Голуби клюют бетонную плитку

Летнее время проходило уже не с тем прежним азартом, нежели в прошлом году. Компания начала расходиться по ниткам; многих ждало поступление. По неизвестной причине подруги начали ненавидеть меня, тем временем я обретал новых знакомых. На море побывать не удалось, да и не люблю я моря. Последний вздох старого состава можно описать поездками на ближайшие водоемы, походами на природу, приготовлением шашлыка, частыми сборами на квартирах, редкими прогулками, посещением бильярдной. У всякого из ребят начали обильно проявляться собственные интересы, мнения, представления, так что каждый подозревал, что это время - последний шанс потешить скуку сообща. Использовать этот шанс мне не так уж и хотелось, на тот момент я еще не бросил пить, поэтому по большей части употреблял алкоголь и просиживал в дешевом баре "Пенная гавань", верил, что перемены всего правильнее, поэтому не ревновал прежде любимых людей к выбранным ими же дорогами. Мне нравилось проводить время с Кавериным (всегда тщательно прилизанные темно-пепельные волосы, голубые глаза и немного желчное чувство юмора), иногда мы могли просто пройтись вдвоем. Как заведено, любая прогулка с человеком близким тебе по духу подразумевает дельный разговор.

"Поведай-ка мне, Григорий, - спрашивал Каверин, - почему получается, что с возрастом, с новыми впечатлениями, горьким опытом, которые меня учителями знатными учить должны жизни-то, мне становится что есть мочи худо? Не выношу: чем дальше, тем характер жестче, а привычки бездушнее. Какое ж от этого спасение, от окаменелости этой?" - "Печальные известия ты мне ведаешь, ни совета не могу дать, да и вообще не знаю, что ответить. Но считаю, однако, сопротивляться этому процессу необходимо. Известно, много знать - мало спать, но ежели бояться бессонницы, так можно и с собой покончить в ту же минуту".
От этих слов и мне плохо стало, и, как мне кажется, Каверину. Наш родной город С*** не красовался уж как некогда. Чуждым мне это место казалось, бесперспективным. "Говорят-то, ленится человек от болезни щитовидки..." - возразил в воздух Каверин. Спустя десяток другой шагов наши голоса эхом слились в одном предположении, что "возможно, лень и вызывает эту болезнь щитовидки".

Мы сели на скамью напротив памятника Ленину, позади нас шептал фонтан и как это обычно бывает на центральных площадях, повсюду слонялись голуби, клюя твердую плитку. Разговор, как очевидно, не задавался, но Каверин надежды не терял. "Меняются ли люди?" - испытывал он. Так как однажды мне уже доводилось развить эту тему, я вскоре пробовал красиво отвечать на его стремление:
- Время покрывает еду серым пледом пыли и пестрыми коврами плесени. Опыт мягким карандашом выжигает на бархатной коже морщины. Осенние ветра опустошают молчаливые ветви. Слова топят детские наивные души. И как далекий запад каждый вечер ужинает горящим кругом солнца, так и каждое утро неуловимый горизонт выплевывает того снова. Меняются ли люди? На твоем мраморе могут вновь и вновь высекаться новые изгибы характера. Но разве ты статуя? То, что внутри тебя, чего не видно глазу, но что часто так болит - неизменно. Это не окутать в шелка, не остричь, не погубить. Это было, есть и будет. Восприятие обретает силу по твоей воле, длительность потрясения служит тому же закону. Меняются не люди, а поведение.

Больше мы в тот день не заговаривали. И проводив друга, я отправился в магазин за бутылкой пива.

2 января, 2015 год.