Роман Самойлов. ДНК. Часть 1

Объем 5,2 тыс. зн.


                1
               Хэмфри стоял перед страшно обнажённым, незанавешенным окном и гляделся в лондонские гулкие сумерки, отражаясь в них бесцветным, почти прозрачным, но всё ещё вполне самим собой: собранным, готовым достойно принять любой удар судьбы – джентльменом и современным, цивилизованным человеком.
              – Ну, давай, – выдохнул он, оборачиваясь к Лиле. – Давай дальше. Не бойся. Я всё понимаю. Я сам во всём виноват.
               Он сказал это, и на щеках разгорелись два алых пятна, как будто кто-то невидимый крепко схватил его пальцами за лицо.
               – Только я во всем виноват. Я был невнимателен. Я не был тем, кем должен – не был настоящим твоим мужчиной...
               Лиля чуть заметно кивнула, уронив прядь волос из-за уха – та скользнула по щеке и безжизненно повисла.
               – Я сама удивляюсь, – старательно выговорила она, – как может серьёзная, взрослая, современная женщина изменить мужу?
               Последние полчаса Лиля в основном смотрела в одну точку – вниз, на свои холёные бледные руки, а когда поднимала глаза, они распахивались широко-широко и мгновенно наполнялись слезами.
               – Как – я! – могу изменить?! – с искренним недоумением воскликнула она и плеснула на Хэмфри двумя сверкающими озерцами. – Подвергнуть угрозе своё... и твоё... душевное равновесие... рискнуть нашим благополучием... Ради чего? В сексе у нас всё нормально... Мы партнёры, мы уважаем друг друга, мы давно приспособились друг к другу, и в постели у нас все отлично. С ним было вообще не так... Всё не так!
               Произнося все эти слова, Лиля совсем тихонько морщилась – тихонько, потому что боялась выглядеть некрасивой сейчас. Она немножко сутулилась – горестно, но изящно, и колени её чуть подрагивали, а ещё она стискивала правой ладонью пальцы левой и делала это с неприятным, пугающим хрустом – она вовсе не выглядела безучастной. Но лицо Лиля старалась сохранить прекрасным и чарующим – ей казалось, что стоит только на миг показаться ему некрасивой, и он обязательно не сдержится и ударит её. Нет, Хэмфри ни разу в жизни не поднял на неё руку, он был истинный джентльмен, но всё же Лиля чувствовала, что он на грани, и только её неприступная, неприкосновенная красота удерживает его в рамках. И она раскрывала как можно более широко и виновато свои и без того огромные, но обычно строгие и холодные глаза и не то чтобы даже плакала – она мироточила этими неподвижными и прекрасными глазами, будто писаными на иконе.
               – Ничего эта страсть не дает в ощущениях, – продолжала она, – нужны годы... труда... стремления понять и заработать доверие... друг друга... А он... Ничего... Как с тобой – так не было...
               Она всхлипнула и зашмыгала носом.
               – Но я так кайфовала просто в его объятьях!..
               Оборвав себя, Лиля замерла на мгновенье, ладони порхнули к лицу, пытаясь закрыть проклятый рот, чтоб из него больше не вырвалось ни слова, но она остановила этот детский жест, сцепив на лету пальцы, судорожно изобразила мольбу, а потом вдруг ударила сцепленными ладонями себя в лоб.
               – Прости, я дура, дура, дурища тупая, прости! – заметалась она, пряча лицо в ладони. – Ничего я не кайфовала, я просто с ума сошла и ничего не понимала! И не чувствовала!
              – Успокойся, - сказал Хэмфри.
              – Да! Давай успокоимся... Давай? Я не могу уже... Не могу! Это был срыв. Просто срыв. И сейчас опять... Срывы, срывы, срывы... Откуда куда, не знаю. Это с какой высоты нужно срываться и срываться – или в какую глубокую пропасть! – чтобы вот так лететь и лететь вверх тормашками, лететь и лететь, лететь и лететь... А дна всё нет и нет, нет и нет... И может быть, его нет вообще...
               Остановившись, она подняла на него взгляд. Он улыбался. Стеклянные глаза и сухой красный рот – как проломленный, сморщенный спасательный круг. Ей стало страшно. Она кинулась к нему и, глядя в эту сумасшедшую улыбку, залепетала:
               – Прости, прости! Я не в себе! Я... Я потерялась! Я сама не знаю, что говорю, прости меня!
               – Давай без этого вот, – смущенно и как будто совсем без чувства сказал Хэмфри. – Ну что такое измена? Что такое секс вообще? Мы же современные люди. Ляжем спать сейчас, а завтра проснемся – как ничего и не было. Нам ведь не по двадцать лет, чтоб из банального адюльтера трагедию раздувать... Ты предохранялась, надеюсь?
               Она опять всхлипнула:
               – Да, конечно.
               – Вот и славно. Давай спать, в самом деле. Завтра на работу. Выпей снотворного.
               Он подошёл к шкафчику с лекарствами и достал баночку-погремушку, налил из графина воды в белую фарфоровую чашку с тонким золотым ободком. Ей не подал – оставил всё на столе.
               – Да-да, пожалуй... – отозвалась она. – А ты?
               Он скрестил руки на сердце, сжав в одном кулаке оттопыренный нагрудный карман, а другим почёсывая отросшую за день на шее щетину: наклонил к плечу голову, саркастически выпятил нижнюю челюсть и чесался, чесался, чесался – пока она не выпила снотворное (пожалуй, таблеток взяла многовато, но он промолчал) и не расстегнула юбку, готовясь раздеться ко сну.
               – Да нет, я нормально. – Сказал он наконец. – Я так.




© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2016
Свидетельство о публикации №216091201813


обсуждение здесь http://proza.ru/comments.html?2016/09/12/1813