День - ночь. Новеллы

Не последний патрон.
(новелла)

Глухая, тёмная, Карагандинская ночь. Безжалостный зимний ветер треплет пустые ветви деревьев, обламывая те, что потоньше и отшвыривает их на проезжую часть дороги под колёса редких автомобилей перемалывающих ветки в мелкую щепу.
Минус 22 по Цельсию. Холодно. А если сидишь практически без движений уже вто-рой час, держа указательный палец на спусковом крючке, – эта мука превращается в не-выносимые страдания. Но уйти нельзя. Заказ принят.  Услуга оплачена вперёд, полностью (клиент не пожелал встречаться после выполнения заказа).  Это работа. Она должна быть выполнена. Невыполненная услуга может стать предметом другого заказа, но уже в твой адрес. Работа кормит. Она помогает создать сносные условия для существования - пита-ние, квартира, коммуналка, оплата обучения сына, репетиторы и масса иных кредиторов и поденщиков. В «нашем капитализме» жить очень тяжко. Социака нулевая. Ты никому не нужен. Твоя судьба никому не интересна.  Всё бы ничего, да работы по профилю нет, и ничего не светит. А жить надо, и семье кушать хочется! Вот и сидишь на чердаке со снай-перской винтовкой в ожидании, когда объект прибудет в пункт икс - домой. Это самое лучшее место для «скрадной» охоты. Такова жизнь сегодня.  Сегодня охотник - я. Завтра – кто знает. Кто знает, в каких лабиринтах человеческих отношений возникнет проблема, способная подтолкнуть конфликтующие стороны к радикальному разрешению ситуации?  Может быть Господь Бог знает? Вряд ли. Человеческая негативная фантазия, злобность и алчность – не Божий промысел и пределов не имеют. Сомневаетесь? Включите телевизор!
…К хорошо освещённому подъезду (пришлось самому об этом позаботиться) подъехал автомобиль. Распахнулась задняя дверь, над крышей мелькнула голова пассажира и исчезла. По-видимому, наклонился для чего-то в салон. Вновь над крышей мелькнула го-лова. Машина отъехала. У подъезда стоит мужчина среднего роста в расстёгнутой дуб-лёнке коричневого цвета. В руках чёрная спортивная сумка. Он медленно поворачивается в сторону стрелка, расположившегося на чердаке в доме напротив. В окуляре оптической трубы медленно прорисовывался профиль. Да – это он.
Чердачную тишину нарушил негромкий посторонний звук. Во внутреннем кармане тилиликала сотка.
Напрягся и мгновенно расслабился указательный палец лежащий на спусковом крюч-ке. Перекрестье сместилось на шею. Он редко целился в голову. В шею надёжнее.
Опять чердачную тишину нарушил сотовый вызов.
 Если будет повреждён позвоночник – это конец. Если не позвоночник, то здесь сосре-доточены все крупные сосуды, если какой – либо будет повреждён – это конец, просто чуть позже. Спусковой крючок медленно двинулся в скобе. Ещё, ещё, прошёл холостой ход.
Настырно вызывала сотка.
Перекрест лёг точно под ухо. Клац. Сухо щёлкнул спуск, и тишина. Передёрнуть за-твор – дело одной секунды. Перекрест сместился ниже шеи. Вновь пошёл спусковой крю-чок, ещё, ещё, холостой ход выбран - выстрел. Мужчина дёрнулся свободной рукой к шее, неуверенно шагнул вперёд, выронил сумку, и как подкошенный рухнул на асфальт. Зна-чит в позвоночник. Гукнуло негромкое эхо выстрела между домами и всё. Как будто ни-чего и не было. Народ привык к подобным звукам.
Сотка не успокаивалась.
- Опять кого-то грохнули, - возможно, скажет обыватель.
- На одного жулика меньше стало, - добавит кто-либо иной.
- Чего ж там меньше, - вмешается в спор третий. - На его место два новых появятся. И каждому благости дай полный комплект – не меньше. А где брать эти комплекты благо-стей?  Только у простого люда.
- Чёрт с ними. Пусть стреляют друг друга. Кислорода больше останется.
- Мы без них, проживём!
- А вот им без нас…. Никто не оценит, какие они крутые. Не с кем сравнивать свою крутизну.
Он достал сотку.
- Да!
Как обухом по голове.
- Заказ отменяется.
- Поздно. Надо было раньше думать.
Он сунул сотку в карман куртки и пошарил по полу в поисках осекшегося патрона и стрелянной гильзы.
- Вот вы где, красавцы.

1999 год. Караганда. По милицейской статистике только за этот год в городе было со-вершено 465 тяжких преступлений. Среди них убийств носящих, скорее всего, заказной характер - половина.   Заказные  (как водится) раскрыты не были. Наверное, не смогли? А может быть - не захотели. А может быть …? Хорош, дальше не стоит.. Мало времени прошло. Всё ещё живо в памяти, живо и в делах, которые происходят рядом с нами неза-метно, ненавязчиво, неслышно. Дела-аа-а-а!

2003 год январь месяц. Опять холодно. Минус 20. Палец на спусковом крючке. Работа.




А н-на кладбище всё спокойненько, не друзей ни врагов не видать…
(новелла)

Деревянный крест, изъеденный у корня временем, наклонился над холмиком серой земли, как будто желая соединиться с тем, кого он символизировал столько дней и ночей, в холод и в стужу, в дождь, и в жару. Всегда. Всегда, с того самого дня, когда он был врыт в изголовьи и на груди своей понёс и имя, и фамилию, и даты жизни того, кого отныне символизировал. Холмик покрыт сохлой травой, в которой запутался мусор принесенный бродягой ветром невесть откуда.
Совсем недалеко, буквально два, три захоронения, из земли гордо торчит другой, но-вый, хорошо оструганный, с медной дощечкой и фотографией, заполненный чувством глубочайшей ответственности и важности порученного ему дела, другой крест. Он выше всех соседей, да, к тому же, еще и самый молодой. Он уставился в голубое небо и думает, как и все его предшественники, о вечности, как об обязательном условии возложенной на него миссии. Могильный холмик, порученный новобранцу, аккуратно и заботливо ухо-жен, как лапсердак, отутюженный заботливой хозяйкой по каждой складке.
Ошеломительная тишина простерла серое крыло над вечностью. Только порывы ветра беспокоят порой деревянные кресты  да редкие металлические полумесяцы.
Вечность – это то, что было, а потом – ушло. 
Ушло куда?
В никуда.
А зачем же тогда при жизни всё избыточное?
С собой-то не взять.







Нищенка.
(Новелла)

День заканчивается. На скользкой бетонной ступени, давно потерявшей свои первона-чальные очертания, что в подземном переходе возле архитектурного красавца «Абзал», стоит пожилая и равнодушная ко всему происходящему вокруг неё женщина. Рука, про-тянутая в сторону таких же равнодушных прохожих, периодически вздрагивает, толи от холода, то ли по другой какой неведомой причине. В переходе суетно. Конец рабочего дня. По ступенечной скользи осторожно пробирается дама в норковой шубе.
- Ой! – Каблук соскальзывает с верхней ступени, не задерживается на следующей и дама уверенно летит в сторону нищенки, которая натренированным движением подхватывает падающую.
- Оп-па! Держись, красавица! А то неровён час и голову расшибёшь.
- Вот спасибо, бабуля. И в правду, чуть не убилась до смерти. Как же это я !?
Рука дамы скользит в карман и выныривает с фиолетовой купюрой в руке…
День заканчивается.
Полеты-падения с верхней ступени в сторону нищенки прекращаются. Значит закан-чивается рабочий день. Пора домой. Завтра рано вставать. Надо успеть покормить и от-править в школу внучку, отправить на работу дочь, жаль зятя нет. И его куда нибудь бы отправила. Ээ-х встретить бы. Да где он. Может в России, может уже и в Чечне. Бог веда-ет!
Завтра встать нужно пораньше, да молоток с собой захватить, чтобы щербину на верхней ступени сделать поболее, а не-то скоро снег стает и конец бизнесу.


РКС – работница коммерческого секса (по старому - проститутка).
(новелла)

Невыносимо чешется спина. Между лопатками. Рукой не достать. А под рукой нет никого, к кому можно обратиться за помощью и ничего, чем это можно было бы сделать. Невыносимо. Почти на проезжей части дороги стоит заметная издалека «вечерняя бабоч-ка» - РКС – то бишь проститутка. Работа.
Мимо ночного тротуара, слегка освещённого уличным фонарём, проносятся автомо-били, сплевывая выхлопные газы в глаза и в лёгкие пешеходов. Голубоватая дымка колы-шется над проезжей частью дороги. Бухар-Жырау.
По недавно откатанному, ещё пахнущему перегоревшим машинным маслом асфаль-ту бредут карагандинцы – вечерние бродяги. Здесь можно встретить представителей са-мых различных прослоек общества. Это идут коммерсанты, негромко обсуждая цены на кафель и итальянскую сантехнику; это, наверное, группа меломанов, громко делящаяся впечатлением от только что просмотренного концерта; серой тенью проскользнул бомж с клетчатой китайской сумкой в руках и исчез в кустах по другую сторону дороги; группка молодёжи и сопровождающий её смех прошелестели по тротуару как порыв свежего вет-ра. Все при деле. Кто домой, кто в гости, кто в кафе или ресторан согласно имеющимся финансовым возможностям. Это не при совейской власти, когда даже студент мог сходить в ресторан со своей стипендии в 22 р.
Все при деле. Каком деле? Почему при нем? Никто не понимает. Но все знают – дело прежде всего!
Счастлив тот, у кого оно есть.
А у кого нет, те делают вид что есть, что куда-то торопятся, спешат. Дела. Дела. Де-ла.
РКС тоскливо посматривает на людской поток.
-Будет сегодня клиент? Нет? Опять вчера по местному телевиденью о СПИДе про-грамма прошла. Пугают только обывателя. Где он этот СПИД? Девчонки говорят его много в Темиртау, да в Балхаше. Нас, пока, Бог милует. Где же вы, клиенты? Денег осталось на два дня. Только на пожрать. Тут уж не до развлечений. Может в гостиницу «Казахстан» податься. Интересно, кто там из ментов сегодня вахтует. Если Серик, то нормально, а если «хохол» - лучше не ходить. Все равно все деньги отберёт, да еще и в сортир мужской потянет. А там так противно воняет. Пока он свое дело сделает, все белье табаком, да мочой провоняется. Нет. В гостиницу сегодня не пойду. Если здесь никто не снимет, пойду к Лёхе – там, по крайней мере, хотя бы пожрать и выпить найдётся.
Работа!
Невыносимо чешется спина, а рукой не достать!