Заключение
1. Исследование окончено. Намерение, с коим оно было начато – учесть свои богатства знания, разделить свет и мрак, если нельзя рассеять мрак, по крайней мере указать ему определенное место в знании о сущем, чтобы найти путь ко вселенскому спасению – исполнено. Там, где размышление, опирающееся на наблюдения, не могло дать знания, найден путь действенного постижения предмета. Таким образом разграничено ведомое и неведомое. Осознаны скрытые аксиомы, на которые опирается мышление человека в области природы, нравственности, истории и религии. Тайны, непостижимые для философского размышления, указаны как предмет динамического постижения.
2. Я начал с обозрения вселенной, которая существует, ибо именно она подлежит спасению, и нужно прежде всего иметь достаточное знание о ней. Деятельность человеческая, направленная на познание природы, называется наукой. Я узнал, что наука, как только систематизирующая деятельность, не дает знания о мире. Она не дает даже подлинно общего, несмотря на свои склонности к обобщениям, за исключением схем. Истинно общее, которое и есть подлинное начало системности природы, открывается противоположным ходом мысли: углублением в каждое существо через внимание ему. Это углубление названо было поэтическим. Оно то в отличие от схематически-систематизирующего мышления открывает сущность всякого предмета. Оно открывает неповторимо личное, и оно же в глубине личного открывает общее – родовое, и наконец даже наиобщее: Бога, как Перво-Силу.
Поэтическое знание есть не отмена научного, а высшее совершенство его. Поэтическое знание не беднее, а богаче научного. Истинное знание о природе ценит систематизацию, но именно потому, что она облегчает интуитивное постижение частного. Таким образом, поэтическое знание о природе означает точное, ясное, систематическое и вместе с тем заостренно индивидуализированное знание, систему проникновений.
Я рассмотрел нынешнее состояние вселенной и увидал, что она слагается из множества живых существ, постигающих друг друга через интуитивное мышление и символическое представление. Я узнал, что их борьба друг с другом, их жажда могущества и есть источник страдания вселенной.
В строе вселенной перемешаны свет и мрак. Символика чувств может служить и проникновению в тайны существ, и вражде их. Достойное вечности бытие в ней смешано со случайным и недобрым.
Далее я стал исследовать задачу о том, как возможно бытие вселенной в одном только свете, в радости без страдания. Я поставил вопрос, как возможно блаженное бытие вселенной, или иначе – ее спасение. Сама природа не могла сказать об этом ничего, но ответ дали силы нравственности. В них я открыл аксиоматику вселенских норм бытия. Через этику я установил образ блаженного бытия вообще, а через эстетику нашел ряд конкретных примеров такого бытия. Постижение норм предметов и есть собственно философское знание. Это даже не столько знание, сколько дерзновение, ибо нормы эти не осуществлены в доступном научному знанию мире. Никакими методами систематизации поэтического проникновения в жизнь существующей вселенной они не могут быть открыты. В оправдание этих норм не может быть приведено никаких доказательств, кроме их художественной и моральной убедительности. К признанию возвещаемой мудростью идеи существа, т.е. нормы его, не может быть достаточного основания. Это – своеобразные аксиомы, и признание данной идеи нормой существа есть дерзновение мысли. Это – необходимое дерзновение, ибо о должном вообще не может быть знания, обоснованного через наблюдение существующего. (Это о 3-й утраченной части)
Узнав, как возможно блаженное бытие вселенной, отыскав образ спасенной вселенной, названной Царством Небесным, я стал искать моста между сущим и должным. Я начал искать, не найду ли во вселенной потока воли к спасению. Я стал искать вселенского хотения к Царству Небесному, чтобы присоединиться к Нему. Этот поток влекущий сущее к должному, есть потом подлинной истории. И я открыл историческое устремление. В центре его я увидел божественную личность Христа, в Котором соединены воля Бога о спасении вселенной и воля всей вселенной, выражаемой человеком в едином хотении спасения, не останавливающемся ни перед какими подвигами и жертвами. Учение о Христе и Церкви Его представляет собой ряд недоказуемых аксиом истории, истина коих свидетельствуется лишь глубочайшим упованием человека. Это упование не есть научное знание, не есть и философское дерзновение – это собственно неуклонное мистическое хотение. Это – хотение спасения вселенной во что бы то ни стало, хотя бы через величайшие страдания, хотя бы через победу над самыми мировыми законами. Историческое знание не столько знание, сколько собрание всех сил души, всего внимания на едином хотении к спасению. И это устремление я условился называть верою. Вера есть мистическое хотение. Знание о Христе и о Церкви есть ни что иное, как узнание во вселенной тех личностей, которые подобно нам хотят спасения вселенной. Выделение из всего существующего Церкви есть соединение в один организм всех, кто хочет спасения вселенной под главенством той Личности, в которой соединены божеское и человеческое хотение – под главенством Христа, истинного главы Церкви.
Получивши знание о спасении, которое совершается, увидав образ исторически целого – Церкви, я стал искать путей приобщиться к историческому свершению. Я начал искать способа включить себя и других в это победоносное воинство борющихся за спасение вселенной. История не могла дать в этом отношении ничего, кроме общего повеления, то есть хотеть того же, чего хочет Христос, довериться Его руководству, согласовывающему усилия всех, кто хочет спасения вселенной. Этого было недостаточно.
Я узнал, что сделал Бог для спасения вселенной, но мне нужно было еще знать, что должен делать каждый человек. Я узнал активность божественную в спасении вселенной, мне не хватало знания активности человеческой. История открыла, что Царство Божие недостижимо для нашего мина и что Бог Сам пришел в мир, чтобы через человека поднять мир к Себе; в этом и проявилась активность божественная. Но мне нужно было еще узнать, в чем должна сказаться активность человека, желающего спасения всех. Мне нужно было узнать, что должен делать каждый из нас, такой, каков он есть, в жизни, что он должен предпринять в том состоянии души и тела и в том месте, где он находится сейчас. Нужно было также узнать, чем может все общество человеческое способствовать спасению вселенной. Знание о том, что должен делать человек в этом скорбном мире для спасения этого мира есть знание религиозное. Взаимоотношения Бога и человека, поскольку Бог ищет человека, как пастырь ищет заблудшую овцу, обнимаются именем истории; но поскольку сам человек ищет Бога, они именуются религией. Религия имеет свои основоположения, невыводимые из природы, нравственности и истории. Религиозное знание образует внутренне завершенный круг. Путь проверки аксиом религиозной действенности только один – через самое действие. Религиозная действенность человека есть действенность аскетическая. В религии сам человек ищет Бога и находит Его на вне Его самого, не в приспособлении Его к пониманию существ, а в вечной обители Его – Царстве Небесном. В религии человек открывает Бога, когда Бог пребывает в молчании, как предмет созерцания, а не как властно и жертвенно действующий ради спасения вселенной Владыка истории. В религии и всю тварь человек постигает в ее вечном бытии, как играющую друг с другом, а не как жаждущую власти над другими. Это своеобразная действенность человека, которая не искажает предмета знания, а наоборот, открывает его в сокровенной его сущности, эта действенность, в которой весь человек превращается во внимание и созерцание, в которой он чутко вслушивается во внутреннюю тайну предмета, есть молчание, притом своеобразное аскетическое молчание. Это есть чистое созерцание бытия другого существа, без желания власти, без формулировки суждения. Вся аскетическая наука и искусство – только пособия к стяжанию аскетического молчания. Вся праведность в жизни, вся забота о том, чтобы везде думать о благе других и забывать о себе, есть ни что иное, как стремление созерцать чистое бытие других. Цель же всей этой деятельности есть радость о бытии другого или любовь. Ибо любовь требует созерцания бытия другого в вечности, т.е. аскетического молчания.
Аскетическая действенность страшна при взгляде со вне, ибо она есть как будто самоуничтожение человека, который весь превращается во внимание другим. Он перестает утверждать свое бытие, становясь слугою всех, внимая их существованию. Он отрекается от своей воли, заставляя ее молчать, чтобы действовал в нем совершающий спасение Христос. Но как бы теряя себя в таком самоотвержении человек вновь обретает и себя, и вселенную, которую хочет спасти в Царстве Божьем. Бога и всю тварь он находит соединенными в одной вечной системе, в которой через центральное существо – Христа – Бог и тварь, а также и тварь между собой соединены в радости о бытии друг друга или в любви, дающей всем блаженную жизнь в познании тайны Божьей. И здесь Бог изрекает человеку слово – не слово обличения или наставления, не историческое, а религиозное, исходящее из сущности Его. В прозрачном аскетическом пространстве молчания Бог говорит с человеком. Богочеловек Христос дает человеку имя новое – для вечности, и человек возносит к Богу песнь славословия. Во Христе человек находит Бога и всю вселенную собранными таким таинственным способом, что открываются они не только умозрению, но входят в самое сердце человека. Брачную тайну единства Бога и вселенной он как бы испивает из чаши Христовой.
Истинность пути аскетического самоотвержения не может быть доказана иначе, как опытной проверкой, а до того – доверием к тем, которые прошли по нему, как и вообще истинность всякого пути утверждается сначала доверием, а затем личной проверкой. Потому и можно говорить о самозавершающемся круге знания. Завершая сам себя, он также завершает и все предпринятое мною исследование. С установлением пути ко спасению выполнена предпринятая вначале задача. Наличные богатства знания приведены в порядок и открыт путь к подлинному обогащению вечными богатствами. Постоянное обогащение без потерь есть жизнь вечная, в которой – спасение вселенной.
3. На пути исследования несколько раз во всех областях, подвергнутых рассмотрению, я открывал абсолютное обогащение. Не диалектическое развитие вставало предо мной, и не эволюция, а обогащение. Везде, и в природе, и в нравственности, и в истории, и в религии, я находил потенции обогащения. В четырех частях все углублялось знание о Боге, о вселенной и о человеке. И увеличение это свершалось не через одни только диалектические построения на основе не многих аксиом, но через открытие новых аксиом, по мере того, как исчерпывалась познавательная полезность предыдущих, т.е. по мере того, как удавалось сделать из них все выводы, ценные для учения о вселенском спасении. Если бы не это обогащение новооткрываемыми аксиомами, движение мысли в исследовании было бы невозможно. На изучении природы или на физиологии нельзя построить полного знания о душе. Рациональная психология, исходящая из знания природы, не может вывести моральных сил, а если и выводит, то путем лживой подстановки. Полная психология строится только на основании нравственного опыта, в борьбе добра и зла в душе. Точно так же и рациональная пневматология, пытающаяся диалектически построить учение о духе, дается только в историческом опыте, т.е. в жизни личности вместе с историей. И наконец, рациональная теология, исходящая даже их хорошо понятной истории, ничего не может сказать о Боге, как о Боге; Дух, жизнь коего раскрывается в истории, есть дух человеческий, но не Бог. Историческое становление есть становление исторического духа. Человеческий дух – центральный поток истории вселенной, – становящееся; о Боге же нельзя сказать, что Он становится – Бог пребывает над всяким становлением. Действительное, наиболее полное знание о Боге дается в религиозном опыте. И дойдя до требования аскетического углубления в религиозный опыт, я дошел до последнего предела, до которого может простираться философское размышление. Дальше открывается область динамического постижения.
4. Исследование открыло, в чем спасение вселенной. Найдено пребывающее спасение – не временная передышка, не преходящий момент в изменчивом потоке бывания, не недостижимая цель, а достижимая для всей вселенной область блаженного бытия, откуда не выходят вон. Открыто онтологической место этой области спасения. Оно – в обращенности к Богу, оно – во всеобъемлющей богочеловеческой личности Христа, Который и есть жизнь истинная и спасение пребывающее во веки веков. Только такое спасение и может быть признано удовлетворяющим велению, которое побудило меня на исследование: я искал именно пребывающего спасения, а не временного. Царство Божие, проповеданное Христом, и есть область пребывающего спасения.
5. В Царстве Божьем может вместиться все. В нем предусмотрено место для каждого существа. Там могут вместиться все люди со всеми их способностями, даже с преображенными бесстрастными страстями. Там есть место для всех темпераментов, и все они облекаются святостью и гениальностью. Ведь и святость и гениальность есть во всех областях деятельного человека, и для каждой способности есть свой образ святости и гениальности. Есть святость, свойственная поэтическому человеку, как есть особенная гениальность у аскета. Ибо святость есть обращенность к Богу, а гениальность – к твари: а ведь и аскет не забывает твари, ибо отдельно спастись никому не возможно. Прозорливость святого аскета и есть его гениальность.
6. В Царстве Божьем могут вместиться все существа, которых мы знаем на земле, и даже более – и те, которых мы можем предположить во вселенной. Метафизические начала естествознания показали, что все существа относятся либо к бессловесным, либо к словесным существам; и если они бессловесны, они либо имеют только облик, либо облик и лик, либо сверх того и взор. Это значит, что они суть кристаллы, либо растения, либо животные в онтологическом смысле этих слов. (Это очень оригинально разработано в 3-й утерянной части. Прим. переп.). На всех планетах и во всех мирах, поскольку в них есть пространственная символика, могут быть только эти категории жизни. А так как о каждом из них Бог имеет идею, то всем им есть вечное место в Царстве Небесном. Таким образом, Царство Небесное, которое мы усмотрели с земли, может вместить и всю вселенную.
7. В начале исследования я сказал, что буду искать среди всех учений, какие были проповеданы на земле, такое, которое отвечало бы требованиям философии вселенского спасения. Такое учение найдено, называется оно христианством. Его я избираю сознательно в руководство. Путь ко спасению найден, открыто Имя Того, Кто несомненно имеет власть вести всех к пребывающему спасению, и совершает это, не останавливаясь ни перед какой жертвой. На этом исследование кончается, ибо оно достигло своей цели. Остается только сказать несколько слов о смысле философии, открывающемся при конце исследования.
Глава 2. Конец философии.
1. В самом начале исследования я установил понятие Бога, хотя в таком отдаленном и неясном виде, что не назвал этого имени. Я указал, что мы всегда мыслим все, мы всегда мыслим всецелое. Это уже было открыто проницательными мыслителями, и в этом Всецелом, постигаемом мыслью, они познали Бога.
И действительно это Бог, но только созерцаемый в отдаленном умозрении. От этого понятия я отправлялся в исследовании. И нельзя было поступить иначе, ибо признание бытия Всецелого, постигаемого мыслью, есть условие возможности размышлений. И в конце исследований я вновь пришел к понятию Бога, но более глубокому. В начале Бог – как отвлеченность, не только всегда доступная всякому существу, поскольку оно способно мыслить, но и необходимо постулируемая основа бытия и мысли; в конце же – как немногим открывающаяся Тайна, путь к которой узок и врата тесны. Притом я узнал, каким образом эта Тайна, открывающаяся даже не всем мыслящим существам, может осветить все сущее, постигаемое мыслью, не исключая бессловесных существ. Через полвека Тайна Божия может открыться всей вселенной в Царстве Божием.
Всеохватывающее познание мысли есть начало знания вообще. Это как бы потенциальное всеведение всякого мыслящего существа. Но эта возможность осуществляется через причащение всеведению Бога. Бог охватывает всецелое, как охватывает его и мысль человека, и охватывание мыслью возможно только потому, что ему онтологически предшествует всеведение Божие. Это познание через причащение Божью всеведению есть завершение знания. Начало познания есть постижение мыслью в размышлении. Завершение познания есть постижение опять-таки мыслью, но в действенном созерцании.
Начало и завершение знания не суть начальная и завершающая потенции. Везде наблюдали мы потенции обогащения, но здесь о потенциях говорить нельзя. Во всех системах потенций есть обогащение по существу, здесь же нельзя говорить о том, чтобы раскрывалось по существу новое знание. Правда, в опыте как раз здесь-то и наблюдается переживание чего-то существенно нового, но новые содержания знания, а не сама форма знания. Человек создан как существо словесное, и словесность, то есть способность умозрительного созерцания, не даруется ему как нечто новое, чем он прежде не обладал. Она только углубляется, но это углубление столь разительно, что переживается как неизмеримое обогащение чем-то, безусловно, новым.
Нельзя говорить об абсолютном обогащении новой формой знания, ибо самое то дискурсивное мышление лишь постольку есть вообще знание, поскольку оно касается сущностей, то есть поскольку оно интуитивно. Дискуссия рассудка – это в нем временное, интуиции же сущностей – начало вечного божественного знания.
2. Уже потому не может быть различия по существу между познанием мыслью и познанием в интуитивном созерцании, что знание, поскольку оно не искажает предмета, а дает его в подлиннике, не может вообще иметь той или иной формы. Знание есть некое предстояние познающего и познаваемого друг другу, и нельзя говорить о формах знания. Поскольку знанию дается не символ, а сам предмет, а именно таково знание мысли, дальше обогащаться формой знания нельзя – это уже завершение. Нельзя желать ничего большего, как постигать предмет знания таким, каков он есть в себе. Но степень проникновения в глубину его различна. И нужно сказать, что хотя человеку доступно подлинное знание, практически божественное всеведение не достижимо для него более чем если бы оно было совсем иной формой знания, существенно отличной от знания мысли. Одно и то же слово «умозрение» употребляется и философами для их человеческих догадок, и святыми аскетами для их божественных созерцаний. И хотя такое словоупотребление верно, ибо это одно познание, но глубина проникновения так различна в этих двух случаях, что это равносильно недосягаемости божественного умозрения для человека.
3. оно становится доступно через Христа. Во Христе во время Его жизни на земле дискурсивное мышление чудесно сочеталось с божественным всеведением. И только через него человек со своим дискурсивным рассудком может постигать Бога в Нем Самом, то есть как Святую Троицу. Во Христе соединились охват вселенной мыслью и Божье всеведение, начало и завершение знания.
4. Христос совершенно изменяет наш взгляд на вселенную и ее спасение. До Христа вселенная представляется наблюдателю как множественность живых существ, враждующих друг с другом. Спасение может быть достигнуто только через отмену множественности. Логически построяемая схема спасения требует уничтожения личного бытия и слияния всех в одну пребывающую субстанцию. После Христа тоже видится множественность личностей, но они причиняют друг другу радость, а не страдание. Через Христа Божье всеведение и Божье знание идеи мира соединились с человеческим мышлением и философскому умозрению становится доступен божественный взгляд на множественность живых существ.
5. Таким образом оказывается, что первый вывод рассмотрения мира был верен. Вселенная есть множественность живых существ; нет ничего, кроме личностей и символов. Но неверно, что существа по природе должны ограничивать друг друга. Неверно, что бытие других для каждого существа может быть только источником страдания. Наоборот, только бытие других и может быть причиной радости. Для каждого существа бытие других есть условие возможности блаженства. Единая субстанция не может быть блаженна; Сам Бог троичен в лицах.
6. Итак, для того чтобы вселенная была спасена, нужно, чтобы жизнь каждого существа стала согласна с идеей Божьей о нем. Иначе выражая эту мысль можно сказать, что для спасения вселенной нужно всеобщее воскресение. Воскресение есть мгновенный переход всего множества живых существ к небесному образу бытия, согласному с божественными идеями. Христос, который открыл образ блаженного бытия вселенной или Царства Небесного, который произвел переворот в знании о вселенной, силен и действием преобразить ее. Христос уже победил власть смерти и страстей, и наша задача побеждать вместе с Ним, чтобы с Ним и войти в вечную жизнь.
7. Философия помогла увидать образ Святой Софии, то есть замысел Божий о человеке, и указала путь ко спасению через Богочеловека Иисуса Христа. Тем самым философия перестает быть нужной. Человек ищет знания, как действовать ради спасения вселенной, и закрепляет в памяти путь искания в системе философии. Когда путь найден, остается только следовать ему. Философия, поскольку она достигает своей цели, отменяет сама себя и переходит в аскетику.
8. Стоя на грани философии и аскетики, хочется сравнить постижение Царства Божия с этих двух точек зрения. И мы видим, что есть два образа постижения его. Царство Божие может быть рассматриваемо как кристалл и как чаша божественного брачного пира. Философу Царство Божие может открыться только как алмазный кристалл в ореоле красоты, но оно не может явиться ему как чаша. Он видит Царство Божие только как драгоценную жемчужину, о которой говорил Христос. Но чтобы приобрести эту жемчужину и воспринять ее так, как воспринимают ее святые – то есть как чашу, из которой Бог и тварь пьют новое вино Царства, он должен как тот евангельский купец пойти и продать все, чтобы купить ее. Понимание Царства Божия, как кристалла – правильно. Но это лишь истинная мысль, а испить его, как чашу, значит делом войти в истинную жизнь.
9. Философия есть знание действия. И решимость действовать есть конец философии.
Конец, и Богу слава.
Окончено 26 марта 1926 года на Собор Св. Архистратига Гавриила в Москве.
Свидетельство о публикации №216091901694