Давным-давно на думанской земле, глава 29

Все в сборе

  Лиль лежала на том же месте, где её оставил Ленвел. Аделон первым увидел её безжизненное тело бледно-зелёного цвета. Киянец тут же прервал свой стремительный шаг и, как того требовала традиция, опустил голову и медленно двинулся к таяне, мрачно глядя в землю. Не поняв, что произошло, Зеда тревожно посмотрела вперёд и, увидев мертвенно-бледную Лиль, вскрикнула. Но тут раздался тихий стон, в тот же миг развеявший все траурные настроения. Аделон осторожно усадил Зеду на траву и бросился к крылатой деве. Он упал на колени и начал её осматривать. Киянец тут же увидел обрубки стрекозиных когтей, намертво засевших между рёбер таяны. Именно это обстоятельство спасло её от кровопотери и сохранило жизнь.
  Через пару мгновений к нему подоспели Ленвел и Кастид.
-Кастид, пойдёшь со мной, - бросил Аделон через плечо, - Ленвел, остаёшься с таянами. Если что не так, помнишь наши позывные?
-Не успел забыть, - усмехнулся тот. – Щёлканье коноплянки, если услышу посторонние звуки, и её же пересвист, если нам угрожает опасность. Могу и соловьём залиться, если тебе надо время от времени знать, что с нами всё в порядке.
-Покажи, - приказал Аделон.
Ленвел улыбнулся, приложил закруглённые ладони к губам и защёлкал, как заправский соловей, и только обученные этой сигнальной азбуке киянцы безошибочно бы отличили этот звук от того, что рождался в горле настоящего соловья, и никогда бы не спутали с песней жительницы окраин лесов коноплянки. Именно её пение, столь богатое разнозвучьем, переходами, переливами и пощёлкиваниями, было когда-то избрано их далёкими предками для общения в лесу на большом расстоянии.
-Откуда здесь соловьи? – обернулась лежавшая поодаль на траве и не слышавшая их разговора Зеда.
-Этот слегка потрёпанный соловей, - откликнулся Аделон, - теперь будет охранять вас обеих, пока двое других не вернутся из леса с просмолёнными лоскутами. Но сперва нам придётся укоротить нашу одежду. С этими словами он взялся за подол своей рубахи и оторвал широкий лоскут по всей окружности. Увидев немой вопрос в испуганных глазах Зеды, киянец усмехнулся:
-Дев попрошу не беспокоиться – надеюсь обойтись мужскими лохмотьями.
Ленвел и Кастид последовали его примеру, и вскоре Аделон держал в руках три будущих повязки на тело Лиль.
-А теперь на поиски чего-нибудь хвойного: сосны или ели, - и махнув рукой Кастиду, он рванул сквозь гущу травы вдоль холмов к реке, где одиноко покачивался на её глади оставленный  здесь прошлой ночью судок – чтобы добраться до хвойных деревьев, надо было переплыть на другой берег, где для киянцев заканчивался, а для кадасов начинался лес.
  Как только они скрылись из виду, Ленвел тяжело поднялся, подошёл к Зеде, встал на колени и взял её хрупкое тело на руки. Поняв, что подняться не хватит сил, в том же положении он стал медленно продвигаться к лежавшей неподалёку Лиль. Зеда заглянула ему в глаза и прочитала там столько нежности, что зардевшись, а это бросалось в глаза на её сейчас светло-зелёном лице, отвела взгляд и так и не произнесла ни слова за весь трудный для киянца путь.
  Добравшись, наконец, до другой таяны, Ленвел осторожно посадил Зеду рядом с ней, так чтобы спина и голова её опирались на толстый стебель дикой мальвы. В таком положении Зеда могла видеть всё, что произростало, скакало, жужжало и летало вокруг.
-Спасибо, - улыбнулась ему таяна, - так гораздо интересней.
 Ленвел снова распрямился и, бросив «сейчас», нырнул куда-то за Лиль и вскоре вернулся, лучезарно улыбаясь, словно ребёнок, который вновь обрёл утерянную было любимую игрушку.
  В первое мгновение Зеда не поверила своим глазам, а потом крупные, величиной с капли росы слёзы покатились у неё из глаз, и она даже не пыталась с этим бороться. На траве перед ней лежали огромные, перламутровые крылья стрекозы, без единого хотя бы крошечного повреждения. И они значили сейчас слишком многое, и это многое просто не могло уместиться в душе благодарной таяны и выходило наружу теми неудержимыми, солёными потоками, изливавшимися из широко распахнутых глаз. И в глазах этих одновременно сияли и надежда на скорую радость полёта, и горечь оттого, что Ленвел и Лиль заплатили такую страшную цену, чтобы подарить ей эту радость, и ужас за жизнь Лиль, которая висит сейчас на волоске, и знание, что, если этот волосок оборвётся, Зеда никогда не сможет принять этот страшный, пусть и сказочно-красивый подарок. А ещё в них светилась любовь: любовь к тому, кто приложил столько усилий, чтобы доставить ей эту радость, к тому, кто сейчас не твёрдо стоял на шатающихся ногах с огромным кровоподтёком в пол головы и так счастливо улыбался ей, как будто это не он, а она только что вдохнула в него новые силы и окрасила будущее во все мыслимые цвета щедрой природы.
  И тут что-то изменилось в мироощущении Зеды. То, что было невероятно важным, вдруг предстало таким ничтожным. Слёзы вмиг отступили, и, не отрывая своих глаз от глаз Ленвела, она тихо сказала:
-Я буду счастлива, если смогу летать, но я буду несчастна, если мне когда-нибудь придётся расстаться с тобой.
  Ленвел медленно опустил волшебные крылья на землю, закрыл лицо руками и отвернулся – это признание оказалось тем более неожиданным, что он ждал его так давно. Киянец углубился в чащу травы и там опустился на землю. Он был так счастлив, что боялся расплакаться прямо на глазах у Зеды. Посмотрев по сторонам, Ленвел увидел своё спасение – нежный розовый цветок на тоненьком, коротком стебельке с яркой жёлтой сердцевиной. Сорвав его, он вдохнул чарующий аромат и, запрокинув голову, постоял так некоторое время, не позволяя подкатившей к глазам волне перелиться через край, и, пожалуй, впервые с тех пор, как был несмышлёнышем, испытал такое душевное единение со смотревшим на него сверху голубым лоскутом неба, такую тихую, всеобъемлющую радость бытия, что, казалось, всё тело вновь наливается жизненными соками и готово сразиться с любыми невзгодами, которые могут возникнуть у него на пути. Нет, у них на пути – теперь их двое, и тут же укол совести прояснил ему разум: их пятеро, и он никогда впредь не смеет отделять себя со своим счастьем от думанов, которым обязан жизнью. Ленвел опустил голову, взгляд его снова упал на нежно улыбавшийся ему своим жёлтым глазом цветок, и он поспешил обратно.

                ***

  Ещё из судка Аделон заметил на другом берегу пихту, стоявшую у самой кромки леса. Это была удача – самое лучшее дерево для сбора живицы – смолы, которой он собирался щедро пролить лоскуты для перевязки ран Лиль. Он помнил, как в детстве мать брала его с собой собирать целебную жидкость, если в семье кто-то захворал или порезался. Живица не раз пригождалась ему и в его бытность воином. Он верил, что и теперь она поможет им спасти тяжелораненую Лиль.
  Высадившись на берег и подойдя к деревцу, Аделон нашёл самый близкий к земле бугорок, выступавший под корой и проткнул его остриём стрелы в нижней части. Затем, приказав Кастиду давить изо всех сил на выступ сверху, подставил под тягучую янтарную жидкость край первого лоскута. По мере пропитывания, он заворачивал его, не позволяя смоле преждевременно застыть. Щедро намазав и свернув трубочкой остальные два лоскута, он тут же рванул к судку.
  Стоило им вновь высадиться на другом берегу, как Аделон, взяв свёрнутые лоскуты и не сказав Кастиду ни слова, бросился к оставленным друзьям с такой прытью, что в мгновение ока исчез из виду за кущами зелёной травы.
  Когда Кастид доковылял до места стоянки, Аделон и Ленвел уже вовсю трудились над распростёртым на траве телом Лиль.
-Быстрее! – бросил Аделон. – Нам нужна ещё одна пара рук, иначе она теряет слишком много крови.
  Кастид увидел два обломка стрекозиных когтей, валявшихся по обе стороны тела таяны, которое сейчас было туго забинтовано под самой грудью. С обеих сторон ткань намокла от крови, но не протекла насквозь.
-Разматывай второй лоскут, - приказал Аделон, - как только мы одновременно вырвем когти, накрывай раны тканью и туго затягивай – мы приподнимем её. Раз, два, три, - и не дав Кастиду опомниться, Аделон и Ленвел, каждый со своей стороны, ухватились обеими руками за всаженную  промеж рёбер вторую пару когтей и, поминая всех тварей лесных, дружно выдернули их из тела, обнажив две зияющие глубокие раны, которые в мгновение ока начали наполняться кровью, но в тот же миг Кастид уже перехватил разматываемый конец лоскута у Лиль за спиной и, туго обмотав тело ещё один раз, завязал узел на груди, под таким же  чуть повыше.
 Ещё одна быстрая операция, и тело Лиль было очищено от инородных тел. Однако лоскуты, хоть и не пропускали кровь, быстро пропитывались ею.
-За мной! – крикнул Аделон, срываясь с места, на ходу срывая с себя рубаху и раздирая её на широкие полоски.
  Ещё раз туда и обратно на спасительном судке, и они с Кастидом, у которого вдруг откуда-то появились силы и прыть, уже бинтовали Лиль свежепропитанными смолой лоскутами. Кровь лишь едва проступила, и вскоре бинты перестали окрашиваться в красный цвет. Тогда киянцы сели вокруг таяны полукругом и теперь безмолвно смотрели на её лицо, как будто ждали, что вот-вот и Лиль благодарно улыбнётся им. Но чуда не произходило, и Аделон, наконец, нарушил тишину:
-Сегодня мы ночуем здесь – её нельзя тревожить, - он подложил под голову то, что осталось от его рубахи и тут же захрапел.
-Да уж, - усмехнулся Ленвел, - такого победить может только сон. Не врали ребята.
Он снял с себя рубаху, укрыл ею Зеду и лёг рядом. Кастид нарвал крупных листьев с цветов и кустарников, укрыл всех как можно тщательнее, а затем и сам погрузился в зелёную массу.
  Ночь ещё только натягивала на мир своё чёрное покрывало, а измученные киянцы и таяны уже крепко спали, и если у кого-то и мелькнула мысль о Разоне, его сыновьях и близости деревни, то лишь на мгновение, чтобы тут же уступить место сладкой надежде на то, что всё худшее уже позади, а впереди … да кто ж знает, что там, но так хотелось хорошего.

                ***

    Когда Ленвел открыл глаза, было уже светло. Он тут же посмотрел туда, гда вчера укутал Зеду – таяна спала тихим, безмятежным сном, разметав руки, как ребёнок.
-Она говорит во сне, - услышал он голос откуда-то слева. Резко развернувшись, он увидел Аделона, который сидел неподалёку у костра.
-А если нас заметят? – ошарашено глядя на языки пламени, спросил Ленвел.
-Уже не заметят, - загадочно ответил костровой.
-Ты давно встал? – подсаживаясь ближе к огню, спросил Ленвел. – Что-то произошло ночью?
-Я не спал, - ответил Аделон, – по крайней мере с тех пор, как совсем стемнело. Она, - он махнул рукой в сторону Зеды, – всё время говорила. Где уж тут спать?
-Странно, никогда не слышал, - пожал плечами Ленвел, - и что она говорила? – он украдкой заглянул в глаза Аделону, но ничего в них не прочитал.
-Зачем же я буду рассказывать, - прищурился Аделон, глядя в упор на любопытного соплеменника, - мало ли какие глупости, а то и бред может думан сказать во сне.
-Так что же здесь случилось ночью? – оставив попытки выведать тайные помыслы Зеды, спросил Ленвел.
-Приходили сыновья Разона и ещё двое, вооружённые до зубов.
-Почему ты не разбудил нас?
-Зачем? Они приходили убедиться, что мы покинули эти края и, не найдя нас в доме, для пущей верности подожгли его, избавив меня от утомительной процедуры разведения огня. Я просто притащил несколько головней с пепелища и тёплый воздух на всю ночь нам был обеспечен.
-Они ушли назад?
-Да, тут же. Они даже не пытались нас искать, благо самого Разона с ними не было.
-Что ж, – задумчиво произнёс Ленвел, - обратной дороги у нас и так не было, а теперь, когда дом сожжён, разрублен и последний узел, связывавший нас с этим местом. Пора в путь.
-Я тоже так думаю. Ты сможешь нести Зеду?
Ленвел быстро кивнул, судорожно сглотнув, и на мгновение ему показалось, что в глазах Аделона мелькнула лукавая улыбка.
-А мы с Кастидом понесём Лиль, - сказал тот так сурово, что все подозрения Ленвела тут же рассеялись.