В полный голос, шепотом или молча?
«Ты приедешь в Батум? – вопрошала княжна, вытираясь лишь тем, с чего встала. - Да. Потом. Там все братья твои за кустом. Я запомню свечение кинжалов.»
вместо эээээ…эпиграфа
Иногда надо отдавать моральные долги. Некоторым повезло отдавать их при жизни. В этот раз мой достанется Тариэлу Цхварадзе – за то, что когда-то княжну вашу украл, а на ножи не попал. Впрочем, «эвкалиптовый запах, ни с чем не сравнимый» вдыхаю до сих пор. Вот и вы вдыхайте:
срывал и плёл веночек слон
слонихе, видимо, впервые
Хотя, ведь бог одаривает талантом, что-то нужное забрав. Можно только догадываться, что и сколько, читая умудренного опытом и остальными достоинствами Цхварадзе. Поэт свою божескую ренту платит сполна и не в рассрочку.
Персональный Христос - это круто,
в доску свой, абсолютно ручной!..
и в конце этого стихотворения - разумеется, персональный терновый венец. А как вы хотели?
"Когда молчать нельзя уже" - он и не молчит, а пятой книгой стихов ( с этим - до мурашек - названием) заявляет : «искорка не угасла».
От боли воя по ночам,
мы понимаем понемногу,
что поздно бегать по врачам,
и начинаем верить в Бога.
Он следует за следами снега на воде, срывает неопознанное клеймо с друга и недруга, разжигает «вифлеемский фителёк», медленно закусывает то чачу «в этом месте», то виски или коньяк в том. И не судорожно размышляет о разных дорогах к храму...
Например, можно «амфибию построить и свалить в Намибию», а можно сальца порезать шмат – понятно где, в матери городов русских. География Тариэла обширна и многим знакома, зато стилистика у него – ничья, своя. То простая, то не очень. Выстраданная или обжитая по-иному – не важно. Она читателя притягивает, как капкан - волка.
да далёкий лай…
горьковатый чай
и за моря край
уходящий май.
Умением парой строк или катреном выразить событие, явление или состояние поэт владеет вполне. Страстно и виртуозно.
Ты уже там, а я вот в хашной –
тяжелый, горький опохмел…
или
несводимая татуировка –
всёпрощающий самообман
Просто - о «гибридных», грязных нынешних ( да и прежних такого же рода) войнах и воинах.
Нас не встречали тут цветами,
а командир внушал, что встретят…
Резаные - как «блины» по воде (или несводимые морщины на лбу) - стихи не просто касаются тебя, а задевают за живое, заставляют снова пережить или со-переживать. Вроде там была война, вроде тут еще одна, от того ушла жена, может, и не оттого… Непростые или обычные события во всякой жизни столько отпечатков накладывают на увидевшего, что молчать нельзя уже. Так он ведь – Поэт – и он говорит:
у нас одни и те же раны
от пуль солдата из спецназа.
У нас одни и те же танцы,
традиции, одежда, песни.
Он, безусловно, Горец – этот поседевший словесник. Мудрый и тонкий, иногда неудержимый в чувствах и выражениях, иногда по-кавказски ироничный и снисходительный. Но прекрасно знает, на что похожи «красные протуберанцы» и как выглядит истинная вера, и как пахнет настоящая любовь. Об этом и пишет - умело, на русском, живя, между прочим, отнюдь не в России, а в грузинской Аджарии.
«Верни опять на небеса» -
шепнул на ухо я медбрату…
А если в лирике вы – «физик», то есть определенно чувствующее нюансы физическое лицо, то вот вам:
чудо мокрое насквозь,
ниспослал Всевышний.
Книга - кстати, с очень запоминающейся обложкой и миниатюрой золотой маски с (наверное) разбитыми и шинированными сквозь губы челюстями - издана в Тбилиси в 2014 году, изд-во «ДАНИ».
Состоит из трех частей: невесёлой (где больше про войну), веселее, чем первая (где очень про любовь) и весёлой ( де можно опохмеляться каждым последующим стихом).
Рекомендую все их вкусить по очереди или случайным выбором – и тогда, авось, зачтется тому, кто не герцог с княжной. Ну, а вам-то, Читатель, непременно зачтется, ибо все, что в этой книжке стихов – обязательно прочитается и кое-что, надеюсь, запомнится…
Свидетельство о публикации №216091901071