Анатолий

Набираю внутренний телефон бухгалтерии:
— Олечка, свари кофе… Да, с молоком.
Вошел Толик ; начальник производства.
— Жека, приведи священника. Опять фрезерный станок сломался.
— Тот, что недавно отремонтировали?
— Нет, новый.
— Почему я? Ты с баптистами дружишь, их и приводи.
— Да нет! Тут твои нужны. «Спецтехнология» освятила цех, и у них поломки прекратились.
— Кофе будешь?
— Да какой кофе!? За ремонтником надо ехать, в четверг отгрузка, не успеваем.
— Толя, ты, хоть и не крещенный, но вера в тебе сильнее моей. Сейчас и я вслед за тобой поверю, что освящение цеха сократит нам расходы по статье «Содержание и эксплуатация оборудования». Так, может, ну его, ремонтника? Давай сразу за священником сгоняем, и все закрутится.
— Прекрати издеваться! Так приведешь?
— Ладно, не сердись, приведу.
В выходной день отец Сергий, мой близкий товарищ, освятил наше производство. Молились втроем: он, я и вахтерша. В миссионерах не числюсь, рассказами о чудесах не завлекаю, да и врать мне совершенно незачем. Так вот, внезапные поломки станков действительно прекратились.

Вспоминаю, как освятили мой дом в Межиричах. Прислали нового батюшку ; отца Всеволода с матушкой, совсем молодые ; лет по двадцать пять. Из городской квартиры переехали в маленький сельский ветхий перекошенный епархиальный домик. Людей еще не знают. У меня шашлыки замаринованы. После воскресной службы приглашаю их в гости, говорю, мол, заодно дом освятим. Они согласились. У батюшки не было голгофок, прыгал, как школьник, по кроватям и стульям, рисовал на стенах карандашом голгофские кресты. Из дома идет воздушная проводка на двор и баню. Второй месяц двор и баня без света, не могу найти место, где проводка повредилась. Освятили дом, идем к костру, на выходе машинально щелкнул выключателем ; свет загорелся. Совпадение? Но почему именно сейчас? И почему станки, которые три года кряду регулярно выходили из строя, после освящения перестали ломаться?

С Толиком дружественные отношения с давних времен сложились. Мне было четырнадцать лет, ему ; двадцать пять. Вместе занимались в одном спортивном клубе. На сборах и соревнованиях мы с другом Усом ходили за ним хвостиком. Расспрашивали про взрослую жизнь, он в ответ смеялся и ничего не рассказывал. Скромность, работоспособность и веселость были его наиболее отличительными чертами. После окончания всех моих странствий и возвращения в родной город наши дороги снова пересеклись. Теперь уже стали коллегами на машиностроительном предприятии. О спорте я давно забыл, а он продолжал заниматься. Всю Европу объездил по ветеранским соревнованиям.
Пьем чай во время обеда. Недавно Толик брал неделю за свой счет для каких-то соревнований в Германии. Рассказывает о красоте их церквей. Особенно его радует, что там, оказывается, можно сидеть.
— Толик, ты что думаешь, я не хочу спокойно посидеть во время богослужения? Но что я могу поделать, если сидеть у нас не принято, а фрезы спасать от слома могут только наши, православные.
— У вас к людям плохо относятся. Зашел я в центральный собор, стал тихонько в сторонке, руки за спину заложил, смотрю, слушаю, и вдруг меня сзади бьют по рукам. Оборачиваюсь ; бабка в платочке уже уходит. Не то что больно, но от неожиданности чуть заикаться не начал. И как она незаметно так подкралась? Чего ты хохочешь?
— Ой, не могу, фух! Представил картину. Ну, и что ты после этого? Ушел?
— Конечно, ушел.
— Вот видишь, Толя, бабка хоть вредная, злобная и поведение ее неправильное, но полезную миссию выполнила ; тебя ротозея восвояси отправила. Тебе же все равно, куда на экскурсию идти, хоть в молельный дом к баптистам или евангелистам, хоть в церковь к католикам или православным, хоть в Лувр или Эрмитаж.
— Кто к вам после такого ходить захочет? Был у свидетелей Иеговы, встречали, как брата родного, улыбались, за руки вели, беседовали, пели весело. Они всю Библию знают.
; Если бы я всю Библию знал, тоже весело пел бы. Чего же ты там не остался?
— Не буду спешить. Еще похожу, посмотрю.
— Ходи, ходи… смотри… Только определись, ты Бога ищешь или компанию душевную?

Толик родился в баптистской семье с многолетними традициями. К религии относился уважительно, однако ни к какой деноминации не примкнул. Его старшая на год сестра, баптистка, парикмахер, у которой я стригся всю жизнь, добрейшей души человек, очень переживала, что он живет вне церкви.
— А если он не в баптистскую церковь пойдет? – спрашиваю.
— Да куда угодно, лишь бы в христианство.
Поехали с Толиком в командировку в Москву. Ужинаем в поезде. Водку пью только я. Толик, как приверженец здорового образа жизни, не пьет.
— Вот, видишь, Жека, вы водку пьете, а я был у адвентистов, так они даже к пиву не прикасаются. Они как бы мне ближе.
— Толя! Спроси у своих друзей, что говорил Иоанн Креститель в пустыне Иудейской? Они тебе ответят: «Покайтесь!». И Христос свои проповеди начал с этого. Теперь представь, что ты придешь на свадьбу к адвентистам или к другим непьющим протестантам. Будешь с ними песни петь и хороводы водить на сухую. Утром проснешься со светлой головой и самодовольный пойдешь на работу без всякого раскаяния. А я проснусь после свадьбы у своих, да как вспомню, что говорил и что делал, так сразу же от стыда закрою руками лицо, понимая, что я скотина последняя. Всякая спесь и самодовольство с меня тут же слетят. Хоть на шаг, но ближе к покаянию стану.
В Москве с нами произошел забавный случай. Выпало полдня свободных, и я предложил Толику съездить на Горбушку, прикупить музыкальных дисков. На Горбушке в кафетерии многоэтажного магазина заказали курицу-гриль, и пока она готовилась, пошли по отделам. Через полчаса возвращаемся, и Толик, потирая руки, говорит продавщице сладким голосом: «Ну что, курочка готова?» Я стою рядом и тоже смотрю на неё голодными глазами. А продавщице вопрос послышался с лишней запятой, и она позвала охранника. Оказывается, мы перепутали этажи и зашли в другой кафетерий.

Толик был приличным фотографом, работал на профессиональном уровне. Особую симпатию вызывало то, что при всей любви к взгляду на мир через объектив не признавал себя фотографом и по-детски стеснялся показывать свои хорошие работы.
За все годы, прожитые рядом, видел от него только доброе отношение, начиная от бескорыстной помощи в тренировках и заканчивая помощью в любых домашних ремонтах во взрослой жизни.
Недостатки, конечно же, тоже наблюдались – появляющаяся иногда некоторая распущенность и нежелание отказывать себе в удовольствиях. В такие периоды он превращался в другого человека, живущего исключительно для себя. Но кто без недостатков?

Снег на голову неожиданным бывает только летом. Зимой для Толика неожиданным стал диагноз – рак в последней стадии. На боли в желудке он жаловался и раньше, но списывал на пищу. Регулярно обследовался в физкультурном диспансере и здоровьем не озадачивался. 
В январе его бесплатно, как подопытного, включили в новейшую американскую химическую программу. С каждым днем он становился явно слабее. Я повез его в Киев в главный онкологический институт, там сказали, что лучше того, что с ним делают сейчас в Сумах по экспериментальной американской программе, не существует. Он даже не мог сидеть в очереди на стуле возле врачебного кабинета, лежал в машине на откинутом сиденье. Я с трудом повел его под руки в кабинет, не обращая внимания, есть там кто или нет. Стыдно было перед людьми за наглость, но у меня просто не было выбора.
Толик решил креститься в нашем православном храме. Во многом этому поспособствовала его жена Люба. Священник отнесся к делу серьезно и назначил три подготовительных встречи для разъяснения азов православия. Два раза они встречались в храме и наедине беседовали  каждый раз по полтора часа. На встречи Толику помогала добираться Люба. Третью встречу батюшка отменил, поскольку угасание Анатолия стало стремительным. В день крещения Толика скорее занесли, чем завели в храм.
Вечером после крещения ему стало значительно лучше. Наутро он почти выздоровел. Через неделю сел на велосипед, через две недели начал снова бегать, плавать по утрам в холодном озере и ездить на соревнования.
Я – свидетель, врать нет никакого смысла, даже опасно – «от словес бо своих оправдишися и от словес своих осудишися».
Возможно, станки перестали ломаться, потому что ремонтники грамотно устранили неполадки. Возможно, свет в бане загорелся, потому что ветер раскачал провода и соединил надломанный где-то контакт. Возможно, Анатолий стал чувствовать себя здоровым, потому что начали действовать американские препараты, но все же…
Толик сделал для себя и сына Евгения два великолепных деревянных больших угловых иконостаса и на этом завершил свои расчеты с Богом. В церковь почти не ходил, молился или нет – не знаю, вернулся к прошлым утехам и сомнительным радостям мирской жизни. Жена Люба, когда мы позже разговаривали с ней, не зная, как назвать тогдашние поступки Толика, просто расплакалась и сказала: «Он снова начал мне грубить».
Беспечные летние месяцы пролетели, а осенью в свой профессиональный праздник, день машиностроителя, Анатолий умер.
За месяц перед этим здоровье опять начало резко ухудшаться, стало таким же, как за месяц до крещения. Хотя американская программа продолжала действовать. Ему снова понадобилась Люба. Жена и сын находились постоянно рядом, помогали и ухаживали.
Утром Толик выпил сырое яйцо, потом попросил полчашки какао. У него стали настолько холодные руки, что Люба укутала их в одеяло и начала растирать. После обеда он совершенно неожиданно попросил Любу позвать священника, который его крестил, – отца Сергия. А мы тогда всем предприятием громко отмечали на берегу реки день машиностроителя. Отец Сергий провел наедине с Толиком около часа. Потом позвал Любу и Женю,  при них его причастил. Спустя сорок минут Анатолий отошел ко Господу.
Через полгода умерла сестра Толика, баптистка, с точно таким же диагнозом – рак желудка с метастазами на печень. Ее уход оказался более тяжелым. За месяц-полтора до кончины перестала понимать действительность. Баптисты, братья и сестры, окружили ее непрерывной заботой и плотным кольцом, которое не могли прорвать ни Люба, ни Женя. Других родственников у нее не было. Перед смертью появился нотариально заверенный документ под названием «Наследственный договор», по которому ее квартира отошла братьям баптистам. Сколько раз она меня стригла – не сосчитать, пробеседовали мы с ней не один десяток часов. Она очень любила Женю, не раз от нее слышал, что будет все свое имущество завещать ему.

Впрочем, вопросы завещаний – сущая мирская ерунда. Затронул их так, между прочим. Думаю, примеров удивительных нездоровых изменений завещаний при участии православных христиан тоже найдется предостаточно. Волнует другое. Почему брат умер в ясном сознании, а родная сестра с тем же диагнозом и примерно в том же возрасте отошла в мир иной, ничего не соображая? Опять совпадение, случайность? Медицинские факторы? Или действие молитвы о кончине «живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны»? Ответ у меня такой же, как и на вопрос, почему свет загорелся в бане – не знаю. Одни предположения. Чем больше живу, тем меньше верю в случайности. Не выдумано ли слово «случайность» умышленно для маскировки взаимосвязей в мире, которые хотят от нас сокрыть? Тоже не знаю.
Ладно, еще поживу, помудрею и, если узнаю, обязательно расскажу. А сейчас вздохну и подумаю: «Со святыми упокой, Христе, душу раба Твоего Анатолия, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная».