Глава2 Во имя отца и сына
Спал Митька крепко, спал и видел свой высокий дом с маленькими окнами под крышей, и черёмуху у забора, и речку что ручей, и стадо коров мирно пасущихся на лугу в лощине, и капустное поле, и пасеку. Слышал он и мерный гул поездов проносящихся мимо их деревеньки. Носом пытался уловить запах свежескошенного сена. Видел Митя и мать старушку, ласково гладившую его по редким светлым волосам. Она будила его:
- Сынок, вставай, ужо пора….
-Подъём!!! Подъём, мамки дети!!! - орал во всё горло старшина Иванов – Ишь ты, все бока отлежали. После войны отоспитесь!
Построение было не долгим, да и крепкий зимний морозец быстро заставил всех встать плечо к плечу.
-Товарищи бойцы! Сегодня, по распоряжению командующего, запланирован ваш первый тренировочный прыжок с парашютом с высоты одна тысяча метров!!! – чеканил слова Иванов - Прошу вас со всей ответственностью подойти к поставленной боевой задаче! От вас и только от вас зависит ...
Какое-то странное чувство волной окатило Митьку. Ни то чтобы он боялся высоты, нет, ведь прыгал же он с сарая в детстве, да и здесь в учебке с вышки прыгал. Это вовсе не страх, или всё же он?… Стало подташнивать, захотелось прилечь…
-Вы всё поняли, товарищи бойцы?
-Дааа - раздалось неуверенное в строю.
- А, совсем забыл. Два человека на кухню…
-Я! – выкрикнул Митька, сам от себя не ожидавший такой прыти.
- Я – вызвался его друг Стёпка.
- Хорошо. Остальным готовится к прыжку.
Митька сидел на перевёрнутом ведре возле большой посудины с чистой водой. Никогда раньше не любил он чистить картошку так, как сейчас. Да и надо было ему её чистить, когда не мужицкое это дело. Картохи было много, вся мелкая, корявая, но это Митьку нисколько не смущало.
«Чтоб она вовек ни кончалась» - думал про себя он, ловко кидая одну за одной в бак.
- Ты когда с войны домой придёшь, что делать станешь? – прервал его мысли Степан.
- Не знаю, не думал ещё. А ты?
- А я на завод пойду. Знаешь, какая у нас махина? Металлургический!- с гордостью протяжно произнёс друг.- Там сталь плавят, слыхал?!
- Угу.
- Меня отец ещё пацаном с собой туда брал, так я как увидел эту печь! А она как живая! А из неё искры, пламя! Ну, всё, думаю, припечатала она меня к себе…
Стёпка ещё долго рассказывал про свой завод, про чудо – печь, красочно описывая её достоинства. Митька с трудом представлял всё то, о чём говорил его друг, он и завода то никогда не видел. Зато он вспомнил свою русскую печку дома, когда они с сестрёнкой забирались на неё в морозы, грелись и играли в кости на щелбаны. Сестра, боевая девчонка, удачлива, и Митька постоянно проигрывал ей, за что и получал хорошую порцию щелчков в лоб.
- Да ты не слушаешь меня совсем – прервал его мысли обиженный Стёпка.
- Нет, нет мне очень даже интересно – соврал Митяй.
- Ну а теперь ты расскажи что-нибудь о себе…
- А что рассказывать то, окончил школу в соседней деревне, работал в колхозе, а кода восемнадцать стукнуло в 43-м, на фронт пошёл. Ты знаешь, я б и раньше сбежал да мать не дала. Уцепится, бывало, в меня и кричит: «Митенька, родненький не пущу! Што хошь со мной делай, не пу-щу!…» Ну что мне оставалось…
У Митьки навернулась слеза, которую он незаметно смахнул.
- Ага, голубчики, развлекаетесь?!
Митяй вздрогну и поднял глаза. Над ними стоял « Тетеря» - Витька Тетерин.
- А прыжки то отменили! Погоды нет, говорят, нелётная погода то. Ночью прыгать будем.
- Вот и всё – подумал Митрий и в глазах у него потемнело.
***
Она приближалась к нему всё ближе и ближе, эта огромная куча снега...
- Ааа! – орал он во всё горло, падая вниз со скоростью ракеты – Ааа! – проносилась перед глазами вся его недолгая жизнь – Ааа! – наконец-то плюхнулся Митька в сугроб всем телом своим не могучим по самые так сказать уши, окончательно потеряв всякий ориентир на местности от ужаса.
– Вот это да!!! – вынырнул он весь белый, как только стропы опустившегося парашюта дёрнули его – Вот это да!!! – вскрикнул Митяй от восторга и побежал что есть мочи по полю подгоняемый ветром за тянущим его куполом.
Наконец он остановился, и, усевшись на снег прямо пятой точкой, стал вспоминать всё, что с ним произошло в последние несколько часов в мельчайших подробностях.
Сегодня он сделал свой первый прыжок, спустившись оттуда, где плывут сейчас облака и летит эта прекрасная птица, запрокинул Митька голову к небу. А главное то, что он вообще это сделал!
- Ну как бойцы, страшно вам? – спрашивал в самолёте всех старшина Иванов.
- Нет! – хорохорился каждый.
«Да уж, нет! – подумал о них Митяй – Прощаются, наверное, с жизнью сидят, а всё туда же! – насупился он – И я дурак ничем не лучше. И зачем только в этот десант попёрся? Сидел бы сейчас где-нибудь в окопчике, или в танке с толстенной бронёй, ну или радистом где-нибудь в штабе. Всё ближе к земле то! А теперь иди, вставай, прыгай не знамо с какой высоты. Да что я отказаться не могу что ли в конце то концов?! Ну не заставят же они меня силой?» – последнее о чём успел подумать он, перед тем как дверь самолёта распахнулась настежь.
«Может, проветрят и снова закроют?» - хватался за соломинку Митька, наблюдая, как пропадают в адском проёме его товарищи один за другим.
- Пошёл!!! – увидел и он перед собой орущего старшину, застыв в двух шагах от края пропасти – Пошёл!!!
Митькин мозг отказывался верить в происходящее, а ноги предательски вели его навстречу погибели, сделав, наконец, третий роковой для него шаг…
- Ааа! – приближалась к нему всё ближе эта огромная куча снега – Ааа! – проносилась перед глазами вся его жизнь – Ааа! – наконец-то плюхнулся он в сугроб всем телом своим не могучим…
- Мить!- трепыхал его кто-то за плечо – Митяй, с тобою всё в порядке?! – наконец различил он лицо Степана – Живой?! – улыбался ему друг искренне – И я тоже живой! – засмеялся он громко - Живой!!!
Парень медленно приходил в себя от потрясения. Всё его нутро пело от счастья. Он обессилено встал и не спеша стал складывать парашют, как учили. Митька гордился собою сегодня. Ведь боится то каждый, главное этот страх перебороть, победить и забыть о нём навсегда…
Забудет ли он свой первый прыжок когда ни будь?
***
Воинский эшелон вёз их медленно, с длительными остановками, как будто не желая этого делать, вёз по некогда цветущему краю, показывая без прикрас все ужасы случившейся здесь кровавой бойни – разрушенные и сожженные города и сёла, усыпанные снарядами леса и поля, бесконечные холмы и холмики могил русских солдат.
Эшелон вёз их навстречу неизвестности и суровым испытаниям, на смену погибшим, но не покорившимся воинам, вёз из детства на запад, где им предстояло повзрослеть, а может быть и навеки остаться юными…
Сегодня совсем поутих мальчишеский хохот, и чем ближе подъезжали они к фронту, тем серьёзней становились их беззаботные лица.
Митька проводил взглядом железнодорожный переезд и девушку дежурную на нём.
Отчего-то в последнее время он всё чаще представлял себя мёртвым, и смотрел на это как бы со стороны. Невысокий лопоухий паренёк, с широко открытыми голубыми глазами и русыми спутанными прядями, лежит бездыханно, наполовину ушедший в сырую землю…
Скрежет тормозов заставил его очнуться от чёрных мыслей. Поезд останавливался на небольшом полустанке, с деревянным домиком вместо вокзала.
Станция была немноголюдна. Плохо одетая женщина предлагала обменять молоко на продукты всем, кто попадался ей на пути. Небольшая группа только что прибывших солдатиков в шинелях мирно беседовала, расположившись на двух деревянных лавочках. Девочка лет семи выгуливала свою тощую козу, по лысой ещё лужайке, с островками грязного снега, постоянно читая ей нотации.
- Опять ты ешь что попало? Смотри вон травка молоденькая только что проклюнулась, её жуй!
Тут Митькино внимание привлекло нечто. Он посмотрел чуть дальше и метрах в пятидесяти от станции увидел, забытый и покинутый теперь всеми, сгоревший танк. Как памятник прошедшим здесь кровопролитным сражениям возвышался он у дороги. Чёрное изваяние рук человеческих…
- Братцы, глядите немцы! – крикнул кто-то из новобранцев.
И все разом кинулись на другую сторону вагона смотреть на живых фашистов. Пленные выстраивались в колонну на небольшой площадке под строгим присмотром конвоя. Вид у них был отнюдь не респектабельный. Обмотанные какими-то тряпками руки и ноги, потрёпанные мундиры, платки на головах, а во взгляде читалось не то чтобы раскаяние, но сожаление то уж точно…
- А я думал они совсем другие! – выдал тут Тетеря разочарованно.
- Они и есть другие, просто этим бока намяли! – вспылил внезапно Степан – Что обломали зубы, сволочи?! – крикнул он в сторону обмороженных – Нате, выкусите! Вот вам, а не Россия! – показал он увесистый кукиш в сторону фрицев.
И ребята заголосили, поддерживая друга. Ожили теперь и другие вагоны.
- А ну отставить! – услышали все недовольные голоса своих командиров – Отставить!
И среди этого всеобщего хаоса Митька вдруг увидел, как к пленным подошла девушка в худой фуфайке, старенькой шали и стоптанных ботиночках без шнурков и начала раздавать им кусочки хлеба. Те, побаиваясь, всё же брали чёрные ломтики, а один даже прослезился, закрыв ладонями лицо.
Ребята, увидевшие это, постепенно утихали.
- Даа, потрепало их… - даже высказался кто-то.
- Нечего было к нам соваться. Их сюда никто не приглашал!- всё также зло парировал Стёпка – Мало они людей то погубили душегубы проклятые?!
Тут эшелон внезапно тронулся, и всё, что Митька видел сейчас, медленно стало уплывать куда то вдаль, пока наконец совсем не осталось лишь в глубинах его памяти…
***
Приняв участие в освобождении Украины, его дивизия была переброшена на юго-запад страны и теперь уже в составе Второго Украинского с тяжёлыми боями, прорывая оборону противника, пересекла границу нашей родины.
- Хлеба больше неси! Хлеба неси! Русские идут! – прикрикивал старик румын на свою жену – Русских кормить нужно!
Женщина, спохватившись, кинулась к печи за новыми румяными горбушками.
- Глянь, как встречают, – ткнул Митяя в бок плечистый однополчанин – прямо как родители новобрачных - хихикнул он лукаво басом.
- Радуются, наверное? – предположил Митька.
- Ага, держи карман шире! Боятся, что самосуд над ними учиним за пособничество их правительства Гитлеру. Однако ж мы не фашисты, простых людей не трогаем. Да, отец? – посмотрел служивый в глаза хозяина дома – Пускай живут себе спокойно.
И старик замахал головой, будто, понимая о чём идёт речь.
- Приятельстро. Дружба! – сказал он, улыбаясь, на ломанном русском. – Кушать! – предложил пожилой румын присесть за стол гостям.
Освободители Европы везде вызывали всеобщий переполох, и потому потчевали их в каждом доме, где бы они не останавливались. Да и то верно, на голодный то живот много не навоюешь, ну а уж без хлеба русскому солдату, что хохлу без сала. Только вот с «горячительным» дело обстояло хуже, а посему, Митьке, как самому юному в их разведроте, всегда выпадало изыскивать его по всей округе.
- Ну что, Митяй, давай дуй пулей, может, есть у кого чё? - засмеялся белокурый парень, потирая руки.
- Опять я? – пытался возразить Митька.
- А кто ж? Ты у нас самый молодой. А как говорится, молодым везде у нас дорога…
И Митрий, вздохнув, поднялся со своего места.
За несколько месяцев он уже хорошо освоился на фронте. Носил пилотку на бок, выправка, грудь колесом. Шутка ли разведчик! Ничего, что соплив ещё, зато с какими людьми воюет! Один Денисыч чего стоит! На вид ему лет пятьдесят, седой наполовину, а вынослив как тридцатилетний. В разведке с первых дней войны, ранен был много раз, а душой не очерствел, не оскоробился. Глянет, бывало, на Митьку так по-доброму и говорит:
- Ты, казачок, в пекло то без дела не лезь, с умом воевать надо……
Ещё был у них в роте рыжий красавец «Дубина» - Сашка Дубков. Прозвище своё получил за крепость фигуры, силён был зараза! Однажды вынес на своих плечах из боя двух раненых товарищей.
Мишико грузин – весельчак и балагур, и внешне, несомненно, сын своего народа. Нос с горбинкой, волос чёрный, смуглая кожа и ямочка на подбородке.
Радист Серёга Березин, все звали его «Берёза». « Не был бы ты Березин, был бы ты Есенин!» - частенько подсмеивались над ним ребята за сходство с опальным поэтом.
Сидоренко Микола – украинец, степенный отец семейства. Он всегда был задумчив и серьёзен, а опущенные вниз усы и густые брови придавали его облику ещё большей солидности.
Иосиф Савичев, русский по документам, а так, кто его знает какой национальности? В общем, звали его все Ёсик.
- Митька, тебя Гребенюк вызывает! – услышал он чей-то голос и понял, что сидеть ребятам сегодня без выпивки.
- Хорошо, иду!
Дом, в котором расположился штаб, был когда-то местной управой. Митяй ловко вскочил на крыльцо, открыл дверь и встал в приветственной позе.
- Товарищ гвардии лейтенант, красноармеец…!
- Отставить! - прервал его командир - Вот тебе донесение, отнесёшь в штаб дивизии, дорогу тебе покажут. И побыстрее, понял?
- Есть, отнести донесение в штаб дивизии побыстрее!
- Выполнять!
Он шёл сначала мимо виноградников, потом по просёлочной дороге. Всё ему здесь напоминало родные места, только климат помягче, да ёлок поменьше, а так собственно так же как и дома. Решив сократить путь, нырнул в лесок. Как же здесь было красиво! Деревья, одетые словно на бал, радовали своим великолепным убранством. Но вдруг, что-то вдалеке, нарушило этот хоровод красок.
«Зверь что ль какой? - подумал Митька, остановился и присел за дерево - Да нет не зверь, человек идёт, крадётся, озирается. Кто бы это мог быть?»
Митяй залёг в траву и стал бесшумно отползать к овражку. Спустившись вниз, выглянул снова и ужаснулся. «А человек то не один. Раз, два, три, четыре,….. восемь. Вот это да! Не наши точно. Наши так по лесу в тылу не ходят. Камуфляж, автоматы, и говор какой то странный, немецкий что ли говор то?» Прислушался. « Точно, немцы! Идут мимо, далеко, думаю меня не заметят. Надо до наших бежать пока эти «туристы» не ушли!»
Митька, выждав ещё пару минут, перебежками стал двигаться в сторону своих. «Ну, здесь уж можно и быстрее!» - подумал он и припустил как знатный спринтер. Подбегая к себе в часть, он уже издали начал кричать:
- Братцы! Немцы в лесу! Немцы!
Его услышали все. Выскочил на крыльцо и Гребенюк.
- Где немцы? – спросил он встревожено.
- В лесочке, здесь неподалёку! Я восемь насчитал!…
- Дорогу покажешь! – приказал лейтенант и, махнув рукой Денисычу с ребятами ,побежал следом за Митькой.
- Давно ты их видел то?
- Минут десять как…
- Значит, далеко уйти не могли! – посмотрел Гребенюк на Денисыча.
- Догоним! – сказал тот уверенно.
И они настигли их километрах в двух от того места, где Митька прятался в овражке. Заметив погоню, немцы начали отстреливаться, ранив Берёзу.
- Обходить их надо! – крикнул старшина, рассредотачивая людей.
Мишико с Дубиной кинулись направо, Берёза с Ёсиком налево. Стреляя по движущимся мишеням, Митяй бежал прямо, лишь изредка укрываясь от шальных пуль за стволами деревьев.
- Попал! – радостно крикнул он, уложив, наконец, одного фрица.
- Я тэжно, кажись, сняв! – вторил ему из кустов Микола.
Митька услышал рёв машин, подъезжающих со стороны главного штаба. К ним была выслана подмога.
«Ну, теперь точно уж возьмём гансов» - подумал про себя он.
Всё закончилось минут через двадцать. Осмотрев диверсантов, Денисыч доложил командиру:
- Убито шесть, ранены двое фрицев.
- Живых в штаб дивизии отправляйте – скомандовал Гребенюк и повернулся к Митяю. – Донесение то хоть не потерял, герой? – спросил он запыхавшегося парня.
А вот про донесение то Митька совсем и позабыл. Выпучив глаза, он стал рыскать в своей гимнастёрке.
«Где же оно? Где?» - судорожно думал Митя, ощупывая себя всего руками.
- Вай, вай, генацвали! – весело покачал головой Мишико - Да вот же оно, за спиной у тебя!
Ребята засмеялись.
Митяй, расстегнув ремень, осторожно извлёк документ и подал его лейтенанту.
- Молодец, красноармеец! Благодарю за бдительность!
- Служу Советскому союзу! – бойко взмахнул Митька рукой, как пионер на линейке…
***
Они внимали голосу Левитана из шипящего, кое-как настроенного приёмника.
- В течение 24 октября наши войска, преодолевая сопротивление и контратаки пехоты и танков противника, с упорными боями овладели рядом сильно укреплённых опорных пунктов…
В Северной Трансильвании наши войска с боями заняли населённые пункты КЭМЭРЗАНА, ТУРЦ, ГЕРЦЕ-МАРЕ…- продолжал перечислять диктор торжественно…
Он спал и не спал с закрытыми глазами, удобно расположившись в блиндаже на лежанке. Видел, как сидит ребёнком на лавочке, а по улице приближается к нему мать, улыбается, и, протягивая руки свои, зовёт его: Митенька, сыночек мой, иди сюда».
- Эх! – вздохнул Берёза, лёжа по соседству.
Он опустил на лоб свою пилотку и мечтательно произнёс:
– Вот отвоюю. Думаю, немного уже осталось. Приеду домой, натоплю баньку по-чёрному. Попарюсь дубовым веничком. На кедровых орехах настоянный бальзамчик на камни плесну, а потом его же себе вовнутрь…- погладил Серёга свой живот – Красота!
Ёсик подкинул в железную печурку ещё дровишек.
- Не понимаю я этих самоистязаний – поморщился он худосочный, представив отчаянные шлепки прутьев с листвою по телу. – Неет, баня это не по мне. В ванну бы сейчас занырнуть, да каплю мыльца туда ароматного…
- А мне, что баня, что ванна, всё одно, лишь бы грязь фронтовую с себя смыть – забасил с полным ртом Сашка, ковыряясь ножом в банке с тушёнкой. - Хотя на гражданке то оно не чище было. Идёшь, бывало, из шахты, сам чёрный как негр, одни глазищи, да зубы белые.
- А я, вы знаете, на даче из леечки полюбливал – крякнул Денисыч из-за стола. – Случалось, тяпочкой намашешься на жаре, вспотеешь, и ну себя обливать!
В блиндаж бесшумно вошёл Микола, и сев на топчан, о чём-то сам с собою стал беседовать.
- Дядя Коль, ты чё такой? – спросил его Ёсик.
- Ничёго – ответил сердито Микола. – Хлопцив до сих нема, вот що. А з ними земляк мий. Письмо ёму з дому прийшло, а отдати никому!
Группа Голощапова ушла в разведку ещё два дня назад, вернуться должна была сегодня утром, но увы.
- А у меня там Степка – запереживал за друга и Митька тоже.
Все замолчали, и во взгляде каждого читалось: «Не к добру!»
- А ну, отставить панику! – стал успокаивать парней Денисыч. – Вы ж разведчики, знаете, в дороге всякое может случиться – поднялся он с места, хлопнув себя по коленям. – Пойду в штаб, сам всё узнаю.
Где-то вдалеке загрохотали пушки, и страшный рёв разнёсся повсюду. Митька выскочил наружу и увидел в сумрачном небе огненные дороги,
которые с каждой минутой становились всё ярче. Парень присел на корточки.
- Что это? – спросил он испуганно у присоединившегося к нему Мишико.
- Катюши, дорогой – ответил тот невозмутимо. – Оружие наше новое.
- Вот это да! – сказал Митяй поднимаясь - Кранты теперь фрицам! – добавил он, заворожённый таким зрелищем, услышав в ответ лишь грузинскую речь. – Не понял? – переспросил он.
- Говорю, не вернуться они, генацвали – перевёл себя Мишико, наблюдая за заревом тоже. – Сердцем чую, уже не вернутся…
***
Их сильно тряхануло пару раз.
- Турбулентность! – крикнул пилот из своей кабины – Погода, ети её мать! – выругался он.
Погода сегодня и вправду подкачала. Холодный дождь с примесью снега, ветер, сбивающий с ног, были здесь обычным явлением в это зимнее время года.
Митька открыл глаза
От гула мотора закладывало уши. Напротив мирно посапывал Денисыч. Рядом, держась за поручень, сидел, возвышаясь над ним, Дубина. Мишико, мурлыча свою песню гор, изредка поглядывал в тёмный иллюминатор. Новенький, Лёнька Плотников, теребил свои вязанные перчатки.
В последнее время Митька не находил себе места, постоянно думая о погибшем друге. Это была его первая невосполнимая утрата, не дававшая покоя ни ночью, ни днём.
«Вот так, Степан, не дождалась тебя твоя печь…» - вздыхал он горько.
- Эх, махорочки бы сейчас…- сказал, сидевший рядом Берёза.
- Я б и от выпить не отказался - вторил Серёге Митяй.
Самолёт подлетал к запланированной точке. Его ещё раз хорошенько тряхнуло.
- На месте! Ступайте, благословясь! – вновь услышали все голос пилота.
Митрий, проверив карабин крепления и рукавицы в карманах, приготовился к затяжному прыжку.
Держась за поручень, Денисыч с трудом, но всё же открыл обледенелую дверь.
- Первый пошёл, второй пошёл, третий пошёл… - последнее, что услышал Митька.
Он снова ухнулся в чёрную бездну. Страх и восторг вновь посетили его. Это захватывающее чувство падения, когда всё кувырком, когда ветер в лицо!
«Один, два, три….» - словно биение своего сердца, считал парень.
Но что-то идёт не так. Нет не с ним. С тем, кто сверху. Митяй заметил это боковым зрением. «Кто там? Это ж Сашка! Он прыгнул из самолёта четвёртым, а теперь отчего то, размахивая руками и ногами, падал камнем вниз. Кажется, у него не раскрылся парашют! Что делать? Что? Ведь я должен что-то сделать?!» - судорожно соображал Митька.
- Десять!
Он дёрнул кольцо. В доли секунд его подбросило наверх, и, изловчившись Митяй успел ухватить друга за комбинезон. Дубина как утопающий за соломинку, вцепился обеими руками в ноги спасителя и повис на них стокилограммовой гирей.
Раскачиваясь из стороны в сторону, огромный купол поднял их вдвоём.
Митька рванул Сашку за одежду.
- Держись, Сань, держись! – изо всех сил пытался подтянуть он товарища выше, так, что жилы стали лопаться на руках его.
Но всё было напрасно. Дубина продолжал сползать вниз и готов был уже сорваться окончательно.
«Как, как мне ему помочь?! О, чёрт, он такой тяжёлый!» - взмолился Митяй.
Тут, Сашка посмотрел на него, будто прощаясь.
- Не смей! – сказал ему Митька – Потерпи ещё чуток, я сейчас…
Он на мгновение оставил Дубину и, быстро расстегнув свой ремень, который носил поверх комбинезона, опустил конец его другу.
- Хватайся!
И Дубина, в последний миг перед падением, всё же успел вцепиться в кожаную портупею.
Теперь всё зависело только от Митьки. Удержит он ремень, друг останется жив, отпустит, Сашка погибнет.
Орать, им было не положено, они на вражеской территории. Слёзы градом катились из глаз Митяя. Ему показалось, что прошла целая вечность. Ещё немного и его усилия окажутся тщетны…
Но нет. Вот оно. Сорок, двадцать, десять, пять метров. Теперь только Митька разжал свои руки. Дубина рухнул на землю. Митя тоже упал, но его тянул парашют. Надо было держать стропы, а одеревеневшие пальцы не слушались…..
Со всех сторон к ним бежали товарищи. Серёга осматривал Сашку. Денисыч рванул к Митяю.
- Ну, силён, казачок, силён! Такого богатыря удержать! Молодец парень….
Митька обессиленный лежал на земле и выл. Знал он, сколько ребят погибало не в бою, не на задании, а вот так, во время прыжка…. Костьми в землю входили, спины ломали… Знал , но не был готов.
- Ничего, Дмитрий, ничего. Вставай. Пошли. Нам ещё за друга твоего, за Стёпку, отомстить нужно…
***
Солнце, целый день лишь изредка выглядывавшее из-за туч, наконец-то полностью показалось, окрасив горизонт красным. Где-то в зарослях дубняка тревожно заукала глазастая. Далёкие раскаты орудий не умолкали уже несколько часов к ряду.
Он удобно расположился верхом на турнике на опушке леса и стал перечитывать своё творение.
«Здравствуй дорогая мама. Пишет тебе с фронта твой сын Митрий. Как ты живёшь? Здорова ли? Я служу хорошо. Наши войска продвигаются вглубь Европы и уже заняли Молдавию, разбили румын, теперь в Венгрии. Вчера мы с товарищами вернулись с задания. Взяли языка и добыли ценные для нашей армии сведения. Не переживай за меня, я не ранен и не болен. Как там мои дорогие сёстры? Передавай им огромный привет. Передавай так же привет всем родным и знакомым, каких знаю. Кланяюсь. Целую. Твой Митя».
Сегодня у Митрия был День рождения. Так совпало, что он родился в день, когда все советские люди праздновали очередную годовщину октябрьской революции.По этому поводу вечером в роте намечалось небольшое застолье, а сейчас он решил отписать домой.
Митька свернул маленький треугольничек – всего несколько слов, но как же он нужен тем, кто его любит и помнит. Ныло сердце от воспоминаний о детстве, о мирной жизни. Он представлял, как всем селом они будут перечитывать это письмо, и как мамочка будет плакать.
- Ну что, Мить? Говорят ты у нас именинник? – окликнул его Денисыч.- Дай угадаю…. двадцать?
- Нееет, Семён Петрович, девятнадцать.
- Нууу… Да ты большой совсем. Мужик!
Митька покраснел.
- Всё, пойдём. Ребята уже заждались наверное.
Застолье было скромным – чёрный хлеб, консервы и спирт. Первым железную кружку поднял лейтенант Гребенюк.
- Сегодня, товарищи бойцы, мы имеем с вами двойной праздник - сообщил он официально, поправляя свою гимнастёрку – Во-первых, двадцать седьмая годовщина октябрьской революции….
- Урааа!- разнеслось вдоль стола.
- Во- вторых, в наших рядах именинник. Поздравляю, Дмитрий. Пусть Родина гордится тобой.
Все стали хлопать и обнимать Митьку так, что он совсем засмущался.
- Ну это ещё не всё – сказал командир. - Вот тебе от нас скромные подарки….
Ребята начали протягивать кто фляжку, кто мыла кусок, кто варежки, кто новые портянки….
- Поздравляем, Мить, поздравляем….
Митяю было ужасно приятно осознавать, что товарищи его так любят и ценят. И от этого ему сделалось неудобно.
- Ну что вы, ребята, не надо….
- Бери, бери, джигит, - сказал Мишико – на войне всё пригодится!
-Спасибо.
- Ну а теперь, выпьем, за праздник и за нашего Митьку! – предложил лейтенант.
И все стали чокаться кружками с виновником торжества:
- За тебя, дорогой. Будь здоров!
После закуси слово взял уже Сашка:
- У меня встречный тост, братцы! - произнёс он серьёзно – Давайте выпьем за победу. За то, чтобы каждый из нас, не смотря ни на что, выжил на этой проклятой войне и вернулся домой к своим родным, ну или к тем, кто остался. И чтобы мы разбили эту фашистскую гадину. Должна же быть высшая справедливость на свете?
Все замолчали. О чём дума каждый из них?
Денисыч, наверное, вспоминал двух своих сыновей, погибших на фронте. Лёнька – мать и сестрёнку , умерших от голода в Ленинграде. Микола всю свою семью, расстрелянную фашистами в Бабьем Яру. Детдомовец Сашка – брата, повешенного немцами за связь с партизанами. Мишико – отца, погибшего под Сталинградом. Ёсик – отца и мать, угнанных в Германию.
О чём думал каждый из них?
- Ээээх! – развернул меха гармошки «Берёза».
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поёт мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза…
Митьке было хорошо и покойно сейчас. От выпитого спирта кружилась голова, и ноги чуть-чуть онемели. Он, облокотившись на руку, с удовольствием слушал поющих товарищей и был счастлив от того, что встретил их в своей жизни, таких разных, но таких близких его сердцу.
- Иди, отдохни, Мить – предложил ему сидевший рядом Денисыч.
- Да, да – ответил Митька и, покачиваясь, не спеша побрёл спать.
Свидетельство о публикации №216092100730