Чай на камнях
Николай Иванович неуклюже, но аккуратно, шёл по камням у самой воды под высоким обрывистым берегом. Камни разъезжались у него под ногами и хрустели. Вокруг было тихо, только несильно плескались в берег слабые волны и иногда где-то наверху каркали вороны.
Привычка приходить на берег появилась у него недавно. Обычно здесь было тихо и пусто. Иногда бывали рыбаки, но они, как известно, народ молчаливый. Не слышно было шума машин и вообще каких либо звуков города и можно было спокойно посидеть в одиночестве у воды и поразмышлять, глядя на проплывающие мимо корабли. Он брал с собой газетку, простой бутерброд с Бородинским хлебом и кусочком колбасы, сладкий чай с мятой в маленьком термосе и уходил подальше от лестницы, спускающейся к воде, чтоб наверняка ни кто не побеспокоил.
Настроение у Николая Ивановича сегодня было совсем уж не весёлое. Какая-то тоска тянула, крутила изнутри, он не находил себе места и не знал чем заняться, чтобы отвлечься. Может это была осенняя хандра, может начинающаяся простуда, а может просто последствия бессонной ночи. Спал он в последнее время и правда плохо: долго ворочался, не мог уснуть, часто просыпался ночью и лежал, не зажигая свет, а в голову лезли всякие мысли.
Утром он встал опять «не в духе». Позавтракал без аппетита яичницей и заварил себе чаю. Включил телевизор, пощёлкал каналы. Не найдя ничего «нормального», выключил его и раздражённо бросил пульт в угол дивана. Постоял с кружкой чая на балконе, рассматривая прохожих и проезжающие машины. Тоска.
В конце концов он решил пойти на Волгу, развеяться на свежем воздухе. Собрал традиционный уже набор в шуршащий пакет, закрыл квартиру и побрёл на автобусную остановку.
До его «насиженного» места от спуска на берег было не очень далеко. Просто большинству тех, кто сюда приходил, лень идти дальше ста метров в сторону. Николай Иванович это знал, и проходил немного дальше. Там за большими глыбами, отколовшимися от обрыва и скатившимися к самой воде, его было его было совсем не видно. Глыбы в солнечную погоду давали небольшую тень и немного прикрывали от ветра.
Из щели между камнями он достал пару припрятанных дощечек, обкатанных волнами. Одна служила сиденьем, вторая, застеленная газетой, была столешницей. Выложив из пакета провизию на газету он сунул пакет в карман. Ни есть ни пить пока не хотелось и Николай Иванович просто сидел и смотрел на воду, постепенно опять погружаясь в свои невесёлые мысли.
Ему было 54 года. Седина белела на висках, появилась небольшая лысина. На загорелом лице множество морщин, придававших глазам грустное выражение. Незаметно появился лишний вес и пропала былая ловкость в движениях. Побаливала поясница и ломило суставы.
Жил Николай Иванович один, в однокомнатной квартире в старом четырёхэтажном доме. С первой женой он развёлся в далёкой молодости, хотя казалось, что было это совсем недавно, буквально пару лет назад. В этом браке у них родилась дочь, которую он безумно любил. После развода он чувствовал себя ужасно виноватым и как мог старался поддерживать с дочерью отношения. Писал, звонил, встречался. Они гуляли вместе по городу, ходили в кафе на набережной, и весело проводили время.
Сейчас ей 32. Она взрослая женщина и у неё есть своя семья, дети, но для него она всё та же маленькая девочка с пухленькими пальчиками и хитро прищуренными глазёнками.
В последнее время они почти не общались и давно уже не виделись, хотя живут в одном городе. Дети вырастают, у них появляются свои дела и заботы, свои интересы, отличные от интересов родителей и они всё дальше отдаляются друг от друга. Особенно, если давно уже не живут под одной крышей и развод родителей оставил грубый шрам на нежном детском сердце.
У всех родителей есть неприятная привычка учить взрослых детей жизни, в то время когда они и сами уже всё знают. Вот и Николай Иванович нет нет, да не удержит в себе замечание. Поучает. На этой почве и вышла ссора, когда заходил к дочери в последний раз несколько месяцев назад. Дочь не хотела ничего слушать, обиделась и надулась, а отцу было в свою очередь обидно, что его мнение считают неважным и, несмотря на его седины, не хотят его слушать, хотя он был несомненно прав. Он ушёл не попрощавшись, а дочь не стала его провожать.
С тех пор он давно уже «остыл» и сто раз пожалел, что лез со своими поучениями. Но первым писать и звонить не хотел. Знал, что дочь отнесётся к нему холодно, может быть даже с показным равнодушием. Он боялся этой ситуации и заранее робел. А ей, наверное, было просто некогда. Дела, дела, заботы.
Вторая жена сама ушла от Николая Ивановича. Ему было больно и неприятно вспоминать об этом. Когда начинался их роман, всё было замечательно. Она была на восемь лет младше. Стройная, красивая, умная женщина и он, мужчина в полном расцвете сил, с обожанием смотрящий на неё. У них была любовь, совместные планы, и, казалось, их ждало счастливое будущее.
Но с годами всё как-то разладилось. Любовь угасла, страсти поутихли, характер портился. Николай винил во всём себя. У него появились трудности с работой, потом стало подводить здоровье, потом из-за проблем со здоровьем опять стало туго с работой. Стало не хватать денег. А устроиться как-то по-приличней всё не получалось. На фоне трудностей появились депрессии, он стал угрюм и неразговорчив, а когда говорил, то больше брюзжал. Он считал себя неудачником и молча завидовал тем, кто сумел как-то приспособиться и устроиться в этой жизни. Злился на себя, но ничего не мог сделать. Жена работала за двоих и терпела его «временные трудности», терпела его плохое настроение и депрессии. Но сколько же можно терпеть?
И он понимал её. Любая женщина хочет заботы и внимания, хочет быть хоть иногда слабой и позволить себе покапризничать рядом с сильным мужчиной. Хочет, ну хоть не пресловутой «каменной стены», но хотя бы быть уверенной в своём мужчине. Николай вроде всё это понимал и осознавал, но ни как не получалось у него выбраться из этой ямы. Слишком круты были для него её стенки, а сам он оказался слишком слаб характером.
В итоге годом ранее жена ушла к другому, а Николай ещё больше осунулся, ссутулился и опустил взор в землю. Больше ни с кем с тех пор он не встречался. Жил, как сыч, в своей «однушке». Перебивался случайными заработками и всё на что-то надеялся.
И вот теперь он сидит на берегу. Давно уже не молодой человек. Ни друзей, ни семьи, ни детей, ни работы. Ни-че-го. Кто он в этой жизни? Кому он нужен на этом свете? Кто помнит о нём? Никто. И любой ему скажет: «А кто ж виноват в твоих бедах, если не ты сам?» Но разве от этого легче? Всякий человек живёт так, как может, и всё в его руках. Да только сила в руках у каждого разная. Один силён, как бык и рвёт эту жизнь, как тряпку, делает что хочет и нет ему преград. А другому не дано этой силы и как бы он не пыжился, не прыгнуть ему выше головы. А возомнит себя сильным, попрёт в лоб на паровоз жизни, думая, что всё ему по плечу, стоит только захотеть, так паровоз этот расплющит его в лепёшку и даже не заметит. Это Николай Иванович в полной мере ощутил на себе. Не сдюжил он видать, раз всё так получилось. Раз сидит он тут один и ни кто даже не беспокоится от том, где он и как он.
Николай Иванович вздохнул. Он вдруг понял, что смотрит уже не на Волгу, а разглядывает шнурок, на своём левом башмаке, связанный некрасивым узлом на месте разрыва. От невесёлых мыслей стоял ком в горле и на глаза навернулись слёзы. Он опять вспомнил про дочь, опять представил её маленькой девочкой в сарафанчике, закрывающей ему глаза тёплыми ладошками. Он ужасно по ней и внукам соскучился. Хватит уже дуться, надо будет сразу отсюда поехать к ней и помириться. Купить гостинцев внукам. Посидят вместе за чаем, поболтают о всякой ерунде. И всё будет хорошо. Как раньше.
Он смахнул слезу, шумно высморкался и убрав носовой платок в карман, стал наливать чай в крышку термоса. Пора бы уже и подкрепиться.
- Лёха! - крикнул, догоняя друга, розовощёкий, упитанный второклассник Сашка Попов.
- Лёх, погнали на обрыв, пока большая перемена?
- Погнали! - не секунды не медля, поддержал его Лёшка, - у тебя есть чего пожевать?
- Две слойки с маком.
- Нормально. А у меня сок есть, яблочный. Побежали быстрей!
Старинное, ещё дореволюционное, здание школы находилось на улице, идущей вдоль берега. Хотя территория школы и была огорожена металлическим забором, но ещё ни один забор не мог остановить ни одного школьника и, как обычно, они знали все слабые места и дырки между металлическими прутьями, через которые можно протиснуться «на волю».
Друзья добежали до дальнего угла забора, где за кустами как раз и был такой «ход». Лёшка был худым и больше рос в высоту. Через прутья он проскочил сходу, без затруднений. Его товарищу Сашке пришлось снимать рюкзак и сильно втягивать живот, чтобы пролезть на ту сторону.
- Давай быстрее! чего ты там копаешься? - подгонял его Лёха.
- Сейчас... - прокряхтел Сашка.
Благополучно миновав препятствие они помчались по тропинке в небольшой скверик на краю обрыва. Там за кустами у них было «секретное место» с большим поваленным деревом и видом на Волгу. Конечно, сюда приходили не только они, но днём там обычно ни кого не было и друзья иногда бегали сюда на переменах.
Лёшка открыл пакет с соком, а Сашка достал булки и одну отдал другу. Они уселись на поваленное дерево и стали жевать, болтая с набитыми ртами. С соком и булками они быстро расправились. Лёшка выжал последние капли сока из картонного пакета, положил его на землю и сплющил ногой. Затем привинтил крышку, чтобы пакет не надулся обратно.
- Смотри, как полетит! - сказал он и, взяв сплющенный пакет за уголок, умело запустил его, как бумеранг, в реку.
- Ты что! Нельзя же мусорить в речку! - возмутился Сашка.
- Да ладно, всё равно же он картонный, сгниёт в воде. - уверенно заявил Лёха. - Давай кто дальше камень в воду закинет?
- Давай!
Видимо, не им первым пришла в голову такая идея и мелкие камушки пришлось выискивать под кустами.
- Становись рядом! - скомандовал Лёха и носком ботинка начертил на земле стартовую линию. - За линию не заступать!
- А чего так далеко начертил от края?
- На край нельзя — может обвалиться. Я слышал недавно мужик какой-то на край обрыва встал случайно, и обрыв рухнул. Насмерть!
- Ещё бы, высота такая и камни внизу. - поддержал Сашка.
Так как он был крупнее и сильнее товарища, его камушки летели заметно дальше. Лёшкино самолюбие это задевало и он начал уже злиться на друга, но как ни старался, дальше закинуть камень не мог. Его снаряды плюхались на несколько метров ближе к берегу, чем Сашкины. В конце концов, ему надоело это соревнование и он решил было уже пойти обратно в школу, перемена заканчивалась, но тут взгляд его упал на половинку красного кирпича, лежавшую чуть дальше у тропинки.
- Смотри, какой сейчас плюх будет! - сказал Лёшка и поднял этот кирпич. В его тонкой руке увесистый камень неуверенно болтался и норовил выпасть. Взявшись по-удобней двумя руками, и с опаской шагнув немного за линию на земле, он от плеча, как мог сильно, толкнул камень. Кирпич улетел за край обрыва, но «плюха» не последовало, только зашуршали где-то внизу камни.
- Недолёт! - с улыбкой прокомментировал Сашка.
- Ну и ладно, подумаешь... - с чувством пробурчал нахмурившийся Лёха, вытирая грязные ладони об штаны. - Пошли, а то опоздаем.
Подхватив с земли рюкзаки, друзья той же тропинкой побежали назад, к дыре в заборе.
Волны равномерно плескались на прибрежные камни. Понемногу набиравший силу ветер трепал угол газеты, постеленной на дощечку. Нетронутый бутерброд лежал на газете, по которой растекалось пятно пролитого чая. По дощечке стекали яркие красивые коричневые капли и капали на жёлтые камни известняка. Маленький термос стоял в сторонке.
Николай Иванович лежал рядом, уткнувшись лицом в мелкие камушки и как бы обнимая руками землю. На его лысеющей голове растекалось красное пятно. Обломок красного кирпича лежал рядом.
Свидетельство о публикации №216092101792