке (статья 146.4 УПК). И суд, в силу положения по статье 36.1.2 УПК вправе отменить такие же Постановления следователя или начследствотдела. Правда, в таких отменяющих решениях почему-то не оговаривается дальнейшая судьба самого производства и уже добытых к этому времени доказательственных материалов, хотя производство какое-никакое, но успело осуществиться, а документы и вещи, уже добытые и приобщённые к материалам дела, могут быть значимы по содержанию. Кроме того, по неясным причинам всякий раз и решения следаков о начале расследования остаются без пересмотров. А ведь в состоянии не отменённости любое такое решение продолжает юридическую действительность свою. Этим создаётся глупейшая ситуация – правовые конфликт и раздрай. В самом деле, с одной стороны, Постановление о ВУД отменено и производство по уголовному делу из-за этого невозможно, но с другой стороны – не менее самостоятельное и значимое Постановление о начале расследования фактически продолжает действовать, подлежит исполнению, – то есть расследование оказывается незавершённым и может (должно!) быть продолжено.
2. Возбужденное уголовное дело может быть приостановлено, а начатое расследование насильно погружается в чуткий дрём, как мороженная лягуха какая (глава 28 УПК). Кто встормошит эту царевну поцелуем ли, взасос, пинком ли под зад?
В режиме «приостановление» прекращения дела не происходит, но серьёзно затормаживается течение производства. Причиной этому являются возникающие препятствия, такие, как например, очевидная невозможность осуществления каких-либо следственных действий либо невозможность установить или привлечь к участию виновных лиц, других важных участников. Законными основаниями приостановления являются только проблемы с виновным, остальные – ложные поводы для тактических манёвров. Хотя в период приостановления любые сл.действия и запрещены к их производству, а на деле – в основном именно для подготовки и осуществления наиболее сложных, трудоёмких действий, в условиях серьёзных сомнений по существу обвинений и сл.версий как раз и используют приём экстренного торможения дел. И пружина расследования остаётся во взведённом состоянии, как пантера перед прыжком. Сроки расследования, знаешь ли, не резиновые, и времени для полного выполнения требуемых процедур может не доставать. А вот через приостановление, как правило, по надуманным основаниям, эти сроки искусственно раздувают путём дробления. Ещё одна хитринка.
Пример. Мы уже говорили, что следаки, даже зная о личности виновного, не спешат его пленить, пока не соберут достаточно доказательств, желая выиграть время и лишить сторону защиты на весь этот период состязательных прав и возможностей. И вот потребовалось в конкретном деле следаку провести комплекс сложных действий: несколько последовательных экспертиз, включая генетические исследования; мероприятия по межгосударственным запросам и подобные тянучки. Осуществление подобных мероприятий может легко расползтись на многие месяцы, так как они осуществляются сторонними, прямо неподвластными следаку субъектами или требуют приложения многих сил. Следак не может чужаков принудить шевелить поршнями шустрее, срочно переключиться только на его потребы, забросив остальную текучку. Как не в сотсоянии он ускорить работу людей, техники и объективные процессы. Что делает наш следачок при таком раскладе? Эта щень назначает экспертизы, причём с удочками-уведомлениями к адресатам, чтобы те, по окончании своих мероприятий материалы передавали последующим исполнителям, допустим, другим экспертам с заведомой рассылкой отсроченных к исполнению других решений о их назначении; в то же время следак рассылает свои запросы по заграничным инстанциям с соответствующими предписаниями, и тому подобные указания направляет в другие места, с целью обеспечить пошаговость и непрерывность процесса добычи доказательств. Дальше ему остаётся только ждать результатов. А срок-то исполнения заранее не загадаешь, он далече может заступить за сроки, отведённые на расследование, при всех мыслимых резервах. И тогда следак, осуществив все указанные инициативы, выносит Постановление о приостановлении предварительного следствия, якобы, по причине того, что подозреваемый не установлен. Стоп-кран этот будет удерживать до тех самых пор, пока не вернуться к нему на скатерть белую результаты – тогда милок и решит о возобновлении производства.
Дурят, курсант, нашего брата на каждом шагу. От того, что сам следак зримо бездействует – сей факт в нашем случае реальной заморозки производства не повлёк, так как следственные-то действия в рамках этого же производства продолжают осуществляться, пусть и другими субъектами. В таком состоянии подковёрных движений происходит нарушение запрета производства на период приостановления следствия, как это было предписано Постановлением следака. Не так ли? Тогда незаконными должны признаваться либо само фиктивное Постановление, либо процедуры и результаты всех ранее (законно) назначенных, но проведённых в период приостановки действий. На время той приостановки и любое решение (поручение) следака ни в коей мере исполнятся не может. Только так.
3. Возобновление приостановленного следствия (производства по нему) осуществляется также на основании только специального Постановления об этом. Если в твоём деле случилось такая приостановка, проверь, не производилось ли исподтишка каких сл.действий в этот период, и насколько обоснованным было такое торможение. Возобновление – это очередной тумблерочек на пульте управления дело-движения. Включать-выключать с их помощью само производство мусора позволяют себе множество раз в зависимости от производственной нужды в этом. До смешного доходит, право слово, – чтобы прокашлятся, такой оператор может производство приостановить или возобновить и на один день всего лишь! Решит в период такого кратковременного возобновления наша умная Маша очередную процессуальную проблему, например, перенаправит куда-либо материалец, вынесет в один час пару-тройку процедурных постановлений залпом, – бац! – и вновь приостановит следствие своей волей до лучших времён. Расход до каши, пацаны; Машу кашлем не испортишь!
4. Уголовное дело может быть прекращено, но с возможностью его последующего возобновления (Главы 4, 29 УПК). Вот же, говорила Валькирия: в отличии от нас смертных уголовное дело, при внешних симптомах издыхания, обладает поразительной живучестью. Может быть и поэтому так осторожны мусора, решая вопрос о рождении этого чудовища, что Урода мам сожет родить и «обратно», но только через попу. Даже само понятие «прекращение» в действительности прекращений окончательных не означает. Уголья затухают, тлею, но не изгорают дотла. В любой момент божьи рожи в мундирах и мантиях способны вдуть дых живой – реанимировать монстра, сами ли или из-под палки со стороны; могут они разогнать до безумных коловращений этот всепожирающий маховик Справедливости.
Но как и для всякого ответственного акта прекращению требуются свои условия-основания:
– Отсутствие события преступления – это когда заявленных преступных действий не происходило в действительности;
– Отсутствие в деянии состава преступления – это когда происшествие и имело место, но оно не является преступлением по всем признакам, как они заложены в статьях Особенной части УК РФ. Хотя те же действия могут квалифицироваться как нарушение правил по другим Законам, например, в качестве административного правонарушения или как невыполнение каких-либо гражданских обязательств или запретов;
– Истечение срока давности уголовного преследования. Ну, это когда вышло время, допускающее привлечение к ответственности. Для разных категорий преступлений, исходя из их тяжести и сроки давности разные (смотри статью 78 УК). Для умышленной мокрухи, например, такой срок составляет 15 лет. Но заметим, что вообще-то «уголовное преследование» и «уголовная ответственность», хотя и связаны, но разные штуковины. Поэтому указанная формулировка в УПК выглядит коряво, к ней могут при нужде придраться, переосмыслить под обстоятельства текущие, например, чтобы не применять её в действии, используя формальную подоплёку;
– Смерть подозреваемого (обвиняемого). Здесь всё понятно, – это когда ты или я, или такие же как мы злодеи «кони двинут», то есть «дадут дуба», то есть «сыграют в ящик», одним словом, направятся к праотцам в белых тапках на босу ногу. Желаю тебе, курсант, не пользоваться таким основанием. Но коль скоро неизбежное случилось, ты не ссы, таких овец Там больно не дрючат, реинкарнируют вне очереди, так как мы ещё не отбесили своё в этом Аду. С другой стороны, смерть – она ведь тоже разная бывает, а в Законе не оговорены её приметы. Тогда, если случилась клиническая смерть – человек как бы и подох кратковременно, а затем ожил, то по этом факту тоже можно требовать прекращения дела. Смерть-то состоялась! Единственным исключением по летальному случаю указывается необходимость реабилитации бывшего преследуемого, то есть когда через специальные акты требуется утвердить его невиновность и восстановить доброе имя. Хотя не имя красит человека, а вымя;
– Отсутствие заявления потерпевшего о возбуждении дела по составам преступлений частного производства. Речь идёт о преступлениях небольшой и средней тяжести, направленных против человеков, когда такие дела возбуждаться могут только по воле (заявлению) терпилы (статьи 115.1, 116.1, 129.1, 130 УК). Отсутствие такого заявление будет принято, как основание для прекращения дела и по некоторым другим составам, также возбудимым лишь заявами (статьи 131.1, 132.1, 136.1, 137.1, 138.1, 139.1, 145, 146.1, 147.1 УК), когда производства по данным преступлениям уже относятся к делам частно-публичного толка. К исключениям отнесены случаи, если в силу немощи самого терпилы дело возбуждено было в его интересах прокурором. Тогда для прекращения требуется согласие и прокурора, а для обоих случаев – ещё и полное возмещение вреда;
– Отсутствие заключения суда о наличии признаков преступления или отсутствие согласия спец.органов о возбуждении дела в отношении отдельных категорий сограждан. Такие контрацептивы не по нашу честь, так как они штампованы для защиты «избранных», дорвавшихся до властных рычагов и бюджетных залежей, ими же и сварганены. «Белая кость» ограждена данным иммунитетом от прямых посягательств на их свободу, чем некоторые из них эффектно пользуются. Некоторые крысы намеренно лезут под крышу «кремля», ради обретения такой страховки. Помнишь кульбит в исполнении Р. Абрамовича, когда он стал начальником Чукотки? Запекло под задницей у куницы, глядучи на отстрел Ходора. Вот и купил себе должность с бронью, дающей запас времени для срыва под британский стяг. Однако даже такая защита с недавних пор стала призрачной. Совет Стаи ныне без пробуксовок сливает и своих – и заключения дадут «по команде» и согласие. Нет, конечно, принцип «вор вору в глаз не выплюнет» ещё жив, но линч случится в отношении особо зарвавшихся и упрямых или выдавливаемых из «системы» по политическим, коммерческим, а всё вместе – корыстным соображениям. Другим из них и демонстративно время дадут на самосмыв, пока формально решается вопрос о заключениях и согласиях. Некоторых из них бывает, что и жалко. Но не очень…;
– Необходимость прекращения уголовного преследования в отношении всех подозреваемых (обвиняемых) по делу, если только прекращение преследования не связано с установленной их непричастностью. Иным словом, если некого преследовать, значит не определяема чья-либо вина, то отпадает и повод для дальнейшего производства по делу (расследования и разбирательства). А исключающее этому порыву условие – отказ от преследования в связи с непричастностью всех, имеющихся в разработке преследуемых лиц обусловлен необходимостью установления других виновников преступления. Поэтому в последнем случае дело не может быть прекращено. Преступление-то было, но привлечены не те, а стало быть расследование должно быть продолжено по направлению иных, ещё не выявленных субъектов ответственности (Искать, Рэкс!);
– И последнее основание для прекращения дела – примирение сторон (так называемое «мировое соглашение»). Здесь требуется заявление от терпилы с просьбой о мире и кличем о прощении виновного; согласие не только прокуратуры, но и самого преследуемого; относимость преступления только к категориям небольшой и средней тяжести; заглаживание вреда; совершения преступления впервые. Всего-то! Основание на вскидку прикольное, хотя и обременено ворохом условий. Но данное основание, как оно предложено редакцией статей 25 УПК и 76 УК оставляет много вопросов. Например: а возможно ли такое примирение для случаев, если на повестке дело о преступлении небольшой или средней тяжести, но дело это чисто обвинения, допустим, о незаконном хранении наркоты, по которому не устанавливается конкретный размер вреда, где нет как такового потерпевшего и заявление о мире и прощении получить от такового в принципе не возможно; а приемлемо ли такое прекращение для случаев, если действительно преступление по характеру не тяжкое и совершено оно впервые, но ранее совершались тяжкие деяния, или когда такие преступления совершены в совокупности – одним букетом? Непонятно.
Любое из перечисленных оснований может быть применено и по твоему делу через соответствующие решения (постановления) и на любой стадии производства. Если, конечно, основание присутствует. В реальности этими фишками вольготно баловаться могут только на предварительном следствии, ну, максимум – в предварительном слушании суда. А когда разбор по делу докатился до судебного рассмотрения существа обвинения мало какой судья себе такую роскошь позволит, разве что в неизбежности крайней или по просьбе свыше. Но даже и при наличии всех очевидностей, судья попытается под любым благовидным предлогом спустить дело прокурору для последующей переадресации следакам с устными комментариями видимых ему проблем. Или оттянет вопрос о прекращении до окончания судебного следствия.
Самые скользкие основания – первые два. Поскользили? Отсутствие или наличие события преступления либо признаков состава в деянии вообще-то устанавливается в порядке доказывания. Ведь и событие, и признаковая составность являются подлежащими доказыванию обстоятельствами. И коль скоро следак решился и решил о возбуждении дела, то он твёрдо уверовал в наличие определённого события и преступного характера действий причастных к тому событию лиц. Без таких убеждений следака самого возбуждения не состоится. А если так, – то закрепившись на крючьях своих убеждений, разве он сам откажется от них? Есть, конечно, гипотетическая возможность, что его смогут на стадии расследования переубедить начследствотдела или прокурор; ещё меньшая возможность, что разубеждением в этом послужат доводы от защиты, что бывает только в кино. Мы не принимаем здесь во внимание такие рычаги (а они существуют), как давление со стороны начальства или прямой подкуп, хотя и последние, формально приводя к прекращению дела, фактически-то убеждений не меняют из-за объективно вынужденного характера перемен. Но даже и любой переубежденчик требует наличия и представления следаку контраргументации, то есть должен включиться механизм доказывания. А в реальном измерении, любые новые доказательства мало способны серьёзно подточить позицию нынешнего племени мусоров: они будут тащить упрямо лямку своих обвинений через все инстанции, включая суд, сквозь все этапы псевдо-состязательного доказывания с баннером «А там видно будет…». Не будет.
Плять, я сам два раза катался в такой собачьей упряжи и скажу: это тебе не корякские лайки-умницы, которые сами правый путь найдут и из непогоды вытащат – нет, эта сволочь псовая, наоборот, настырно в пургу лезет, не разбирая здравого смысла колею торную.
Итак, следователь воспользуется первыми двумя основаниями в рамках уже возбужденного дела только, если придёт (или за шкирку его подтащат) к выводу о полном отсутствии, явной недостаточности или недопустимости (то же самое отсутствие) имеющихся в его распоряжении обвинительных доказательств по фактической стороне события деяния или о некриминальном характере действий виновного в оценочном видении самого следака этих обстоятельств. И это при том ещё условии, что у следака не будет перспектив восполнить недостачу новыми обвинительными сведениями. Применить такие основания он может, соответственно, только после полного и всестороннего расследования, то есть по окончании той самой стадии «предварительное расследование», когда и возможности-то «предварительного» доказывания упрутся в стену исчерпания.
А может следак ошибаться? Естественно. И не только ошибаться, но и намеренно гнуть свою гнилую осину, гнобимый какими-либо своими низменными интересами. Так же, как могут быть невнимательны все его руководители да надзорщики. В Законе же не установлен лимитированный перечень участников, по чьей инициативе может быть поднят и решён вопрос о прекращении дела. Значит, таким инициатором вправе выступить и обвиняемый (подозреваемый), и потерпевший, и их представители. Значит, и при необходимости и все они, любой из них может ходатайствовать, заявлять о прекращения дела. А далее, в случае не удовлетворения требований, по всем инстанциям обжаловать отрицательные решения как следака, так и других «неудовлетворителей». Это, конечно, воля следователя – согласиться или отклонить такое обращение. Скорее всего пойдёт он по пути сопротивления с кратко-глуповатым мотивом наперевес о преждевременности рассмотрения такого вопроса. Но через такой амплидуды раскачки сторона защиты, как минимум, способна добиваться надлежащего внимания надзорщиков, а во-вторых – выяснить истинные причины всей заварухи, узнать существо доказательств обвинения.
Так и на судебной стадии: суд до окончания всех разборок не в состоянии сам прекратить дело по этим двум основаниям. Такая акция будет являть объективно преждевременной. Но прекращёнка может произойти только при инициативе или согласии стороны обвинения, как ответная реакция, скажем, на твоё ходатайство. Редко-редко, но обвинители пользуют и такой приём, чаще всего – в отношении – «парашютных» статей, по сопутствующим составам. Что же, обычное дело для российского судоскотства – следаки раздувают обвинение, насыщая его преступными составами, которые явно выходят за пределы разумной картины события случившегося и без всяких доказательств в пользу этого. Вот они в суде и избавляются от этого хлама – просят прекратить дело в данных частях обвинения. А сторона защиты по овечьи умиляется таким оборотам, радуется этому, в то время как защитники всякий раз пытаются выдать это своей заслуженной победой, срывая наградной куш.
Мне померещилось или вновь нами подтёрлись: если преступление оказалось недоказанным, то это на судебной стадии рассмотрения обвинения влечёт оправдание через резолютивное решение об этом факте и с реабилитацией (возмещением вреда) вследствие неосновательного уголовного преследования в данной части. Именно такого результата и следует добиваться защите, когда обвинение отказывается от обвинения. А предшествующее этому предложение от обвинителей о необходимости прекращения дела, в обнимку с приводимыми в пользу такого итога основаниями должны восприниматься только в качестве выражения позиции этой стороны, и всё это – без встречного согласия защиты на «примирение», но с требованием решить этот же вопрос сугубо оправдательной резолюцией.
Разумеется, подход и к сей проблеме требует чуткости. Иногда есть смысл и согласится на прекращение дела и до вынесения резолютивного решения в отношении всей делюги. А это для того, чтобы обзавестись нужным и, заметь, бесповоротным решением наперёд. Такую выгоду ты можешь усмотреть, например, в случае, если инкриминируют тебе несколько эпизодов; в редакции обвинения описание событий по таким, внешне различным эпизодам в чём-то дублируются, повторяются, находясь в некоторой взаимосвязи действий, в общем контексте происшествия. Признавая недоказанность обстоятельств внутри события по одному преступному составу, в условиях присутствия тех же обстоятельств в описании другого деяния, оставляемого в рассмотрении, событийность этого оставленного эпизода также автоматом попадает, пусть и частично, но под резолюцию о несостоятельности. Бывает, что по многоэпизодным делам сама взаимосвязь обстоятельств при аннулировании их по одному из эпизодов может запросто повлечь цепную реакцию, подрывающую и все иные преступные события.
Не въехал? Тогда обратимся к живому примеру – к случаю с Димкой Бабенко (он жив ещё, зараза). Димку обвинили по двум составам, а именно: по 162 УК РФ – разбойное нападение, и по 119 УК РФ – угроза убийством, которая, якобы, имела место в ходе того самого разбоя. В обвинении по разбою указывалось: «… Бабенко в 14-00, 08 сентября 2006 года, находясь по адресу… с целью завладения имуществом гражданина Столпина, напал на последнего (и прочие вопиющие подробности». Это перечислены обстоятельства, подлежащие доказыванию. Так? И по статье 119 УК обвинение, не особо напрягаясь в формулировках, привело, кроме прочего, аналогичные обстоятельства: «… Бабенко в 14-00, 08 сентября 2006 года, находясь по адресу… с целью завладения имуществом гражданина Столпина, напал на последнего… (ля-ля, тополя), … наставил на него предмет, конструктивно схожий с оружием и угрожал Столпину, что «завалит» его, если тот выдал не все денежные средства… (и так далее)». В конце судебного следствия прокурор заявил отказ от обвинения в части событий по совершению угрозы убийства ввиду недоказанности обстоятельств данного преступления и взывал дело в части преследование по данному составу прекратить. Защита согласилась с этим, и суд вынес решение о прекращении, в котором жёлтым по белому так и провозгласил: видите ли, обстоятельства не нашли своего подтверждения представленной совокупностью доказательств, а посему… При этом, в решении не конкретизировалось, о каких именно обстоятельствах идёт речь, – значит, о всех! Защита вафли не крошила, а этими решением и позицией обвинителя воспользовалось сполна. Уже своей очередью выступления в прениях, реакцией на резюме прокурора, поддержавшего обвинение о совершении Бабенко разбоя, было указано, что претензии и в данной части беспочвенны. «Ваша Честь, – заявил сиятельный адвокат – обвинитель настоял давеча, и суд подтвердил в своём решении факт недоказанности обстоятельств по событию преступления, которые включают в себя время, место, прочие подробности происшествия в квартире Столпина: к этим обстоятельствам относятся таким образом даже личностные данные Бабенко, как предположенного агрессора. Недоказанность этих обстоятельств равно распространяется и на эпизод разбоя, где эти обстоятельства также приведены. Но дополнительных каких-либо доказательств в пользу наличия таких обстоятельств стороной обвинения, как мы видим, не представлено…». Нет, прокурор, конечно, в репликах тявкал возражением, а суду-то куда деваться. Единожды прекращённое в суде производство уже в том же суде не воскресить, и нет средств вынесенное решение переиначить, кроме как поэтапным пересмотром через вышестоящие инстанции.
Но даже в случае резолюций о прекращении дела булки не расслабляй. В действительности уголовные дела окончательно, до полного истления не прекращаются НИКОГДА. Уточняю: необходимо, чтобы передохли все участники того производства, канули в лету всякие свидетельства об этом деле и сама память человеческая об этом выдала «0».
7. 3. Возбуждение, прекращение и возобновление уголовного преследования.
Преследование – активный процесс, активный хотя бы со стороны гонителя и действо это подразумевает наличие объекта преследования, а также цели в виде пленения и казни. Преследование не мыслимо в отсутствие конкретной «жертвы» или в отношении неопределённого круга лиц. Целевое пленение, в свою очередь, понимается властно-силовым порабощением самого существа «жертвы» в физическом, психическом, духовном или любом другом ей субъективном аспекте естества. При этом и сама травля не обязательно, чтоб проявилась алгоритмом «догоняю – утекаешь»; угнетающее воздействие возможно и в отсутствие сопротивления – всё зависит от целей. В рамках судоскотства такими целями публично выставляются разоблачение, наложение кары, взыскание сатисфакций, упреждение других. Негласные же цели не только сопутствуют этим перечисленным, но частенько их вовсе подменяют. К ним относятся: оправдание бюджетной кормушки на содержание властного аппарата, усмирение толпы, поточное пополнение лагерей рабами, удовлетворение садистских наклонностей и некоторые другие. Но в любом случае первой головой мы исходим и «кто есть кто»: мы – овцы; псовые преследуют нас, в этом – агрессия и жестокость, наша участь считается во многом предрешённой, но понт есть огрызнуться. Огрызки не выбрасываем.
С формальной точки зрения уголовное преследование начинается с момента привлечения овцы в качестве подозреваемого или обвиняемого, то есть со времени вынесения официальных решений, коими любая их этих статусных прививок объявляется. Но фактически, и мы уже об этом трещали, начало преследования должно определятся реальным, пусть и предварительным установлением причастного к преступлению лица. Например, личность преследуемого может следовать из содержания материалов оперативной разработки или изначального Постановления о ВУД, если уже в этом акте указано, кем, по мнению мусоров, совершено преступление.
Теперь, и во-первых, отметим для себя, что уголовное преследование не может вестись самостоятельно, в отсутствие возбужденного уголовного дела (производства по нему), а только внутри него, и только если дело то находиться в режиме активного производства. Таким образом, коли нет решения о возбуждении дела, то и любое преследование не будет уголовно-производственным. И когда ещё не признанный в рамках возбужденного дела потерпевшим терпила гоняется за тобой с дрыном после неудачного разбоя – это, безусловно, преследование, но ещё не уголовное, а так – частный променад, по результатам которого ты сам можешь терпилой стать, а то и в нежить превратиться. Но даже, если и существует какое-то решение о возбуждении дела, а в нем не оговорён факт возбуждение по конкретному составу деяния, допустим, о совершении той же угрозы убийством, в то время как в этом Постановлении говориться только о разбое, то и дальнейшее уголовное преследование по составу «угроза» не имеет процессуальной основательности к его осуществлению любыми процессуальными средствами и способами. Если же уголовное дело прекращается или приостанавливается полностью либо в какой-то его части, тогда и преследование «паровозом» подлежит равному прекращению.
Во-вторых, пометим на другую важность. В нашем родненьком УПК мало места для ясных правил. Есть в Законе плоское определение, что за хрень такая «уголовное преследование» – это мусорская деятельность по изобличению причастных лиц (статья 5.55). Наряду с этим отсутствует чёткий определитель: когда именно и безальтернативно уголовное преследование берёт своё начало. Да, в некоторых случаях можно судить о начале такого преследования, когда тебя открыто ставят перед фактом подозрений, предъявления обвинений, вынесения Постановления о ВУД частно-публичного порядка. Иногда о преследовании можно узнать из каких-либо косвенных источников, в том числе по материалам дела. Но ведь реальность-подлюка такова, что все такие уведомления со стороны мусоров в официальной струе осуществляют с запозданием или скрытно. Вот и УПК не предусматривает жёстких правил и условий, процедурно определяющих отсчёт начала преследования для любого вида дел. Например, вообще не предусмотрено по аналогии с возбуждением самого дела необходимость вынесения специального решения о возбуждении уголовного преследования. Что было бы логично и сердцу милей.
С другой стороны, в Кодексом прописаны основания для «прекращения уголовного преследования» (статьи 24, 27, 28, 212, 213). С их помощью возведён вполне осязаемый предел преследованию. И вот, однажды запилив жало в материалы дела, ты можешь обнаружить одно из подобных решений о прекращении преследования, вместе с этим не находя какого-либо внятного акта, которым это преследование было начато. Вполне разумно рассуждать (а мы овцы разумные), что если преследование прекратили, значит оно когда-либо начиналось и какой-то период велось. В самом деле: ведь нельзя прекратить то, что зримо и не начиналось!
Открытость границ, неопределённость в вопросе начала преследования даёт тебе право вероломно относить Начало на любое время и руководствоваться в этом свободным выбором, но при наличии хоть какого-то факта, позволяющего, по твоему мнению, считаться тебе с того времени подозреваемым в преступлении. Это вполне легальный произвол с твоей стороны, за который и перед людьми не стыдно, – защитные выводы в его основе лежащие, не могут быть опровергнуты однозначно, ввиду полного отсутствия в деле свидетельств в пользу иных стартёров преследования. Единственный порог твоих установлений, за который ты объективно не можешь заступить, лежит за временно;й чертой совершения самого деяния, когда ход Истории деяния ещё не начал свой «тик-так», когда противоправность твоя «была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водой» (Бытие: 1.1). И таким образом отсчёт преследованию позволительно будет вести уже с момента первичных заявлений о совершении преступления с твоим участие, а по всему последующему периоду усматривать себя в роли уголовно-преследуемого лица. Тогда дерзко заключаешь, что вплоть до предъявления обвинений являлся ты подозреваемым, и что до официального завлечения тебя в процесс в таком качестве твоё Право на защиту нарушалось.
Теперь коротенько о самих сваях. Для старта и осуществления преследования основания этому должны иметься, но в Законе о них не сказано напрямую. О их существе можно судить только из совокупного содержания разрозненных норм. Тогда фактическим основанием для преследований следовало бы считать установление фактов совершения преступления и виновной причастности к такому преступлению конкретных лиц, и следующую этому необходимость изобличения таких лиц, их привлечения к уголовной ответственности с применением мер возмещения (восполнения) вреда. Формальным же основанием преследование должно явиться волевое решение компетентного мусорского органа. Такими решениями (с большой натяжкой) можно считать Постановления о предъявлении обвинения или о возбуждении уголовного дела, если в последнем указывается подозреваемый. Других вариаций актов, которыми бы возбуждалось преследование в отношении подозреваемого Закон, как мы уже выяснили не предусматривает. И это странно, не последовательно со стороны законодателя – отчего-то вообще не предусмотрен в обращение специальный вид решения, типа Постановления «О возбуждении уголовного преследования», аналогично Постановлению о ВУД. Однако такое положение нисколечко не оправдывает загонную деятельность ловчих органов. Мы правильно для себя заключаем, что отсутствие необходимого решения как такового о возбуждении преследования (или его достойных заменителей), само по себе, определяет необоснованность такого преследования. Это, ёпть, что касается стадии подозрений.
На всех последующий стадиях преследование поступательно осуществляется, но уже при наличии «преследовательных» решений. Все они направлены на поддержание, на изменение формы и антуража этого процесса. В частности, к таком решениям относятся Постановление о назначении судебного заседания; обвинительные Приговор и Кассационное (Апелляционное) определения; Вердикт присяжных.
А вот основания прекращения и возобновления уголовного преследования в УПК прописаны достаточно полно (статьи 27, 28, 212). У тоски глаза зелёные. Вижу твои изумрудные очи – предтеча копаний в нормативных соплях. Между тем, это должно стать твоим любимым времяпрепровождением. Прими как данность: мусоров не меньший зуд задирает при касательстве с необходимым выполнением формальных процедур. Плюс, лень с невежеством – и они косяпорят в ходе решения всех вопросов, связанных, в данном случае, с преследованием. Разумно воспользоваться этим и дать пендаля при случае прям под серый хвост. Пример этого я вскорости тебе обрисую. А пока… из сопла сопли.
Основания прекращения и возобновления уголовного преследования следующие:
1). Преследование должны прекратить в случае непричастности данного лица к преступлению, то есть когда установится, что не этот находящийся в разработке человек совершил злодейство, а данная делюга – других рук и умысла воплощение. Предупреждал, что такая основательность определяется только через доказывание по аналогии с уже приведёнными выше случаями прекращения уголовного дела, когда устанавливается отсутствие события преступления или отсутствие признаков преступности в составе деяния;
2). Преследование подлежит прекращению в случае прекращения самого уголовного дела, что происходить должно автоматически и единомоментно. Дурно продолжать кого-то подозревать, обвинять, тем более предавать суду, в то время как омертвело само производство по делу. Хотя в нашем таёжном царстве всякое возможно. Как минимум, на этих территориях процветает практика негласных преследований;
3). Если Госдума вдруг смилостивиться и издаст амнюху, – так же до;лжно прекратить преследование. Наша Дума – филиал московского зоопарка – редко, по указке «сверху», но сподобляются на это по большим праздникам и понта ради, а иногда и под конкретный круг осужденцев, как например это было с ГКЧП-истами в 90-е года. Но такие дешёвые жесты никогда не касаются сколь-либо широкого круга лиц и дел особой тяжких составов. Так что на такую скачуху не рассчитывай. Даже и захотели бы, да мусора не позволят им этого сделать. Но и в случае амнистии дело и преследование прекратятся, если только освобождают от ответственности тебя подчистую. Всякие там частичные поблажки – срезать срок, сменить режим содержания, замена вида наказания, – эти лоскуты прекращений не влекут;
4). Копированная вслепую с западносионских образчиков Конституция РФ запрещает дважды (повторно) осуждать за одно и то же преступление. В связи с этим положено прекращать преследование, связанное с обвинением, за которое ты ранее уже осужден и о чём имеется вступивший в законную силу приговор суда. И без того обеднённую эту конституционную гарантию ретранслировали в УК РФ (статья 6), а процессуальным Законом оговорили процедурные санкции для случаев двойного (повторного) угнетения (статья 27.1.4 УПК). И, как водится, в норму втиснули хитринку. Внешне защитное положение это на практике предложено понимать так, что даже при наличии вступившего в силу Приговора она позволяет всё же вести уголовное преследование за то же преступление, но в отношении подозреваемого; позволяет продолжать преследование человека (пардон, – овцы) за деяние в рамках того де события, но с обвинением в несколько ином составе преступления (ой, да мало ли у нас пограничных составов в УК РФ?); позволяет вообще преследовать за то же самое преступление, дуплетом, пока по одному из обвинений параллельного дела не будет вынесен «законосильный» Приговор. Такое положение, естественно, напрочь форшмачит Стандарты по Евроконвенции и Пакту. Но, как известно, любой запрет опрокидывается с помощью «если нельзя, но очень хочется, – то можно». Слава России!
5). Должны прекратить уголовное преследование по обвинению, по которому уже имеется судебное решение о прекращении уголовного дела. Здесь срабатывают те же гарантии статьи 50.1 Конституции РФ – закона прямого действия. Есть лаз. Измени слегонца обвинение – и оно уже не то же, что прежде. Правда? Вовсе не сложно обвинение в угоне автомобиля переосмыслить хищением этого же объекта;
6). Аналогичные требования прекращения существуют и для досудебной стадии. Препятствием преследованию является наличие в деле неотменённого решения о прекращении уголовного дела или неотменённого решения об отказе в возбуждении дела по тому же обвинению. В этих случаях происходит как бы конфликт волевых установлений властей: одно решение вступает по существу в противоречие с другим, ему равносильным. Два или более конкурирующих между собой решения по вопросам преследования имея равную юридическую силу угнетают ситуацию и условия, устанавливаемые другим решением. И пока одно из таких решений не будет дисквалифицировано путём его пересмотра (отмены), процесс преследования останется невозможен к осуществлению.
Допустим, одно время уже велось производство по уголовному делу, возбужденному по факту совершения тобой преступления. Затем по какой-то причине производство это прекратили, о чём вынесли соответствующее Постановление. Или даже те же самые факты вовсе мусоров не возбудили к началу производства, и после вялой проверки вынесено было Постановление об отказе в возбуждении уг.дела. Вдруг, в какой-то момент ситуация изменилась: то ли вскрылись новые обстоятельства, то ли объявились дополнительные доказательства, то ли ревизию провели всему прежнему с выводами в пользу гонений. Тогда мусора порешили о всё же достаточности доказательств твоей причастности и о наличии признаков самого деяния, а с тем и вывезли против тебя обвинение. Но так как на момент предъявления обвинений и на всё последующее время притеснений сохранили действие ранее вынесенные Постановление о прекращении или Постановление об отказе в возбуждении делюги, то решение о твоём преследовании (и само это преследование) оказывается принятым вне рамок какого-либо легально существующего производства. Соответственно, решение о преследовании является незаконным, а само по себе его наличие служит основанием для прекращения едва начатого преследования. Именно к таким последствиям и взывает положение по статье 27.1 УПК. Таким образом, для данного и подобных случаев действует упомянутое выше правило координации тумблеров «включить – отключить» в цепи последовательного использования, когда только при определённой очерёдности и допустимо получить визу на «стоять» или «идти».
Приведённые вариации встречаются на практике. Для преодоления таких процессуальных проблем и с целью упорядоченья преследования сторонники обвинения должны выполнить ряд обязательных процедур. Пусть таковые и формальны по сути, но неизбежны. Пошагово, от головы до хвоста и обратно:
– в начале отменяется самое последнее по времени принятое решение, для нашего случая – Постановление о предъявлении обвинения;
– отменяется Постановление о прекращении уголовного дела;
– через другое Постановление уголовное дело возбуждается сызнова;
– заново выносится Постановление о привлечении в качестве обвиняемого.
Только так. Хотя, гипотетически могут и другим коридором прошмыгнуть: отменить единым актом все последующие после Постановления о прекращении дела решения, а любые процессуальные действия, за это время произведённые, – признать недействительными. С другой же стороны, отмена Постановления о прекращении дела формально возвращает юридическую силу (оживляет) первичному Постановлению о возбуждении этого же дела (если такое выносилось в своё время). Но обязательно должны быть вычленены любые процессуальные действия и решения, случившиеся в периоды, когда производство по делу осуществлялось без действительного основания – решениями, активирующими производство.
Несмотря на то, что в Законе отдельно не оговаривается, но те же правила равно распространяются на действие решений о прекращении уголовного преследования. Если по делу имеется соответствующее Постановление об этом, то без его пересмотра (отмены) недопустимо возобновлять это преследование, а вдруг начатое вновь такое преследование должно быть прекращено при установлении данных препятствий и не может начаться до их устранения.
Кроме того, конституционный и конвенционный запреты повторного осуждения, по действительному их смыслу и значению понимаются более широко. Запрет на повторность осуждения предтечей своей определяет равный запрет на повторное или двойное (параллельное) уголовное преследование, когда осуждение как таковое вроде и не произошло, но существует и довлеет сама угроза этого именно ввиду наличия дублированного характера решений о преследовании по тем же преступным фактам, которые, в свою очередь имеют потенцию быть реализованными через осуждение преследуемого. Не могут существовать одновременно два равных обвинительных решения – одно из них должно быть аннулировано. И без разницы, каким путём это будет реализовано: либо путём решения об его отмене, либо через его изменение. Был бы законодатель смышлёнее мыши, он бы и в самом Законе заложил правило удобное: чтоб любое последковое обвинительное решение как бы автоматом влекло отключку предшествующего – блокировало его действенность, поглощая и растворяя его в себе по механизму «матрёшка» Куда там…
Копался в чужом белье и в своей прачечьной видел, какие кунштюки мусора вытворяют. Вот, следак выносит Постановление (№1) о привлечении в качестве обвиняемого в совершении преступления. Из-за каких-то там нарушений суд или прокурор возвращает материалы дела на исправление тех нарушений, допущенных, к слову сказать, в ходе предъявления обвинения. То да сё, следак вылизывает кляксы и выносит новенькое Постановление об обвинении (№2) того же лица по тем же самым фактам и с прежними претензиями, и далее уже с таким обвинительным актом дело шелестит через все стадии судоскотства. А Постановление-то №1 при этом остаётся, как таковое, не пересмотренным (не отменённым), – то есть оно сохраняет без всяких ограничений свою юридическую силищу и продолжает действовать в претензионном обличье. Теперь в деле два равновеликих решения по обвинению в одном криминале!
Такой же кильдым, если дело не покинет следственной обители, а следак через Постановление №2, допустим по иному оценит обстоятельства того же события преступления, в том числе при совокуплении к нему новых эпизодов или он новыми подробностями опишет ранее уже вменённое деяние. Но, как дохлой кобыле хвост не крути – милая не тронется с места, так и без решения о пересмотре Постановление №1 продолжит свою юридическую жизнь, как минимум, в части уже предъявлявшихся им преступных фактов тех же событий и вне зависимости от новых усмотрений в отношении тех же обстоятельств или предания их под иные квалифицирующие признаки. Уголовное преследование по Постановлению №1 не остановится – оно продолжится внахлёст преследованию по Постановлению №2, так как первичное обвинение формально может быть в дальнейшем и в любое время реализовано, в том числе и путём осуждения (повторного). Разве нет?
Обещанный пример по касячному преследованию из личного опыта. Сеня подтянули по мокрому делу. Три года до того чудесного момента мусора всё решить не могли, сопричастен ли я к преступлению и был ли криминал в происшедшей погибели человека. В терзаниях таких следаки, а их сменилось штук пять, несколько раз прекращали уголовное преследование в моём отношении, о чём в материалах имелось аж три Постановления. Мы-то теперь умные с тобой, курсант, чухнем влёт, что ежели преследование прекращали, значит его не;когда возбуждали, хотя вот об этом соответствующих решений в деле не обнаружилось. И вот череда-чехарда передо мной заплясала. Постановлением №1 прекратили преследование; Постановлением №2 отменили Постановление №1 – значит гон возобновился; Постановлением №3 вновь прекратили преследование; годик долой и Постановлением №4 опять прекратили преследование; ещё через время – Постановлением №5 отменили Постановление №4. И только после этого приступили к открытому прессу, предъявив обвинение, с завидной поспешностью и скомкано завершив расследование и направив делюгу прокурору для передачи в суд. И ни одна падла не увидела, что Постановление №3 осталось не отменённым, а это означало, что всё последующее преследование, обвинение, все процессуальные манипуляции с момента вынесения Постановления №3 – всё, всё, всё является незаконным, а само преследование, в этот период осуществлённое, подлежит прекращению. Я тогда губёшки раскатал: хрен, думаю, с вами со всеми; творите, дуры, что пожелаете. А сам нем о своём открытии, нехай, думаю, дело в суд передают, пусть всё разбирательство там пройдёт, пусть мусора повыёживаются, а я только в прениях заявлю о наличии в деле неотменённого Постановления №3 и склоню преследование немедля прекратить. И прекратят, никуда не рыпнутся, потому как прямое и обязательное основание к этому в Законе прописано (ст. 27.1.5 УПК). И знал я точно, что как всплывут эти нарушения в судебной стадии, таких вагиняшек следак, его руководитель и надзорный прокурор отхватят! И тихонечко злорадствовал в предвкушении такого погрома. А как же? Так всё и случилось бы, бля буду. Да только не достало мне терпения и выдержки. Мне бы помалкивать в тряпочку об открытии своём, но заявилась в очередной раз адвокатесса моя ненаглядная – Маргарита, свет-Бойкова, раскудахталась скорбно, кислоту разливала: «Ах, хана нам, хана, ой, кранты нам, кранточки…». Только много позднее я допетрил, что это такой приём в ейном арсенале был, его посредством желала окучить меня безысходностью, чтоб струхнул и прогнулся перед мусорами, забыв, что
На овца и зверь бежит.
И я-овца повёлся на её уловка, но несколько в другой загон. Решил дыхнуть на неё оптимизмом, говорю: не ссыте, Маргарита Сергеевна, у нас изрядный кайф в загашнике, тычу ей в харю тем неотменённым Постановлением №3. Рысьи глазки её вдруг жёлтым сверкнули – я думал (вот овца!) солидарно радости моей. Нет, защитница в тот же день слила всю ситуацию следаку. Тот через прокурора расследование немедля возобновил, а огрехи, пусть и коряво, но исправил. Из этого ты можешь видеть, что подобные нарушения по разгильдяйству мусоров вполне возможны и по твоему делу, рази их вовремя и не разглашай стратегический запас.
С тем, чтобы осязать процесс преследования на протяжении всего судопроизводства с точки зрения его законности и обоснованности, при условии полного доступа к соответствующим документам, рекомендую отобразить его наряду с движением уголовного дела двойной линейной цепью (смотри рисунок). Из двух временных параллелей одна шкала – это судьба самого уголовного дела с метками возбуждения, приостановлений, прекращений и с соответствующими периодам между ними; второй шкалик – та же фигня в отношении уголовного преследования.
Уг/ Д: •—————————;• ; ; ; ; ; ; ; •——————• ; ; ; ; ; ; ; •———————————•
Уг/Пресл: • ; ; ; ; ; ; ;•—————————; •; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; ; •——————————————
Пусть эта схема и по абстрактной ситуации – такие заплёты маловероятны, но нечто подобное можно наблюдать в «сложных» делах, где производство и в частности уголовное преследование мечется в плоскостях неопределённостей весьма продолжительное время то ли из-за слабости производственных мощностей, то ли намерением мусоров, например, в попытках развалить дело или «спустить его на тормозах». Во всяком случае, по такой картинке, визуально сопоставляя линейные данные, ты сможешь выявить периоды активных, сонных и мёртвых фаз как самого производства, так и уголовного преследования внутри него, и, соответственно, установить: в какие периоды уголовное преследование или даже дело в целом производилось незаконно. (Мало того, к этой линеке ты можешь прислонять с той же целью шкалы и сетки с данными иного порядка, о которых мы будем говорить позднее. Ну, о-очень полезная штуковина). Придерживайся условного масштаба, допустим, 0,5 см. – это 1 месяц (30 дней). Метками обозначь даты принятия соответствующих решений, и таким образом, станут отсечены периоды, в том числе выделенные пунктиром, когда наступала «зима». Вот, теперь наглядно для тебя, что, например, в периоды с 11.10.05г. по 11.11.05г.; с 16.02.06г. по 18.02.06г. уголовное преследование не имело законных оснований, так как в эти времена производство по уголовному делу находилось в стагнации, ой извини, – в застойном состоянии его приостановления и прекращении. Следующим шагом установив наличие любых процессуальных действий с твоим участием в эти периоды, а также факт любых других следственных действий, где обсуждается твоя причастность, ты делаешь храбрые выводы о их незаконности и, последовательно, о недопустимости полученных в результате этих действий доказательств. Так же и по периодам с 11.10.05г. по 11.11.05г. и с 15.02.06г. по 18.02.06г., когда общее производство по делу приостанавливалось и прекращалось, ты вправе озадачиться вопросом: а не вкрались ли на те периоды в производство запретные мероприятия? Даже период с 02.04.05г. по 20.05. 05г. должен тебя интересовать. А вдруг на это время обнаружатся следы скрытого в твоём отношении или пусть даже в отношении других лиц. Так же, как могут обнаружиться следы и иного рода нестыковок и неясностей. Напоровшись на такие противоречия, из этой ситуации всегда отжимай выводы в пользу наличия каких-либо нарушений порядка производства по делу и преследования, то есть во всяком случае презюмируй незаконность производства, определяя различные оттенки этого, включая использование доводов, которые не могут быть опровергнуты прямо и однозначно твоими оппонентами. Ну, а значимые точки отсчёта – столбовые даты определяются только путём непосредственной проверки. Тебе самому ворочать все материалы дела и выяснять границы и пределы. Кроме того, те же самые даты и следак должен отмечать в своих промежуточных отсчётах. А также в Приложении к Объебону. Но учти, в редакции следака могут быть, в том числе и намеренные неточности.
Илья Сергеевич, слегка отравленный алкоголем на корпоративном банкете бригады операторов козловых кранов ЖБИ №14, возвращался домой. По ходу следования, влекомый основным инстинктом и под предлогом обсудить нюансы расторжения брака, завернул он к Тамаре Львовне. С порога Ильюша заявил Томе законное требование рассчитаться с ним по супружеским долговым обязательствам за позапрошлый месяц, ну, или хотя бы отдать магнитофон «Хитачи». Всё ещё ему жена заявила: «Только через мой труп!». «Говно вопрос…» – сказал Илья Сергеевич и тут же сообразил из Тамары труп посредством случайно оказавшимся в кармане молотка. Следом Илья Сергеевич удовлетворил похоть свою с коченеющей Тамарой, благо, что в таком состоянии она податлива была и, как минимум, соитию гласно не возражала. Примерно так звучало обвинение, и я, признаться, проникся омерзением, когда лукнулся по просьбе Ильюши в материалы дела его, с целью помощи. Потом вспомнил, какой мразью сам выполз из-под пера мусоров, так сразу же и успокоился. Тем более, что Илья Сергеевич убедительно верещал, что «всё было не так»: секс случился по взаимности; ссора со смертельным исходом произошла по;годя по иной мотивации; изъятие «мафона» – отдельный эпизод, и «Хитача», как и сексовка не связаны с насилием, которое-то и само не имело прямого умысла на бойню. Ко всему, Илья прошение своё о помощи подкрепил банкой «сгухи» и блоком «мальборо»… На фоне общей тупорылости Ильи бодаться с обвинением через доказывание – дело хлопотное, не перспективное. Удача: в том деле, помнится, как бы не впервые использован был против мусоров приём давления через их же процедурные нарушения именно порядка уголовного преследования. Был обнаружен материал о том, что в качестве подозреваемого фигурировал одно время другой мужичок, и в его отношении уголовное преследование не прекратили (Забыли? Забили?). То бишь, фактически уголовное преследование за одни и те же действия одного злоумышленника осуществлялось в отношении двух лиц вплоть до момента выявления этого факта. Под угрозой оглашения таких косяков, влекущих развал уже состоявшегося производства против Ильи Сергеевича, этому мерзавцу удалось реализовать свой шкурный интерес – выторговать для себя обвинительные скачухи. А что, тоже вариан!
КурсМолодоноОвца книга вторая, предв. расслеловани
© Copyright: Влад Шейченко, 2016
Свидетельство о публикации №216091701709
Свидетельство о публикации №216091701709
Рецензии