Мой дом. Часть 9. Это было так давно...

     Предыдущую часть см.  http://www.proza.ru/2016/08/25/2015               

                Последний школьный год похож на стеклышки в калейдоскопе. Чуть повернешь – меняются картинки.  Дни разные, но каждый – длинный, словно тень поутру. Кажется: все можно успеть.  Ближе к полудню время сжимается, минуты летят все быстрее и быстрее, чтобы вечером опять растянуться до невозможности; заглянуть за полночь и, наконец, приостановиться, когда упадет голова на подушку.
               
                Пустые трибуны стадиона. Четыреста метров дистанция серьезная: кучка лидеров забега уже определилась, остальные – разноцветными точками  разбросаны на темно-серой беговой дорожке. Осеннее солнце то светит в глаза, то заглядывает сбоку; в новых, только что полученных шиповках ноге так удобно, что шаг становится шире, и ты уже не бежишь, а почти летишь…  Тренер кричит: «Ма-ша, Ма-ша, давай!» Первые двести метров силы экономила, а когда на выходе из виража рванула и почти догнала соперниц, «полёт» неожиданно обрывается: силы еще есть, а бежать -  некуда, дистанция закончилась. Тренер выговаривает: «Не умеешь распределять нагрузку». Но те, кто на первых метрах вырвались вперед, тоже не в числе победителей. Чемпионка из Маши не получится, это ясно, но как определить, в какой момент начинать ускорение?
               
                После стадиона - математический кружок в университете. Задали шесть задач, всю неделю решала и решила только три, а Борька взялся, и сразу - четыре. Ох уж этот Борька. Начиная с пятого класса, как только он перешел в Машину школу, она ревниво сравнивает: кто лучше учится. Что тут сравнивать? Боря – отличник классический. В очках, нескладный в движениях, с бледной кожей и густым черным чубом, он знает все обо всем. В их негласном соревновании он всегда первый: даже женился раньше, чем Машка замуж вышла...
               
                Вечером - уроки. Старая настольная лампа на почерневшей от времени толстой металлической ножке. Круглый стеклянный абажур расписан вручную: лодки, парусники, заросли камыша. В освещенный круг попадают учебник по очень нелюбимой химии, сверху тетрадь по геометрии, на ней - раскрытая небольшая книжечка «Хроника времен Виктора Подгурского». В книжке – то, о чем Маша мечтает: о любви, о «серьезных» московских институтах, о работе в научной лаборатории… так хочется все «примерить» на себя.
               
                За окном, на Буденновском, шуршат старые тополя, освещенные уличными фонарями. Ростовская зима: снег ли на улице или дождь – не поймешь. Если глаза прищурить, лучи света от фонарей удлиняются, заглядывают в комнату - дразнят, зовут пройти по тонкому лучику… Сколько Маша себя помнит - пытается описать эту картинку словами, и все не получается.
                Откуда вдруг посреди постоянного «хочу заниматься математикой» эта попытка поиграть в слова? Ведь знает: не «ее» это. Пробовала, ходила в Школу юных журналистов при «Вечернем Ростове». До сих пор вспоминает тот провал. Поручили написать про молодежный вечер во Дворце культуры. Более застенчивого человека чем Машка – трудно найти. Купила билет, пришла, постояла возле стеночки, потерлась о мраморные колонны в фойе; пока собиралась с духом, чтобы попытаться заговорить с кем-нибудь, время, на которое мама отпустила, закончилось. Дома на листочке бумаги с трудом выдавила что-то вроде: «Вечер прошел весело и интересно».
- Весело и интересно? Ну-ну, - сдерживая улыбку, прокомментировал куратор.
Маша не только застенчива, но и самолюбива. Больше на занятия не пошла.

                Да и дома постоянные разговоры о том, что надо поступать в институт на техническую специальность – это «надежный кусок хлеба». Для Маши – все технические специальности одинаковы. В Таганроге, в радиотехническом, преподает брат, почему бы не попробовать поступать туда? Правда, брат сразу предупредил, что общежитие ей не дадут, у них с женой она жить не может, а мама говорит, что платить за жилье в другом городе – они не потянут.

                Весна – пора олимпиад для будущих абитуриентов. Проводят их почти в каждом вузе, условия разные. В Таганрогском радиотехническом победителям олимпиады – преимущество при зачислении. Но надо ехать в другой город, суетиться. Маша выбирает вуз в Ростове: там олимпиада в тот же день и какая разница, где пробовать силы? Сдала работу одной из первых, а, уходя, заблудилась в подвалах института: сто поворотов, дверей, и ни на одной нет таблички «Выход». Не выпускал институт.
 
                Умытые весенними дождями топорщатся светло-зеленые листья тополей и акаций. «Черемуховые холода» не пугают: выпускницы, хоть и дрожат, словно кисти черемухи на ветру, все равно бегают в одних платьицах.  Через несколько дней, позавидовав девчонкам, вытянувшимся и похорошевшим за зиму, оденутся в бело-розовые облака вишни, сливы, абрикосы. Неприметные до поры до времени темные, узловатые стволы с раскидистыми ветками покроются цветами, запахнет на улицах медом, аромат сирени закружит голову, зажужжат майские жуки; и всем станет понятно: «на носу» выпускные экзамены в школах. 

                Консультации, еще консультации; Маша уже убежала из дома, но мама ловит ее, выглянув в форточку:
- Постой, тебе письмо из института.
Конечно, маме интересно. И Машка прямо на улице разрывает официальный конверт с печатями: «…как победитель олимпиады, при поступлении в наш институт, вы освобождаетесь от сдачи письменного экзамена по математике». 
                Вместо радости - чувство досады. Во-первых, Машка знает, что одну задачу она не решила, а просто помнила ее решение из Сборника задач Сканави, этого гуру всех поступающих в вузы. Решение красивое, но не она его придумала. Во-вторых…
                Парение в облаке неопределенности сменялось чем-то реальным; журавль в небе уступал место толстой синице, и это было грустно. Понимание, что у каждого в жизни, как на стадионе, наступает момент, когда надо выходить из-за спин лидеров, и, выкладываясь в полную силу, бежать свою дистанцию, придет позже.

                Дождались, свершилось. Мальчишки, быть может, первый раз в жизни, надели костюмы, девочки в нарядных платьях. И, хотя учителя по привычке присматриваются к длине девчоночьих нарядов («мини» только входит в моду) и ширине мальчишечьих брюк, но замечания уже не делают: питомцы с сегодняшнего дня – люди взрослые. Тем более, что проблем и без того хватает: школа переезжает с базара в новое здание на набережной Дона, а, как известно, один переезд равен двум пожарам. Все смешалось: классы – без парт, завалы из ящиков в коридорах; и лишь в актовом зале гремит музыка, вдоль стены протянулись накрытые столы с бутербродами, пирожными и очень небольшим разрешенным количеством алкоголя.
                Аттестаты наконец вручены, все напутственные и благодарственные слова сказаны, в руках у учителей – букеты цветов, а выпускники собираются небольшими группками; их души жаждут чего-то еще, чтобы доказать самим себе: праздник – вот он, настал, им все можно, и впереди их ждет только счастье.   
               
                На цыпочках, крадучись, пробираются три подруги по темной комнате. Тишина то и дело прерывается шорохами, шипением, восклицаниями: девчонки то спотыкаются о какие-то ящики и коробки, то задевают за открытые в суете дверцы письменных столов. Больше всего они боятся уронить и разбить «заныканную» с общего стола бутылку шампанского, спрятанную в складках пышной Иркиной юбки.  Поэтому впереди, огибая препятствия и настороженно оглядываясь, движется Машка, за ней - Лена, и замыкает процессию Ира, старательно придерживающая бутылку. Свет в комнате не включают: все-таки учительская. Еще вчера девчонки и не подумали бы зайти сюда без разрешения, но сегодня повсюду такой раскардаш, а это единственная комната, из которой можно выйти на балкон. Почему им так обязательно нужно на балкон, сказать трудно, но вот надо, и все.
                Думаете, легко открыть бутылку шампанского, если никогда не делал этого прежде? Ира держит бутылку, Лена пытается открутить «усики» на пробке, а Машка, болея за исход дела, причитает что-то вроде: «Держи, держи».
                Бесполезно. Не удержали.
                Струя шампанского заливает и балкон, и «заговорщиц». Ире достается больше всех: гипюровое платье, безнадежно испорченное, обвисает на ней словно кусочек марли.  Впрочем, и подруги выглядят не лучше: с платьев, волос шампанское стекло, да, жаль, в рот не попало. Девчонки не расстроились. Они хохочут так, что вздрагивает спящий рынок.
                А потом затихают. О таких минутах говорят: «Ангел пролетел». Может, и пролетел, кто знает… Во всяком случае, купол Собора – совсем рядом, рукой подать.  Небо начинает светлеть, прорисовываются силуэты домов. Девчонки не думают ни о той жизни, в которую вступают, ни о детстве, из которого выросли, словно из старенького платьица.  Есть только неуловимое «сейчас», мгновение, когда им хорошо.
               
                Нет никого рядом, кто шепнул бы Машке, что почти все то, о чем она мечтала, читая книгу Гладилина о Витьке Подгурском, сбудется. Не совсем так, конечно, но придут и любовь, и работа над конструкциями экспериментальных установок, хотя лампочки, означающие, что установка собрана и работает нормально, будут загораться не всегда и не сразу. А из всей книжки почему-то чаще всего будут вспоминаться три строчки песни:
«...Это было так давно,
Что грустить уже смешно,
Ну, а если грустно, все равно...»

Окончание см.http://www.proza.ru/2016/10/07/766