Жизнь и подвиги Василия Порошина, фронтовика

Мой дед, Порошин Василий Николаевич, всегда был чужд пафоса. Первый парень на деревне не для красного словца, а реально, красавец, косая сажень в плечах, гнущий подковы на спор, предмет обожания женского населения не только родного Починка, но и всех окрестных населенных пунктов. Кузнец, человек с золотыми руками, могущий из любой субстанции слепить нечто, Кулибин наших дней, разве что вертолетов не делавший. Заядлый рыбак и охотник, чувствующий зверя, как самого себя, органично сливающийся с окружающей средой, учивший меня выживать в лесу, имея лишь нож и не имея страха и кипятивший мне чай в ковшике из бересты. Веселый, бесшабашный и удалой, имеющий море друзей и ни одного врага, душа компании, гуляка, хлещущий литрами забористый самогон, наяривающий на гармошке "Русского отпетого" и способный в кураже на самые безумные выходки. Истинно русский человек, своими руками построивший дом без единого гвоздя, который стоит и поныне, в котором вместе с бабушкой прожил долгую и счастливую жизнь, родив пятерых детей и научив быть настоящими людьми не только их, но и их детей, и даже детей этих детей. Но, повторюсь, воспринимал он свою жизнь незамутненно, выдающейся личностью себя не считал, жил, особо не заморачиваясь на смысл существования и за этот панегирик я вряд ли заслужил бы его одобрение:).

      Аккурат перед самой войной, дед с друзьями возвращался с охоты. Они уже предвкушали, как отметят это дело, и дед, памятуя о том, что самогонка в чулане закончилась накануне, заскочил в сельпо за казенкой. Что там между ним и продавщицей произошло, история и бабушка умалчивают, денег на охоту естественно никто не брал, а в долг она, знающая деда, как облупленного, почему-то не дала, хотя это в сельском магазине было в порядке вещей. На что Василий Николаевич, бывший тогда еще просто Васькой, ничтоже сумняшеся, сорвал с плеча двустволку и выпалил от такой обиды дуплетом в потолок, так что продавщица обдристала все подштанники.

      Есть у меня подозрение, что оная труженица прилавка или тщетно претендовала на дедову благосклонность, или же получила в свое время отставку, иначе не стала бы лишать семью кормильца на энное количество лет. Так или иначе, времена были суровые, и Васька Порошин получил за хулиганку не порицание в виде выговора на собрании, не лишение квартальной премии, а пять полноценных лет тюрьмы.

      Последующая трагедия невиданного масштаба для всего нашего народа выглядит куда глобальней, чем судьба одного маленького человека. "Киев бомбили, нам объявили...". Первые месяцы войны, мобилизация, всеобщая растерянность, паника, слухи... В тылу оставались бабы, старики и дети, которые автоматически становились взрослыми, все мужики уходили на фронт, в эту мясорубку, откуда большинству не суждено было вернуться. Уничтожение лучшего генофонда страны шло ускоренными темпами, и в поисках пушечного мяса по тюрьмам пошли эмиссары, вербующие зэков в штрафные роты.

     Я не знаю, чем руководствовался дед, вызываясь добровольцем, прекрасно зная, что бойцы штрафных рот являлись смертниками, и что если даже кадровые части костлявая выкашивала подчистую, то штрафники уничтожались в первую очередь. Еще он не мог не знать, что может эти пять лет отсидеть в относительном покое и вернуться к семье не героем, но живым и невредимым. Думаю, что патриотизм сыграл тут не последнюю роль, но в нашей семье не было принято сотрясание воздуха громкими словами, такие материи подразумевались по умолчанию. Плюс кипучая натура моего предка, не позволяющая отсиживаться в кустах, когда с полей несется клич "Наших бьют!" В такие моменты он подрывался рефлекторно, без всяких раздумий.

      Видимо отдел кадров штрафного ведомства знал свое дело, и дед, как охотник, бьющий белку в глаз и сносно владеющий ножом, был откомандирован не в пехотный штрафбат, кидаемый с голыми руками на доты и тупо гибнущий под огнем врага и своих заградотрядов, а в разведку, что предполагало практически тот же исход, но позволяло умереть более изобретательно. Службу он начал на Севере, в местах, где я потом родился, военным историкам хорошо известно название сопки Муста-Тунтури, высоты, за которую в сорок первом шли ожесточенные бои. Когда с той стороны были финны, воевалось не в пример легче, захватить финского языка особой доблестью не считалось, но немцы, видя что союзники особо не напрягаются, бросили в бой отборные части Вермахта, горнострелковый корпус "Норвегия", в котором воевали уроженцы Альп, крепкие парни, профессиональные убийцы, имеющие многолетний опыт диверсионной деятельности и прошедшие огонь и воду. А им противостояли вчерашние школьники и студенты, зеленая, не нюхавшая пороху молодежь, спешно мобилизованная и тут же брошенная в горнило войны. В общем, было весело. Тем не менее, немцы за все время боевых действий не продвинулись ни на шаг за государственную границу СССР, за что спасибо нужно сказать и моему деду.

      Надо заметить, что те штрафники, которые действительно доблестно проявили себя и искупили кровью свое прошлое, вчистую амнистировались и отправлялись в регулярные части. "Искупить кровью" - не фигуральное выражение, а документальная формулировка. Ранение должно быть тяжелым и полученным во время выполнения боевого задания. Именно таким образом Василий Порошин, после излечения в госпитале, попал в разведку Второго Белорусского фронта, с которым и прошел всю Европу до самого конца войны. Дед был не особый любитель подробно живописать свои подвиги, но зная, что разведчик за линией фронта - это диверсант, ловкий и безжалостный, хладнокровно убивающий врагов и выполняющий порой задания, после которых его возвращение не планируется в принципе, я могу себе представить, сколько раз он был на волосок от смерти, и весь его иконостас, одеваемый на грудь по праздникам, ни в коей мере не отражает всего, что ему пришлось пережить.

      Глядя на друзей деда, которые приезжали к нему в гости, я понял, что такое на самом деле фронтовое братство. Это были не просто друзья, все пережитое, пройденное, километры войны и кровь погибших товарищей породнила их, сделала братьями. После войны лобби фронтовиков могло все, они открывали самые высокие кабинеты, с ними не рисковали связываться самые отпетые бандиты, зная, что за любого горой встанут все остальные, а бюрократ-чиновник, пославший фронтовика, тут же подвергался показательной порке вышестоящим начальником, в свое время понюхавшим пороху, и не дающим своих братьев в обиду. Когда дед заболел, и в сельской больнице просто не знали, что с ним делать, бабушка тайком написала письмо члену Политбюро КПСС Долгих, с которым деда некогда столкнула военная судьба. Незамедлительно из области прилетел вертолет, который отвез деда в самую лучшую больницу для партийных бонз, где Долгих навещал его лично. И таким примерам несть числа. У победителей фашизма не было синдрома побежденных, как у нынешних афганцев, они не создавали преступные группировки, не спивались и не кончали с собой, они были победители, которыми гордилась страна, и право, гордиться было чем.

      Время неумолимо. Когда-то победу в первой Отечественной тоже праздновали бурно, торжества шли по всей империи, победителей чествовали точно так же, как нынешних фронтовиков. Через шестьдесят лет чествовать стало некого, и праздника не стало. Еще чуть-чуть - и девятое мая станет для нынешнего и будущих поколений пустым звуком. Это не кощунство, это факт. Но я благодарен судьбе, за то что я застал многих из тех, благодаря которым наша страна не исчезла с карты мира. Благодаря которым смогли родиться мои родители, благодаря которым и я появился на свет. И для меня этот день всегда будет великим праздником.

     P.S. Сейчас плотно с маман общаюсь, в том числе и о деде. Каноническая картина - ей и младшей сестренке кричат - "Шура, папа с войны вернулся!", они вдвоем выбегают на дорогу, встречают отца, с виду целого и невредимого, повисают на нем, тот сажает их на плечи и высокий, статный и красивый, входит в деревню, из которой его увезли несколько лет назад. Целая жизнь прошла с тех пор. И вернулся он в родную деревню единственным из мужчин.