Рука

Не знаю, случалось ли вам коротать ночь на провинциальном вокзале, но занятие это довольно нудное и противное. Причем  в независимости  от причины: сильно опаздывает  нужный  поезд или, наоборот,  отправляется  рано утром по расписанию. А  может он давно ушел без вас и приходиться дожидаться  следующего? Бывает, что и  просто негде переночевать, кроме как на вокзале  -  вечном прибежище заблудших и опоздавших…
 
По началу какие-то события еще происходят, как-то все двигается и шевелится, но после полуночи мир переходит в иное измерение. Почему-то принято считать, что именно в это мгновенье  к нам приходит новый день. Ничего подобного! Не день приходит - ночь начинается... Время замедляется, оно становится вязким и липким, как мед, секунды  прилипают к нему одна за другой, чуть подергиваются, вспоминая дневную стремительность, и, наконец, смирившись замирают...  И стрелки уже еле ползут по засиженному мухами циферблату, да и куда им, собственно, спешить?  Ведь ночь не только кажется нам бесконечной, она  постепенно, с каждым часом становится все длинней и длинней, равнодушно глядя на нас, испуганно сбившихся в тесном кругу света,  холодными глазами темных окон...

Кто-то крепко спит, кто-то безуспешно пытается заснуть, кто-то бродит из угла в угол усиленно со сном борясь. А те - в дальнем углу, явно на посту: может, подвернется  какой-нибудь бесхозный чемоданчик или, если повезет, плотно набитый бумажник. Известное дело – на вокзале не зевай! Иногда из персонала кто проследует с серьезным видом – мол по делу иду, а что ночь на дворе, так ко мне это не относится, потому как при исполнении… Почти тихо - кому охота в такое время трепаться? Так, кое-где парой слов в полголоса перекинутся, да дверь хлопнет, если кто проветриться решит или уж совсем поздний на огонек заглянет.

Тонкий срез жизни скомканный и брошенный в замкнутый объем стандартного помещения по имени "вокзал". Здесь почти осязаемое тепло заполняет пространство между длинными рядами занятых кресел,  кучками багажа и плотно занавешенными окошками закрытых касс. Здесь воздух спертый, с терпким запашком, так куда от него деться – вон сколько народу парится. Здесь все совсем не так, как надо. Муторно, бессмысленно, скучно...  Жизнь сочится между давно не мытых пальцев, собирается на грязном полу жалкой лужицей и уходит, уходит, уходит куда-то, бесцельно и страшно. И не завоешь даже – зашикают со всех сторон. Потому как не положено на вокзале выть, даже с тоски, а положено соблюдать порядок и чистоту о чем имеется соответствующая надпись. Не нравится – вон над дверью светится зелененьким  “Выход”, туда и вали...

Признаюсь, есть у меня надежный способ такую долгую ночь скоротать. Проверенный способ. Правда, для этого деньги требуются, но деньги не очень большие. Так вот иду я в этом случае в буфет. Вечерком иду, но не сразу – ближе к полуночи. Потому как надо для этого дела созреть, от безделья и безысходности истомиться. Именно в буфет иду, не в ресторан. Занимаю тихий и уютный угловой столик, набираю закуски на двоих: какая посъедобней и чем сразу не отравишься. Пива обязательно пару бутылок, а то стаканы не дадут. Встаю поудобнее и начинаю потихонечку расслабляться...

И, поверьте, получаса не пройдет, как нарисуется напротив вас интереснейший собеседник. То ли он зайдет и вы его жестом пригласите - подходи, мил человек, угостись. То ли от дальнего стола сам к вам перейдет - глупо в пустом буфете по разным углам торчать. Обязательно! За знакомство хорошо бы водочки выпить, только ее, родимую, надо заранее купить, даже если она в буфете имеется. Чтобы потом, спиной к сонной тете за прилавком повернувшись, потихоньку в стакан себе и гостю своему нацеживать. Потому как есть в любом совместно совершаемом потаенном действе нечто сближающее участников, а именно это нам и требуется сейчас…  И завяжется постепенно беседа – простая и откровенная, какая только и бывает между людьми незнакомыми и случайными, дальнейших встреч между собой  не предполагающими. А вот кому в этой беседе говорить, а кому слушать решать вам. Хотите о себе рассказать, душу исстрадавшуюся вывернуть на обозрение - смотри мол какой я есть на самом деле - пожалуйста. Перед вами лучший слушатель, какого только можно придумать – он полюбит ваших любимых и возненавидит ваших врагов, он поддержит самую спорную точку зрения и согласится с самыми неожиданными заявлениями. Ведь вам нечего делить и нет смысла спорить…  Хотите к чужой жизни прикоснуться, чужого мира на вкус попробовать - нет проблем. Надо только слушать и соглашаться, где-то поддержать словом, где-то по плечу похлопать. И все вам расскажут, даже самое сокровенное! Лишь бы водки хватило и времени, которое вдруг поползло быстрее...

А вот и утро за немытым окном забрезжило! Пролетела ночь, словно и не было... Какая не была долгая и бесконечная, а кончилась ее власть. Так-то! Только до этого еще далеко, а пока послушаем, о чем там бормочет мой случайный ночной собеседник...

Хорошо, все-таки, когда праздник с выходными не совпадает. А еще лучше, если между ними день-другой  из рабочих помещается. Тут уж кто как выкручивается, чтоб эти ненужные,  никчемные дни к празднику с выходными присовокупить, придать, как говорится, отдыху непрерывный характер. Иногда начальство на встречу идет, тоже люди, как никак: назначают последующую отработку или от текущего отпуска отщипывают. Потом про это обычно забывается к всеобщему удовольствию. А если не повезло с директором  – каждый по-своему выкручивается – отгул там, прогул или хворь внезапная,  но работы никакой в такие дни все равно не бывает.  Вот в этом году, например, пять дней подряд получилось. Красота! Ох и загулял народ на радостях...

А мы чем хуже? Первый день, известно, разгонный. Размяться-расслабиться... Трудовой пот, если, конечно, вспотел на работе, можно в баньке смыть, попариться от души, да с веничком березовым! Потом пивка, само собой, попить с воблой. Не вспотел - лежи себе на диване с газеткой ноги вытянув, пока товарищи из бани не вернутся пиво допивать. Которые больше по умственному труду по своей программе отдыхают: одеваются празднично  и культурные учреждения посещают попарно – кто на концерт, кто в театр. Но в итоге почему-то все равно одно и тоже у всех получается: большая, как говорится крепкая, пьянка...  Второй день — углубленный, можно на крепкие напитки переходить. Тут, главное, меру соблюсти, чтобы не сорваться по привычке. Ведь обычно после воскресенья всегда понедельник идет, даже если вторник в этом месяце не предусмотрен. Вот и привыкает организм на второй день отдыха напрягаться по полной программе, чтоб успеть норму принять до начала  трудовой недели. И что же это получится - впереди еще три дня, а ты уже готов. Нельзя такого допускать!
 
А вот дальше можно от души оттягиваться, в полное свое удовольствие. Главное только соблюсти надо — вовремя затормозить. Но это обычно само собой получается — глядь и деньги кончились. Бегом к друзьям — тот же полный облом. Не говоря уж про соседей. Значит, пора  на трудовую вахту вставать. Или хотя бы домой заглянуть. Откуда три дня назад вышел на пять минут за сигаретами...

И вот собрался я как раз дорогу перейти – там уже и дом мой родной  рядом, а дорога в этом месте широкая — настоящий проспект, с бордюрами, тротуарами и деревьями в ряд. Народу — не так чтоб очень много, но для времени вечернего достаточно. Видно время пришло по норам расползаться. Так вот стою  я на тротуаре, на самом краешке и на дорогу смотрю:  желтые пятна света от  фонарей в мокром асфальте, как в кривом зеркале, отражаются, но кроме формы почему-то еще и цвет меняется. Очень даже странно. Задумался я над этим феноменом. Додумать не успел — точно щелкнуло в голове. Это что же получается: за все пять праздничных дней губернатор перед нами не разу не выступил - ни тебе поздравлений, ни тебе порицаний! Обычно это дело у нас каждый день, да еще по несколько раз. Какую программу не щелкнешь: то с речью какой выступает, то в репортаже обозначается.
 
Один он у нас — отец родной. И за героя, и за защитника, и за врага, и за обидчика. Как солнышко ясное светит. Надо, не надо. Светит всем, и все тут... А тут пять дней и ничего. Правда, какие-то картинки все-таки мелькали, но все старые, знакомые. Поднял я голову в полной растерянности и вижу: машины на дороге встали. Давно зеленый горит, а они стоят. И народ, что туда-сюда перемещался нетвердой походкой тоже замер. Стало быть, всех сразу и осенило. Точно взрыв какой в мозгах приключился единовременно. И не в том дело, что любим мы нашего губернатора. Куда там. Может, только подручные его, которые вокруг вертятся, да кормятся. Хотя вряд ли. Им бы только карман набить, а кто хозяином поставлен значение не имеет. Какая уж тут любовь - голый интерес.

А нам, простому народу, в основном плевать, кто там наверху маячит - не пустует место и ладно. У нас своя жизнь, у них своя. Главное спокойно делом своим заниматься, прочее приложиться. Бывает, конечно, что мешают, но ко всему привыкнуть можно, приспособиться... Так-то оно так, только странно очень, куда же он подевался? Был и нет. Вот и замер весь народ, кто на ногах держался, конечно, в едином порыве и задумался.  И которые лыка совсем не вязали, тоже замерли в меру возможности. Уж очень, очень все это странно выглядело. С внезапностью непривычной для нашей размеренной жизни...

По утру все кинулись подробности выяснять друг у друга. Однако никакой информации ни у кого нет — молчат наверху! И соратники, и помощники, и подручные, и сообщники. Даже идейные противники притихли - вроде, как и спорить не с кем, хотя, между нами говоря, они раньше больше для вида щеки надували.  Только к обеду сообщили по всем каналам — сразил сокола нашего ясного внезапный тяжелый недуг. Да не на того напал, подлый! Могучий организм губернатора при поддержке последних достижений медицинской науки ведет успешную борьбу. Врачи с трубками для “дышите глубже” на шее, профессора в солидных бородах пространно все доложили, поспорили даже немного для виду за круглым столом, об успехах в лечении отрапортовали. Однако самого губернатора так и не показали. Ладно, думаю, посмотрим, что дальше будет. Года-то у губернатора уже немалые...

В общем, через две примерно недели такой непонятной жизни прибывает поездом специальная комиссия из центра - в отдельном вагоне: без номера и все окна плотно занавешены. Странным им показалось, что никак прямой контакт с губернатором не получается — то помощник к телефону подходит, то секретарь разъясняет вежливо: мол, занят шеф в данное время. А сам хозяин словно в воду канул. Точно помер.

Собственно, так оно и было. Мы-то сразу поняли. Народ у нас догадливый — этого не отнять, хоть и пьющий не в меру. Но виду никто не показывает. В конце концов, какая разница — не этот, так другой. Ведь когда по железной дороге едешь рулить влево вправо бесполезно. Потому и штурвал на паровозе не предусмотрен. А проложены в нужном направлении рельсы...

Это тем, кто вокруг кормушки вертелись, беда. Нового хозяина  пришлют, а тот своих дармоедов притащит. Плакала тогда привольная, да сытная жизнь. Вот и затаились они, словно все нормально идет. Об успешном выздоровлении ежечасно сообщали. О скорой счастливой жизни рассказывали. В центр победные рапорты слали...

Так вот, прибывает рано утром комиссия. Ни поевши, ни попивши, прямо с вокзала в резиденцию губернаторскую приезжают, срочной встречи требуют. С центром особо не поспоришь и про близкое улучшение не расскажешь. Деваться некуда. Чего-то решать надо или конец всем: полный, как говорится, да с ветерками! Ну, тогда они вот что придумали: положили губернатора на кровать, отгородили ширмой, только руку выставили, а окна зашторили и свет убавили. Мол, больной так распорядился для своего удобства. Да и не хочет в расстроенном состоянии здоровья посторонним показываться. А рука — вот она. Даже потрогать можно — теплая рука, нормальной человеческой температуры. Еще бы ей такой не быть, когда она только из тазика с теплой водой вынута!
 
Посмотрела комиссия, удовлетворилась. Отобедать любезно согласилась и с подарками от местных производителей в столицу отбыла в том же отдельном вагоне. А у нас опять жизнь пошла приятная да  размеренная. Губернатор спокойно за ширмой лежит, одна рука видна. Помощники его, да советники руководят заботливо. Народ работает усердно и отдыхает в меру. Особенно хорошо, когда праздники с выходными не совпадают... Однако вскоре слухи поползли, что, мол, не так все на самом деле, как говорят. И рука не та  из-за ширмы торчит, да и ширма какая-то странная. Не наша, как говорится, ширма и установлена не так. Мало, что не так - еще и не там и не тем. Или не теми - тут в мыслях расхождение намечалось по количеству окопавшихся в наших рядах супостатов. Назрел, в общем, натуральный международный скандал. Нам оно, конечно, интересно, чем дело кончится. Все-таки не один год с покойным ныне губернатором прожили душа в душу. Только от нас, по большому счету, ведь ничего не зависит. Хоть  на первый взгляд, как утверждают некоторые, хоть на какой:  у них своя жизнь, у нас своя. Впрочем, речь не об этом.

Чтоб в ситуации сложной разобраться, в самый, можно сказать, критический момент прибыл к нам на проверку сам глава кабинета - лично! На специальном самолете прилетел принять ответственное, окончательное решение. Шуму-то было, звону: мигалки вразнобой мигают, сирены надрывно гудят, народ с восхищением взирает. Плакаты везде развесили с приветствиями и трудовыми достижениями. Наши руководители, ясное дело,  все до полусмерти перепугались. По-настоящему! Как не крути, столько времени голову вверенному народу и высшему  руководству морочили. Наказать могут сильно, а куда денешься... Они ведь ничего другого делать не умеют, кроме как руководить.
 
Короче, заходит все эта компания во главе с главой кабинета в палату выздоравливающего, якобы, губернатора. Смотрят они на скрюченную, уже подернутую пятнами тления руку и задумываются. Точнее сказать, задумывается-то по настоящему один главный. А остальные больше на него смотрят, чтобы движение мысли раньше других уловить и первым на него должным образом прореагировать. Вроде, на этот раз всем все ясно. Помер губернатор, уже никак не скроешь – никакой тазик с теплой водой не поможет. Конец. А дальше что? Нового искать? Так его воспитывать придется, а то и обламывать... Мало ли кто придет и что может потом  приключиться...

В общем, потряс большой гость брезгливо руку закоченевшую и заплесневевшую. Здоровья пожелал и успехов в работе. Нормально, мол все, так держать. И отбыл восвояси, не задерживаясь... Даже от обеда решительно отказался. В сортир, правда, забежал — руки помыть. А может, еще зачем...

Все бы хорошо, ан нет. Месяца два спустя, принесли очередные бумаги на подпись губернатору. То есть помощник папку приволок, а главный советник заглавие зачитает, на ширму глянет, нет, мол, возражений, и факсимиле шлепает... Споро работа двигается, обед скоро. Да и в комнате дух довольно тяжелый — который месяц все-таки уже идет.

И тут звякнули колечки на ширме, поднялась длань губернаторская и сдвинула кисею... Обоих, ясное дело, вынесли без признаков жизни. А губернатор, тихо так, словно разговаривать разучился, но вполне явственно пробормотал: “Распустились тут...” С виду, вроде, как помер давно, а вполне здраво, между прочим,  рассуждает – сразу ситуацию оценил! Вскоре потихоньку подниматься с постели стал, сперва вдоль стеночки, да с поддержкой уважительной, потом  по комнате, а через месяц и на работу вышел. Объединился, так сказать, с народом. Руководит вовсю, время упущенное наверстывает: все проверил досконально и со строгостью, что без него накуролесили. Наказал, ясное дело, кого следует - не так, чтоб со смыслом особым, но примерно через одного, по списку. Потому как всегда считал наш губернатор, что какая-нибудь провинность обязательно за каждым имеется, а стало быть и наказания несправедливого не бывает и быть не может. Факсимиле свое отобрал и в сейф спрятал, чтоб неповадно было впредь куда попало его шлепать. По кассе проверку строгую произвел, с пристрастием: приход, расход, дебет, кредит – хоть и не бухгалтер, а ловко так циферки все просмотрел, счетами пощелкал и по графам неутешительные итоги расписал. Проворовались без него, конечно, крепко, но кое-что все-таки осталось. Навел, в общем, порядок!  Впрочем, отдельные награды тоже были. Правда, немного, и, в основном, у кого юбилей к раздаче подвернулся. Зато никому обидно не было...

Серьезных изменений, конечно, не произошло. Да и откуда им взяться? Нам, простому народу, так и вообще по барабану. У них своя жизнь, у нас своя. Только никак я до сих пор не пойму, что же все-таки произошло: то ли губернатор ожил, то ли мы все умерли...

В руке моего собеседника жалобно хрустнул смятый пластмассовый стаканчик, давно пустой к тому времени. И он надолго задумался, упершись застывшим взглядом в  стену за моей спиной. А может, и не было его вовсе…

А была бесконечно длинная ночь на сонном полутемном  вокзале.  Когда все последние поезда давно  уже ушли, а первые прибудут только утром - еще таким далеким и призрачным... Ночь одиночества и размышлений за грязным стоячим столом душного буфета в компании  черствого хлеба,  куриной ноги и теплой дешевой водки. Ночь в самой середине суток - день позади или день впереди. А может, не день, а целая жизнь?

Интересно, кстати, впереди она, эта жизнь, или уже позади?
Впрочем, мне с этим все ясно...
А вам?