Страсти по Онегину 2

Предыдущая:http://www.proza.ru/2016/09/09/387


                «…Старение! Возраст успеха. Знания
                правды. Изнанки её. Изгнания.
                Боли. Ни против неё, ни за неё
                я ничего не имею. Коли ж
                переборщит – возоплю: нелепица
                сдерживать чувства. Покамест – терпится.
                Ежели что-то во мне и теплится,
                это не разум, а кровь всего лишь…».

                (Иосиф Бродский, «1972». Посвящается
                Виктору Петровичу Голышеву).




       Почему-то, читая эти строки, вспоминаешь другого поэта, и другие строки: «Когда дряхлеющие силы/Нам начинают изменять…». Но Ф.И. Тютчеву на период написания этого тягостного, но мудрого стихотворения было уже 63 года, когда, как говорят, сам Бог велел подумать о вечном. Но Иосифу Бродскому на период написания было всего лишь 32 года.

       Старение? Да, он впервые подумал именно о старении в… 24 года, в 1964 году, когда, находясь под арестом, потом «на обследовании» в психиатрических больницах, что было, по его словам, страшнее тюрьмы и ссылки, его впервые поразил приступ стенокардии. И он решил для себя, что жить ему осталось недолго.

       А он и прожил всего 55 лет, находясь в изгнании (ох, Россия, Россия! Как же ты разбрасываешься талантами!), куда он был выдавлен именно в том самом 1972 году, году написания этого знакового стихотворения:


       «…Я был как все. То есть жил похожею
       жизнью. С цветами входил в прихожую.
       Пил. Валял дурака под кожею.
       Брал, что давали. Душа не зарилась
       на не своё. Обладал опорою,
       строил рычаг. И пространству впору я
       звук извлекал, дуя в дудку полую.
       Что бы такое сказать под занавес?!..»


       … И он – сказал. Сказал так, что там, на «других берегах», в США, оценили это по достоинству, наградив Нобелевской премией по литературе в 1987 году и назвав поэтом-лауреатом США в 1991-1992 годах.


                *     *     *     *     *



       А теперь вновь возвратимся к А.С. Пушкину. Всем нам знакомо его стихотворение:


       «Два чувства дивно близки нам –
       В них обретает сердце пишу –
       Любовь к родному пепелищу,
       Любовь к отеческим гробам.

            На них основано от века
            По воле Бога самого
            Самостоянье Человека, -
            Залог величия его.

       Животворящая святыня!
       Земля была б без них мертва;
       Без них наш честный мир – пустыня.
       Душа – алтарь без Божества».


       Слава Богу, у нас в России настали времена, когда каждый здравомыслящий человек рано или поздно задаётся вопросом – «откуда есть пошла твоя фамилия?». Мы пережили наконец тот страх, заложенный в нас недавней Историей страны, когда лучше было не знать своих предков – себе дороже.

       И вот уже на заре перестройки всё увереннее зазвучали голоса учёных, призывающих отказаться от позорного звания «иванов, родства не помнящих», проявить интерес к поискам своих пращуров.

       Так, ещё в 1986 году в журнале «Наука и жизнь» был помещён ряд статей о происхождении отечественных фамилий, подготовленных научным сотрудником института этнографии АН СССР В.А. Николовым, занимавшимся вопросами ономастики (науки о фамилиях). Он, в частности, писал:

       «…Знать своих предков, гордиться ими и приумножать честь своей семьи, флаг которой, её фамилия – это ли не долг и обязанность каждого человека. И хотя абсолютному большинству русских фамилий менее 200 лет, в них отложились слова и дела более ранних времён…».

       Естественно, что и в моей семье уже много лет занимаются изучением наших корней. Здесь главными застрельщиками являются мой отец и его двоюродный брат, Владимир Вениаминович Голышев, затем это дело продолжил и я. Составлено огромное генеалогическое древо фамилии «Голышев», отцом по крупицам собрана и написана Сага, которая восходит к моему прапрапрадеду, Аристарху Голышеву, и в целом по всей ветви Голышевых, появившихся в середине XIX века в юго-восточном Казахстане, в Семиречье, куда они пришли из Сибири, вместе с сибирскими (омскими) казаками, образовав сеть казачьих станиц вокруг крепости Верный (Алматы).


       А если говорить упрощённо, то представляется, что где-то в российской глубинке наверно существует некая деревенька (а, может быть, и не одна), где живут одни Голышевы, являясь друг другу ближними и дальними родичами (кум, сват, брат). И в своё время разбрелись они по матушке-России, искать счастья.


       Откуда начинать поиски? С лингвистики? Тогда ныряем в словари, энциклопедии…

       «ГОЛЫШ»: бедный, неимущий человек: «Не обижай голыша: у него та же душа»; сухой, голый блин, без подмазки;
 
       «ГОЛОЩАП» - голоштанник;
 
       «ГОЛОЩАНЫЙ ОБЕД» - одни щи (!).


       Да-а-а, наш род явно не «белой кости».


       География? Посёлок городского типа «Голыши», в Костромской области. Увы! Уже сорок лет как переименован. Проехали!

       Вот, нашёл! Между Тюменью и Ишимом – станция «Голышманово». Ура! Это же недалеко от Омска, откуда, по преданию, пращуры ушли на юг, в Казахстан. Да ещё как раз моя дочь с мужем на своём «Ниссан-Кашкае» совершает уникальное путешествие: из Хабаровска до Белоруссии и назад. 20 тысяч километров! Звоню ей на мобильный:

       «Тормознитесь в Голышманово! Может быть, именно там и есть наша прародина?».

       Вот её рассказ, самый свежий, самый достоверный:

       «Ох уж эти русские деревни!.. Возьмите какое-нибудь Марьино – сколько деревень с таким названием насчитается по России? А если еще и Белоруссию прихватить?.. То-то же. Получив задание от отца навестить Голышманово, мы обнаружили целых два населенных пункта с таким названием: поселок-райцентр, находящийся по левую сторону от трассы на Тюмень, и село, на которое надо было с трассы съезжать направо.

       Куда ехать? Бросили монетку, отправились направо. По закатному времени село было почти пустым. Только несколько лошадок паслись позади дорожного указателя, да где-то вдалеке громыхали самосвалы.

       Выловив белобрысого мальчишку на велике, мы начали свое расследование.

       - А где тут Голышевы живут? - начал свой опрос мой хитрый муж.
       - Голышевы? Не знаю таких, - пожал плечами пацан и резво укатил.

       Мы выехали на большой перекресток – возможно, даже центральный «пятак» в Голышманове. Прямо перед нами, за заборчиком с калиткой, в окружении клумб расположился обелиск. Вот где мы всё выясним! На таких обелисках обычно пишут имена погибших в Великой Отечественной. И мы смело отворили калитку.

       Имена действительно были. И даже не только Голышманова – трех деревень, видимо, ещё и двух соседних. Вот только ни Голышевых, ни других похожих фамилий там не было.

       Опечаленные, мы направились к автомобилю, как нам наперерез двинулись два местных мужичка.

       - Что-то поздновато вы приехали, - решительно заявил нам тот, что постарше.

       Мы, не ожидавшие такого напора, слегка опешили, а потом сообразили, что нас, видимо, с кем-то перепутали.

       Мужички были весёлые и общительные. Нечасто небось чужаки на красной машине заезжают в Голышманово!.. Мы рассказали о цели своего визита.

       - Хм, Голышевы, Галышевы… Что-то такое слышал… - напряг лоб старший, представившийся дядей Юрой. – Нет, не помню!

       Мы решили не уезжать просто так, а поддержать светский разговор.

       - А чем у вас тут деревня живет? Что люди занимаются?

       - Чем занимаются? Да ничем, - махнул рукой дядя Юра. – Пасутся, как ёжик на груздях! Нечего здесь делать. Раньше и совхоз был, и пилорама, а сейчас нету ни-че-го!

       Не солоно хлебавши, мы двинулись в сторону выезда из Голышманова. Интерес дяди Юры к беседе вскоре раскрылся – он смущенно попросил немного денег «на поправку здоровья». Мы дали - за сочную метафору про ёжика было не жалко. Мы сфотографировались вместе на память, причем приятель дяди Юры по имени Васька всё стеснялся фингала под глазом, однако же встал в кадр.

       Прощай, Голышманово, надеюсь, у тебя всё вскоре наладится!».


       Но всё же самый быстрый поиск – в Интернете. Там, как в Греции, всё есть. Что надо и что не надо. И кого тут только нет!

       Так, пока моя дочь искала наших родичей в Голышманово, так сказать вживую, я успел «смотаться» на «Одноклассниках» в Омск и отыскать там аж 42 фамилии Голышевых. Те? Не те? Кто ж их знает…

       И на других интернет-форумах тоже присутствуют Голышевы. Тут тебе известные люди из века XIX: и этнограф, художник и издатель из Владимирской Мстёры Иван Александрович Голышев; и инженер-строитель Павел Степанович Голышев, что возвёл в казахском Акмолинске православный Александро-Невский собор; и целое семейство Голышевых, чьи корни в начале XX века уходят вглубь Пермской и Свердловской областей, в деревни Голышево, Малое Голышево и Нижняя Салда; и третья гражданская жена Якова Джугашвили Ольга Павловна Голышева; и, наконец, наш современник, 79-летний талантливый русский переводчик англо-американской литературы, москвич Виктор Петрович Голышев.


       Стоп!
       На этом моём однофамильце (а, может быть, родственнике? Ну, не будем примазываться к чужой известности и славе) остановимся подробнее.

       Не каждому знакомому, а тем более со звучной фамилией «Голышев», лауреаты Нобелевской премии посвящают собственные стихи. Значит он того достоин. А у нас, Голышевых, другого и быть не может!..


                *     *     *     *     *


       …Помните печальную комедию Георгия Данелия 1979 года «Осенний марафон», с Олегом Басилашвили в главной роли, где его герой, Андрей Павлович Бузыкин, талантливый переводчик и безотказный, мягкий человек, душевной добротой которого беззастенчиво пользуются в своих интересах окружающие его люди, в ответ на, кажущуюся ему незаслуженной, похвалу его профессиональных качеств, заявляет:

       «Талантливые – они, а я только перевожу…».

       Так, что такое переводчик? Как переводить с одного языка на другой? Как переводить прозу и как – стихи? Сохранять ли рифму при переводе поэзии? Что такое авторский перевод и чем он отличается от подстрочного?


                *     *     *     *     *


       Виктор Петрович Голышев (26.04.1937 г.), родился в Москве. Сын переводчицы Елены Голышевой. Окончил МФТИ. К занятию переводами пришёл, по его словам, случайно, через любовь к литературе. А ещё: «…в старших классах был большим англоманом (вспомните В. Набокова!), а потом это пристрастие на Америку переключилось…».

       Начинал с технических переводов, а в 24 года вдвоём с приятелем за два дня перевели один из рассказов Д. Сэлинджера, который был опубликован в газете «Неделя», после чего стал переводить профессионально (вдохновляли английские и американские прозаики XX века).

       В 1970 году вступил в Союз писателей, в 1991 году вёл курс западной литературы в Бостонском университете, с 1992 года преподаёт художественный перевод в Литературном институте им. Горького и руководит семинаром переводчиков с английского языка. Член общественного редакционного совета журнала «Иностранная литература», имеет литературные награды, включая премию «Мастер» (2012 г.).

       Благодаря его таланту российские читатели смогли ознакомиться с творчеством Эрнеста Хемингуэя, Джорджа Оруэлла, Уильяма Фолкнера, Джона Стейнбека и других. Он также переводил на русский язык прозаические произведения Владимира Набокова и эссе Иосифа Бродского, написанные по-английски.

       С последним его связывала давнишняя дружба; это он, изгнанный из СССР в 1972 году, напишет 18 декабря стихотворение «1972» и посвятит его В. Голышеву. Это ему же через два года он направит стихотворные послания, где есть такие строки:


       «…Когда бы уложить я мог
       Америку в два русских слога,
       Я просто написал бы: МНОГО
       Всего – людей, автодорог,
       стиральных порошков, жилья,
       щитов с летящим «Кока-Кола»,
       скайскреперов, другого пола,
       шмотья, истерики, жулья.
       От этого в глазах рябит».

       («Известия», 2004. 18 февраля).


       Его профессиональная деятельность исключительно высоко оценивается профессионалами в области переводов и специалистами англоязычной литературы. Его называют патриархом отечественной школы художественного перевода и причисляют к «золотой когорте» переводчиков, а его переводы считают эталонными.


       Вот некоторые из них:

       - «когда стало известно, что за перевод пятого тома «Гарри Поттера» взялся Виктор Голышев,  …поклонники книги Дж. Ролинг вздохнули с облегчением…»;

       - «…с большим удовольствием прочитал переводы Голышева из Дэшела Хэммета…»;

       - «Вот в переводах Голышева не остаётся ни одного лишнего брёвнышка, никаких отходов, всё пошло в дело, всему нашлось место…».


       А вот его мысли и высказывания о тонкостях и сложностях перевода как такового; в том числе о переводах И. Бродского, с которым их связывали многолетнее знакомство и дружба, начало которой было положено в 1963 году, в Тарусе, на даче отчима В. Голышева, куда он был направлен А. Ахматовой, чтобы скрыться от «всевидящих органов».

       Поделился он и с проблемами перевода А.С. Пушкина.

       - «…Перевод ведь сам по себе содержит некоторую фальшь, ведь ты переводишь с английского на русский. Но переводишь на язык, которым ты никогда не пользовался…»;

       - «…Степень знания языка, чтобы заниматься переводом, должна быть ограниченной (я зарабатываю на жизнь вот уже 50 лет и языка всё равно не знаю)… Нужен уровень, на котором ты будешь чувствовать поворот фразы и интонацию… Кроме содержания текста, надо понимать, как это сказано (…степень иронии и серьёзности.., оттенки…)… Однако… его одного недостаточно… Надо отличать авторское от общепринятого…

       А если автор коряво пишет, его надо исправлять?.. Каждый случай надо решать индивидуально… Но в целом общего рецепта… нет»;

       - «…Я бы никогда не взялся переводить Шекспира: я недостаточно знаю английский… В его текстах много того, что он придумал первый… Чтобы переводить такие тексты, нужно много знать…»;

       - «…Английскую поэзию вот давно перестали рифмовать. Для нас это недостаточные стихи: мы привыкли, чтобы был или дольник, или ямб, или рифма… Мне английская поэзия иногда газету напоминает…»;

       - «… Наш общий с Бродским знакомый… писатель и переводчик Андрей Сергеев… говорил, что в прозе о чём-то можно умолчать, а вот в поэзии… ничего умалчивать нельзя, надо говорить всё… Главное при этом – не поступиться своим… Бродский по этом принципу и жил…»;

       - «(О переводах Бродского на английский) - … отдельные моменты не вполне понятны в русском стихе, там (на английском) оказывались связанными яснее, потому что зачастую переводчик разжёвывает – ОН НЕ СВЯЗАН РИФМОЙ (курсив мой. В.Г.)… У него довольно много рифмованных стихов, а там это уже не принято – рифма производит комический эффект… почему-то во времена Байрона рифма была, а теперь ИСЧЕЗЛА…»;

       - «(Вопрос): насколько было интересно переводить эссе Бродского? Ответ – Не очень интересно. Там всё было понятно… В английской культуре считается, что в эссеистике не нужна какая-то языковая изысканность…»;

       - «(Вопрос): Может ли текст Пушкина… существовать на другом языке? Ответ – У Пушкина всё сказано, как бы, невзначай. Он на самом деле очень умный, а написано тяп-ляп вроде как, иногда даже банальность произносится… Это называется лёгкостью, хотя на самом деле Пушкину можно сделать довольно много замечаний, потому что он давил не на разум. Мне кажется, эту комбинацию очень трудно сохранить: и лёгкая небрежность, и почти афоризмы, и вместе с тем без давления…».



       Итак, мой талантливый однофамилец, переводчик с мировым именем, Виктор Голышев приоткрыл некоторые тайны перевода на русский язык литературных произведений авторов из других стран. Вы могли сами убедиться, насколько это удивительно одухотворённый процесс, полный экспромтов, полутонов, тонких ощущений и недосказанности, взвешенности чувств меры и такта – всего того, что называется проникновение одной культуры в другую.

       В одном из интервью он утверждает:

       «Перевод должен оставаться фактом русской литературы… Чужеродность всегда будет... Об этом заботиться не надо… Мозги и речь у людей с разными языками устроены по-разному… (Но)… текст должен тебя захватить, подействовать на чувства…».



       Очень хотелось бы закончить эту главу на том, что именно Виктору Голышеву принадлежала почётная миссия осуществить перевод многотомных «Комментариев к «Евгению Онегину» Александра Пушкина», написанных Владимиром Набоковым по-английски и опубликованных в Нью-Йорке в 1964 году.

       Увы! Ни ему, ни кому другому из славной «золотой когорты» отечественных переводчиков (к которой, кроме него, принадлежат: Михаил Лозинский, Валентин Стенич, Рита Райт-Ковалёва, Нора Галь, Николай Любимов, Соломон Апт) не было предложено участвовать в переводе этого уникального труда.

       Над переводом трудился коллектив других переводчиков, под редакцией академика РАЕН А.Н. Николюкина (Институт научной информации по общественным наукам РАН) – (М., НПК «Интелвак», 1999).

Продолжение:http://www.proza.ru/2016/10/01/296