Отец и я

Умом я, конечно, понимаю, что рос раздолбаем, а все наши многочисленные конфликты списывал на то что хотел, видите ли, быть Личностью, близко не догоняя составляющих Личности. На самом деле я был обязан ему многим, если не всем, но когда период детского обожания сменился подростковым нигилизмом, на несколько лет мы разошлись максимально далеко. Я не мог дождаться окончания опостылевшей школы, планируя ринуться во взрослую жизнь со всем пылом и жаром неофита, которого в этой жизни давно заждались.

Те ****@лины, которые отвешивала мне жизнь на этом тернистом пути - это было на порядок круче по сравнению с отцовскими. Но я их выдерживал с улыбкой и залихватским поху@змом, не отдавая даже самому себе отчета, что подсознательно ориентируюсь на него и оппонирую с ним же. Пока не понял, что спорить и противодействовать мне тупо не с кем. Я вырос тем, кем вырос, и соперничество давно сменила прежняя любовь.

Отец умер рано, но, слава Богу, он умер не слишком рано для того, чтоб мы поняли, что соперничество преходяще, а любовь вечна. Он умер от рака, исхудав до состояния иссохших мощей в Лавре. Я сидел в палате, улыбался ему ободряюще, травил разную необязательную херню, а потом, в коридоре, беззвучно ревел горлом, вспоминая прежнего батю, здоровенного спортсмена, хоккеиста и боксера, имеющего тысячу друзей и ноль комплексов и страхов, авторитетного в своем кругу по умолчанию.

И наблюдая ныне за отношениями некоторых индивидуумов со своими родителями, хочется сказать - родные мои, пока вы тут херней маетесь, их часы тикают все быстрей. Да, они не такие, как вы, порой они неимоверно бесят, но поверьте, когда-то вы будете выть и кататься по полу от того, что не успели сказать им главное.

Люблю тебя, папа.