Ада

               


 
               
               

         Мы очень любили друг друга. Наслаждались каждой минутой, проведенной вместе, поскольку,  через некоторое  время после  знакомства  поняли, что самое ценное, что осталось  нам, было  ...оно.  Время. Будучи  уже далеко не молодыми, с разницей  в возрасте в  двадцать лет, мы потеряли голову от любви. Кто ж знал, что  однажды, она посетит нас, обезоружив друг перед другом настолько,  насколько  возможно ощутить подобное диффузное растворение его во мне и меня в нем. Такое возможно,  наверное, в ранней юности.  Ювенальные психологи называют данное явление всплеска половой гормональной активности подростковой гиперсексуальностью.  Да, судя по  поведению, мы были, словно,  окончательно отбившиеся от родительских рук, старшеклассники.  Ох,  уж   этот  омут безудержной страсти…
               До знакомства,  мы были каждый, по - своему, одиноки. По жуткому совпадению, его, после длительной  семейной жизни, дома с полной чашей, сына  и даже   внуков, оставила жена. Она,  как говорил  он,  не должна была  этого делать, но  ушла, покинув его навсегда. Ушла  туда, откуда не возвращаются уже никогда. Она умерла.  Он  скорбил, обвиняя  и ее,   и себя,  в  том, что, по его   мнению,  с ними    этого  не должно было произойти. Ранняя  смерть, ранний уход близкого.  Любящие супруги   рассчитывают дожить до глубокой старости и  умереть  в один день, но  такое бывает очень редко.  И вообще, мне видится, что  такое еще надо заслужить. Остаться на старости лет без жены или мужа, так и не встретив  нового утешения – это  всегда  больно, это всегда муки  одиночества, посланные  свыше.  Мне видится в этом  божественное наставление о том, что при жизни, ты  оказался  слабым  в отношении оценки окружающих тебя,  и не оценил по достоинству ушедшего от тебя, любящего тебя, отдававшего  всего себя, для тебя.  Я видела, что любимый мой иногда  вглядывается  в моё лицо, словно ищет знакомые черты, черты очень дорогого, безвременно ушедшего  человека. Посмотрела его семейный фотоальбом, поняла, что мы очень похожи с ней... с его супругой. В моём лице он всё ещё искал её.
                Как это больно. 
                От меня  ушел муж. К другой. Словно умер, потому что предал. Моё сердце давно было свободно.
               
               
                Мы жили в  разных городах,  встречаясь от случая  к случаю,  используя для этого  любую возможность. Он жил  в  пригороде  Петербурга.  Я,  в  маленьком подмосковном Пушкине. Мы  страстно ждали очередной встречи,  почти ежедневно, как подростки, забавляясь современными  возможностями связи  и интернета.
                Как только поняли, что  очень любим, больше  всего  желали ребенка.
                И  это произошло.
                Я была беременна.   
                Очередная встреча была назначена моим любимым в красивой Астории.      
                Петербург был  необычайно прекрасен  в своем  осеннем  спокойствии, ярко красно-желтых красках деревьев   и  великолепии  архитектуры.  Я  шла по Невскому с   мыслью  о  предстоящей   встрече с любимым.
                В мыслях  вертелось мое любимое,  с некоторых пор,  стихотворение.
Назначьте  мне свидание на Мойке,
Близ дома  Пушкина, у  сказочных мостов.
Набросьте шелк на кованую койку
В том на   прекраснейшем  из тайных островов.
Мы никому не скажем, что мы были,
И никому не скажем, что  прочли.
Хоть чуточку, но, мы с тобою жили,
Лишь тем , что взглядами  встречались часто  мы.
Ты лорд в тот день, или граф, или  мой мастер,
Во фраке, с догом,  или на коне.
Иду по Невскому, отель  с названьем "Астор..."      (т.е. Астория)
Стихи под  свечи ты читаешь мне.
И я  в плену,   закованная наспех,
Ты можешь  все, сейчас  пришел твой век.
Так окунись же  с  головою в  счастье,
Налью, ты выпей тот бокал утех.
Я в Питере !  О,  мой великий город!
Пьянею воздухом под чарами  Невы.
Летят мечты мои, а я  гляжу с укором,
Что пальцы, жаль, мне  греете не Вы…

              Раздался  звонок,  звонил  он.  Прижав  телефон к щеке, несмотря на то, что находилась  далеко  от него,  ощутила  необычайное   тепло от его голоса,  словно была под  властью  его  любящих  рук  и поцелуев.  "Ты  приехала?!  Все    в порядке? Я  так  волновался? Ты больше  никогда не будешь  летать этими  дурацкими  самолетами, весь полет я был,  как  на иголках. Что  только не передумал,  и телефон  вне зоны  доступа, и аэропорт  толком не мог  сказать   точные сведения  о  полете. Все! Я чуть окончательно не  поседел пока ты летела." Я  хохотала в  ответ, ощущая себя от его гиперопеки  самоуверенной   старшеклассницей. Он  прекрасно   знал, что самолеты - это  мой любимый вид  транспорта, мое  удовольствие, mon plaizir, мое маленькое  приключение. Сам же предпочитал наземные виды транспорта.  Ничего, думала я, если он любит меня,  значит,  полюбит все мои  слабости.   
        Желание сказать ему новость было сильнее меня, и,  чтобы его успокоить, не замечая проходящих по  Невскому прохожих,  я радостно  закричала: " Я ...хочу сказать тебе, что у нас будет  ребенок ... ты слышишь, наш ребенок, твой и мой..."  Он выдержал  шоковую  паузу, во время  которой, казалось, что от Невского проспекта  до  моего возлюбленного  был построен невидимый мост счастья, от которого   этот красивый  город стал еще  прекраснее.
           "Это невероятно! ...милая...это прекрасно! Это невероятно!  Как ты сказала? Ребенок?! Что за чудеса?! Я тебя люблю, моя дорогая, моя милая девочка!  Срочно,  бери  такси, и приезжай ко мне. Я сейчас   еще  в  академии, в лаборатории, рядом с Петергофом. Не будем ждать вечера,  я очень  хочу увидеть тебя,  сейчас же, о, господи, как же  я люблю тебя...О, господи!"
                Я   бежала до  припаркованной  машины такси  словно   на крыльях.  "Вы свободны ?  До Петродворца пожалуйста! Таксист,  немолодой мужчина с располагающей к себе внешностью, одобрительно кивнул мне в ответ.  Я  запрыгнула  на  заднее сиденье  авто и  мы  тронулись.
                Невский,  мосты, каналы проносились  за окнами    автомобиля, предвосхищая в   моей  жизни нечто  возвышенное и красивое. Архитектура Петербурга Петра превращалась в Петербург Достоевского, затем становилась Ленинградом,  и снова, дворцы, дворцы, дворцы.
                Всеми мыслями я была с тобой, думая, думая, думая  о  тебе,  о нас,  о  будущей  жизни.  Когда  мы  выехали  из Петербурга, дабы скоротать  время  до Петродворца, я внимательно  начала изучать интерьер автомобиля и особенности манеры вождения его водителя. Салон автомобиля был очень ухожен, мне  повезло поймать такси бизнес- класса. Стойкий запах новой кожаной  обивки   салона  смешался   с  изысканным парфюмом  водителя. Особенно  чувствовалось это в первые минуты. Залетев   в    машину   со  свежего   городского  воздуха, я  оказалась совершенно в  иной   среде. Говорят,  у беременных женщин обостряется чувство обоняния, и это подтверждалось  в   моем  случае.   
                В салоне приглушенно играла  музыка. Приятный джаз, который, словно  специально,  подыгрывая   мне, старался  создать еще  более  романтичное настроение. 
                Вдруг, я увидела, что на бархатном коврике, на полу авто, возле сидений, лежит кем-то забытая пачка очень дорогих сигарет. Обожаю запах  табака, поэтому, подняла ее, открыла, поднесла ее ближе к  носу, вдохнула  полной  грудью... Запах был прекрасен, он никогда не может надоесть, он мне нравился  с детства.  В очень  глубоком, терпком древесном букете жили  ассоциации мужественности и надежности, тепла и уюта, тайны и восхищения. Вкупе со следами  шлейфа моих  духов, оставшихся на кончиках пальцев, смешиваясь, табачный аромат  заставил  вспомнить  самые  теплые встречи, проведенные  с   моим  мужчиной.  Шикарный аромат.  Именно так пахла наша любовь.
                Повертев  найденное  в  руках, изучая оформление сигаретной коробочки, я увидела на фоне очень респектабельного, с мировой известностью, наименования сигарет   отвратительную ... ужасную  фотографию, напоминающую иллюстрации учебника  для  студентов  медицинских  вузов  по предмету  патологической анатомии. Я  обомлела, на  фото был изображен уродливый, окровавленный, очень маленький, только что изъятый из утробы, мертворожденный плод, буквально кусок мяса и, судьбоносная надпись:   "Патология беременности".
           Что за гнусное совпадение.  Увиденное потрясло меня  настолько, что, я, вспомнив нашу красивую  историю любви, и представив каким страшным может быть ее конец, начала тревожиться и думать об этом, о самом  плохом, о   неизбежности  судьбы. И снова знак, подумала я. Неужели   у нас нет будущего.
       Мой друг-психоаналитик,  затем, будет анализировать мое  состояние, успокаивая и объясняя мне, что я, радуясь беременности  слишком  эмоционально, неосознанно вошла в состояние отсутствия  готовности   конгруэнтно воспринять эту радость.   А затем, на этом  фоне перегрузки психики, ощутила  очень сильный ситуационный стресс   от увиденного, испытав  нечто подобное шоку.  И это было опасное состояние. "Вы ещё сносно отделались, что касается нервной системы и психики,  а ведь могли получить настоящий инсульт, со всеми вытекающими последствиями. А это, иногда, означает и самое непоправимое"- в один из психосеансов заключил он.
       И действительно, так и было. Музыка стала невыносимо приторной, я ощутила  нехватку свежего воздуха,  буквально удушье. Снова взглянула на пачку сигарет. Навернулись слёзы, ощущение комка  в горле, тяжести  внизу живота. Парфюм и медлительность шофера начали раздражать, казалось поездка несколько затянулась, хотелось бежать из этой адской машины, которая, поневоле,  за считанные секунды, подвергла мое  сознание беременной  женщины  в  опасный психологический ступор. Такого не было никогда.   
          Только что, буквально только что,  мы испытывали  радость от нашего счастья. Неужели  судьба снова желает выставить  мне счет.
           «За что?» - кричало всё во мне.
             Вероятно сейчас,  мы оба были настолько уязвимы перед  обстоятельствами,   что пережившие  смерть и предательство близких, в каждом  знаке судьбы начали видеть злую неизбежность. Он искал ее в задержках моего самолета, я - в  страшных  фотографиях на пачках  сигарет. Он боялся потерять меня, свою дорогую любимую девочку,  я боялась потерять последнюю надежду на женское счастье. И его.
            Наконец я приехала.  Он стоял у огромного арочного окна лабораторного корпуса. Увидев меня, побежал на встречу, помолодевший лет на двадцать, одухотворенный любовью мужчина.
            Я бросилась в его объятия, лицо заливали слезы, а он ... он долго вглядывался в него,   и никак  не мог  понять  почему  я   плачу.
           В  этот  вечер слезы были единственным   действенным средством, успокаивающим душу  и сердце. Потом, мы вдвоём долго молча сидели в черном кожаном кресле его профессорского кабинета. Он, то и дело,  гладил своей  огромной ладонью мою  поникшую на его плечо голову   ... целуя, целуя, целуя меня.  Никто  и никогда,  за всю мою жизнь,  не  целовал  меня  столько, сколько  целовал  меня он. "Солнышко мое, мое милое, любимое солнышко, если бы ты знала, как сильно я люблю тебя!" - повторял, повторял и повторял он.
               На  следующее   утро  я  оказалась   в   приемном покое дежурной гинекологии    с   признаками  угрозы  прерывания  беременности.  Я   с  трудом    справлялась  с  ситуацией. Перед глазами все еще, словно яркая красная  тряпка, стояло фото маленького  окровавленного  мертвого тельца с пачки дорогих и респектабельных сигарет.
            Все последующие месяцы  я   провела    в  больнице, сохраняя наше  чудо, которое   родилось  будущим летом. 
            Девочку  назвали   Адой.