Сильвестр

               
 
   Обличьем он был, как и все козлы: четыре ноги с копытами, голова с рожками, козлиная бородка, и, конечно, хвост отвёрткою – кверху. Нравом же отличался от подобных особей, имя имел экзотическое.
   Откуда выдумалось такое имя, да ещё козлу, никто не знал, а в двадцатые годы, в этой глухой и горной Тележихе, тем более. Может, кто привёз с Первой мировой или вычитал из книг, назвали же в такой же деревеньке новорождённого парнишку Спартаком, но хозяин Сан Саныч, в народе Санька-Санько, а русский национальный ум способен на особый юмор, называл его именно так - Сильвестр.
   Любил этот козёл ходить на тырла: народные сборища-собрания, как ныне говорят – митинги, хлебом его не корми – любил. Что его там привлекало: заразительные, горячие ли речи горлопанов, цветастые ли юбки-платья баб – сие известно было только Сильвестру.
   Вышагивает чинно, бывало, задрав козлиную бороду кверху, по пряслам до площади, а потом - прыг на чистое, сухое место, и выглядывает из-за спин жертву своих козлиных помыслов. К Сильвестру все привыкли и не обращали на него внимания, он же ждал своего звёздного часа. Ходили про этого козла разные  весёлые байки. Ну, так это только россказни, кто на них обращает внимание?!
   Бабка  Микшиха тоже любила ходить на сборища. Да и народ любил добровольно-принудительно ходить, слушать ораторов – доброхотов. На старости лет Микшиха - высокая, костистая - стала слаба зрением, слезились её много повидавшие глаза: и киргизов в лисьих шапках, и белогвардейца Кайгородова с конным отрядом в сотни сабель, и красногвардейца Сухова, на рысях удиравшего  от преследований в Монголию. Держала она для этого случая платочек в рукаве цветастой кохты: с кисейными оборками  и вышивками по груди и животу.
   На сходе, с трибуны - крыльца сельсовета - прокричал очередной голодранец: «Да здравствует советская власть!» и что-то про мировую революцию. Микшиха всмотрелась: кто это там так громко кричит, чьих? Глаза застила пелена, полезла за платочком, выронила на землю, наклонилась… тут её и настигла оказия.
   Один раз, да другой запрыгнул на спину Сильвестр, помял копытцами, да и оросил бесплодный костяк. Вскрикнула старая, заверещала, как не голосила и в молодые годы на вечёрках на топтогоне, в кустах за рекою. «Ой, ой, убивают!» Толпа заржала, активные товарищи погнались с дрынами  за Сильвестром, козёл перемахнул заплот и ушёл огородами, лужами, грязью… Ораторы хохотали от души вместе со всеми.
    Не смеялся только погодившийся в этот яркий, погожий день начальник районной милиции Негодяев: в мундире, галифе, сапогах, форменной фуражке и весь в ремнях, с левольвертом на боку.
   Всё пошло прахом: после такой потехи никто не захотел слушать  патриотических, революционных речей – народ разошёлся.
   Пришло возмездие: через техничку Бачуриху дёрнули в сельсовет хозяина животного.
   -Кто вызывает-то, - спросил Санька-Санько, когда плёлся, обходя лужи,  с Бачурихой в управу.
   -Почём я знаю, сказали, чтобы тебя позвать.
   -Кто сказал?
   -Иван Макарыч.
   -Кто там ещё?
   -Почём я знаю. Придёшь – узнаешь. – Бачуриха всё так же смотрела под ноги, в землю. Потом буркнула. - Начальник с района, в форме.
   Сельсовет на горочке, всеми окнами на деревню, крестовый, под железною крышей, дом раскулаченного Никифора Крынина. Дом до сих пор стоит целёхонький, всё так же в нём заседают - теперь уже сельская администрация.
   Начальник за столом, спиною к трём окнам, лицом к двери, к вошедшему: солнце в лицо, в глаза. Левольверт на столе, дулом на Санька. Санька-Санько мужичок небольшенький, с претензиями на солидность, пугливый и послушный, в брючишках, пинжачишке, кепчонку сдёрнул при входе в присутствие.
   -Ну-ка, расскажи мне, как ты обучал это мерзкое животное таким развратным действиям!? – сурово спросил начальник.
   -Да разве я могу такому обучить, господин хороший, - заныл сообразительный Санька.
   -Я тебе не господин… да и не товарищ, контра!
   -Гражданин начальник, он сам такое удумал! Я его ничему не учил. – Санько зачуял беду.
   -Если не обучать животину, она сама такое не догадается сотворить. Я тебя на десять лет… вон определю. За срыв народного митинга.
   Долго ли, коротко ли пугал ещё начальник Санька, история свидетельств не оставила. Напоследок же сказал:
   -Ладно, иди, пока, подумай.
Санько встал, направился к двери…
   -Да, ещё, - Санько замер, обернулся. - Если кто будет что-то говорить о революции, колхозах, советской власти, сообчи в органы. Нет, мне лично!
   И ещё долго не спускал глаз с остолбеневшего мужика.
   -Ну, всё, иди. Иди, я сказал!
   В глубокой заботе вышел из сельсовета Санька-Санько. Неподалёку тёрся зловредный Тришка-Микишка – мутный малый.
   -Ну, чё, попал из-за своего козла в лагеря. Сиблонец ты таперя. Лет на десять загремишь. Вот так вот! Говорил я табе, привязывай животину – не послухал.
   Было дело, в молодости, пока Тришка-Микишка  где-то махал шашкою против кого-то, Санька-Санько уговорил его невесту выйти за него замуж.
   Санько шагал уже далеко. Пред глазами мелькали видения: Микишка-Калистрашка гуляет в те мутные годы по Тележихе в белогвардейской фуражке со сломанным козырьком, ехидно, победоносно посматривая на односельчан. И было так же известно, хранил он этот форменный головной убор на самом дне сундука, под бабьими тряпками. Там фуражку и нашли. Вышел через десять лет, вернулся в Тележиху. При встречах с Санькой-Санько не здоровался, завидев его издали, сворачивал, молча, в сторону.
   Жизнь же Сильвестра закончилась трагически, не был он зарезан.
  После этого случая с Микшихой, продал Санько своего «благодетеля» в райцентр, от греха подальше, одному добропорядочному товарищу, коий знать не знал и  не подозревал о пагубных наклонностях Сильвестра, даже имени подлинного не знал. И жил у товарища Сильвестр под своим настоящим именем: козёл.
   Вскоре дошла весть: исчез бесследно Сильвестр.
   В горах, куда его определил хозяин вместе с другими животными на выпаса, разогнался однажды Сильвестр, завидев надолго склонившегося у обрыва человека. Шустрый паренёк, услыхав усердное пыхтение за спиною, как-то извернулся, повисев на волоске от неминуемой гибели, Сильвестр же со всего размаху пропарил над пропастью и вдарился об острые камни дна ущелья и остался лежать там навеки.
   Так ли было на самом деле или как-то по-другому, возникли разные версии, пересуды. Ходили так же слухи, что тот парень был не один, а с молодою особою.
   Тем не менее, зовут с тех пор эту пропасть Сильвестровой.
               
                2016г.