Один мой знакомый

— Должна ли женщина преданно любить мужчину, дарить ему свое тепло, заботу, ласку?
— Не знаю… Смотря какой мужчина. Мне известен один, которого любовь сделала подонком.
— Любовь – подонком!? Разве искренняя любовь может принести зло?
— Запросто! Уметь любить – талант. Но и уметь принять любовь – тоже талант. Тот мужчина оказался бездарным. Кулинар в ракушке вместо жемчуга увидел устрицу. Воспринял любовь к себе как нечто, само собой разумеющееся. Женщина должна его любить, потому что вообще как можно его, такого выдающегося, не любить? Она, по его мнению, осчастливлена уже тем, что он позволяет ей это.
— Понятно, оказался образцовым классическим чувствопотребителем. Но, почему – подонок?
— Потому что его место – среди осадков на дне человеческом, как и любого другого, любящего себя больше ближнего.
— И, конечно же, все кончилось плохо?
— А что хорошего может получиться, если топтаться по переживаниям ближнего, как топчется по дорогим коврам пристав в доме с описанным имуществом, который в своей синтетической квартире и мечтать не мог о шерстяных коврах. Максимум его возможностей – походить по ним в грязной обуви в чужом доме.
— Обидно за твоего мужчину. Бесталанность – не только его личная вина. Не у всех таланты к музыке или поэзии… Но обреченность он получает неизбежную.
— Отчего же? В будущем все возможно. Вечная обреченность вовсе не обязательна. Такого мужчину надо вычерпать и, не исключено, что после этого мойры станут к нему благосклонны.
— Что значит вычерпать?
— Ему нужен рекаст, то есть совершенно другая женщина с новым перераспределением ролей. Все будет, как и с предыдущей ; взаимные симпатии, расположения, увлечения. Начнется любовь, которая вполне может привести в отдел регистрации бракосочетаний. Но потом женщина должна остаться в себе и для себя. Он ждет привычной преданности, восхищения, а ничего такого нет. Что за дела? Где законное внимание? Бумага с печатью есть, а повиновения нет. Бедняга начинает нервничать и пытается добиться своего. А не тут-то было. Она не желает стелиться ковром ручной работы, преспокойно относится к нему так же, как и он к ней. Машут друг перед другом вискозными платочками личного достоинства и непокорства. Начинается бодание по любым вопросам: от мусорного ведра и цвета обоев до места проведения отпуска и отношения к друзьям.
— Обычное дело ; привыкание, притирание. Пойдут дети и все наладится.
— Да, у некоторых налаживается, а у моего знакомого как изначально не заладилось, так и в дальнейшем пошло. Дети стали не столько поводом к мирному единению, сколько причиной для новых конфликтов. Бедолага не поймет, как жить в новых условиях. Банальный эгоизм. Желает вельможного положения своей особы в глазах женщины, однако не получает. В отношениях воцаряется окончательное «все не так», и обида становится превалирующим чувством. Обида ; как грейпфрут, горько-сладкая. Горечь понятна, а сладость ; в самооправдании с ее помощью своей низости и пагубных привычек. Первый шаг – водка: «Она такого мне наговорила, что не пережить, надо выпить, отодвинуть грань нервного срыва». Есть два варианта: выпить дома и выпить вне дома. У домашнего варианта ряд недостатков. Во-первых, повод для очередного обвинения ; теперь в алкоголизме. Во-вторых, поговорить не с кем, есть только с кем покричаться и пообзываться. В-третьих, предаться милым пьяным мечтаниям тоже не дадут. Будут навязывать второстепенные, отнюдь не философские предметы для обсуждений. Громко стучать дверью, греметь посудой, тыкать в нос розеткой, вываливающейся из стены, умышленно перекручивать и без того прокапывающий кран. О каком сосредоточенном самоуглублении можно говорить, если в пиковый момент грейпфрутового переживания вдруг срочно понадобится заменить лампочку в коридоре, перегоревшую еще неделю назад. Женщины машины водят, бизнесами и партиями руководят, единоборствами занимаются, свободны, равноправны, в космос, в конце концов, летают, а замена лампочки по-прежнему считается исключительно мужской работой. Такой вот, значит, атавизм… Хочешь не хочешь, а пить придется вне дома. Основной недостаток ; недосыпание. Нормальные люди легко возвращаются домой во хмелю. А пьяным самолюбцам надо обязательно дождаться, когда все заснут. Так безопасней. Но может быть и засада ; дверь на цепочке. Звонить бесполезно, цепочку гарантировано не снимут. Только и дел, что услышишь названия различных хладнокровных пресмыкающихся и теплокровных млекопитающих, с которыми ты ассоциируешься. Плюс плач проснувшегося ребенка. Придется идти на работу. Преимущество сна на работе ; просыпаешься уже одетый и в носках. Правда, вчерашних. Есть компромиссный вариант ; пить дома втайне. Для чего следует на кухне незаметно положить в карман кусок хлеба и зажать в ладони кусочек колбаски. За рюмку из шкафчика можно ощутить спиною взгляд, полный презрения и, что уж скрывать, ненависти, сопровождаемый к тому же характерными звуковыми наречиями. Потом зайти к себе в комнату, быстро выпить с горла. Без навыка – тяжело, но с опытом – легче. Как емкость чекушка предпочтительнее во всех отношениях ; заносить-выносить проще и пьется естественней.
— Вот почему так происходит в жизни? Жили-были сами по себе два свободных человека, ничем друг другу не обязанные. У них были свои собственные мамы и папы, любившие их, окружавшие заботой. Имелись друзья, с которыми они ненапряженно и радостно проводили время. Шел серебряный век, все обстояло не так уж плохо. Но они захотели большего – счастья золотого века. Стали жить вместе. Однако вместо золота намыли горы пустой породы. И от досады начали портить друг другу жизнь…
— Надо было остановиться и задуматься. Жизнь и без того непростая, тяжелая, а тут еще и возникший человеческий союз облегчения не принес, стало еще тяжче. Так зачем же далее усугублять беды, добровольно творя новые взаимные неприятности? Не сумели услышать, понять друг друга и оказались не более, чем фантошами, водимыми своими эгоцентризмами. Необдуманно производили медленное, мучительное самоубийство. Получили от Бога жизнь даром и не поняли ее ценности.
— А если бы остановились, задумались, думаешь, помогло бы?
— Конечно! Неглупые люди не могут при спокойном рассмотрении проблемы не увидеть первопричины неприятностей. У моего знакомого корень зла коренился, извини за тавтологию, в безудержном подсознательном стремлении к реализации права собственности. Недостаточная осмысленность экономической категории повлияла на личное счастье. Он пытался завладеть тем, что ему не принадлежит, хотя прекрасно знал, что человеку вообще ничего не принадлежит. Подтверждением служит рождение и смерть ; приходим ни с чем и уходим ни с чем. А он не стал думать, стал жить инстинктивно, как общественный двуногий. Результат известен. Можно было бы еще говорить об условном временном владении вещами материального мира, но владение человека человеком ; это гибельное, суицидное преступление. Даже земные дети не принадлежат родителям. Люди принадлежат только своему Творцу. Не случайно же в народе говорят «Бог дал, Бог и взял»
— Хочешь сказать, что альянс права собственности и эгоизма ведет к катастрофе?
— Непременно. Хотя в социальном положении конкретных людей это не всегда заметно. Более того, кажимость их статуса и настроений может производить перпендикулярное или противоположное катастрофе впечатление. Но Висконти не дремлет ; гибель богов неминуема. В их интересах, чтобы таковая настигла их на этом свете.
— Так-то оно так, да не так. В обладании есть счастье. Даже не спорь. Когда-то я купил машину в салоне и чувствовал себя счастливым, и никто меня не переубедит, что счастье было ненастоящим.
— Совершенно верно. Но почему, спустя время, когда увеличились выплаты в банк и возросла стоимость техобслуживания, тебе стало скорбно смотреть на это счастье и ты его продал? Впрочем, уходим в сторону. Речь шла о знакомом, который безрассудно хотел присвоить своего ближнего.
— Ну, он же потерпел поражение. О каком счастье для него можно говорить?
— Счастье – понятие скорее относительное, чем абсолютное. Поэтому в поражении оно тоже может присутствовать. Счастлив тот, кто в неудачах сумел сохранить в себе хотя бы отсвет образа своего Создателя, то есть переданное ему Творцом достоинство человека. Мой знакомый не сумел и пал….
— Что значит «пал»?
— Невыносимо повторить то, что он говорил женщине и писал ей в смс-сообщениях. Человеческому и мужскому достоинству в такие моменты места не находилось. Речь не о нецензурной брани. Живописные оскорбительные обороты могут быть гнуснее любых матерных выражений.
— Зачем?!
— Убогая месть за свое отторжение. Ревность. Внутренняя победа животного человека над духовным. За четыре столетия современной литературы, начиная с Сервантеса, этот феномен до сих пор толком не изучен. Шекспир начал дело, да не освоил тему до конца. Отелло был дураком, но оставался полуджентльменом. Если бы не ударил Дездемону, назвал бы его полным джентльменом. Мой знакомый не годится в подметки генералу. Кстати, я не верю, что генерал был негром. Судя по тексту трагедии, маловероятно.
— К твоему сведению, Отелло был не негром, а мавром. Извини, продолжай.
— Знакомый в ревности не дошел до убийства, что в данном случае означает вовсе не великодушие, а признак его слабохарактерности и трусости. Он всё понимал, однако не имел в себе мужества принять данную объективность. Жалко стискивал пальцы рук, пытаясь удержать вытекающую воду. Злобно и униженно лаял из-под ворот на чужую силу и полнокровную жизнь.
— Так ему изменяли?!
— Никак нет! Ревность ; это автопортрет. Насколько мужчина распущен в жизни в своем собственном отношении к женщине, настолько он и ревнив. Выходцы из юго-восточных регионов – тому пример. Знакомый мог себе позволить все, поэтому на женщину смотрел, как на себя самого в худшем проявлении. Ее взаимосвязь с миром видел только сквозь призму взаимоотношений березы с тополем.
— А твой знакомый когда-нибудь бил женщину?
— Ты что с ума сошел?! Ударить женщину может только тупая скотина, а он себя таковой не считал… Ну, разве что разок толкнул на кровать… Ну, высадил плечом дверь в комнату, где она с ребенком от него, как от изверга, закрылась. Не с целью же ее побить, а от обиды, что ребенок не понимает причины конфликта и на всю жизнь запомнит, что отец – изверг… Ну, еще тещину квартиру ногой буцал, когда та была закрыта. А та исчезла надолго в неизвестном направлении – в смысле, не та, которая жилплощадь, а та, которая жена, его женщина. Кажется, он забыл, что она человек и как человек равна ему. Воспринимал ее, как вещь для себя… Ну, хорошо… Бил... Ну, бил, бил!
— Бред! И как такое случилось?
— Да он и сам ни причины, ни начала ссоры не помнит.
— Пьяным был?
— Увы. Абсолютно трезв. Она сидела на кровати и кричала в его адрес различные не математические, а злобно-тематические формулы. Он подошел, наклонился и коротко ударил ее по щеке.
— Расплакалась?
— Какой там?! Блеснула глазами мифической Немезис, наполнилась праведным гневом и, продолжая сидеть, начала – поскольку он продолжал стоять в позе рыбака из картины Василия Григорьевича Перова – хлестать его по щекам попеременно с двух рук.
— А он?
— Застыл, как памятник. Ждал, пока она кончит. Ирония судьбы ; где и как только люди не кончают. Наши ; вроде бы и на постели, да не совсем обычным образом.
— Ничего себе! Ну и?
— Устала, опустила руки. Тогда он еще разок хлопнул ее по щеке из той же позы.
— Одуреть! А она?
— Волю в кулак и продолжила. Дочь Эребуса ушла на покой, гнев сменился яростью, восстал сам Сет со жгучими красными глазами.
— А какого цвета у нее глаза?
— А он знает? Он ей хоть раз в глаза посмотрел по-человечески? Себялюбец! Она начала хлестать его с разворотом корпуса. Дело в том, что уставшие руки уже не могли бить в полную силу, понадобился дополнительный рычаг. Умная женщина, что тут говорить. Сопромат не учила, но интуитивно все понимает. И таким образом ; три цикла подряд.
— А его рожа?
— Что его рожа? Ей-то что? Мясной кирпич, камнедробилка. По ней хоть сковородой колоти ; как с гуся вода.
— Чем кончилось?
— У нее ; не знаю. А он молча оделся и пошел доживать вечер-ночь на работе.
— Жестковата она, однако.
— Спорный вопрос. В некотором смысле палачом в описанной ситуации был только он. Почему она била? Нелюбовь, неприязнь, ненависть – это второстепенно. Главное ; беспомощность. А он, напротив, согнувшись и упершись руками в колени, стоял в позиции силы. Изощренно издевался над ней, подставляя свои щеки и ожидая изнеможения ее рук. Моральный садист в чистом виде.
— Ребенок видел?
— Двое. Меньшая – рыдала в углу кровати. Старшая – ходила туда-обратно по коридору со стеклянными глазами и выражением лица человека, который сейчас вскроет себе вены.
— Хоть бы детей пожалели.
— Да что ему дети, когда мировоззренческая разборка идет? Он их что, кормил, в болезнях лечил, обстирывал, в садик-школу собирал, вечером сказки читал? Нет! Она занималась детьми, а он в игровых автоматах сидел. Лет десять без высмычки. Состояние проиграл, все то, что могло как раз на детей пойти. И ей не пришлось бы под джинсами дырявые колготки носить. Сколько раз в жизни у нее духи появлялись? Пальцев одной руки для подсчета хватит.
— Ну и знакомые у тебя!
— Самому неприятно, а других нет. Да… и еще… Неловко говорить, но был случай, когда он превратился в гороховое пальто и тайно следил за своей женщиной. И еще он земляной червяк… Это я Багиру из «Маугли» вспомнил, когда она Каа к бандар-логам заряжала: «; Так они называли меня желтой рыбой? ; Да-да, рыбой. И еще червяком! Земляным червяком! ; Они называли меня лягушкой? ; Да-да, лягушкой. И еще земляным червяком!..»
— А сейчас он с женой живет? Или, может, с женщиной какой?
— Кто с ним жить будет?! Один-одинешенек и разлюблен. Разлюбление – самый эффективный аустер отрезвления от эгоизма. Но такой напиток полезен только при соблюдении правил употребления. Обычно его тупо глушат с обидой, злобой и отчаянием. А так нельзя. Необходимо не спеша распознать все оттенки и оценить бахрому одежды в происшедшем. Она ведь когда-то любила или, по крайней мере, была готова к любви. Почему сейчас у нее неприязнь, переходящая в неподдельную ненависть? Почему сейчас посторонний, безразличный ей человек имеет возможность увидеть ее искреннюю улыбку, которая для него стала такой же недосягаемой, как Эвридика для обернувшегося Орфея? Если все вспомнить, честно подумать, то причины – в нем же самом.
Канцелярша с третьего этажа в августе сказала: «Двадцать девятого ноль девятого в десять тридцать». Несовершеннолетний ребенок, поэтому развод через суд. В десять тридцать какая-то судебная дама, выйдя к истцу и ответчику в коридор, сказала, что судья занята криминалом и может разобрать и удовлетворить дело после обеда без участия сторон. Надо только написать соответствующие заявления. Выписку решения суда можно будет забрать в десятой комнате. Свидетельств о разводах уже не выдают, заменяют  выписками. Мужчина и женщина написали заявления и вышли из районного суда печальными и свободными.
— Он хоть выписку забрал?
— На кой она ему? Бывшая жена безрадостно пошутила на улице: не обмыть ли? Он отрицательно покачал головой, и, вяло поддерживая беседу, отвез ее на работу. Затем поехал в свое новое однокомнатное «домой» смотреть в потолок.
Знакомый почувствовал в себе то, о чем я говорил в самом начале ; вычерпанность. Заботливая покладистая любящая женщина сделала бы его окончательным подонком. А вот волевая, своенравная, независимая – его вычерпала, а еще точнее – исчерпала. Он – по существу своему – был сосудом с мерзкой жидкостью. В первом случае – мерзость навсегда осталась бы внутри сосуда, затянувшись коростой нечувствия. Во втором – женщина взболтала всю гниль его и побудила ее выплеснуться наружу. Можно сказать, уврачевала душу с поганью хирургическими методами, но ценой своего личного счастья.  Душа его во многом освободилась от нечистот, разве что стенки остались испачканными.
— Если надо отмыть стенки, то ему прямая дорога в церковь.
— Он так и сделал.
— И как пошло очищение?
— Не допустили к причастию.
— Что-о?!
— Дело в том, что он в церковь хаживал, именно ; хаживал, хотя и с большим уважением. «Ходят» ; когда это главный смысл жизни, а если только одна из сфер деятельности ; то «хаживают». Таким вот оказался, из категории иродов. Ирод тоже Иоанна Крестителя очень уважал, приглашал для бесед, внимал, прислушивался к его мнению. Но одно дело ; разговоры, другое дело ; реальная жизнь. А она, негаданная, так повернулась, что пришлось Иоанну голову отрубить. Мой знакомый в Троицу единосущную и нераздельную верит безоговорочно и с каждой буквой Евангелия согласен. Но в теории. А на практике судьба-злодейка чего только не подсунет!
Какой-нибудь брат немудреный выставит что-нибудь из плодов своего творчества или напишет несусветное, знакомый тут же хватается за слабые места и давай плясать-издеваться. Ладно бы, с целью помощи ближнему, так нет же, чтобы собой похвалиться. Что это? Хвастовство! Или, например, сам в главной роли какое-нибудь событие устроит. Ждет похвалы. А это что? Тщеславие! С интересной женщиной познакомится и страшно сказать, какие в нем умыслы появляются. И еще десяток позиций, по которым ; прокол. На жизнь по Евангелию никак не похоже. Даже его надменно-дменного ума хватает понять это. Бежит в церковь на исповедь – приходит черед лицемерию с лукавством разгуляться.
Раскаивается чистосердечно и слезами грехи омывает! Но если вдуматься, где взять чистое сердце для покаяния? Согласно заповеди, чистые сердцем Бога узрят, а он, знакомый мой, не то, что Бога, а дальше собственного носа порою не видит. Да и слезы разные бывают. Плачут и от обиды на судьбу, и от того, что разлюблен по заслугам… Естественно, грехи повторяются. Дурная бесконечность, как сказал бы Гегель.
Как-то один священник в городе Луганске из сочувствия утешил, сказал, дескать, не унывай, иные святые со своими грехами по восемь лет боролись. Знакомый тут же обрадовался ; еще семь лет гулять можно.
Грех греху ; рознь. С одними всю жизнь надо бороться и неизвестно осилишь ли? А другие… надо решать беспощадно и мгновенно ; или Иоанну голову рубить, или греху. Промедление ; пустая трата земного времени, которое в любую секунду может окончиться. У знакомого надежда не повторить грехи зиждилась на «авось»: авось пронесет мимо? Или: авось выдержу испытание? Однако мимо не проносило, испытание не выдерживалось. Хоть бы достойно боролся с грехом, сосредоточенно думал о том, что делает и что Богу обещал. Так нет! Чуть что ; сразу руки вверх.
Все эти его раскаивания ; не лицемерие ли пред Богом и лукавство с самим собой?
Закручинился молодец, запечалился, повесил головушку. День за днем – как дождь дождит. Может, пасмурное небо ; и к лучшему? На тучи взирает, а на ясные небеса не посмеет, «плачася дел своих горько». Что бы ни делал: то ли пирог с рыбой, то ли производственный план закупок, – из головы одна фраза не идет, словно клином туда заколочена: «видех бо во гробе лежаща брата моего, безславна и безобразна. Что убо чаю и на что надеюся?». Жизнь проходит, надо что-то делать. «Что я? царь или дитя? – говорит он не шутя. ;Нынче ж еду!» Тут он топнул, Вышел вон и дверью хлопнул». Пошел мой знакомый искать тяжелой исповеди. По-другому говоря, генеральной. Перед литургией на такую времени не хватит, вся очередь исповедующихся изнервничается. Времени надо много, без отдельной встречи – никак.
В церкви дежурный священник назначил исповедь на завтра к полудню. Батюшка молодой, но образованный. По речи чувствовалось. Не исключена духовная академия за плечами.
Пришло завтра. Встретились, как договаривались ; минута в минуту. Священник выслушал и говорит: «Ты должен от этих грехов отречься навсегда». И называет конкретные грехи. Знакомый молчит. В нем что-то произошло. Ничего не понял, но понял, что врать уже не может. Он уже не раз в грехах каялся и сейчас бы искренне покаялся, как обычно. Но священник требует отречения. Предположим, отречется, а что потом будет, если опять произойдет «обходит окрест … и на круги своя обращается»? На ум пришло: «Отрицаеши ли ся сатаны? ; Отрекаюсь». Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь! Но что делать буду, если опять упаду? Не владеет он собой, единственная реперная точка появилась ; врать уже не будет. Точно понял. После долгого молчания мучительно выдавил из себя священнику всю правду, которая в нем заворочалась: «Не знаю».
Священник растерялся. После паузы сам себя вслух спросил: «А мне что делать?» Знакомый вспомнил благочестивого юношу, который вчера перед сном неожиданно в голове появился: «Аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое… Слышав же юноша слово, отъиде скорбя…», и уразумел, что он только что не пошел за Господом своим. Иов Многострадальный на куче гноя по Промыслу сидел, а он ; по собственному хотению. К чему тогда «Отче наш» по утрам шептать, если живет по принципу: «Да будет воля моя, а не Твоя»?
С запозданием ответил священнику на вопрос: «А мне что делать?» – как на вопрос: «А ты что будешь делать?» ; «Богу молиться. В церковь ходить». Священник переспросил: «Это точно?». Знакомый ответил: «Точно».
И тишина. Крест, Евангелие, Таинство, священник, грешник… Стоят и молчат. Долго. Оба в тупике. У знакомого ком в горле, говорить не может. Батюшке слегка хмель мешает. Выходной день, два часа дня, после литургии где-то приложился. Выпившего человека, держащего себя в руках, выдает характерный жест, когда он широко открывает рот и рукой ; большим и указательным пальцем – делает медленное вертикальное движение, как бы вытирая края уст. Мой знакомый, будучи алкоголиком, сразу распознал. К тому же батюшка молитву перед исповедью, где «хотением не хощу смерти грешника, но яко же обратитися и живу быти ему» читал, как артист МХАТа, эхо гуляло по всему храму. Ни малейшего намека на осуждение, ни в коем случае. Батюшка в свое свободное время пришел по просьбе нашего знакомого. Тем более, что и Спаситель, пожалуй, во хмелю бывал на отдыхе. В Кане Галилейской, где Он первое чудо сотворил, они же все вина выпили за здоровье новобрачных. Да и слова Матери: «еже аще глаголет вам сотворите» после его слов «что Мне и Тебе, Жено»… Прости, Господи, меня дурака. Но песни Спаситель там наверняка пел вместе со всеми. Не могли же они на свадьбе песни не петь?
Спустя время священник сказал: «Бог тебя любит такого, какой ты есть» и опять замолчал. Потом добавил: «Но не могу». Мой знакомый так и не услышал от иерея, что «властию мне данною прощаю и разрешаю тя». У него было три мелко исписанных листа формата А-4. Двумя листами грехов он утер сопли, одним листом вытер глаза. Скатал грехи в мокрые бумажные шарики, засунул в карман, вытер руки о рубаху, попросил благословения, получил, развернулся и поплелся из храма.
— Ну, и как он? Богу молился? В церковь ходил?
— Не молился. Ничего не читал, даже утреннего и вечернего правил. Только два слова твердил без устали и на работе, и в машине, и в кровати: «Господи, помилуй!». И в церковь не ходил, не мог. Бессонница началась. Встанет посреди ночи и слоняется между комнатой и кухней. Заснуть не может, писать-читать сил не наблюдается..
— Пил?
— Лучше бы пил, может, спал бы. А то бродит трезвый, мрачный, да вдруг и заорет, как весь кубанский казачий хор: «Не для меня придёт весна, не для меня… «Христос воскрес» из уст польётся в Пасхальный день не для меня». Соседи шумом недовольны.
— Кающийся грешник. Известная тема ; Рембрандт, Тициан, Вермеер, Дюрер, Донателло и так далее. В нашем случае ; не раскаявшийся.
— Не совсем так. Через две недели безнадежной тупой жизни его мысли начали снова концентрироваться. Дело не в том, что молодой батюшка по неопытности поставил жесткие условия, грехи не отпустил и, возможно, совершил методическую ошибку. А дело в том, что исповедь ; это Таинство. Поэтому Невидимое действует через видимое. Священник – видимый образ. То, что вышло из его уст, кому принадлежит? Ему ; батюшке? Может, и да. А если нет?
Мой знакомый при всем своем нерелигиозном образе жизни Бога боится. А посему принял решение поступить по совету, вычитанному в одном из писем Игнатия Брянчанинова. Раз уж я ; Твое создание, то не буду ломать голову, устраивать свою жизнь. Ну их всех! Отдаюсь в волю Твою и делай со мной, что хочешь. Слава Тебе, Господи!
Позвонил батюшке и сказал, что будет отрекаться грехов. Священник назначил встречу через три дня перед Всенощным бдением накануне Литургии. Знакомый говорил, что это были три самых тяжелых дня. Никакого облегчения от принятого решения. Сплошные муки сомнений в жизни и вере, беспросветная тяжесть внутри, плохое физическое самочувствие, водка.
Встреча была назначена за полчаса до службы. Знакомый опоздал на 10 минут, и батюшка предложил перенести исповедь. Знакомый почти жестко сказал: «Нет, сейчас». Он испугался предстоящей ночи, следующего дня, себя самого, испугался того, что может произойти «никогда» и вечная смерть. Священник молча развернулся и ушел. Знакомый, ничего не соображая, с бессмысленной пустотой в голове пошел к выходу. Толкая дверь, он затормозил, вспомнив, что выходя надо перекреститься. Повернувшись, неожиданно увидел священника, идущего к месту исповеди уже в епитрахилье и одевающего поручи на ходу. Знакомый побежал по храму назад.
— Хочу отречься от греха… греха… греха…
— Хочешь или отрекаешься?
— Отрекаюсь до конца своих дней от греха… греха… греха…
— … властию мне данною прощаю и разрешаю тя…
Началась служба. Слова дьякона, священника, певчих воспринимались, как и раньше ; понятно, да не очень сердечно. Зато появилось совершенно новое чувство, которое раньше никогда не переживалось. И это было приятное сладостное ощущение. Он впервые по-настоящему почувствовал себя рабом Божьим. Почувствовал себя не одиноким, защищенным. Иконы на стенах храма начали восприниматься как родные. Казалось, все лики с пониманием улыбаются ему.
Наутро такой тесной внутренней связи с храмом уже не чувствовалось. Хотя храм определенно стал своим домом, чего раньше тоже не было. Перед литургией знакомый, не выбирая, пошел со свечкой к любой иконе. Оказался перед «Помощницей в родах». Искренне обрадовался. Неужели он сможет родиться заново?
Причастился.
Вышел из храма уравновешенный, спокойный, не обращая внимания на дождь. Раздиравшие изнутри страсти никуда не делись, но явно притупились.
— Как у него дальше сложилось?
— Время покажет. Эти события совсем недавние. Хотя кое-что обнаружилось. Один из грехов, от которого он отрекся ; пьянство. Выпивал понемногу, но почти каждый день и стойкая тяга к алкоголю сформировалась. С утра уже начинало слегка ломить. После долгого горького пути к исповеди, самой выстраданной исповеди и причастия отрезало от спиртного безо всяких волевых усилий над собой. Можно сказать, в дар получил избавление от пьянства.
— Что тут говорить? Слава Богу. Но не думаю, что искушения и муки для него закончились. Вряд ли они вообще могут закончиться до конца жизни земной. Пожелаю твоему знакомому стойкости духа.
— Спасибо. Я ему передам.