Тю-тю...

   Дядя Боря, вероятно, родился авантюристом. Мастер спорта по шоссейным гонкам, он на  взлёте спортивной карьеры попал в самую гущу свалки, страшно поломался и в велоспорт не вернулся. Но судьба свела его с дядей Лёшей и сделала заядлым туристом.
   В свои сорок пять лет он, маленький, шустрый, бородатый, холостой, остроумный и ехидный, жил в старенькой пятиэтажке в коммуналке в Нижних Лихоборах, где проявлял свои диктаторско-авантюрные склонности с широтой и размахом, присущим именно таким - метр с кепкой - несостоявшимся чемпионам. Дома он мог  позволить себе стрелять из спортивной немецкой воздушки по мишени, прикреплённой к входной двери квартиры, прямо из своей комнаты,  и все эти многочисленные старушки тихо шуршали, переползая коридор под ураганным огнём из своих закутков на кухню и обратно (воздушка была пятизарядная).
   Вынослив он был, как мул. И имел ценнейшие достоинства: у него были золотые руки, работал он слесарем  в "почтовом ящике", чем пользовался самым бессовестным образом, изготовляя, само-собой в рабочее время, необходимый нам  инвентарь из лучших сортов стали и дефицитнейшего титана.
   Разгильдяйство проникло в оборонку, видать, уже тогда.
   А ещё он не пил спиртное, с завидным постоянством менял своих женщин, причём каждая последующая была моложе предыдущей, легко давал в долг и никогда не напоминал, что пора бы вернуть занятую пятёрку или червонец.
   Это из-за него мы свернули с маршрута и, надрываясь, взобрались на плато ("Ну, ребята, как можно пройти мимо и не посмотреть?! Да мы его перелетим, как на крыльях!"), и теперь шли практически вслепую, такой вдруг обрушился буран, и сумерки уже сгущались - всё это предвещало нам ночёвку без костра, отставание от графика и необходимость его навёрстывать потом.
   Я, привыкший расписывать всё детально, а потом план соблюдать скрупулёзно, бесился: чёрт меня дёрнул на эту "прогулку" с Борисом, ведь знал, что его натура победит, и мы обязательно хлебнём лиха.
   Одно, правда, утешало: было достаточно тепло - для Заполярья, и буран бил нам точно в спины, а под ногами был не рыхлый снег, а прочный наст, почти фирн.
  Стало совсем темно, но маленький упрямец не сбавлял темп, пыхтел, потел, погонял нас замысловатыми фразами на "русском административном" - в общем, проявлял себя во всей своей красоте.
  Однако в конце концов и он понял - пора!
- Ну, пипец, парни! Ночуем! Ставим стенку, палатку, потом - жрать, с...ть и спать!
  Трудно было выпилить только первый  параллелепипед, а дальше дело пошло быстро, ножовка легко вгрызалась в крепкий наст, потом его брусок длиной метра полтора подхватывали крепкие руки и устанавливали в нужное место. Через сорок минут-час  палатку, стоявшую  в углублении от вынутых снежных блоков,  надёжно защищало от почти ураганного ветра полукольцо ветрозащитной стенки  метра в полтора высотой.
   Вымотались мы так, что ужин, сготовленный на походном примусе, не лез в рот, трепаться не хотелось, а сил хватило только на то, чтоб залезть в спальник - закрыли глаза и захрапели мы все одновременно, ну, может, стожильный Борис ещё какое-то время бодрствовал...
  ...И проспали: когда открыли глаза, в палатке царил полумрак - солнце уже поднималось. Шума ветра не было слышно, что уже хорошо.
   Разогревался завтрак. Мы укладывали рюкзаки, наслаждаясь теплом от примуса, быстро заполнившим палатку, и шпыняли "начальника", требуя от него, чтобы сказал, не выходя из палатки, куда он нас завёл и показал, где мы, на карте.
  Борис терпел, свирепел, наконец рявкнул:
- Где-где! В ... Караганде! - и выполз вон.
   Мы весело оскалились, когда услышали:
- А ну-ка бегом ко мне, живо!
- Ну, блин, - я ещё смеялся, - сейчас выяснится, что весь этот анабасис - бег по кругу!
   Друзья заржали в три глотки. Однако, неподчинения дядя Боря не терпел - один за другим мы нырнули в тубус, чтобы...
   ...Всё вокруг было розовым. Светились розовым жемчугом высокие редкие облака, переливался всеми  оттенками розового снег плоского, как столешница, плато, сугроб, наметённый у палатки был перламутровым. Мы дружно ахнули.
   Но не от ослепительной красоты, нет - палатка стояла метрах в 20 от  обрыва, и, поскольку"ножки" подковоообразной стенки были направленными к нему, отчётливо понималось - верный и надёжный был у кого-то из нас ангел-хранитель: не остановись вчера Борис, амба была бы группе, шли-то при нулевой видимости...
   Оторопело молчали. Меня прямо раздирало разразиться речью, но я был вдвое моложе дяди Бори, и градус негодования ещё не достиг той отметки, когда, несмотря на ранги и возраст оппонента, прорывет. Но во мне всё кипело, шкворчало и взрывалось. Не хватало только дыма из ноздрей и языка пламени изо рта.
   А ещё - альпинистов среди нас не было, предстояло найти подходящий спуск,  и искать его можно было долго; спускаться всегда тяжелее, чем карабкаться вверх, тем более мне - высота страшила меня с детства.
   Свернули палатку, стали на лыжи и тут Генка достал фотоаппарат:
- Без кадра для истории отсюда я не уйду, - и оскалился на Бориса.- Ступай, Сусанин, на край, и показывай, как Ленин - "Вегной догогой идём, товагищи!" - "Товагищи" зашлись в истерическом хохоте.
   Самолюбивый Борис был умница, и , понимая, что спасти репутацию иначе нельзя, скользнул на самый край снежного козырька, протянул руку, подражая памятнику - вперёд и вверх. Лыжная палка свисала на темляке с запястья за кромкой обрыва, словно указатель - "вот туда мы едва не загремели", а указательный палец , устремлённый в небо, говорил:"А Бог всё равно есть!".
   Несколько раз щёлкнул затвор генкиного "Киева".
- Ну, хватит? А то уже рука затекла! - Борис понял,что прощён.
   Он залихватски крутанул протянутой рукой, лыжная палка стремительно - пропеллером - завращалась  её темляк соскользнул с кисти и палка скрылась из виду.
   Надо сказать, что лыжные палки дядя Боря себе сделал сам - из ворованных на своём "ящике" титановых трубок.  В те времена такие палки могли позволить себе только лыжники - члены республиканской сборной  и выше.
   Мы ахнули.
   Осторожно подошли, легли, высунули головы за край обрыва.
Палка торчала из намёта на узеньком карнизе, метрами двумя ниже. Дальше открывалась бездна. По крайней мере для меня.
- Парни, её надо достать! - Борис хорошие вещи ценил.
- Надо, так надо, только бы на два вопроса ответить: Как? и Кто? - петлёй можно сбить её вниз. Это - с концами. - Генку явно что-то не устраивало.
 - Ерунда какая! - Борис уж всё решил. - Дело секундное: двое на моей второй палке осторожно спускают третьего, он подхватывает, и - вытаскиваем. Делов-то! Ну, кто смелый?
- Лично я - пас. - Так вот что почуял раньше всех Генка - очередную авантюру.
   Все замялись.
- А я без неё с места не сойду! - в начальнике проснулся Бонопарт.
- Чёрт с вами всеми, давайте, спускайте меня. - я разделся до свитера: грубый брезент штормовки сковывал.
 Проверили, сумею ли я удержаться. Сумел.
- Не ссы, - Борис похлопал меня по плечу, - я руку в темляк продёрну, а твою левую мы - вот так...- Он выдернул шнур, которым затягивалась горловина его рюкзака, срастил концы, сделал из этого верёвочного кольца две петли-удавки, одну накинул выше кольца лыжной палки, вторую мне на запястье и затянул.
- Теперь куда ты, туда и я. - он хохотнул.
- Успокоил... - смеяться мне не хотелось.
  Сползал я за край козырька на брюхе. Хотелось зажмуриться, стать невесомым. В животе было холодно и жутко.
   Ну, вот она, голубушка. Зацепился пальцами за темляк, просунул в него кисть, намертво вцепился двумя руками в холодный металл.
-Тащите!
   Засопели, зачертыхались, но действовали дружно: считаные секунды, и я - наверху, и даже улыбаюсь. Даже ноги не трясутся, хоть вся спина и мокрая от страха.
   Высвободил левую руку из удавки, протянул палку её хозяину:
- Владей!
   Тот только не приплясывал.
- Генка, сфотай нас вдвоём, как он мне отдаёт!
- Легко! - Генка извлёк аппарат.
  Дядя Боря опять протянул руку с лыжной палкой над обрывом, застыл, улыбаясь, только борода топорщилась.
   Я лишь начал движение, снова протягивая ему спасённую драгоценность, как, абсолютно беззвучно, оставив темляк на руке Бориса, лыжная палка - та, на которой меня опускали! - полетела вниз.
   И я, тупо хихикая, осел на снег.
   Генка  подполз к краю, глянул:
- Ну, эта - тю-тю. С концами.
   И никто не улыбнулся.
.
ноябрь 2014-июнь 2016