Едут трое. части 1-2-3, часть 4 еще пишется

Часть 1.
Широка степь русская. Да дорога длинная. Солнце не жаркое, в затылок светит. Скрипит колесо телеги, непромазанное. Да хвост кобылы рыжей, туда-сюда. Туда-сюда. Мух отгоняет.  В телеге, на ворохе сена мужичков трое. Попутчики. Долог путь до уездного города и беседа течет неторопливая…

- А пошто братки судьба нас свела вместе, да без разговору дорожного? – Молвил старший при вожжах, за кучера, мужик виду бывалого и зажиточного, обладатель большой и черной бороды. Прозвищем Степан Евграфович, годов за пятьдесят.
- Да как так-то, людям русским, да без разговору дорожного. Да сроду такого не было,- заводит беседу мужичок, который слева от кучера. Сидит ноги свесив, с телеги, над пылью дорожной. Ноги в сапогах кожи хромовой, да и сам одет в штаны шитья хорошего и рубаху новую. Картуз с блескучим козырьком положил подле себя на мешок с припасами.
- Здравы будем братия, зовут меня Ванька, сын Андреев, родом из краев самых что ни на есть русских, с Тамбовщины. Покидало меня, что ни на есть, по степям басурманским, да землям турецким.
- Эва, во оно как, ну давай сказку сказывай. Как там у басурман то? - Возничий чуть ослабил вожжи, позволяя шальной кобылке бежать свободно и не торопясь,
- Да так, как и везде. Басурмане такие же люди, как и мы: две руки и две ноги, одна голова. Ну и еще кое-что там у мужиков, да и баб ихних имеется. Лет так с десяток назад в деревню нашу урядник городской приехал с околоточным, в солдаты забривать. А поскольку я в те времена был парень двадцати двух лет и притом сирота, хоть и на все руки мастер, наше сообчество решило меня выдать в солдаты. Подходит ко мне дед Аристарх, за главного старосту был тогда у нас и говорит мне: «Уж не обессудь Ванька, что мы тебя во солдаты выдаем. Просто ты парень без имущества и безземельный, и сирота при том. А наших то мужиков раз два и обчелся. И при том каждый с детишками и женками обзавестись уже успели, да и хозяйство кое какое справить смогли. Такие дела вот!  - А я что, молодой, голова дурная. Говорю,-  да пошто дедушка, ладно уж. Раз обчество решило, стало быть тому и быть. – Поправил мешок Иван, да и прилег боком, и продолжил, - не понимал дурак совсем, куда судьба закинет. Но кто-ж думать будет, когда молодой?
- Так-то молодой, дурости через край,- поддакнул третий. Виду невидного, совсем простого. Назвался Евгеном.
- Ну дык и я о том же. И попал как кур в ощип. На войну с турком. Ну парень то я здоровый, но турка была силища несметна и попал я в скорости в плен. Бонбой как шарахнуло, так и валялся пять деньков. Басурманский дохтур потом сказывал, думали совсем мертвый и хотели меня уже закопать, а я возьми, да и очнись. Вот так я и оказался в полоне у инородцев. Всякое было, но главное,- ихний бей мне сказал…
- Это кто таков буде?
- Ну, как наш барин. Ну вот и молвит мне значит,- не думай бежать Ванька. А то мы тебе вот здесь нога резать будем,-  и показывает у себя под коленкой. Вот здесь,- порежем и ходить не будешь никогда, а будешь только ползать…
- Хитро басурмане придумали, а ты почто? – не удержался Евген,
- А я что? Я ниче. Остался у бея этого слугой. Я ведь с измальства ко всяким делам рукодельным приучен был. То в кузне при делах. То у плотника помогаю. А тут Батька, ну бей этот, как разузнал про мои сподобности, так сразу меня и пристроил по хозяйству. Жил я у него, не тужил, при делах разных, по коням и плотницкому делу. Потом башибузуки налетели и бея моего зарубили и продали меня в земли половецкие, за краем Каспи моря. Вот там я и призадумался бежать на землю рассейскую. Я ведь у своего бея то разным умениям обучился и книги разные смотрел и была там карта всех земель разных. И Каспи моря тоже была картина приложена, а там: слева земли башибузуков, а справа за Каспи морем земли кайсак-кыргызов и русский город Гурьев. В которой сидит наместник батюшки царя русский енерал-губернатор. И решил я тогда бежать до моря Каспи. А тут и оказия как раз приключилась…

- Вот ты мне скажи брат Иван, уважь коли перебиваю. А вот каковы бабы инородческие, больно мне интересно, как у них там все? - Степан Евграфович, ухмыльнулся в широкую бороду и хитро подмигнул глазом,
- Ага! – Запнулся Иван сын Андреев, - так я к тому же речь и веду. К бабам ихним, все беды от них. А как у них все устроено, да обыкнавенно. Руки есть, ноги есть, есть и жо-жо, хе-хе. Да еще и какие эти самые жо-жо…   Да и прочие снасти имеются.
- Главное все бабы у них ходят в штанах. Такие тонкие, до пят, из шелка сделанные и ярко так, все синее или зеленое. А поверх у них рубахи такие длинные, цветастые. А исподнего совсем нет. А еще поверх они одевают такую черную штуку, все прикрыто, ничего не видать. Еще на голове, на манер наших монашек, черная накидка и вообще лица не видать.  Одни глазищи, так и сверкаю, так и сверкают.
- Это как?
- Вот так. По порядку ихнему басурманскому, чужому мужику не положено глядеть на ихних баб, жинок и девок. Только в своем доме, отец там или муж может смотреть на своих баб без этой черной штуки. Но это самые темные. В больших городах бывал, там бабы стали по смелее.  Иэ-эх,- вздохнул Иван. – Идёт, значит, вся такая по воду. На голове кувшин. Спинка стройная, шейка длинная. Косы черные, до плеч и тонкие с монетками в концах. А сколько их, этих кос? И не сосчитать. А еще и ветерок чуток дунет, а матерьяльчик тонок то. И спинка, и шейка, и ножки, и жо-жо энта самая.    Ух-тыж-то, прости господи!!!  А согрешить нельзя.

- Да неужто? Бабы то, они везде бабы. Чай и найдется какая? – Вставил свои полкопейки Евген,
- Никак нельзя, братки. Иначе зарежут просто. У абреков с этим строго. Вот как раз к моей то оказии и подошли:
Дело было так, у моего тогдашнего хозяина сынок подрос и собрался жениться. И сам хозяин был не беден, и сынок был пригож. Но у них порядок есть, когда пора женихаться наступает. Просто так невесту никто не отдаст. К ее родителю надобно бы принести «Калым».
- Калым, что такая за хреновина то?
- Это как по-нашему выкуп. За невесту, должен родитель жениха сделать. Мол я тебе дочку отдаю во владение, а ты мне заплати.
- И кака цена красавиц басурманских?
- Я ж и говорю, что батька наш был небеден и погнали они к невестиному родителю целый гурт. Самую красивую белую кобылку двухлетку, за нее нашему батьке давали золотом, не продал. Потом барашков табунок из двух десятков голов и еще целый воз всяческих подарков, как-то отрезы дорогой ткани, мешки с крупой и прочее.

- Ну и купили то невесту али как? – Евген опять не удержался, как говорится: «мысля поперёд сказки бежит»,
- Да не повезло нашему Батуру балагуру. Оказывается, хоть они молодые и по нраву друг другу пришлись. Но ейный батька ее другому пообещал, старому и важному. В городе у которого была своя мануфактура.
- Не подфартило, значится, молодому? – Проговорил Степан Евграфович,
- Да уж!!! Кровь у наших джигитов горячая и в тех краях есть такая штука как «украсть невесту». Ну, это когда батьки молодых не могут договориться, или калыма просто нет. Вот тогда кровь молодая и горячая берет вверх. И собрал наш абрек удалец своих нукеров дружков и ночкой темной они-то и умыкнули красавицу Гюзель.

- В смысле «украли»? Там что властей совсем нет? – Недоверчиво пересрочил возничий,
- Не, власти есть, конечно. Аскери, по-ихнему, на вроде наших жандармов. Но порядки местные тоже строгие. Да и у невесты есть дядьки, братья и прочие родственники мужескаго полу. Вот и получилась катавасия, когда в наш аил толпа ночкой, без луны, ворвалась и за невесту ворованную весь аил то и пожгли. А я под шумок, весь табунок то хозяйский из горящего сараюшки, то и выпустил, и сам с мешком припасенным, да на молодой кобылке-то и рванул в степи при море Каспи. А там шаланду нашел, подшаманил и к русскому городу Гурьеву плыл деньков двадцать…
- Хитер дядька, - резюмировал Евген, по виду как самый младший в компании,- и сказка хорошая,

- Это я к чему веду братки то? По неволе мыкался перемыкался, думал доживу ли до того дня, когда русскую землицу обниму. По морю окаянному помотало меня, думал все уже. Так и сгину в пучине противной и морской. Добрался до кыргызких земель, а там и до города Гурьева пехом шел…

- Но ведь добрался?
- Эх, браты вы мои, Евген и ты Степан Евграфович. Да я ведь когда стоял в городе и вокруг все люди русские, готов был землицу расцеловать. И подходит тут ко мне околоточный. Мундир белый, усы рыжие, бляха так и блестит. Морда ящиком, пуговицы золотом, а носище красный.  И бога мати, язви в душу, пятое колено, как мне по роже кулачищем своим треснет. Весь клифт мне чуть не вынес,- тут Иван Степанович, улыбается, сияет во весь свет щербиной в углу рта. Я зуб то и выплюнул, кричу,- пошто бьешь дядько?
- «Морда ящиком» усищи свои грозно подвигал, говорит,- пачпорт свой кажи,
- Я ему,- дадько какой такой паспорт, я от басурман убегший. А он мне, ты есть «беспорочный» тип, -  и волокит меня в околоток.
- Ух ты, как Родина матка встретила? - Сквозь бородищу за ухмылялся Степан Евграфович,
- Да и я не промах,- поддержал Иван, - недолго дерьмо возил в околотке, выждал момент. Не ужель, я Иван сын Андреев, от басурман убегший, не уйду из родного околотка? Трех ден не прошло, как я убег, стенку ночью вынес и убег. Потом пехом до родных мест добирался, пачпорт сделали, теперь по делам конторским бегаю. Все думаю на родную деревню глянуть, посмотреть, как там девки есть молодые? Жену себе найду, дом буду строить, а там и деток заведем… как-то так…


Часть 2.
- А не пора ли нам братья вы мои православные покушать? – Степан как самый старший глянул на небо, перекрестился,- полден уже минул. Надо и перекур сделать, натянул вожжи и пристав к обочине, остановил лошадь. – И кобыла чуток отдохнет, травки покушает. И мы чуток разговеемся, чем бог послал.
 На сегодняшний дорожный «полден» бог послал немного: из сумы Степана было достано картохи вареной картуз, сала кус с ладошку и лука две головки с детский кулачок. Из заплечного мешка Евгена «бог послал» - яиц вареных пяток, помидорок десяток, но маленьких, зелени пучок и бутыль воды чистой. Но самый посланец оказался Иван, из мешка с под головы своей он достал сидор, в котором оказались – кольцо колбасы, копченной на четыре пальца толщиной, твердый темный и духмяный, баночка с медом, кус сыра твёрдого как совесть праведника. Еще Иван достал из своего необъятного сидора кулек с орешками и куски маленькие твердого творога и почему-то соленого.
- Басурманский творог, Кюрт называется. Как закусь самое то.
Трое мужчин оглядели все, что было им ниспослано на обед, и призадумались. Явно чего-то к столу не хватало.
- Ах ты ж етить, мою старую голову, - спохватился Степан Евграфович,- самое главное то и не сообразил. Сейчас, я сейчас, - и он принялся шарить в своих необъятных мешках. - Вот нашел кажись. - И возничий торжествующе вытащил необъятного вида бутыль с явно сизого вида содержимым.
 - Ух, дядька Степан, уважил. Но, мне один стакашек и все. – выставил руки Иван, я опосля басурман, к этому делу поотвык немного.
- Ну и ладно, мы по стакашке для сугрева и все. Все равно бутыль я своему свекру везу. Свадьба там у них буде, племяша своего женят…



Часть 3.


- Ну что дядьки вздрогнули? – Отпив из стакана Евген занюхал куртом и откусив продолжил,- эка смотри! Неруси, а соображают. После водки этот кюрт самое то. А теперь сальца кусочек, ух красота!!! – И прожевав, помахал рукой привлекая к себе внимание.

- Вот вы други мои, дядьки уже взрослые и серьезные. Всякое повидавшие, дозвольте и мне сказку вам рассказать?
- Отчего же не позволить, взялся за слово и речь держи.
- Я, дядьки не мастер сказки говаривать, но дюже история интересна получилася. А было все по-простому…

- Как-то все случилося абыкнваенна. Шел значится я утречком, голова гудит, вчерась знатно гульнули на деревне своей. А тут утром идти надобно бы мне по делу до управы нашей в уездном городе. Ну то да се, сел в шарабан, как раз до города и доехал. Спал всю дорогу. Голова то и прошла. Иду значится по улице. И тут какое мне беспокойство, в глазу что-то эдакое свербит. Я поначалу было подумал, что это с похмела вчерашнего, в глазу сияние. Но уже солнце над головой стоит, да и вроде как в голове просветление имеется. А в глазу что-то такое мельтешкает, непонятно мне.  Стою думаю, чешу затылок, Глаз закрыл, открыл, опять что-то мне прямо в глаз.  Соображаю, это не в глазу, а в глаз мне светит. Что-то такое меленькое лежит под ногами, прямо впереди меня и мне в глазу мельтешкает. Приглянул я, нагибаюсь и беру это рукой. Матерь моя небесная, царица всех небес, святые мои!!! В руках у меня золотой червон, еще тех времен Катькиных, десять целковых!!! Честно скажу, мужики,- тут Евген перекрестился,- поплохело мне чуток. Ну думаю, это же надо дураку как свезло, червон золотой. Сейчас как налетят братухи с перышками и меня как почикают, за такие деньжищи то… Это же надо десяток целковых золотом!!!

-  Свезло Емеле, что по дороге не сьели,-  веско добавил Степан Евграфович,- давай-давай братка, ври далее.
- Ну, дядько, не вру, вот истинный крест, - И Евген, привстав, размашисто до пупа перекрестился,- вот ей богу в руках червон держал. Это же какие деньжищи то? Я то и серебра на два целковых не видал ни разу, все больше по алтынам и  копью. А тут? У нас дом в деревне более целкового не стоит, корова яловая и та рупь за два идет…
В общем рванул я так, что пятки потом болели еще три дня. Залег я в своей берлоге, пью самогон и думку думаю. Это же надо как мне свезло, ну думаю, как прикуплю всяких себе всячин разных, эх житуха тогда моя настанет. И девки все мои будут как куплю им штуковин разных, всяких там зеркалец, шкатулок, колец ожерелий и прочих фитюлек. Толпами за мной ходить будут. Потом значится буду пить вино и не абы какое, а самое что ни на есть заморское. Какое господа и города пивают, да и платьем на себя самым каким ни городским прикуплюсь…

- Этим что-ли прикупился? – сьехидничал Иван, глядя на неказистое и простецкое одеяние Евгена,
- Хорошо сказка сказывается…
- А на деле шиш оказывается,- в такт продолжил Степан, и мужики, не выдержав возникшей паузы, гулко расхохотались. Не удержался и Евген, просмеявшись, уж больно удачной получилась шутка Степана, и в тему.
- Вот именно что шиш, да не тот. – Продолжил Евген. – Я ведь поначалу то забоялся в уезд идтить. Еше думаю братушки какие лихие прознают, не сносить мне тогда головы. Дён десяток выждал. Иду по рынку, размечтавшись, мол корову возьму с теленком, лошадь с телегою, мешков на пуды с дюжину, с разными крупами и зерном, и картохи с пяток мешков, и еще маслица бочонок… И что-то я заплутал и кажись куда-то в сторону от рынка то и забрел…

- Ну-ка братки, по последней! За душу, бога, здравие и отечество, будем!
- Будем!!!
- Так кушаем, доедаем и допиваем.  А что осталось завернём, дорога еще долгая и с богом, поехали. – скомандирствовал на правах старшего Степан. – Мужики доели, убрали с импровизированного стола последние крошки и сложив свои припасы расселись на телеге.
- Но болезная пошла, пошла родимая, но-о-о,- слегка поддал вожжами Евграфович,- давай-ка Евген наш разлюбезный, сказывай что там ты сотворил далее.
- Дык я и говорю забрёл куда-то не туда. Не пойму в каком краю города. И стоит там домишко о двух этажах, вида какого-то не так чтобы очень. По краям пошарпан чуток, крыша просевшая. Крыльцо покосившее. А подле него стоит девица.

- Ага,- произнес Иван, - уже интересно становится,
- Не мешай дядько, - Евген махнул рукой отгоняя назойливую муху и продолжил, - ну девица как девица, правда одета непонятно. Косынка серенькая и крест на ней красный, платьице простое и фартучек на нем беленький, чистенький. И сумка у ног, и крест на ней красный, тот же. Девица, лет осьмнадцати, лицо в веснушках и плачет. А самая такая миленькая…
- Ну а что наш гусар? – Опять встрял не удержавшийся от реплики Степан,
- Да какое там, плачет же говорю. И я стою перед ней дурак дураком и не знаю, что сказать. Потом говорю не плачь мол сестрица. Я ведь поначалу было подумал, что она их этих, сестер милосердия. Платочек ей протягиваю, на базаре утром купленный. Для форса. Но тут такой случай, какое там…
Он носик вытерла, я ее спрашиваю, что случилось, мол? Почему такая красивая сестричка плачет?  Пошмыгала она, глазки вытерла и рассказывает. Оказывается, сестра то она сестра, только из дома для деток беспризорных, что как раз стоит за нею. А в доме том деток с полста будет, которые без мамок и папок живут на белом свете одни одиношеньки.  Ранее у них главную мамку была одна тетка из богатеньких, которая и собирала деньги на этих деток. Да тетка как раз на днях то и померла. Осталось несколько теток сестер, да Маришка и еще дед «всем делам по дому вед». Правда он уже и сам стар. А деньгами совсем пшик получается. Сегодня она, Маришка, то есть, ходила в городскую управу, просит насчет денег. Ей там сказали, что денег нет и не будет. А на носу зима. И деткам от пяти до дюжины годков, которых там в домике полста, надо кушать и одежонку какую никакую надо. Да и дров с углем для дома надо. И еще в управе сказали, что если не будет денег до ноября, то весь их дом разгонят … и тут Маришка опять заревела…

И вот стою я мужики, смотрю на девчонку эту зареванную. А у меня здесь сбоку в груди,- тут Евген показал на свою грудь с левой стороны, - как заколет, да так сильно…

- Ну, а ты что? – Не удержался тут Степан Евграфович, слегка поддав кнутом кобылку с рыжим хвостом, что лениво плелась по дороге и норовя свернуть к обочине. После поощрения кнутом кобыла чуть резвее понесла по дороге, телега поехала ровнее, и собеседники продолжили беседу.
- А что я? Пошел обратно искать рынок. Купил все что хотел: коня справного с телегою, корову с теленочком, мешков припасов разных бочонок с маслицем, тканей штук разных на десять аршин набрал…
- И картохи не забыл?
- Не забыл, семь пудов картохи прикупился. Все, как и хотел.
- Ну ты и жук. - Мрачновато буркнул Иван и отвернулся…
Самый старший из ездоков Степан, с высоты своих половины сотни лет, вдруг прищурился и недоверчиво так спросил,- и что все прикупил и ничего не забыл?
- Да нет все, как и хотел, все купил. Еще и четыре целковых ассигнациями остались и серебра кошель.
- И пошто и сердце не колет? – Все так же недоверчиво щурясь спросил Степан.
- Да нет не колет, да некогда мне теперь болеть дядьки. У меня ведь теперь большое хозяйство.
- Тьфу мать вашу, христопродавцы,- сплюнул Иван и хотел было уже спрыгнуть с телеги. Но сдержался, ожегшись о строгий взгляд Степана Евграфович, - не торопись паря.
- А пошто Евген твоей хозяйство большое? – Тихим елейным голосом спросил возничий,
- Да уж дядьки не приведи кому Господь, такое хозяйство. Полста деток от пяти до дюжины годков, да три тетки сестры по хозяйству и дому, да дед Петя, старый, но крепкий еще жук, да конь с телегою, да коровка с теленочком…
- А самую главную то и позабыл,- лукаво в бороду прогудел Степан,
- А Маришка моя, ну куда мне без нее и от нее, теперь мы вместе, и хозяйство все в придаток…

- Ах, ты-ж, зараза, етить колотить, до конца тянул. Ну паря уважил, - враз повеселевший Иван обнял крепко Евгена.



Николай Кузнецов aka kraft-cola 18.09.16

Часть 4....