Глава1 Митя

    Глава 1

***
За дверью были слышны звонкие детские голоса и смех. Где-то в дальней комнате заплакал, обиженный на весь белый свет малыш, у которого сверстник отобрал игрушку…
- Можно я и сегодня здесь переночую? – спросила заведующую яслей молоденькая нянечка Наташа.
- Так и не решаешься домой пойти? – вопрошающе посмотрела пожилая женщина на свою подопечную.
- Нет – потупила взор девушка.
- Ну, что  ж тогда, конечно, оставайся.
- Спасибо вам – улыбнулась Наталья не весело и платочком утёрла свои  голубые глазки.
Пухленькая, невысокая, светловолосая Ната уже третью ночь проводила в этой детской спальне, категорически запрещая себе возвращаться домой. Лёжа на раскладушке, она смотрела на тёмный потолок и тяжело вздыхала:
- Ни кому то я не нужна. Вот была бы жива мама…
И она вспомнила её худенькую и болезненную.
- А я яй, доча! И кто же это все конфеты съел?
Наташе было пять, и она, взобравшись на подоконник, наблюдала за жужжанием мух на стекле. Чувство стыда впервые посетило девочку, и как слезть с насиженного места в ту минуту она не знала…
- Ну, иди сюда – помогла ей спуститься вниз мать и, усадив смущённую дочь к себе на колени, спросила – Вкусные были конфеты?
- Да – покраснела Наташа.
- А как думаешь, твоим сестре и брату они бы понравились?
Ната молчала, опустив голову.
- Я думаю, ты всё поняла, и больше так никогда не поступишь? Правда же?
- Правда – чуть слышно ответила девочка.
Наталья перевернулась на другой бок.
- Ой, мамочка. Ой, миленькая – заплакал она, уткнувшись в подушку, вспоминая теперь последние часы жизни матери.
Случилось это перед войной, в сороковом году. Наташе тогда весело жилось, беззаботно. Впрочем, как и всякому ребёнку её возраста.
- Наталёк! – звал дочь отец, пытаясь поймать  скачущую со своими сверстниками  по улице Нату – Пойдём, мама зовёт тебя – ухватил он, наконец, её за руку.
- Тять, можно я ещё погуляю чуточкуууу.
- Ты что меня не поняла? – строго спросил родитель.
Конечно же она всё поняла, но очень уж хотелось ей подвигаться.
Мама была совсем плоха, и, увидев  Наташу, протянула к ней свои ослабшие руки.
- Иди ко мне, счастье моё – сказала женщина чуть слышно.
Девочка подбежала, обняла мать и спросила:
- Тебе больно?
- Нет, теперь совсем нет. Скоро уже всё пройдёт.
- Как хорошо! – повеселела вдруг Ната – Наконец-то мы сможем вместе погулять!
Мама еле заметно улыбнулась.
В дверях показался брат Степан, совсем ещё юный, высокий подросток - белокурые волосы, серые глаза, ямочка на подбородке. Весь облик его был настолько трогателен, что вызывал умиление у каждого, кто его видел. Он подошёл к матери и несколько скованно присел  рядом с ней.
- Сынок, ты уже большой и всё понимаешь – говорила женщина  тихо, обнимая и гладя его тоже – Нина взрослая, замужем, живёт далеко. А ты за Натальей гляди, не оставляй её одну.
- Хорошо – ответил дрожащим голосом парень, посмотрев на прижавшуюся к матери пигалицу.
- А теперь ступайте – поцеловала их обоих мать и перекрестила. – Ступайте.
А через час мамы не стало, и то, как жить без неё, Наташа осознала много позже. 
- Ой, мамочка. Ой, родненькая! – запричитала вновь она, вспомнив в итоге свой недавний разговор с отцом.
- Наталья, ты подумай. Сестра твоя двоюродная замуж вышла в шестнадцать, Нина в семнадцать, а тебе ведь уже восемнадцать. Парень сватает тебя хороший, фронтовик, родственником приходится Нининому мужу Шурке. Ну, почему бы тебе за него не выйти то?
И Наташа сбежала, спряталась, укрылась….
Но что же  делать дальше, если тот, кто ей по сердцу, её не сватает. Да и где он теперь?
- Ни за что не вернусь домой – сказала Наталья твёрдо. – И замуж без любви не пойду – шмыгнула она, полным солёной влаги, носом.
Потом немного успокоившись, повернулась на другой бок и крепко уснула.

***
Маленький двор был заставлен различной утварью. Поленница, сложенная аккуратно, ветхий сарай.
- Ну как, видела её?- спросил Нину отец.
- Видела, тять. В яслях ночует – встряхнула дочь, выполосканную  на речке, простынь и развешала её на растянутую верёвку. – Сказала, вернётся сегодня.
- Ну, и, слава Богу – вздохнул родитель облегчённо. – Ты ей передай, пусть не сердится на меня. Не хочет замуж, и не надо.
- Тять, ну как не надо то? – возразила Нина, выжимая лишнюю воду из пододеяльника прямо на землю. – Ведь старой девой останется – посмотрела она на отца. - Не сказочная королева, чтоб женихами направо и налево разбрасываться, да ещё и после войны, когда бабы за любые порты готовы уцепиться. А здесь парень издалека к ней пожаловал, персонально. Ну что ей ещё нужно то? А любовь придёт, придёт любовь то…
Нина знала, о чём говорила. Старше Наташи она была на 11 лет. В девках, была хороша, даже очень. Длинная тёмно русая коса, глаза зелёные, ямочки на щеках, заглядывался на неё каждый второй, а  замуж вышла девушка за плюгавенького невзрачного Шурика Силивёрстова. Правда семья у него жила в достатке - не голодала…
- Я только зиму перезимую, а потом вернусь – сообщила она растерянным родным и ушла.
С тех пор много зим миновало, а возвращаться Нина, конечно же, и не думала, да и дороже мужа для неё теперь никого и не было.
- Не знаю, Нинуля, не знаю… - вновь вздохнул отец – Я ведь в ваших женских делах то ничего не смыслю. Ты уж сама здесь с нею потолкуй обо всём потихоньку. А там уж как Бог даст…

***
Она шла к дому своей сестры по знакомому переулку небольшого, но красивого уральского городка, который, однако, так и не стал для неё своим. Родилась Наташа в совхозе «Первомай», что в соседней области, а сюда приехала в 44 году, зимой в телячьем вагоне, чуть не замёрзнув по дороге насмерть. Наталья всегда с ужасом вспоминала то голодное и холодное время, когда есть было не чего и работать в поле приходилось от зари до зари, а ей ведь не было и пятнадцати. Ну что поделаешь, война проклятая. Хватило горя всем с лихвой и старому, и молодому…
- Девушка, не подскажите где здесь Лесопильная улица? -  вдруг спросил её, следующий в том же направлении, что и она, среднего роста, крепкий, русоволосый парень в кепке.
- Вон – показала рукой Наташа. - Через два дома свернёте налево.
- Спасибо – сказал незнакомец.
Она проводила его взглядом и подумала: «Надо же, и  достанется ведь кому то такое чудо. Одна брючина заправлена в сапог, другая на выпуск. Смех, да и только. Не то, что мой кавалер. Одет всегда с иголочки, пиджак, рубашечка, сапоги хромовые блестят. А ещё одеколон «Шипр», как же он кружил Наталье голову этот одеколон!»
Тем временем, молодой человек впереди идущий, остановился у зарослей сирени и быстро стал собирать букет. Была бы Наташа побойчее, обязательно сделала б ему замечание. Ну что же он всю красоту то оборвал?..
- Натусь! – услышала она позади себя и обернулась.
К ней бежала её закадычная подружка Томка. Как всегда неряшливо одетая, полноватая на вид краснощёкая девица, с собранными под гребень короткими волосами, которые делали её и без того круглое лицо ещё шире.
- Ой, насилу догнала - запыхалась Тамарка. – Ты где была то всё это время?- схватила она Наталью за руку.
- Уезжала.
- Поняяятно.  Ну что пойдём на танцы сегодня? Духовой оркестр, танцплощадка на воде, вальсочек! – горел глаз у подруги.
-  Пойдём - улыбнулась Наташа - Приходи попозже, отдохнуть мне нужно.
- Да, конечно, – сказала Томка и добавила – а Аркадий то твой женился.
Наталью как будто ударило током.
- Людку Фёдорову с Песчаной улицы взял, ни рожи, ни кожи. Да ты чего так побледнела то? – испугалась за Нату Тамарка – Плюнь ты, Наташ, бабник он был Аркашка то твой. К кому только не клеился!
И она подробно стала оглашать длинный список всех Аркадиевых пассий.
Но Наталья ничего уже не слышала. Жизнь её теперь была кончена, а любовь разбита вдребезги. Она повернулась и тихо побрела в сторону сестринского дома, не замечая ничего вокруг себя. Скрипнула калитка, залаял и завилял хвостом, приветствуя её, пёс Бублик, с трудом открылась массивная входная дверь. В доме за столом сидели Нина, Шура и парень с сиренью.
- Здравствуйте – сказала она, и, сняв туфли, босиком прошла к себе за занавеску и легла на кровать.
- Наталья, - раздался голос Нины – а ведь к тебе гость. На танцы тебя приглашает…
«Значит, он шёл ко мне, этот смешной прохожий - подумала Наташа. – Может быть и прав, тятя-то, стерпится, слюбится. Жизнь то она, ой какая длинная…»
И Наталья, поднявшись нехотя, пошла навстречу своей судьбе…

***
Молод он был ещё, хоть и повидал уже достаточно и по краешку пропасти ходил, но не упал…
Молодость она всё лечит, любые раны затягивает, и жить хочется, и стоять прямо, и дышать полной грудью, и созидать. А ещё любить. Как же хотелось ему сейчас любить…
Она целовала его страстно, обдавая жаром своего чувственного тела, благоухающего полынью, ромашками и чередой….
- Мить, – вдруг отстранилась и посмотрела в его голубые бездонные глаза девушка – давай уедим далеко, далеко, поженимся, работать станем. Ну что здеся тебя держит? Жену свою ты не любишь, детей у вас нет. А мать простит, простит тебя когда ни будь. Ведь ты на мне жениться должен был, на мне, а не на ней! – выкрикнула молодка, и в порыве чувств, ударила его в грудь своим маленьким кулачком.
- Ну не надо, Зин – попросил её парень. – Не будем сейчас об этом. Ты же знаешь, что уже ничего не исправить. Не могу я Наталью бросить, она сирота, и её мать для меня выбрала…
- Ах, так! – подскочила девица, застёгивая тёмную кофточку в мелкий цветочек, – А как же я? Как  мне-то быть, Мить?
Он сидел, обхватив колени.
- Не знаю.
- Ты не знаешь?! А я знаю?! – выпалила девушка, и, подхватив брошенный в пыль  платок, быстрым шагом отправилась к деревне – Видеть тебя не могу! Всё, расстаёмся! - замелькали по земле её маленькие пятки.
Он сидел и смотрел Зинке вслед. «Даа, этот бы темперамент, да моей Наталье! Цены б ей не было…» - улыбнулся Митька, и, засунув себе в рот сорванную  соломинку, раскинул руки как птица в полёте, и вновь залёг в высокую траву.

***
Отчего Серафима была такой злой она и сама не знала. То ли оттого, что родилась не красивой, и женихи на неё не глядели, то ли потому что война на юные годы  ей выпала, только вот совсем не складывалась Симкина личная жизнь.  Единственный кто хоть как-то отреагировал на её  прелести, а вернее отсутствие оных был бухгалтер районной администрации Ягодкин. Мужчина не видный во всех отношениях, да к тому же ещё и низкий ростом.
- Огрызок – называла его Симка и снова злилась на себя, на него и на весь белый свет, ровно до тех пор, пока не почувствовала, что беременна.
Она стукнула в белую дверь три раза и без приглашения, вся сияя, вошла внутрь.
- Здравствуй – сказала Серафима, теребя кончики цветного платка, накинутого на плечи. – Переговорить надо бы.
- Ааа, это ты – с трудом оторвал взгляд от своих бумаг ухажёр. – Подожди, сейчас закончу  я.
Но Серафима ждать и не думала. Она подошла к столу, вырвала у Ягодкина его карандаш и отложила в сторону.
- Говорю, оглох что ля?!
Кавалер  вытаращил на неё свои глаза. Маленький, щуплый, растерянный он был похож на мокрого курёнка, случайно окунувшегося в воду.
- Что случилось, Сима? – спросил Ягодкин деликатно.
- Что, что? Тяжёлая я, вот что!
- Как это тяжёлая? – искренне удивился кавалер.
- Беременная, олух ты царя небесного, на сносях значится!
Видно было, что Ягодкину сделалось плохо, и он невольно попросил воды.
- Пить…
- Потерпишь – сказала ему Серафима. – Когда оформляться по чести пойдём?
- А надо? – еле слышно вымолвил ухажёр.
- Я те щас покажу надо! Ты у меня быстро из партии то побежишь! – замахнулась она на него.
Бухгалтер весь вжался в стул.
- Хорошо, хорошо, Симушка, завтра приходи с паспортом, вмиг нас с тобой здесь и распишут.
- Ну, гляди у меня – сложила пальцы в кулак перед его носом Симка. - А жить у тебя будем… - сказала она грозно и покинула кабинет.
Утро следующего дня Серафима потратила на одевание. Как ни как невеста новоиспечённая!
Распахнув сундук, стала перемерять всё, что имела в загашнике – юбки, платья,  платки. А остановилась, наконец, на белой кофте и сарафане чёрном, который  висел на ней, как на вешалке.
«Это ничего - подумала про себя Симка, оценивая свой наряд. – Скоро в тело войду, вокурат будет».
Она ещё раз критически взглянула на своё отражение в зеркале. Продолговатое лицо, выделяющиеся скулы, крючковатый нос, голубые глаза и редкие светлые волосёнки, еле как собранные в две жидкие косички, перекрещивающиеся на макушке, вот и всё её «достояние». Ну, как говорится: «Не родись красивой…». Подмигнула себе Серафима и отправилась в путь.
В администрацию она не спешила. Да и зачем, когда всё уж и так решено. Со станции шла медленно, вразвалочку, съев по дороге пару порций мороженного.
- Фууу – облизала, наконец, Симка свои липкие от лакомства пальцы, встала с лавки и твёрдым шагом отправилась в учреждение.
Подойдя к нужной двери, постучала.
- Да, да – ответил ей незнакомый голос.
Серафима заглянула внутрь. За столом сидел пожилой полноватый товарищ.
- А где? – спросила она, махнув головой  в сторону пустующего стула.
- Вам Ягодкина Емельяна?- дружелюбно улыбнулся мужчина – Так уволился он и уехал спешно, а куда не сказал…

                ***
Без малого семьдесят стукнуло Матрёне Матвеевне, бывшей купеческой дочери, а ныне знатной колхознице, пережившей две русские революции, мировые войны, своих родных мужа и сына.  Морщинками покрылось озорное лицо, поседели рыжие волосы, не постарела лишь душа её и память до сей поры не подводила.
- А Марусюшка, дочь моя, с мужем Ильёй сейчас далеко, в Красноярске – говорила Матрёна Наташе. – Как Ильюше то стали поминать, что он из «бывших», так они вещички собрали, да в тридцать пятом ишо и уехали. Подай ка мне противень, милая – попросила свекровь  невестку.
Они занимались стряпнёй, вернее Матрёна стряпала, а Наталья смотрела и училась.
- Тама у них родились две доченьки. Старшенькая то Женя уже невеста совсем, карточка где-то у меня ёйная есть. Я тебе потом покажу.
Матрёна, смазав форму маслом, ловко посадила на неё кругляши  теста, посыпала их  маком и отправила в печь.
- Засекай время, Наташа.
Наталья глянула на часы.
- О чём это я говорила то?
- О Жене.
- А да – начала отрезать новую порцию теста мать. – Хорошо они живут. Ильюша начальником на заводе, Марусюшка там же при нём работает.
Она  взяла скалку и задумалась.
- Вот только Дуняшу я так и не уберегла – сказала Матрёна и прослезилась. – Погибла моя Дунюшка на фронте. И могилки её не сыскать.
- Почему? – невольно спросила Ната.
- Она же до войны то на врача выучилась, работала в больнице долго, потом на фронте в госпиталь попала, а при отступлении, в 41-ом, аккурат в её лазарет то бомба и попала, так моя Дуня там под руинами и осталася.
Дверь избы резко распахнулась, и в дом вошёл Митя.
- Сегодня пораньше кончили – сказал он, снимая с себя рабочую, пропахшую соляркой фуфайку.
Он посмотрел на двух стряпух, одну старую, другую молодую, и сердце его сомлело.
- Ну что курлыкаете, кумушки? – улыбнулся он – Покормите меня?
- Конечно, Митенька – подскочили обе женщины.
Вымыв руки, лицо и шею, Митрий уселся ужинать. В доме стоял сказочный аромат стряпни.
- К уборочной готовимся, технику чиним, а запчастей нет - сказал он сердито. – В район в МТС надо ехать, а Зяблик наш председатель не чешется.
Под окнами их дома заголосили девки.
- Опять - всплеснула мать руками. – Ну что они места другого себе не могут найти что ля?
Наталья глянула на улицу. На поваленном тополе сидело четверо девчат в ситцевых разноцветных платьицах, белых носочках, кто в калошах, а кто в тапочках, и каждая держала в руках газетный кулёк с семечками.
- Снова чёль Зинка Милютина подруг навела? – щурясь, показала мать на миловидную, не высокого роста, в тёмных мелких кудряшках девушку лет двадцати, с родинкой на щеке – Ну с другой сторонки куды ж им горемышным податься то, всех женихов у них война забрала. Пусть уж поют, попевают, всё сердцу радость.
И девчата, будто только и ждавшие одобрения, заголосили в полную мощь. Громче всех, конечно же, пела Зинаида, изредка хитро поглядывая в окна Казаковцевых. Её Наталья  знала, дочерью она была соседей, что дом у Антонины купили. Говаривали, мол, дружили они с Митей когда-то, да потом отчего-то рассорились.
- Ты родным то писала, Наташ?- спросила невестку Матрёна, вынимая  румяные булочки из печи.
- Да в прошлом месяце.
- Отпиши им. Пусть приезжают, гостят у нас здеся. Нину с Шурой, Степана, отца позови…
- Хорошо, мам.
- Ну, вот и спасибо – встал Митя, наевшись. – А теперь и поспать не грех – сказал он, и, поцеловав своих стряпух, отправился к себе на половину.

***
Сегодня Наталья ходила в соседнюю деревню в сельпо, и, накупив продуктов, уже возвращалась домой. Мешки сахара и муки висели у неё на плече, а в руках она несла авоськи  с хлебом, маслом, пряниками и дрожжами.
Ступая сапогами по грязи и обходя огромные лужи, она выбирала дорогу потвёрже, но через  пару шагов вновь вязла в топкой, непроходимой чёрной каше. Затяжные осенние дожди размыли всё вокруг на многие километры.
- Дааа, это тебе не город – говорила Наташа себе.
Замужней она была уже год с лишком, а детей у них с Митей всё не было.
- На то воля божья – успокаивала её свекровь. – Будут, дажно не сумнивайся.
Но Наталья то знала причину своего бесплодия, всему виной  тяжёлый труд в  детстве. «А что если совсем детишек у нас не будет?» - с опаской думала она.
А ещё волновал её Митрий. Он пил. Не так чтобы сильно, но часто. А как откажешься то, когда в каждом дворе наливают вдовы кому по хозяйству помочь нужно. Не нравилось это девушке, одно дело просто помочь, другое за пойло вредное. Говорила она мужу, да только вот он её не больно-то слушался…
- Не придумывай - отвечал – На фронте через день спирт давали, не спился же…
Так в мыслях своих нерадостных приближалась она к железной дороге, где пути пересечь наметила, как вдруг увидела вдали сестру мужа Серафиму, которая отчего-то сидела на рельсах.
«С ума она сошла что ли?» - подумала Ната и, почувствовав неладное, решила подойти ближе.
Послышался гудок приближающегося состава, однако Симка с места не сдвинулась. Наташа ускорила шаг, но и паровоз не стоял на месте тоже.
- Сим, уходи! – крикнула Наталья и, бросив ношу, кинулась к ней со всех ног.
Как оказалась рядом не помнила, помнила только что толкнула золовку под насыпь и сама вслед за ней полетела кубарем.  Вагоны замелькали один за другим, и Ната, проводив их взглядом, потихоньку начала подниматься. Однако сделать это оказалось не просто. Всё тело её от гальки саднило, но больше всего доставала рука, которую она не то вывихнула, не то растянула.
- Зачем ты меня толкнула?! – заворчала Симка сердито – Кто тебя об этом просил?!
Но Наташа ничего не ответила, а лишь стряхнула с одежды пыль. 
Серафима продолжила сидя ругать её и  свою сволочную жизнь, и, казалось, конца этой брани не будет. И из триады сказанной узнала Наталья, что золовка беременна.
- Это хорошо Сим, что ты в положении – только теперь, смогла возразить Ната. - Ребёночек тебе судьбу новую даст и смысл к существованию. Не надо убивать его, и себя, не надо….
- Тебя хорошо говорить, ты замужем. А что про меня люди скажут, без мужика и брюхатая?
- А ты плюнь на людей то. Тебе не с ними жить, а с детём. Береги его. Он твоя опора.
- Много ты понимаешь, сопливая…. – кинула напоследок Симка родственнице.
Тут Наташа, вспомнив о покупках, поспешила посмотреть, что с ними. Она вернулась на то место, где их оставила. Но,  испачканные и пропитанные грязью продукты, представляли из себя, жалкое зрелище.
 Серафима подошла к невестке тоже.
- Да уж – сказала она. – Из этого пожалуй пирогов не состряпашь – вздохнула золовка. -  Жди меня здесь, я за деньгами.
И она побежала в сторону деревни, а Наталья осталась стоять одна,  думая о том, что случилось.

***
Их небольшая контора располагалась на самом краю села. «Сельсовет»- красовалась покосившаяся вывеска над одноэтажным деревянным зданием, где сегодня царил переполох.
- Уволю! К чёртовой матери всех уволю! – кричал председатель колхоза Зябликов, которого с первого его приезда в Кушаки в 1924 году было не узнать. Откормленный на деревенских харчах, он теперь походил на в меру упитанного хряка часто и требовательно похрюкивающего.
- Опять отчёт вовремя не сдали?! – кричал он на бухгалтера Пирогова Егора, худого мужчину средних лет в потёртом пиджачке – Снова краснеть мне за вас придётся.
- Простите, Андрей Андреич, в последний раз….
- Прошлый раз был последний! – повернулся он к заведующей птичника Зыковой Надежде – Почему птицу на убой только сегодня отправили?
- Так транспорта ж не было! Пока дождались грузовиков из района, пока погрузили…
- Поняяятно – недовольно вымолвил председатель и переключился на механизаторов.
- А вы, какого рожна, в сроки не укладываетесь? – спросил он бригадира трактористов Митьку.
- Андрей Андреич, техника встаёт. Мы ж вам сколько раз говорили, что ремонтировать её  капитально надо…
- А я тебе где денег возьму, скажи на милость? Рожу что ли?! Ты мне, Митрий, что хошь делай, но чтоб к октябрьской работу кончил. Понял?
- Будет исполнено – буркнул Митя. – На лошадях допахивать станем….
- Где мои очки, чёрт?! – выругался Зябликов и принялся рыскать по столу, заваленному бумагами.
К нему подбежала секретарша Вера Осипова, внучка старухи Лукерьи -  светлые косы и глазки угольки, копия своей бабули в молодости.
- Возьмите, Андрей Андреич – протянула она «окуляры» председателю.
- Спасибо – сердито сказал тот. – Все свободны – крякнул он для солидности.
Люди начали не спеша расходиться, беседуя друг с другом.
- Ну что по домам? – спросил Фёдор Маланин своих друзей, ступив на крыльцо.
- Вы как хотите, а я трактор чинить – сказал Митька. – Завтра в поле, а он глохнет зараза.
- Я с тобой – вызвался с Митей Ерофеев Захар, внук Савелия.
- И я – присоединился к ним и Лёха Савин.
- Нее, ребята, я к Маньке – сморщился и поник Федька. – А то она меня прибьёт.
- Или Дуська? – засмеялись ребята.
- Идите вы – обиделся Фёдор.
У него рыжего, да конопатого и вправду было две зазнобы – Мария Зыкова, младшая сестра заведующей птичника, его невеста, и детная вдова Дуська Дёмина, женщина статная, видная, к которой он иногда тоже хаживал.
- Можно подумать вы безгрешные – попал в точку Федька. – Молчали бы уже.
Ребята снова хохотнули и, попрощавшись, разошлись в разные стороны.
Солнце, будто гонимое тяжёлыми тучами, уже собиралось садиться за горизонт. Ветер с полей доносил запах влажного чернозёма. Тихо шуршала под ногами опавшая с деревьев листва.
- Ну а ты, Захар, жениться-то думаешь?- спросил Митька друга.
- Да я б хоть завтра, - отозвался чернявый статный парень, с пучком седых волос в чёлке, да ямочкой на подбородке – Вот только Веруня просит после годины деда. Видали, как сёдня на меня глядела. Всё ж таки хорошая она…
Из большой семьи Осиповых в деревне остались бабка Лукерья, да Верочка, деда они схоронили недавно.
Вдруг неподалёку заиграла гармошка, и кто-то загорланил на всю деревню:
             Едет Ленин на свинье,
             Троцкий - на собаке!
             Комиссары разбежались:
             Думали – казаки!
Ребята всё ближе подходили к пьяному певцу-антисоветчику. Небритый и чумазый Харитон Перепёлкин сидел у своих ворот на сломанном стуле, в рваной фуфайке, тельняшке и орал:
                Ленин Троцкому сказал:
                «Пойдём, товарищ, на базар,
                Купим лошадь карюю,
                Накормим пролетарию!»
Парни встали рядом. Музыкальный инструмент умолк.
- Аааа, робяты! Выпьете со мной?! – налил самогонки в стакан чуть живой  певец-народник.
- Давай – сказал Митька и остограмился. – Ты б это – занюхал он противное пойло своим рукавом и поморщился. - Не пел бы  про власть то, не хаил б её, а то она быстро тебя приберёт….
- А и чё её хвалить чё ля? Чего она для меня сделала?- задал в ответ вопрос Харитон – Батя мой при царе босяк был, а я при советах такой же… - прослезился он  - Да, ладно ты, Мить. Кому я нужон то?!
- Ну, смотри – сказал Митрий и отправился дальше.
А гармонист, прополоскав горло, как следует, для большего так сказать звучания, продолжил:
                Когда Ленин умирал,
                Сталину наказывал:
                Много хлеба не давай,
                Мясо не показывай!"
                Ох, огурчики мои,
                Помидорчики,
                Сталин Кирова пришил
                В коридорчике!
- Дааа, накличет беду на свою голову. Дурак. – сказал Лёха – А, правда, что его отец Афонька пьяный в бане угорел?
- Правда. Только давно, я ещё малой бегал.
Не удивительно, что Алексей не знал этого. Он и его многочисленная семья были  эвакуированными, и после войны остались проживать здесь в пустующем доме Мироновых. А детей у Савиных было одиннадцать душ, Лёха старший.
Они уже подошли к месту. Там вся расфуфыренная, облокотившись на дверь амбара, стояла Зинаида и улыбалась.
- Чего явилась? – приблизился к ней Митька.
- Соскучилась! А  чё нельзя? – стала крутиться Зинка, заигрывая.
Она обхватила парня за шею и поцеловала.
- Ну, всё иди. Не надо этого – сказал он, стесняясь друзей.
- До свиданьице – ответила Зинаида игриво, и, напевая, отправилась восвояси.
А Митька, открыв амбарный замок,  вошёл внутрь к своим тракторам.

                ***
Дунул прохладный ветерок, и, сорвав с невысокой берёзки пожелтевшие листья, вдруг понёс их с собою, кружа в воздухе.
- Ну, здравствуй, Костюшка – подошла Матрёна к могилке мужа. – Вот и снова я пришла к тебе. 
Она поправила веночек, купленный для него недавно.
- Как ты тут без меня, родной мой? – погладила крест и поцеловала его Мотя – А мне без тебя плохо. Все эти годы плохо. Из-за детей только здесь и живу – вздохнула она и присела на лавочку. – Ну, ничё, скоро уж…
Матрёна, промокнув глаза, стала вспоминать свою жизнь  после мужа. А после всё было трудно. Трудно вдовствовать, когда не к кому прислониться, трудно детей малых одной поднимать,  трудно кровиночек своих со страшной войны дожидаться…
- Во имя отца и сына – перекрестилась она,  до сей советской поры, верная Богу.
После мужа председательствовать в деревне стал Николай Ильин, человек и друг настоящий. Только вот забрали его в 34 – ом органы и невесть куда увезли. Сказывали, мол, что из-за ссоры с Иваном, братом Костиным, он пострадал. А в 37 – ом исчез из своего кабинета и сам Иван. Одной верёвочкой, видать, они были повязаны…
Матрёна услышала чьи-то шаркающие шаги и увидела старуху Лукерью. Совсем она в последнее время сдала.
- Здравствуй, подружка моя дорогая – сказала Мотя. – Садися, рядышком посидим.
Лукерья скинула своей клюкой листву с лавочки и присела с краю.
- Помнишь, – спросила она Матрёну – молодыми были и о смерти совсем не думали. Боялись её, страшились. А теперь рад бы побыстрея, да в очереди постоять приходится…
- Ну, что ты такое, Луша, говоришь? Верочку замуж тебе отдать надо, да с ребятишками ей помочь, а потом уж и собираться.
- Нет, Мотюшка, не доживу я. Миша ко мне во сне приходил, на двух ногах, здоровый. Говорит хорошо ему тама. Меня звал, я и пошла…
Матрёна заплакала.
- Ты уж за Верой то пригляди – продолжила Лукерья. – Чем сможешь помочь, помоги.
- Конечно, родная, конечно…
- Как Митя то твой?
- Хорошо. С Наташей навроди всё ладно у них…
- Не ладно – перебила её подруга – Зинка за ним Милютина бегат. Как- бы не случилось беды…
Матрёна схватилась за сердце.
- Не переживай – поспешила успокоить её  Лукерья. – Митя у тебя парень грамотный, худого Наталье не сделает. А ты всё же знай…
Она посмотрела на осенний пейзаж.
- А воздух  то сёдня особенный. Так бы и дышала – вздохнула подруга – Ну что, пойдём к Мише, да к Варюшке?
- Пойдём – сказала опечаленная Матрёна.
А через два дня Лукерьи не стало.

                ***
Ферма жила своей особенной, размеренной жизнью - кормления, дойки, отёл... Коровки в отсеках стояли хорошие, упитанные, чистенькие, жевали жвачку, да мычали изредка.
- Тише, милая, тише – успокаивала Ната свою подопечную.
Звёздочка, всеобщая любимица, вся чёрная с белым пятном во лбу, отнюдь не слыла покладистой.
- Ну что, Наташ, справляешься? – подошла к невестке Настасья, старшая сестра Митина, которая была в коровнике главная – Ты не молчи, ежели что поможем.
- Нет, спасибо, я сама.
- Кто у тебя ещё остался то?
 - Вот, Звёздочка, да Тучка с Ёлочкой.
- Ну, и хорошо, заканчивай.
Наталья поправила платок, съехавший на бок, и продолжила дойку.
- Ты в городе то кем работала?- спросила её сидевшая рядом Дарья Карпова, молодая приятная девушка, Наташина ровесница.
- Нянечкой в яслях.
- И как ты там с такой оравой-то?
- А что, – улыбнулась Ната – поймаешь каждого, помоешь, спать положишь, посуду приберёшь. Работа лёгкая.
- Ну, да! – возразила ей собеседница – С коровами чать проще будет.
- Кому как.
- Ну а магазины, кино, танцы были у вас в городе?
- Конечно. Гастроном, универмаг, кинотеатр и танцплощадка на воде.
- Это как? – удивилась Дарья.
- Места там как и здесь красивые, леса, озёра, реки, горы, а между гор ещё и пруд имеется. Так на пруду площадку и построили. И каждый день  оркестр играет музыку, а слышно её далекооо…
Дарья представила, как кружит она под звуки Венского вальса в бальном платье, в туфельках в цвет, да с кавалером над водой.
-  Вот это жизнь!  - выдохнула Даша, вернувшись мысленно обратно в коровник – Не то, что у нас здеся – шмыгнула она своим носом, отбросив назад длинную чёрную косу.
- Я те щас пободаюся!!! – услышали вдруг девушки бряканье вёдер и шум в другой стороне фермы.
- Опять Зинаида разбушлатилась,- сказала Дарья рассерженно – корову лупит. А чем животное то виновато, когда у самой руки не из того места растут.
И тут недовольство Зинкиной подопечной передалось всем. Сонный коровник враз ожил, замычал, забрыкался…
- Ну, чтооо это такое? – сердилась на Зинку Дарья - Убила б её заразу.
В это время Наталья закончив доить Звёздочку, перешла к Тучке. А та как будто только и ждала её.
- Здравствуй, хорошая. Сейчас, сейчас - поставила Наташа пустое ведро под вымя, и тонкие струйки молока звонко полились в него.
И Наталья вспомнила, как доила корову мама, по-особенному, нежно. А она маленькая, с кружкой в обнимку, сидела рядом на корточках и терпеливо ждала.
Дарья тоже передвинулась к другой тёлочке и продолжила разговор.
- А что сёстры, братья есть у тебя?
- Сестра Нина замужем и брат Степан.
- А брат то женат?
- Да вроде нет ещё. Высокий он у нас, красивый. С Японцами на фронте воевал. Ну а сейчас в милиции работает.
У Дарьи зашло сердце. Вот бы ей такого жениха! Но стоит ли грезить  о несбыточном.  А вслух сказала:
- А мои браточки уж и не женятся никогда. Погибли они все. В сырой земле лежат.
- Дааа – вздохнула Ната. – Что война то проклятая сделала…

                ***
Всё о чём мечтала Зинаида в этой жизни – выйти побыстрее замуж. А за кого, когда в деревне мужиков совсем не осталось, одни калеки убогие, да женатики.  Единственной возможностью осуществить свою мечту, было увести Митьку из-под венца, тем более что это она его первая подцепила. А не женился он на ней так из-за матери своей полоумной, которая выискала в родне мужа покойного ему эту дуру сиротку Наташку. «Хорошо хоть, что Бог им детей не даёт. Значит,  даст мне» – думала про себя Зинка.
- Ты чё замолчала то, Зин? – подсмеиваясь, спросили её подруги.
- Да соображает, как Митьку захомутать! – весело сказанула Манька Зыкова – А он всё не хомутается….
Кровью налились и без того не добрые глаза Зинаиды. Она схватила хохотушку за рыжую косу, так, что та аж присела и взвизгнула.
- А ты хоть знаешь, что Федька твой с Дуськой Дёминой снюхался?! Бегает к ней по темну после работы! – брызнула она злобой.
- Не правда это! – выкрикнула Манька.
- Вся деревня уже знает. Неправда! – отпустила подругу Зинка.
Та плюхнулась на лавочку и завыла:
- Ой, что делать то, девочки?! Бросит ведь он меня кобелина конопатая…
- Бросит, если ты с Дуськой сама не разберёшься… - твёрдо заявила Зинаида.
- А как?
- Как с гулящей! Ворота дёгтем ей облить надо, да волосы повыдергать. Пусть знает, как чужих женихов привечать!
Девки, науськанные Зинкой, так и поступили. Вымазав ночью ворота соперницы, с утра пришли к её дому охальничать.
- Ой, глядите, люди добрые! Тут «Прости господи» живёт!
- И точно, ворота то все грязные!!!
Дуська услышала это и выбежала на улицу. В ужасе от увиденного, она накинулась на девчат.
- Я вам щас длинные то жала пообрезаю! –заорала оскарблённая на всё село  – Будете знать, паскуды, что языками своими погаными молоть!
- Это ты будешь знать, как жениха мово Федьку уводить! – крикнула ей не выдержавшая унижения Манька.
- Чьего жениха?! Твово?! – показала пальцем Дуська на соперницу - Да чихать он на тебя рыжую хотел! Он меня любит!
- Тебя?! – орала ей в ответ Манька – Да ты ж старая, да ещё и с детём!
- Я старая?! Да я и старше-то его на пять лет! Зато красивая! Не то, что ты! – плюнула в сторону страшненькой по её  мнению конкурентки Дуська.
Такого оскорбления Манька вытерпеть уже не могла и набросилась на обидчицу с остервенением.
Через несколько минут этот «поединок» с интересом  наблюдала без малого вся деревня. Девки пинались, кусались, царапались, рвали друг другу волосы, катались по земле  с визгами  до тех пор,  пока их не растащили в разные стороны.
- Убью! – продолжала истерить  разъярённая невеста.
- Сдохни! – желала ей растрёпанная вдова.
- Ну, попомнишь у меня ещё! – пригрозила Манька противнице.
- Сама попомнишь! – парировала ей та...

     ***
Не прощаясь, времена года меняли друг друга. Зима потеснила осень, а весна зиму. И заблагоухала она первыми капелями, да проталинами.
И вот уже грачи вернулись  домой и даже иногда без приглашения навещали селян.
Большой, чёрный как ворон он сидел на кабеле, меж свисающих сосулек, и клевал его.
- Опусти провод, паразит! – ругал дед Савелий птицу – Кыш, кыш! – махал он своим бадагом на пернатого разбойника.
Но тот, недооценив угрозы, продолжал спокойно раскачиваться на  проводе, словно на ветке. Старик кое-как поднял с земли камушек и, размахнувшись, бросил его в грача. Камень, не долетев до пернатого, звонко упал на крышу дома.
Только теперь незваный гость, почувствовав опасность, решил удалиться. Он взмахнул своими чёрными крыльями, и, оставив насиженное место, исчез в небесах.
- Ишь чё удумал,  хулюган – продолжил ворчать старик на разбойника, входя в избу.
Сегодня дед Савелий как обычно проснулся рано. Сходил за дровами по мартовскому снежку  в сарай, затопил печь, поставил чайник и включил радио.
Привыкший к постоянному крику жены, после её смерти ему чего-то стало не хватать, и Савелий совсем было загрустил, пока не появился в его доме этот прибор, который он, по старческой своей глухоте, делал громко.
- Всё легче. Вроде как Степанидушка орёт – говорил он успокаиваясь.
- Дед, да убавь ты! – ворчал на Савелия Захар – Всю деревню разбудишь.
- Сейчас, Захарушка, сейчас - шаркал валенками к круглому приёмнику старик, приглушал его и прикладывал к сетке радио своё большое ухо.
Поскольку Савелий редко расставался с объектом информации, был он в колхозе самым просвещённым. Знал всё: что постановил последний пленум ЦК, урожайность с полей Родины, какой опорос в совхозе «Знамя» Ульяновской области, сколько добыли угля на Донбассе, куда поехал на гастроли Большой театр, обстановку в дружественном и враждебном нам лагере, достижения советских атлетов в спорте, ну и погоду конечно же тоже.
Спроси деда Савелия о чём угодно, и он тебе сразу ответ выложит обстоятельно, подробно, со знанием  дела, а главное что и с выводом…
В дверь избы постучали, и в дом вошёл Митя.
- Здравствуйте, дядя Савелий. А Захарка тут?
- Здоров, сынок, проходи, - обрадовался старый – чаёвничать будем.
- Да некогда мне – отказался взволнованный парень. – Серафиму нужно в клинику сейчас отвезти.
- Никак рожает девка?
- Да вроде бы…
- Эх ты, да вроде бы – упрекнул Митю дед – Поспешать надо. Захарий, вставай! – скомандовал старик.
Заспанный внук нехотя сполз с печи.
- Давай скорея, - суетился Савелий - а то девка из-за тебя на вулице родит.
 - Кто родит из-за меня? – испугался и сразу проснулся Захар.
- Иди ужо, там всё узнаешь…
В роддом Серафиму друзья доставили быстро, можно сказать с ветерком. Митрий всё крепче подгоняя лошадь, нёсся, сломя голову, не разбирая дороги.
- Ой, мамонька! – кричала Симка на каждой кочке, лёжа в телеге – Ой, помру сейчас!
- Не помрёшь! – смеясь, отвечал ей Митяй – Не успеешь! - заносил он в очередной раз над головою вожжи.
- Вот разрожусь, убью тебя зараза! – грозила ему разгневанная сестра.
Она скрылась за дверями больницы, показав напоследок брату кулак.
- Вот и вся благодарность… – сказал Захарию, улыбнувшись, Митька.

***
Поздравить Серафиму с благополучным разрешением и возвращением домой пришли сегодня Настасья с мужем Прокопом и младшей дочерью Тосей, подруга Наташи Даша Карпова, Федька с Лёхой, дед Савелий, Захар с Верочкой, соседи Милютины родители, ну  и сам председатель колхоза с женой Людмилою пожаловал.
- Ну что, Сим, показывай.
Симка открыла личико новорождённого.
- Ууу, богатырь! – сказал Андрей Андреич – Назовёшь как?
- Григорий Ягодкин – смутилась она.
- Григорий - это хорошо. По моемому нет у нас ещё Григориев в деревне?
- Нет, нет… - стали говорить гости.
- А теперь, стало быть будет - поднял свою рюмку председатель - За нового гражданина, за будущего колхозника Григория Ягодкина! Ура!
- Ура! – разнеслось негромкое по избе.
Ребёнок в люльке закуксился. Симка побежала к нему.
- Дааа, побольше б нам сейчас ребятишек, а то рабочих рук после войны страсть как не хватает – вздохнув, сказал председатель. – Одни бабы считай на себе всё везут - откусил он солёный огурец. – Ну, а вы чего тяните с наследником? – посмотрел он на Митю с Натальей.
Наташа опустила глаза.
- Ну ладно, ладно. Успеете ещё – поправился он, поняв что ляпнул чуток  лишнего. – Как тебе, Наталья, у нас? Нравится?
- Нравится.
- С работой то справляешься?
- Справляюсь.
- Что вы, Андрей Андреич, да она у нас на ферме в передовиках! – вставила тут Дарья – Никакой работы не боится!
Председатель заулыбался:
- Молодец, Наташа, так держать – посмотрел он на Митьку – Ты береги её, в обиду никому не давай.
- Не дам – совсем захмелел Митя.
Он поцеловал жену в щёку.
- А я тебе толкую, враги оне и есть! И всё тута.
Услышали присутствующие выступление деда Савелия на другом краю стола.
- Козни чинют, холодну войну противо нас поразиты развязали, НАТУ создали. А завтря бомбу атомну сюды кинут – говорил он Прокопу тревожно. – Куды побежим?
Все, почему то засмеялись.
- Не переживай, дед Савелий, - успокоил его председатель - не долетит до тебя бомба ихняя.Ты лучше расскажи , что в стране в целом творится? – подмигнул он рядом сидящим.
Старик, напустив на себя важный вид,  начал:
- А что, всё хорошо. Восстанавливают апосля войны электростанции, заводы, шахты, фабрики, железнодорожны так сказать пути тожа. Кажный день об энтом рапортуют.- пустился в долгие перечисления всех введенных в строй объектов дед -  Да ладно б ишо никто не мешал, а то ведь вон опять в Ленинграде сколь врагов народа изловили. А по ним и не скажешь. Ить до самого что ни наесть  верху правления добралися супостаты. Сказывалют на американску разведку шабашили.
Председателю отчего то сделалось не весело.
- Да, дед! Лишь бы нас с тобою за врагов то народа по ошибке не приняли – сказал он прямо. – А то ведь и такое случается.
- Как энто? – удивился Савелий – Да за что ж?- испуганно спросил он.
- Ну, меня, к примеру, за невыполнение плана. Ну а тебя…- замолчал он, задумавшись.
У Савелия зашевелились жидкие волосёнки на голове.
- А тебя за то, что ты ничего не ешь и не пьёшь! – засмеялся председатель.
Дед схватился за сердце.
- Ну, Андрейка! Ну, напужал, кловун! Инфаркту с тобою пожалуй хватишь…
- А и правда, что ж вы не едите то ничего? – засуетилась Матрёна – И выпить надо бы за внука то мово.
-  Всенепременно! – снова поднял свою стопку председатель – За вас, Матрёна Матвеевна. За дом ваш гостеприимный. За детей ваших славных и  внуков. Ну и за нового члена семьи, конечно же...

                ***
Погода нынче стояла хорошая и пахота выдалась славная. Плуг как в масло входил в землю, поднимая один её слой за другим. Как же он любил это время. Время посевной, время зарождения новой жизни, когда чернозём, напитавшись талой влагой готов был принять любое семя  и вновь взрастить в недрах своих крепкий,  здоровый росток.
Митька шёл после работы довольный, весело насвистывая себе под нос популярную довоенную песенку.
- Мить! – подошла к нему тётка Марфа, пожилая односельчанка, которая потеряла в войну двоих сыновей и мужа, а сейчас доживала свой век с третьим сыном, дурачком от рождения, Назаркой – Мить, вспаши мне землицу в огороде трактором Христа ради, а то ведь я с лопатой там и кончуся. Назарка то мой, сам знашь, помощник никудышный.
Сынок её был буйным малым, только и мог, что по деревне ходить, да браниться басом на понятном лишь ему одному языке, пугая тем самым местных ребятишек.
- Хорошо, тёть Марфа, вспашу.
- Ой, спасибо, соколик миленький. А я уж тебе бутылочку поставлю.
Митька заулыбался:
- Завтра жди.
И так каждый день. Одной забор поправь, другой крышу залатай, третьей инструмент почини, четвёртой вспаши. А куда деваться? Одинокие они, несчастные. Не по своей же милости мужиков потеряли.
- Дмитрий! – догнала его уже у самых ворот Зоя Михайловна, учительница местной малокомплектной школы, интеллигентная, приятная женщина средних лет – Митя, родненький, тётка Марфа сказала, огород ты ей вспашешь, не мог бы ты и мне помочь? Пал  Сергеич то муж без ноги после фронта, какой он работник.
- Хорошо, Зоя Михайловна, конечно – он подумал. – И школу вам отремонтировать, наверное, надо?
- Надо, Митенька. Крыша совсем худая стала.
- Это мы с ребятами после посевной обязательно отрядимся. А пахать я послезавтра приеду.
- Спасибо тебе, Мить. И что б я  без тебя делала?- чуть не плача сказала женщина, получившая похоронку на сына ещё в сорок втором.
Простившись с учительницей  Митя вошёл в свой ухоженный двор.
- Мам, Наташ, Сим, вы где?! – крикнул он.
- В огороде, сынок! -  откликнулась Матрёна.
Даа, без огорода нынче пожалуй никуда! На трудодни которые колхозы теперь начисляли  было не прожить, вот и держали люди хоть худое да своё хозяйство. Молоко, яйца, мясо, картошка на столе и то хорошо…
Дмитрий прошёл в дом, помылся, отломил кусок от краюхи  хлеба, налил молока себе в кружку, быстро поел и пошёл копать уже свою землю…

                ***
Они стояли на мостках речки и беседовали.
- Вер, ну когда уже? – измучил он её напрочь.
- Сам знаешь – отвечала девушка.
- Так година ж деда прошла?
- А бабулина?
- Это ж долго ещё…
- Ну и что. Не могу я в счастье купаться, пока со смерти бабушки Луши год не прошёл.
- Глупая ты. Ну почему не можешь то? Она ведь только б за тебя  порадовалась.
Журчала вода в речке. Ещё холодная, но прозрачная она перекатывалась по камням, омывая их, как батюшка в церкви омывает невинные тела младенцев. Распустилась верба и была сейчас самая что ни наесть  красивая. Вера погладила крошечной ручкой своей пушистую веточку её и сказала:
- Ладно. Спрошу разрешения у бабы Мотрёны. Если позволит, сыграем свадьбу, но только летом.
- Позволит! Конечно, позволит! – подскочил Захарка к ней, поднял на руки и начал кружить.
- Опусти, дурной! – смеялась Верочка – Опусти, а то упаду!
- Люблю тебя, Верунь, люблю! – кричал он на всю округу и хохотал с нею вместе.
- И я тебя! – отвечала ему девушка.
Вдруг звук мотора заставил их остановиться.
- Ой, кто это там так поздно? – насторожилась Вера, высматривая в сумерках огни приближающегося к селу автомобиля.
Захар поставил невесту на ноги.
- Не знаю. Может гости к кому? Пойдём, поглядим.
Парень взял Верочку за руку и они поспешили к деревне.
Гости, как оказалось, пожаловали к вечно пьяному Харитону. Вооружённые товарищи с каменными лицами  окружали его дом, в то время как ничего не подозревающий хозяин кормил своего любимого поросёнка Борьку.  Много душераздирающих историй выслушал на своём веку Борис, да только не в этот раз. Весело хрюкал он в покосившемся не прибранном сарае, пока арестовывали его закадычного друга. Тот же, в свою очередь, внезапно вырвавшись от своих нечаянных конвоиров, устремился что есть мочи по деревне. 
- Люди добрые! – орал Перепёлкин во всё горло - И что ж это деится?! Фронтовика обижают! Я же кровь за Родину проливал!!!
Однако далеко убежать ему не дали. Пальнув, пару раз для острастки в воздух, Харитона вновь задержали.
- Сдаюсь на милость власти праведной!!! - теперь кричал он, задрав высоко обе руки.
Селяне, переполошившись от выстрелов, все как один выбежали на улицы.
- За что вы его?! – выступила соседка Харитонова Клавдия Шишкина – Он же  безобидный совсем!
- А кто здесь агитацию против советского строя проводил? Может и ты с ним заодно? – грубо осёк заступницу служивый.
- Ууу, собаки. Хуже жандармов – заворчала пожилая женщина на хамоватого представителя закона.
- Отречёмся от старого мира, отряхнём его прах с наших ног! - запел арестант революционную «Марсельезу», в надежде умилостивить своих тюремщиков.
Однако те и ухом не повели. Усадив деревенского смутьяна в «воронок», увезли в неизвестном направлении.
Народ весь  жалел убогого.
- Можа поругают, да отпустют? – крестила удаляющуюся машину тётка Марфа – Хыть бы уж – вздыхала она тяжело.
Посудачив несколько, люди потихоньку стали расходиться по домам. Так в канун праздника великого лишился колхоз ещё одного мужика, хоть и непутёвого.

***
Деревня вся утопая в цветах и травах была похожа сегодня на огромную ухоженную клумбу.
«Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…» - пел хор из репродуктора, закреплённого на крыше сельсовета.
Сюда из разных окраин на митинг подходили кушаковцы. Сегодня страна отмечала пятую годовщину великой победы над фашистской Германией. Деревенские шли семьями, с детьми, празднично одетые, несли с собою съестное и выпивку.
- Вначале торжественная часть, а потом застолье  – как всегда встречала всех Верочка.
- Товарищи! – громко обратился к собравшимся председатель, но вдруг, осёкся и замолчал.
Он посмотрел на сотни, устремлённых на него глаз, и продолжил, но уже тише.
 – Нелёгкую годину довелось нам с вами пережить, страшные потери испытать. Ушли на фронт и не вернулись десятки наших односельчан. Они, здоровые, сильные, молодые отдали свои жизни за нас с вами, за Родину ныне свободную, за будущие поколения, которые смогут появиться после нас! Вечная им память!
В толпе завыли и запричитали бабы. Кому как не им было знать какого это, потерять на войне самое дорогое…
Андрей Андреич ещё раз окинул всех взглядом.
- Сейчас  с нами и те, кто вернулся! – повысил он голос - Те, кто не смотря ни на что, выполнил свой священный долг и остался жив! Мы говорим им огромное человеческое спасибо!  Низкий вам земной поклон, ребятушки!
Люди улыбались фронтовикам, которых было ни так уж и много. На Митьку с любовью смотрели мать и Наташа. Он покраснел и, насупив брови, опустил голову. Пожалуй, у него одного здесь не было наград. Вернее, была когда-то, да только её отняли. И вообще Митя не хотел идти сюда, да мать как всегда настояла:
- Ежели ты думашь, что кто-то сумнивается в тебе, так значится, плохо ты знаешь людей. Они все тебя, как и батю твово, любют и уважают. А беда то она со всяким случиться могёт…
Митька очнулся от того, что его обнимают и целуют женщины. Старые и молодые, плачут у него на груди, желают счастья и дарят букеты сирени. От этого Митяй чуть было сам не разрыдался.
- Прошу всех за стол! – пригласила собравшихся Верочка и побежала заводить патефон.
Друзья неразлучники уселись все недалеко друг от друга. Митрий, Захар, Федька и Лёха налили себе сперва за товарищей не пришедших с войны. Митька помянул своих:  Денисыча, Дубину, Берёзу, Мишико, Ёсика, Миколу, Лёньку и Стёпку, и ком встал у него поперёк горла.
Он вспомнил их всех вместе, и каждого в отдельности, как будто бы общался с ними только вчера: Денисыча, командира своего боевого, который стал опекуном ему, юному тогда ещё, неоперившемуся, сибиряка Серёгу Березина, смекалистого разведчика и непризнанного поэта. Русского богатыря Сашку Дубкова, детдомовца и добряка.  Балагура и весельчака грузина Мишико Ломидзе. Еврея Ёсика Савичева, молодого человека тонкой душевной организации.  Украинца «батьку» Миколу Сидоренко. Блокадника ленинградца Лёньку Плотникова.  Ну и дружка своего закадычного, уральского паренька, мечтавшего стать металлургом, Стёпку Лапина … Они все погибли. Всех забрала война. И эта Митькина рана уже никогда не затянется.
- За вас, ребята – сказал он, сглотнув ком, и выпил до дна горькую.
Пьяным стал практически сразу.
Наталья, сидевшая рядом, стала подкладывать ему еду.
- Ешь – говорила жена - А то совсем захмелеешь.
«И откуда она только взялась?» - глупо улыбаясь теперь, смотрел на неё Митяй – «Такая маленькая, спокойная, а стержень в ней,  не сломать. А глаза какие! Думающие, глубокие. Так глянет, бывало, аж сердце заходится… Даа, не ровня ей Зинка, не ровня. Да и другие…»
Народ за столом запел любимую Митину песню.
      По диким  степям Забайкалья,
      Где золото роют в горах,
      Бродяга судьбу проклиная,
      Тащился с сумой на плечах…
- Бродяга судьбу проклиная, тащился с сумой на плечах! - подхватил и Митька тоже.

   ***
Матрёне последнее время всё чаще вспоминалось прошлое. Глухая деревенька эта, в которой она родилась, была когда-то поселением крестьян, отпущенных на волю доброй барыней. После строительства железной дороги, да станции на окраине, в конце 19 столетия, стала её деревенька уже волостным центром, а при большевиках, и районным. Многое изменилось теперь, неизменным оставался лишь здешний базар, место сбора торгового люда. Каждую неделю наведывалась сюда из Кушаков и Матрёна.
- Даа! - размышляла вслух она – А ведь я помню ещё времечко, когды ни паровозов, ни самолётов, ни машин, ни даже радива не было. Да чего там говорить! На свет то я ещё при царе Александре-Миротворце появилася. Вот и посчитай!..
Молоденькая девушка, стоявшая с ней рядом в торговом ряду на рынке, ахнула:
- Да как же вы, бабуличка, то жили тогда так дремуче?
- Так и жили, доченька. В колясках, да на телегах каталися, при лучине, да свечках вечер коротали. А уж керосиновы то лампы у нас апосля появилися.
Удивительно было юной барышне слышать такое, теперь, в 1950 году, когда в каждом доме  тебе пожалуйста и электричество, и радио, и водопровод в городе…
- А что ж и кинотеатров тоже не было?
- Куды там! – засмеялась Матрёна – Какие там кинотеатры!
- Не знаю. Я б так не смогла -  совсем грустно сказала молодка.
За разговорами собеседницы совсем не заметили тихо подошедшего к ним представителя закона.
- Ну, что?! Чем торгуем, дамочки?! – услышали старушка строгий голос милиционера, личность которого ей была не знакома.
Не высокий, крепкий, молодой мужчина лет тридцати представился старшим лейтенантом Самойленко.
- Так, редиской, милок, да рассадой кой – какой – показала Матрёна на небогатый ассортимент  товара, выложенный на деревянном ящичке, потому как за прилавками  ей сегодня места не хватило.
- Даа – посмотрел служивый на растительность. – А что же вы бабушка не знаете, что частная  торговля у нас в стране запрещена? Боролись мы, боролись с частнособственничеством, так, наверное, его и не вытравим… - сказал он разочарованно.
Старушка поначалу смутилась как провинившаяся гимназистка, но потом вдруг уверенно посмотрела на служивого.
- Ты, милок, вон домик тот на горке видишь? – спросила она.
- Какой? – удивился милиционер.
- А вооон, большой такой из белого камушка.
- Универмаг что ли?
- Ну да. Так вот эту свою собственность я ещё в прошлом веке покинула, когда к мужу свому, крестьянину, в Кушаки босая подалась. Царствие тебе небесное, Костюшка. – перекрестилась Матрёна на золотые купола церкви. - Так то, родненький. А ты говоришь частно… Как там оно?
- Частнособственничество… - потупил взор страж порядка – Простите – неожиданно отдал он старухе честь, и, не произнеся больше ни слова, удалился восвояси.
Девушка соседка с восхищением глядела на Матрёну.
- Да, купца Колесникова дочерь я  – улыбнулась старушка. – Сколь вам редисочки?- спросила она уже подошедшую к ней покупательницу – Два пучка? Берите пожалуйста. Кушайте наздоровьичко…

                ***
Наталья разглядывала небольшой коврик прибитый гвоздями к стене возле  кровати. Охотники в старинных камзолах и шляпах с перьями расположились у костра. Рядом бегала свора собак, диковинной породы, мирно гуляли по лесу олени, в ветвях причудливых деревьев сидели райские птицы. Всё там было какое то волшебное, не земное, как в сказке, которую когда то читала ей мать. Наташа улыбнулась, а после подумала уже о другом: «Митя ночью сегодня опять кричал. Всё Денисыча звал командира своего фронтового. Не отпускает его прошлое. Никак  не отпускает. Да и разве ж такое забудется!»
Муж никогда и никому ничего не рассказывал, и только хмель, забытье, да сон выдавали его предательски. Вот тогда-то она и  могла видеть тщательно скрываемую им ото всех  боль…
- И кто это племянника моего так запеленал? – услышала Ната голос, неожиданно появившейся в доме  Настасьи.
Наталья медленно поднялась с кровати и вышла из своей комнаты.
Старшая сестра Митина сидела у зыбки с младенцем, а рядом с ней крутилась её дочь Тося.
Серафима же восседала на лавке возле окна.
- Кто, кто? А то ты не знашь? – огрызнулась Симка Насте.
- Даа, оторвать бы рученьки твоей матери! – не обращая внимание на грубость, сказала упитанному младенцу его тётка – Пойдём, Гришенька, учить мамашу твою непутёвую будим, как ребятишек заворачивать надобно!
Она  достала из люльки растрепанный краснощёкий кулёк, который тотчас запищал.
- Ой, да он же мокрый весь! Сим, ты чего ж не смотришь то?
Но Серафиме было всё равно. Она витала в облаках и мысли её не были связаны с сыном. Симка думала о том, как бы найти суженного своего бывшего, да испортить ему жизнь спокойную. Видано ли дело бросить её с детём одну, без помощи, без участия и без средств к существованию! Ну, уж нет. Теперь он у неё за всё ответит! За всё поплатится! Тем более что когда-то, Серафима наткнулась на почту бывшего ухажёра, да прочла там письмецо его матери. Жила старушка себе преспокойно в небольшом областном городке, в нескольких часах езды отсюда. Вот к ней-то в гости Симка и собралась отправиться.
- Сим, ты чего оглохла что ли? – вновь спросила Настасья – Иди пелёнку Грише меняй!
- Мам, дай я поучусь заворачивать – подскочила Тося к матери. – Мне ведь скоро тоже надо будет.
- Чего надо будет? – нахмурила брови Настя и глянула на дочь школьницу строго.
- Ну, детей своих пеленать.
- И не думай даже. Пока образование не получишь и не мечтай! А то всю жисть как я в доярках... Вон посмотри на мои рученьки. Не руки – лопаты!
Тося глянула на материны ладони. Они действительно были большие, мозолистые и скорее походили на мужские, нежели на женские…
- Вам молодым государство сейчас все пути дороги для ученья открыло. Пользуйся, не хочу! А об замужестве даже и не думай!- погрозила она пальцем дочери.
Та, насупившись, стала крутить две свои смешные косички, перевязанные тоненькими ленточками.
- Наталья, иди ка лучше ты сюда - позвала Настасья невестку.
Наташа подошла ближе, и, погладив ребёнка, сказала:
- А я умею пеленать. Я с сыном Нины водилась, с Родькой.
- Вот и молодец! – похвалила её золовка и обернулась – А где же Симка то? – стала высматривать она свою непутёвую сестрицу, которой и след простыл - Вот, зараза, сбежала! – сказала раздосадовано Настя – Так-то, Григорий - поцеловала тётка малыша в пухлую щёчку и перепеленала племянника заново.
А Наталья вернулась обратно к себе. Сегодня на работе она почувствовала лёгкое недомогание и тошноту и, не придав этому особого значения,  решила немного отлежаться…

  ***
Митька заглушил свой трактор прямо в поле и, выбравшись из него, направился в сторону леса, где в кустах был припрятан их общий обед. Вскоре к нему присоединились его товарищи. Разложив на траве съестное, они уселись вокруг импровизированного стола и начали свою трапезу.
- Ну что, Мить, до завтра закончим? – спросил его Лёха с набитым ртом.
- Думаю, да.
- Хорошо бы. А то в поле спать как-то уже надоело – откусил он очередную картофелину.
- Не тебе одному - вставил тут Федька.
- Ну, конечно, под боком то у Дуськи мягчее будет! – засмеялся  Захар.
- Или у Маньки? – подхватил как всегда Лёха, играя ямочками.
Фёдор побагровел и, прекратив жевать, глянул зло на своих веселящихся друзей.
- Опять?! – разозлился вконец он и нервно продолжил – Вы что думаете, мне легко? – спросил парень товарищей -  Они как тигрицы  разорвать меня рады! Мне на войне так страшно не было как теперь – он помолчал – На фронте всё просто. Не убьёт тебя, так жив останешься. А здесь, ещё бабушка на двое сказала…
Федька низко опустил свою рыжую голову, обхватив её обеими руками.
- Ну как же ты довёл то до такого, Федь? – спросил с сожалением Лёшка, самый молодой и не опытный в этих делах.
- Как, как? Сам не знаю!  Сначала забавно было, весело. С Манькой поругаешься, к Дуське чешешь, с Дуськой пацапаешься к Маньке. А теперь хоть волком вой. Они мне обе заявили, что беременны! – вновь посмотрел он на ребят – Представляете?! Может мне сбежать от них в город, а?
Парни были мягко сказать ошарашены. Захарка присвистнул даже.  Все молча глядели на героя-любовника, не в силах что либо ему сказать. Митрий достал пачку папирос из кармана, и, чиркнув спичкой, закурил одну.
- Даа. Попал ты, братец, как кура во щи – выпустив дым изо рта, наконец то вымолвил он – Ну что могу тебе я посоветовать. Женись.
- Как, женись? На ком? – удивился за Федьку Лёха.
- На Маньке, конечно. Что ж он девичества бабу лишил и взад пятки что ли?
- А Дуська как ж? – в нетерпении спросил Алексей.
- Ну, а Дуська женщина взрослая, сама знала, на что шла. Но и её – серьёзно посмотрел Митька на Федора – бросать с детём не смей. Помогай, чем сможешь. Понял?
- Пооонял – снова опустил голову деревенский Донжуан.
Где то в глуши куковала кукушка, останавливаясь изредка. Дятлы, словно дровосеки, перестукивались в ветвях. Шелестела листва лесная, тихо, легко, покойно…
Они ели уже молча, и каждый думал сейчас о своём. Федька о том, как бы в сложившейся ситуации целым да невредимым остаться, Захар о предстоящей свадьбе с Верочкой, Лёха, считал в голове накопленные им на нового чубатого голубя деньги. Ну а Митрий мечтал  выпить крепко и сходить в баньку в первый жар, а потом в кровать с Натальей завалиться, да снова уговорить её на это…

***
Зоя Михайловна с мужем, сыном и дочерью появились в деревне перед самой войной. Ребятишек в тридцатые родилось много, вот и было решено открыть в селе малокомплектную школу, потому как семилетка в Кубово с таким количеством детей уже не справлялась. На нужды детворы выделили новый большой деревянный двухполовинчатый дом, в одной из частей которого расположилось само учебное заведение, а в другой проживала учительская семья. К слову сказать, муж Зои Михайловны Пал Сергеевич тоже был преподавателем и вёл уроки в школе вместе с супругой на равных. Если она брала первый и третий классы, то он второй и четвёртый.
Очередной учебный год закончился, и Дмитрий мог уже спокойно, без суеты оценить ущерб, нанесённый школе двумя стихиями: детьми и матушкой природой.
- А это у нас Коля Дёмин угол табурета случайно отпилил – говорила Зоя Михайловна, улыбаясь. - Скворечник на нём делал, да немного не рассчитал.
«Немного – это мягко сказано!» - подумал про себя Митя.
- А тут Филя Шишкин на парту залез. Она под ним и рухнула. Хорошо хоть сам не убился….
Дмитрий поражался спокойствию и всетерпению этой святой женщины!
 «Видел я этого Петю.  Удивляюсь, как он ещё пол собою насквозь не пробил! Ух, оторвать бы этому Пете уши!»
- Вот, а здесь наша крыша и течёт – показала учительница на расставленные понизу тазы.
- Всё сделаем, Зоя Михайловна. Я за инструментом в правление, потом за ребятами и к вам…
И уже через час работа вовсю кипела. Митрий  с Захаром сидели на крыше, Фёдор цементировал завалинку, Алексей подбивал крыльцо, его младшие братья чинили парты и табуреты, Вера, Наташа и Дарья белили печь, мыли стены, полы и мебель.
К вечеру ремонт был окончен, и Зоя Михайловна пригласила всех пить чай в саду с малиновым вареньем.
- А это выпуск 1934 года – взяла учительница в руки очередную фотографию, одну из многих, что лежали на длинном столе  - Это Коля Суханов, погиб под Витебском, лётчик, лейтенант. Красивый был мальчик. А это Саня Пригожин, снайпер. Говорят, более сотни немцев убил. Тоже погиб. А это, я уж и не помню кто? Павлуша, посмотри пожалуйста – протянула она пожелтевшую карточку мужу.
Тот, надев круглые очки без одной душки, приложил её прямо к носу.
- Ну что ты, Зоинька, это ж Семён, Сёма Лёвочкин. Помнишь, как он мотоцикл у участкового со школьного двора угнал, да остановиться потом долго ещё не мог, всё ездил перепуганный по кругу, пока милиционер к нему в люльку не запрыгнул, и мотор не заглушил.
- Да! – сказала тут Зоя Михайловна, обрадовавшись – Конечно! Вспомнила! Хороший был мальчик, только немного активный.
Ребята за столом засмеялись.
- А он живой?! – спросила Даша учительницу.
- Нет, Дашенька. Когда танк его подбили,  он раненый вместе с товарищами себя подорвал.
- Ой, да что же это? – чуть не плача сказала Дарья.
- Да уж, мои хорошие, такое время нам с вами досталось страшное. Никого стороной не обошло.
Гости как то вдруг приумолкли, задумавшись.
- Ну, а это наш Петруша – взяла Зоя Михайловна совсем маленькую фотокарточку сына – Художником хотел стать. Да вы наверное и сами видели как до войны всё с палитрой, да красками по округе ходил? « Мама, – говорил – посмотри какие здесь места красивые. Райские места…»
Зоя Михайловна, закрыв лицо руками, заплакала:
- Ох, ребятушки, только бы не было войны – всхлипывала она горько. - Только бы не было войны…

    ***
Зинаида сидела в машине грузовичка, облокотившись на ручку  двери, и изредка поглядывала на пейзаж за окном. Настроение у неё было великолепное, и теперь уже ничто не могло его изменить.
 «Наконец-то мне удалось утереть нос этой самозванке - ликовала она. - Пусть попереживает» - украдкой улыбалась Зинка, вспоминая, как удачно всё сегодня для неё сложилось.
С утра отчего-то незамогла её корова Зорька, и пришлось в спешном порядке заказывать в правлении транспорт, для того чтобы отвезти захворавшую в райцентр к ветеринару. На небольшом грузовичке к ферме подъехал сам Митя.
- Ну, где ваша болящая? – спросил он галдящих баб.
- Да, вот, развалилась  – показала Зинка на жалобно мычащее животное.
Митя посмотрел на сестру Настасью:
- До машины довести её надо. Поднять сможете?
- Постараемся – ответила та и незамедлительно обратилась к подопечной:
- Зоренька, вставай милая, к доктору поедим, тебе там помогут.
Корова, посмотрев на заведующую, протяжно замычала, словно отказываясь.
- Надо, родная, надо – продолжала уговаривать её Настя.
И тёлочка, будто сообразив, что от неё требуется, потихоньку стала подниматься.
- Вот и умница, девочка –  похвалила её Настасья и повела животное за верёвку к выходу.
И через несколько минут Зорькины рога уже торчали из кузова.
Митька уселся за руль автомобиля и с удивлением обнаружил на пассажирском сиденье Зинаиду.
- А ты куда собралась? – спросил он её, но Зинка не успела ему ничего ответить.
Доярки, столпившись у ворот коровника, стали дружно над ней подтрунивать:
- И далёко это ты направилась ягодка?
- Далёко, отсюда не видать – огрызнулась Зинаида и добавила. -  Я Зорьку свою не брошу!
- Аааа, понятно. За корову, стало быть, печалишься?
- А за кого ещё? – насупилась Зинка, но увидев Наталью, вдруг осмелела  и, посмотрев ей прямо в лицо, сказала задорно:
- Не надо завидовать!  Я женщина свободная, куда хочу туда и еду!
- Ну, поезжай, поезжай -  засмеялись над нею бабы.
Митя строго глянул на нечаянную попутчицу.
- Чего ты мелешь? – буркнул он на неё и быстро завёл мотор своего ЗИСа.
Какое-то время они ехали молча, пока Зинаида не открыла свой рот:
- Соскучилась я Митенька по тебе, остановись-ка скорее в лесочке  - залебезила  егоза и полезла  целоваться к Митяю.
Митька поначалу отмахивался от неё как мог, но всё было напрасно, и ему пришлось резко затормозить у обочины. Густой столб пыли, преследовавший их всю дорогу, стал рассеиваться. Замычала в кузове, недовольная остановкой Зорька.
Митя же повернулся к Зинке и сказал:
- Послушай, чего ты там перед Натальей устроила? Мы же уже, кажется,  договорились обо всём…
- О чём? – переспросила Зинаида, прикидываясь не сведущей.
- О том, что ты не будешь лезть в мою семейную жизнь.
- Я и не лезу –  снова потянулась она к нему.
- Ну, хватит! – выскочил Митька из машины – Выходи и топай обратно!- окончательно психанул он.
- Что?! – возмутилась, потеряв дар речи попутчица – Гнать меня?!
Митя обошёл машину и открыл пассажирскую дверь.
- Ты всё правильно поняла. Выходи.
Зинка, медленно сползла с сиденья и ступила на землю.
- А ты не боишься, Митенька, что я сейчас вернусь и жене твоей разлюбезной всё про нас с тобою и обскажу?
- Делай, что хочешь - ответил ей Митька, вернувшись обратно на водительское сиденье. – Только не забывай, что этим ты и себя на всю деревню опозоришь. А ко мне больше не приближайся. Поняла? – сказал он ей и уехал.
Зинаида смотрела на удаляющийся вдаль грузовичок.
- Ах, скотина такая!- возмущалась она отчаянно – Да, что б тебя разорвало! – кричала Зинка ему в след – Ишь чё удумал, вот так просто бросить меня?! Ну, уж нет, не на ту напал! На коленях ещё приползёшь, дружок! Попомни! На коленях!

                ***
Солнце стояло высоко в зените. По двору, громко кукарекая, важно вышагивали  краснопёрые петухи, сопровождая своих неугомонных клуш. Перемещаясь вереницами, гоготали друг на друга задиристые гусаки. Весело хрюкали поросята в свинарнике. Над цветами повсюду порхала, жужжала, стрекотала всевозможная мелюзга, а в воздухе смешались такие ароматы, которыми невозможно было надышаться.
- Как же у вас здесь хорошо, тётя Матрёна! – говорила старушке племянница Люба, приехавшая к родственникам из города погостить  – А у нас дома-коробки, да пыль – потянулась она от души и вновь принялась за поедание ягод. – Надоело мне всё – жаловалась Любовь тётке. – Света белого не вижу, всё репетиции, спектакли, гастроли. Вот так жизнь  пролетела, а я её и не заметила - сказала она, зажёвывая свою печаль смородиной с куста.
- Кушай, Любушка, кушай, запасайся витаминами. Я тебе и с собою ягодок то положу, вареньице на зиму  сваришь.
- Когда мне, родная? – вновь вздохнула племянница горько – Разве Аджме возьмётся. Это домработница моя, славная женщина, одинокая, правда, как и я.
Любовь была звездою областного театра, где и проработала всю свою жизнь, так и не покорив в конечном итоге столичных подмостков, не став кинодивой, ну и, конечно же, не реализовав себя как мать и жена.
На заборе повисли деревенские девчонки, разглядывая причёску, макияж и модные фасоны городских нарядов заезжей гостьи.
- Тёть Люб, а какие у вас духи? – спросила самая бойкая из них.
- Красная Москва.
- Ох, и вкуснятина, наверное!
- Я тебя вечером надушу!
- А меня можно?! – робко спросила другая девочка.
- И тебя! Всех! – засмеялась Любовь.
Восторженные  барышни, спрыгнув с забора, пустились наперегонки прочь.
Люба проводила их взглядом.
- А помнишь и я когда то так же голопятая по деревне бегала вместе с Настей и Дунечкой? – спросила она.
- Помню, Любушка, я всё помню – старушка помолчала – Как Антонина то там, не хворат?
- Болеет мама, сильно болеет. Думаем, до конца года уж и не дотянет. Всё вас частенько поминает. Кланяться велела.
- И ты ей привет передай, да скажи, чтоб помирать и не думала. А я к ней осенью обязательно приеду.
И женщины замолчали, продолжая обирать ягоду…
- Тётя Матрёна, а как сейчас Верочка одна то живёт?
- Помаленьку, Любушка. Мы подмогаем чем можем. Да и жених у нёй  Захарка, внук Савелия, завидный парень. В августе свадьбу играть думают.
- Свадьба – это хорошо – улыбнувшись, сказала племянница. – Свадьба – это правильно…

                ***
- Именем Российской Советской Социалистической Республики объявляю вас мужем и женой! – произнёс сакраментальную фразу председатель Зябликов.
И выпивший, повеселевший народ,  одно время несколько поутихший перед церемонией, вновь пустился во все тяжкие:
- Горько!!! – кричали многочисленные гости, обнимая и поздравляя друг друга, – Горько!!! – бились на счастье стеклянные стаканы и стопки – Горько!!! – целовались новобрачные – Горько!!! – неслось по селу…
Праздновали колхозом, как полагается, от мала до велика, во дворе дома Осиповых, выдавая всем миром замуж юную Верочку.
- Обвенчать бы их надобно – сетовала посажённая мать Матрёна новоиспечённому свату и старинному другу своему  Савелию. – А то как то не по-людски.
- Дык разве ж щас венчают комсомольцев то? – удивился дед.
- Даа уж! – вздохнула печально старушка, думая о том, что внуков то ей уж точно никто тайно покрестить не запретит, а вслух добавила – И что за времена настали, силком у людей веру отымать?
- А теперь слово имеют свидетели! –  бойко подскочила из-за стола Дарья Карпова, взявшая сегодня на себя обязанности ведущей.
Находясь по разные стороны от молодых, Наташа с Митей поднялись со своих мест. Митрий то и дело украдкой поглядывал на жену, которая в последнее время необычайно похорошела, округлилась, и теперь его постоянно охватывало непреодолимое желание лишь от одного взгляда на неё. Он закашлялся, чтобы стряхнуть с себя вновь  нахлынувший морок и посмотрел на собравшихся.
- Я речей говорить не умею – произнёс вдруг Митяй неказисто. – Одно могу утверждать, что женим мы с вами сегодня достойнейших людей. Захар и Вера честные, порядочные, трудолюбивые ребята и преданные товарищи. Отцы и деды наши тоже дружили, и радуются, наверно, теперь за них вместе с нами. За вас, дорогие! - поднял он свой стакан – За вашу молодую семью!
И народ вновь возликовал:
- Горько! - понеслось со всех сторон, заставляя молодожёнов  вновь и вновь целоваться. – Горько!!! – не унимался народ.
И вот Захар в пылу страсти, сорвал с невесты фату, и теперь ей без конца приходилось оную придерживать
Савелий, глядя на жениха с невестой, смахнул покатившуюся по его щеке слезу.
- Ох, Захарушка – милок, внучок ты мой ненаглядный, продолжатель роду Ерофеевых, будь счастлив – перекрестил он наследника, потом рюмку с наливкой, и, выпив до дна, утёр рукой свою белёсую бороду.
Вдруг громко заиграла гармошка, и бабы, круглолицые, румяные, подскочив с мест, пустились в пляс, выкрикивая поочерёдно частушки. На месте остались сидеть немногочисленные мужики, учительница Зоя Михайловна с мужем, Матрёна с Савелием, новобрачные со свидетелями, да на дальнем краю стола Зинка с Манькой да Фёдором, который, впрочем,  не долго думая, вскоре и сам перебрался поближе к брачующимся.
Алёшка, как выяснилось, ударял сегодня за Дарьей, помогая ей во всём.
Зинаида метала громы и молнии в сторону Натальи.
Митрий же, выпив пару раз по пол стакана, о чём-то активно  беседовал с друзьями.
- А теперь вальс в честь молодожёнов! – объявила Даша, и  гармонист, двенадцатилетний Володька, младший брат Алексея, заиграл «На сопках Манчжурии».
Женщины стали становиться друг с другом в пары, а некоторые зазывали уже обмякших кавалеров. Верочка, придерживая подол своего белого платья, ухватила за руку Захара и повела его в круг.
Митя, покачиваясь, пригласил Наталью.
Он обнял её за талию, такую нежную, женственную, родную и не мог ею надышаться. «Любит ли она его? Любит ли она его так же, как и он её?» - вздохнул удручённо Митрий.
Наташа посмотрела на мужа и  всё поняла. Она покраснела и опустила глаза.  «Думала ли ещё недавно глупая девчонка, что очутившись в совершенно незнакомом ей месте, сердцем прикипит ко всем этим людям… Мыслила ли, что найдёт своё женское счастье с человеком, которого вовсе не знала когда-то, с добрым, смелым и очень ранимым человеком, с её второй половинкою, с её Митей…»
Он захмелел как всегда быстро, и друзья отнесли его в одноэтажный сарай, уложив прямо на сено спать.
А праздник ещё продолжался. Все говорили прекрасные речи, желая молодым счастья и прибавления в семействе, пели застольные песни, разговаривали, плясали, ну и, конечно же, не обошлось без драки, закончившейся скорым примирением сторон.
Незаметно подобрались сумерки, и вечерняя прохлада заставила Наташу встать с места и пойти будить мужа. Она подошла к хлипкому сараю и открыла скрипучую дверь. Внутри было совершенно темно, но в глубине послышались какие-то звуки.
- Митя, вставай, домой пора – сказала Ната негромко, но ей никто не ответил.
Глаза её уже немного попривыкли и она, обогнув деревянный выступ, сделала ещё пару шагов в сторону кучи сена, споткнувшись обо что то мягкое.
- Ой – услышала Наталья вдруг женский голос и теперь уже отчётливо увидела лежащую рядом с Митей  полураздетую Зинку.
- Ты? – удивилась Наташа, не совсем понимая, что происходит.
- А кто ещё? – вдруг ответила ей дерзко та – Чего уставилась?! Думала, замуж вышла, значит всё, Митька твой что ли? Ну, уж нет, сиротинушка,  он меня любит и со мною встречается. А с тобою живёт из-за матери, которую обидеть боится! – сказала и засмеялась над неловко повернувшимся на другой бок Митей – И когда он тебя бросит, - обняла она его спящего - мы тоже сыграем свадебку! Да получше этой-то!
Наташе вдруг стало всё противно и до такой степени обидно и больно, что она отвернулась, чтобы уйти, однако решила повременить несколько:
- Смотри,  не подавись  украденным то счастьем! – сказала  Ната и пошла теперь уже отсюда навсегда...