Писатель
- Почему? - спросил я.
Он немного замялся, потом сказал:
- Нельзя, не надо...
- Это я понял, но он же сдохнет.
- Ну, значит так надо...
- Так он же ничего тогда не напишет. Вам, что, совсем его не жалко?
- Вот только не надо на жалость..., - Он строго посмотрел на меня и, уже просовывая сквозь прутья клетки посох, повторил:
- И причём здесь "жалко"? Он же писатель! Должен страдать, мучаться, терзаться..., - наконец посох пролез полностью и Он с увлечением принялся шпынять им писателя. Тот сразу забился в дальний угол и заскулил, чем раззадорил Его совершенно, - Крассава!... Смотри, какой хороший!
- Пока что только Вы его и терзаете, - с укоризной заметил я.
Но Он меня не слышал, поглощённый занятием, только приговаривал "Куси! Куси же его!". Наконец писателю это надоело, да и деваться было некуда, он стал огрызаться, а потом и вовсе вцепился зубами в посох.
- Ой, молодец! Умница! Ну иди, иди же ко мне.
Писатель завибрировал всем телом и радостно ткнулся носом к Нему в ладонь. В ладони не было ничего, но писателя это не смутило, - он прикрыл глазки и замер так совершенно счастливый.
- Ну, хороший... Хороший..., - почесал Он за ушком писателя и уже обращаясь ко мне продолжил начатый разговор:
- Ты вот говоришь кормить... А давеча одному писателю один подонок кусок колбасы кинул, так ты бы видел, как он потом ему зад вылизывал. Ну, скажи, разве это писатель? Так, калоед, - с детства от этой привычки отучать надо..., - Он помолчал, вспоминая чего-то, потом хитро усмехнулся и продолжил, - А то ещё такая история была... Случилось одному Проныре во власть пройти, - прежний Хозяин умер, а писатели его остались. Так он решил того, что помоложе, особенно прикормить, чтоб другим завидно было и прежнего Хозяина забыли и ему, Проныре, верней служили. Только писатель тот хитрей Проныры оказался, - как только отъелся, нашёл себе других хозяев, побогаче. Те его тут же переманили, на полное довольствие поставили. Писатель с тех пор, если Проныру и поминал, так только лаялся, а Хозяину так вообще горло готов был перегрызть, благо тот помер давно. А ещё любил других поучить, как правильно служить, чтобы сытым быть. Только посуди, какой из него писатель, если он сытый? Так, пустобрёх один...
Он поискал в складках хитона, вынул оттуда пригоршню, что-то выбрал из неё маленькое, отдал писателю, остальное спрятал обратно. Тот брызгая слюной и причмокивая сразу же разгрыз это маленькое, и снова заискивающе заглянул Ему в глаза.
- Ну, хватит... Хватит... Больше нельзя...
Тут Он поймал мой взгляд, - может тот был излишне внимательным к позолоченной клетке, к тому самому маленькому и так хотел всего этого, что Он сразу спросил:
- Ты, чего?
Я молчал не в силах ответить, спазм сдавил моё горло. Он подошёл ко мне ближе, пристально посмотрел в глаза, тряхнул за плечи, как если б я оцепенел, и сказал:
- Ты, это... Даже не думай! - Он рассматривал меня, словно искал чего-то, - Зачем тебе это надо? У тебя же всё есть, чтобы нет... Ну, чтобы очень хотелось... Ты же писатель, слышишь?
Я молчал.
- Не молчи! Говори же уже!
Наваждение спало, мне стало неловко и стыдно, я потупил глаза и, наверное, покраснел. Он заметил это, вздохнул с блегчением, зачем то принял пафосную позу и, указуя перстом куда-то, громогласно произнёс:
- Теперь иди!
"Зараза, - подумал я, - ну не может Он, чтоб по простому, всё с показухой!" Но ничего не сказал, - "В конце концов Он дал мне надежду, писателем назвал, а это не мало. Может зря, что креста на мне нет? - говорят, страдать с ним удобней... Опять же, продать всегда можно, если что, - крестики нынче в моде. Да и клетки тоже..." Я зачем-то поправил табличку, - писатель пыжился, но почти не писал. "Ему бы пить побольше, у некоторых под рюмашку очень даже ничего получается".
- Иди же! - Он прочитал мои шалопутные мысли.
"А, вообще, в клетке хорошо и много плюсов", - чтоб не показаться неблагодарным, успел подумать я. Но, дабы не залить Его, совсем не стал думать о дерьме, которое обязательно в ней остаётся. А потихоньку засеменил своею дорогой...
Свидетельство о публикации №216092001611