Царица ирина историческая новелла

 
ЦАРИЦА   ИРИНА
(историческая новелла из сборника "На все Твоя воля").


 Ирина Федоровна Годунова и ее брат Борис родились в семье незнатного костромского дворянина боярина Федора Ивановича Кривого Годунова. Возможно, что их имена так бы и остались безвестными миру, если бы не природная смекалка и расторопность их родного дяди Дмитрия Годунова, поступившего на службу в опричное войско царя Ивана Грозного.
Получив звание опричника, Дмитрий Иванович Годунов очень скоро сделал головокружительную карьеру, заняв пост главы Постельного приказа. Изо дня в день, каждый вечер обходил он внутренние дворцовые караулы и, убедившись, что все в порядке, располагался на ночь в одних покоях с Иваном Грозным. Надо ли говорить о том, что такие тесные личные контакты с царем, превратили его из ничего не значащей фигуры в видную и влиятельную величину при дворе.
Но пока Дмитрий Иванович, постигая сложную науку придворной жизни, поднимался в Москве из грязи в князи, его брат Федор Иванович, а потом и его жена Степанида Ивановна тихо и незаметно покинули этот мир, оставив сиротами своих детей – дочь Ирину и сына Бориса.  Приютив племянников в своей семье, Дмитрий Годунов воспитывал их как своих собственных детей.
Так, оказавшись в Москве на царском Дворе, Ирина и Борис познакомились и подружились с царевичем Федором. Детские игры, общие воспитатели и учителя, один и тот же круг близких людей, жизнь двора и царства, протекаемая у них на глазах, еще в большей степени способствовали их сближению и упрочению дружбы.
И когда в 1580 году царь надумал женить своего двадцатитрехлетнего среднего сына Федора, то долго ломать голову над тем, из какой семьи брать невесту, ему не пришлось. Тихая, покладистая, сердобольная Ирина, к которой Федор давно и искренне привязался, была объявлена сначала избранницей царевича, а потом и его законной супругой. Понятно, что, наблюдая Федора с раннего детства, она не понаслышке знала о его тяжелом физическом недуге, который носил форму душевного расстройства.
Но, разве вправе была она распоряжаться своей судьбой?
Высокая честь, оказанная семье Годуновых, обернулась для Ирины тяжелой, а порой и непосильной ношей. Зато, дела ее дяди и брата быстро пошли в гору.  По случаю свадьбы сестры Борис Годунов, будучи от роду всего двадцати восьми лет, был принят царем на службу и получил чин боярина.
Давний друг царя Федора, а ныне и его шурин, Борис запросто появлялся в Кремле, принимая активное участие в заботах и радостях молодой семьи.
Однако столь быстрое возвышение захудалых дворян Годуновых, насторожив старую московскую родовую знать, превратило ее в их злейших и непримиримых врагов. За Годуновыми навсегда закрепилась слава выскочек и царских опричников. Но, немало не смущаясь зловредных о себе слухов, Дмитрий Годунов, уже в следующем 1581 году, женил своего племянника Бориса на дочери Григория Лукьяновича Скуратова – царского любимца и палача. Родство со Скуратовым, прозванным в народе за малый рост Малютой, сослужило Годуновым плохую службу. От них отвернулась не только земская знать, которая жестоко пострадала от опричников Скуратова, но и основная масса простого столичного люда.
Но, пока Иван Грозный находился в здравии и на престоле, предприимчивые Годуновы, чувствуя себя в полной безопасности, охотно потворствовали любым, даже самым низменным интересам своего хозяина. Однако праздник жизни Бориса и Дмитрия Годуновых продолжался недолго.
В ноябре 1581 года старший сын Ивана Грозного – Иван, еще при жизни объявленный наследником, скоропостижно скончался. Молодой, здоровый, полный жизненных сил и щедро одаренный природой всеми пороками своего отца, царевич внушал и своему родителю, и всему царству надежды на долгое царствование.
По крайней мере, два года назад, в 1579 году, Грозный, связывая будущее государства с Иваном, излагал в своем завещании следующее: «Благословляю сына моего Ивана царством Русским, шапкою Мономаха и всем чином царским». А в духовной грамоте, обнаруживая теплые родительские чувства, наставлял наследника, как ему следует обращаться с братом Федором: «… и ты бы его берег, и любил, и жаловал, как себя. А хотя буде в чем пред тобою и в каком проступке виноват, то б ты его, хоть и наказал, а до конца б его не разорял».
Нашлись в его духовной грамоте и особенные слова, обращенные лично к Федору: «Будет благоволить Бог Ивану на государстве быти, а тебе на уделе, и ты б государства его под ним не подыскивал, и на его лихо не ссылался б ни с кем…».
Вот такая маленькая, почти незаметная приписочка – «ни с кем». Знал, понимал, чувствовал старый и опытный правитель, что престол – это всегда соблазн, и охотников на него много!

                ***
Смерть Ивана Молодого, не только нанесла Ивану Грозному тяжелую душевную травму, но и спутала жизненные планы всех остальных обитателей Кремля. Потеряв единственного достойного наследника, Грозный, понимая, что Федор не способен его заменить, более всего желал заполучить от него и его жены Ирины наследника.  Наследника, которого он так и не дождался от старшего сына.
 А, впрочем, почему не дождался? Он его сам и погубил, убил своими собственными руками, когда тот еще находился в утробе матери. Сильно осерчал тогда Грозный на свою сноху Елену Шереметеву, не понравилось ему, что она беременная среди бела дня на своей бабьей половине в исподнем ходит.  Ну, стукнул несколько раз, пнул, а она возьми, да, и скинь первенца.  Выкидыш оказался мальчиком!
Вот теперь и понуждал царь Федора да Ирину, чтобы не мешкали, а детей рожали, да не девок, что от них толку, а наследников!
Но время шло, а брак молодых оставался бездетным. И что тому было виной, никто не понимал! Формально Ирина не была бесплодной, но, фактически, все ее беременности заканчивались неудачно, младенцы появлялись на свет мертворожденными.
И только в наше время, в 2001 году, большая группа исследователей, вскрыв захоронение Ирины Годуновой, изучила в лабораторных условиях ее останки. Состояние скелета царицы – одного из важнейших объектов исследования – оказалось вполне пригодным для изучения. Выводы антрополога Д. Пижемского (НИИ и Музей антропологии МГУ) и гистолога В. Сычева (Бюро судебно-медицинской экспертизы Москвы) говорили о том, что царица Ирина страдала каким-то наследственным заболеванием, которое привело к значительной патологии костных тканей. Болезненные изменения в области таза повлияли на ее способность вынашивать детей и, как следствие, все ее беременности заканчивались трагично. Существенными были изменения и в опорно-двигательном аппарате царицы и потому, этой еще далеко не старой женщине, было трудно ходить.
Восстановление по черепу московским экспертом-криминалистом внешнего облика Ирины Годуновой позволило увидеть и ее женскую красоту – большие глаза и правильные тонкие черты лица. Однако, красота Ирины, делу не помогала.
Обвиняя Ирину в том, что она неспособна произвести на свет здоровое потомство, царь потерял к ней всякое снисхождение. Чувствуя, что его время стремительно истекает, Грозный, поддерживаемый боярами Шуйскими и митрополитом Московским Дионисием, потребовал от Федора развода с женой. Вопрос о престолонаследнике вошел в число самых важных и неотложных государственных задач.  Все понимали: и царь, и правительство, и духовенство, что со смертью царя государство переходит в слабые руки неспособного к управлению Федора, а в случае и его кончины остается и вовсе неустроенным.
 Однако, быть может, впервые за всю свою никчемную жизнь, Федор, хоть и испытывал перед побоями отца панический страх, но проявил невиданную до сей поры твердость и непослушание. Он искренне, что крайне редко встречается в царских семьях, любил свою жену, был глубоко к ней привязан и решительно восстал против грубых попыток отца разрушить его семейное счастье.
Отношения между царем и его сыном Федором непоправимо испортились. Но разве мог слабый и тщедушный царевич противостоять напору   грозного и жестокого родителя? Нисколько не сомневаясь в том, что развод царя Федора с Ириной — это всего лишь вопрос времени, противники Годуновых, ожидая их скорого падения, злорадствовали. Обстановка во дворце установилась гнетущая…
Разрядилась она сама собой в марте 1584 года вместе с неожиданной кончиной Ивана Грозного.

                ***
Смерть государя случилась так скоро, что заставила многих усомниться в ее естественных причинах. Нашлись и такие, кто, с большим недоверием поглядывая на Годунова, видели в нем того самого единственного злодея, который только и мог погубить царя. И в самом деле, Борису Годунову было, что терять! Вся его видимая и невидимая власть при дворе держалась исключительно на авторитете сестры. Она была его входным билетом не просто во дворец, а в близкий круг царевича Федора.
Развод сестры означал бы для Бориса полное крушение всех его надежд, планов, а, самое главное, возможности добиться при дворе того положения и влияния, которых он заслуживал.
 Но, как бы там ни было, а смерть царя ни одной из наболевших в отечестве проблем не решила, а скорее, напротив, обострила их еще больше. Первой подняла голову земщина. Вражда и рознь, которую Грозный посеял между земской властью и дворовой, и которую он подавлял силой своего авторитета, выплеснулась наружу и захлестнула Москву массовыми мятежами земских дворян, ополчившихся против засилья бывших опричников.  Противоречия между боярами обострились настолько, что земские отказывались служить под началом дворовых. Управление государством полностью расстроилось.
Не имея ни сил, ни здоровья, ни влияния на бояр, Федор от отчаяния и страха за свою жизнь едва не отдал Богу душу.
Не просто приходилось при дворе и Годунову, против которого ополчились все: и посадский люд, и великие бояре. Его положение было настолько шатким и непрочным, что в поисках выхода из тупика он тайно вступил в переговоры с австрийским двором.  Предложение, исходящее от царского шурина одному из братьев австрийского императора, как бы это ни выглядело странно, сводилось к сватовству, но не дочери, а своей родной сестры Ирины. Предполагая, что Федор не жилец, Годунов, через своего посла Луку Новосельцева, предложил австрийскому принцу жениться на Ирине и короноваться на Московское царство.
Переговоры между Москвой и Австрией проходили на нейтральной территории в польском городе Праге. Но «нет ничего сокровенного, что не открылось бы и тайного, что не было бы узнано». В апреле 1586 года польское правительство Стефана Батория, получив от своего агента в Москве секретную информацию, сделало в Боярскую думу запрос: «А правда ли, что бояре посылали человека к австрийскому цесареву брату?» Вопрос, заданный в такой невинной, на первый взгляд, формулировке, имел под собой глубокую подоплеку. Началось расследование. И очень скоро бояре установили, кто он тот неизвестный, от лица которого чинилась государственная измена. Не удалось Годунову скрыть и основное содержание его тайной переписки с австрийским домом.
Одним словом, дело, получив широкую огласку и доставив Годунову немало неприятностей, поставило его в двусмысленное положение. Поступок шурина оскорбил и царя Федора, причем, настолько, что их взаимоотношения надолго испортились, и Годунову даже пришлось отведать царского посоха. Не осталась в стороне от поднятой боярами шумихи и царица Ирина. Как бы ни был царь Федор наивен и доверчив, а понимал, что без ее согласия шурин, едва ли, решился предлагать ее в жены австрийскому принцу.
О том, насколько дела Бориса Годунова при дворе в первый год правления Федора были плохи, можно лучше понять, если повнимательнее присмотреться ко всем тем рискованным и решительным маневрам, к которым он прибегал на случай полного крушения своей власти.
Неудачные переговоры с австрийским двором не отбили у Годунова охоты поискать помощи в другом направлении, и в сентябре 1585 года он обращается через купца английской торговой компании Джерома Горсея к английской королеве Елизавете с просьбой предоставить ему убежище. Ожидая смуты и подготавливая свое бегство из России в Англию, он даже тайно перевез все свои сокровища в Соловецкий монастырь, чтобы потом оттуда, прихватив их с собой, благополучно доставить в Лондон. Вот откуда выросли ноги современных российских олигархов. Впрочем, подобных параллелей прошлого с настоящим на страницах истории можно найти немало.
Однако, помимо просьбы о предоставлении защиты и покровительства, Горсей имел к Елизавете и приватное поручение от Годунова, которое должен был передать ей с глазу на глаз. Англичанин выполнил просьбу Бориса. Поручение, и в самом деле, носило приватный характер. Сообщая Елизавете о том, что царица Ирина находится на пятом месяце беременности, Годунов просил ее величество подыскать в Англии для сестры искусного врача и опытную повивальную бабку.
Но и на этот раз Годунову не удалось сохранить свои контакты в полной секретности. Через какое-то время о них проведали бояре, а потом, не без их помощи, и царь Федор.

                ***
Весной 1586, с открытием навигационного сезона, в Россию, как Годунов и заказывал, прибыли королевский медик Роберт Якоби и повивальная бабка. Царству нужен был наследник, царице Ирине - сын, а Годунову – племянник! Рождение здорового мальчика не только поддержало бы угасающую династию Рюриковичей, но и упрочило положение Годуновых при дворе. Но именно усиления власти Бориса Годунова бояре более всего и не хотели, а потому и чинили ему всякие гадости и подлости.
И, кто знает, сложись расстановка сил в дворцовых кругах на тот момент как-то иначе, и тогда, быть может, приезд   иностранного лекаря для царицы Ирины был бы боярами воспринят правильно с государственным подходом тем более, что практика привлечения заморских докторов была московитам не в новинку.  Но отношения Годунова с боярами были безнадежно испорчены, а сама царица – потаковщица брата, после истории со сватовством, да еще и при живом муже, должным доверием у бояр тоже не пользовалась. Вот и ополчились они против Годуновых, воспрепятствовав приезду английского медика и его ассистентки в Москву к царице. Хотя, казалось, чего в том было особенного, ведь был же у царя свой доктор и тоже не русских кровей.
К слову сказать, царь Федор – человек хронически больной относился к иноземным докторам с большим уважением. И не было на Москве человека, который бы ни знал, что при нем неотлучно находится врач Павел Миланский. Английский посол Флетчер, который бывал в России и имел возможность наблюдать Федора, так описывал тридцатилетнего царя королеве: «царь выглядит малорослым и болезненным недоростком, расположенным к водянке, с неровной, старческой походкой от преждевременной слабости в ногах».
Но англичане прибыли в Россию в то, крайне неурочное время, когда Годуновы, спасаясь от ополчившихся против них москвичей, были, без всякого преувеличения, на краю гибели и находились в Кремле на осадном положении. Просидев в Вологде около года, доктор Якоби и его помощница покинули Россию, так и не увидев Москвы, а Ирина, как и во все свои предыдущие беременности, разродилась мертвым младенцем.
Но враги Годунова только того и ждали!
Получив еще одно убедительное доказательство того, что царица ущербна и неспособна к чадородию, бояре Шуйские в тесном контакте с митрополитом Дионисием, вернулись к вопросу о разводе царя Федора с царицей Ириной.  Выступая от имени «всея земли русской», митрополит и большие бояре потребовали от Федора, чтобы тот, ради долголетия державы, отпустил царицу Ирину в иноческий чин и вступил во второй брак с сестрой боярина Федора Мстиславского.
Но, обращаясь к царю с повторной просьбой о разводе, бояре были уверены, что на этот раз у них все получится и уговорить Федора развестись с женой не составит особого труда.  Ведь ни для кого не было секретом, что дружба царя Федора с шурином расстроилась, а в отношениях с Ириной с некоторых пор тоже не все складывалось гладко. Не мог царь забыть о том, что и она была причастна к тайным переговорам, которые вел ее брат сначала с австрийцами, а потом и с англичанами за его спиной. Как следует из некоторых документальных источников тех лет, вопрос о разводе царя Федора с Ириной на первых порах складывался настолько успешно, что бояре, считая проблему почти решенной, подготовили для проведения бракоразводной процедуры все необходимые бумаги.  Оставалось только получить от царя последнее и окончательное слово.
Но именно этого слова боярской оппозиции и не хватило! Не способен был царь ни на что решиться! И все это время, пока бояре его обхаживали, а он думал, что им ответить «да» или «нет», Годуновы зря времени не теряли.
Принимая во внимание, что Федор - человек набожный и боголюбивый, Годуновы уговорили гостившего в то время в Москве Антиохийского патриарха Иоакима повлиять на царя. К слову сказать, восточные патриархи любили богатую и щедрую на милостыню Москву и навещали ее часто, всякий раз, как только их денежная наличность приходила в полный упадок. Вознаградив Иоакима по-царски, Годунов дипломатично намекнул старцу, что и у него есть до святейшего одно важное и щекотливое дело. Посвятив патриарха в подробности частной жизни царя и царицы, Борис изложил ему и существо своей просьбы. Иоаким был рад услужить своему щедрому благодетелю тем более, что многого от него и не требовалось. Всего-то и надо было вразумить неразумное чадо - царя Федора в том, что оставлять свою жену в несчастии значит, идти против законов церковных и человеческих одновременно.
Что и говорить? Патриарх справился со своей задачей блестяще!
Внушая Федору, что развод – дело самого низкого качества, он уговорил его помириться с женой и не держать на нее обиды. Как христианин, Федор внял советам своего пастора. Да, и сделал он это с большим удовольствием. Не способный к ответственным решениям, не умеющий дать отпор докучливым боярам, лишенный поддержки Годунова, он, как воск в умелых руках, легко подвергался обработке. Помощь патриарха – человека со стороны пришлась Федору, как нельзя кстати. Примирившись со своей христианской совестью и успокоившись, Федор ответил боярам категорическим отказом.
Не мог он, не хотел, да и не должен был, как истинный христианин, совершать противный закону Божьему поступок и отягощать свою душу чувством не искупаемой вины. Следуя добронравным наставлениям Иоакима о всепрощении и о любви к ближнему, Федор, готовый уже давно и сам помириться с супругой, сменил гнев на милость и принял ее в свои распростертые объятия.  Не стал царь более сердиться и на своего шурина. Так, пожурил его немного для острастки, да и расцеловал по-христиански.
Мир в царском семействе был восстановлен!

                ***
И снова, оставаясь в тени своего царственного мужа и опираясь на сильную волю и государственный ум брата, царица Ирина Годунова стала править страной.   Внешне все выглядело пристойно, и на людях они всегда появлялись втроем: по одну руку от нее - неспособный к управлению царь Федор, а по другую – способный, но бесправный правитель Борис Годунов.
Участие патриарха Иоакима в судьбе русского царского дома, имело для бояр и духовенства серьезные последствия.  Похоронив навсегда пресловутую тему о разводе, Ирина, действую от имени мужа, не только добилась смещения митрополита Дионисия с кафедры, но и отлучения его от Церкви.  В октябре 1586 года Дионисий был лишен святительского сана и заточен в Хутынский монастырь в Новгороде.  Пост главы русской церкви занял ставленник Бориса – архиепископ Ростовской кафедры святитель Иов.
Потеряв в лице митрополита Дионисия единомышленника и последовательного борца за династические интересы, Шуйские пошли с Годуновыми на мировую.  Но наскоро слепленный союз старых недругов просуществовал недолго. События 1585 года оказались для Годунова хорошей школой. Именно в это, самое трудное для себя время, он понял, как важно для престола иметь тесные контакты с церковным клиром. Только опираясь на поддержку духовенства и используя бесценный опыт Церкви, можно влиять на сознание не только толпы, но и каждого отдельного человека.
 Державе нужна была сильная Церковь, а царице Ирине и Борису – духовный лидер, человек, который бы от лица Церкви проводил политику Царства. Так впервые у Ирины и Бориса появилась идея об учреждении в России патриаршества. Мысль сама по себе была хороша! Но для того, чтобы эта мысль обрела какой-то вес и законную силу в обществе, она должна была исходить от царя.
И Федор Иванович не подвел и очень живо на эту затею откликнулся. Слепо полагаясь во всем на жену Ирину и чувствуя за спиной горячее дыхание шурина, он объявил Боярской думе свою царскую волю –  быть на Руси патриарху! Бояре почесали бороды и согласились.
Позаботился Борис Годунов и о том, чтобы вопрос о династическом преемнике потерял прежнюю остроту и приобрел, более или менее, положительные перспективы. Давая понять обществу, что для династии не все потеряно, он уговорил Федора выписать из Польши в Москву Марию Старицкую – двоюродную племянницу Ивана Грозного.  Родственница царя, в жилах которой текла горячая кровь Рюрика, имела все основания претендовать на престол при условии, что царь так и не оставит царству наследника.
О том, что царица Ирина наравне с мужем принимала участие в важных государственных делах, истории известно из чудом сохранившихся рукописей епископа Арсения Елассонского, сопровождавшего Константинопольского патриарха Иеремию в его поездке по России.
Визит патриарха в Москву состоялся в январе 1589 года.
Годуновы, брат и сестра, занятые подготовкой учреждения на Руси патриаршества, сначала даже подумали, что Иеремия прибыл в Москву по их приглашению, но, как оказалось в последствие, цель приезда у патриарха была совсем иная, и о намерениях русского царского дома учредить у себя в державе патриаршество он и слыхом ничего не слыхивал. Иеремия так же, как и многие другие иерархи с Востока, уже протоптавшие в Москву дорожку, прибыл за подаянием.

                ***
Так уж сложилось, что судьба, жизнь и миссионерская деятельность патриархов в Стамбуле (Константинополе) всецело зависели от благосклонности и настроения султана Магомета III.  А поскольку настроение турецкого правителя менялось быстро, быстрее, чем направление ветра на побережье Средиземного моря, то восточным иерархам порой даже не удавалось заступить на свой пост, как они оказывались в ссылке или изгнании.
Не миновал султанского гнева и патриарх Иеремия, полное имя которого Иеремия II Транос, занявший патриаршую кафедру в 1572 году.  За сношения с Папою римским Иеремия был низложен в 1585 году и сослан на остров Родос. На опустевший патриарший престол турки возвели Пахомия, но и он вскоре был изгнан со вселенской кафедры и заменен Феолиптом, пронырливым и меркантильным «святошей», сумевшим заплатить султану за свой чин   приличную сумму.
Но откуда у «Божьего слуги» Феолипта появились деньги?  И оказалось, что все оттуда же - из Москвы! Как выяснилось позднее, это были те самые деньги, которые Борис Годунов выслал Константинопольскому патриарху на карманные расходы, необходимые ему для «юридического оформления документов» по учреждению в Москве патриаршества. Однако, отличаясь большой жадностью и мздоимством, Феолипт, нагло присвоив их, оставил обращение Москвы без удовлетворения.
Но деньги, как правило, имеют свойство заканчиваться. Закончились они и у патриарха! А как только с ним такое несчастье приключилось, так Магомет III тут же и сместил докучливого и жадного Феолипта, заменив его возвращенным из ссылки Иеремией.
Однако за те годы, что ссыльный патриарх провел на Родосе, его патриаршее хозяйство пришло в такое жуткое запустение, что при одном только взгляде на оскверненные и разграбленные турками храмы и святыни у Иеремии начинало щемить сердце. Но разорены были не только церкви и храмы. Разорена была и патриаршая резиденция, которая, в довершение ко всему, еще была и отнята   у православных христиан за долги Феолипта перед казной. Та же участь постигла и патриарший собор Божией Матери Всеблаженной-Паммакаристы, который был превращен мусульманами в мечеть.
Иеремия понимал, что искать защиты и помощи у султана, не имело никакого смысла.   Жалобы и мольбы нищего и оборванного грека, который, хоть и мнил себя вселенским патриархом, но всецело находился в его власти, могли только позабавить деспотичного правителя. Выбора не было!  Нужно было ехать за море в   православные епархии, просить у них милостыню и на собранные пожертвования восстанавливать разрушенное патриаршее хозяйство.  Прослышав от Антиохийского патриарха Иоакима о доброте и щедрости русского царского дома, Иеремия, первым делом, поспешил в Москву.
                ***
Можно себе представить, в каком приподнятом настроении Годунов встречал высокого иноземного гостя, и, как был разочарован, что тот и понятия не имел о патриарших планах Москвы. Столкнувшись с этим вопросом впервые, Иеремия оказался абсолютно не готов не только благословить Москву на столь важное и богоугодное дело, но и обсуждать само существо проблемы. Пришлось Годунову все начинать сначала! Однако, уже одно то, что Вселенский патриарх находился в Москве, намного упрощало его задачу!
Обласканный царским вниманием и заботой, Иеремия постепенно успокоился и сумел правильно оценить ситуацию. Понимая, что успех его миссии напрямую зависит от того, насколько он сумеет быть полезен правительству Москвы в его намерении заиметь патриарха, Иеремия вступил с Годуновым в переговоры. Но, как бы патриарх ни старался сдерживать себя, а первая его реакция на вступительное слово Годунова была крайне отрицательной. Ссылаясь на то, что он не правомочен принимать столь важное для Вселенской церкви решение в одиночку, он настаивал на коллегиальном мнении всех четырех патриархов.  И был в своем требовании прав!
Но Годунов, не надеясь на то, что Иеремия по возвращении в Стамбул продолжит патриаршую карьеру и доведет дело Русской Церкви до конца, настаивал на немедленном его завершении.
Не был уверен в том, что он все еще патриарх и сам Иеремия, отчего проявлял заметную нервозность и торопился в обратный путь. Долгое отсутствие на родине могло обернуться для него и потерей престола, и новыми испытаниями. Понимая, что без согласия на учреждение патриаршества, его из Москвы не выпустят, Иеремия стал более сговорчивым.
Впрочем, рассуждая на злобу дня, он пришел к выводу о том, что мог бы и сам возглавить новую кафедру.  «А почему, нет? – развивал он, внезапно посетившую его мысль. – Ведь, если Москве нужен святительский престол, то, значит, нужен и предстоятель!» В Москве Иеремию прельщало многое: сытая и роскошная жизнь, обилие храмов и монастырей, богатство их убранства, дорогие облачения служителей культа, пышность церковного богослужения. Все это разительно отличалось от того бедного и убогого существования, которое ему приходилось влачить у себя на родине.  Иеремия так увлекся своими размышлениями, что и не заметил, как стал мечтать о много большем, о перенесении в Москву из Константинополя Вселенского патриаршего престола. 

                ***
Годунов выслушал пожелание патриарха спокойно и не стал ему перечить.  «Да, - согласился он, - действительно, перенос православного Вселенского патриаршего престола и всех святынь с Востока в Москву был бы выгоден для России и превратил бы ее в центр православного мира, но, – продолжал он, -  для России не менее важно иметь и свой собственный престол». Однако, в глубине души, Годунов воспринял заявление Иеремии весьма критически. Перенос Вселенского престола в Москву представлял для Русской Церкви реальную угрозу, ведь не прошло бы и года, как Восточные патриархи, подмяв под себя все церковное хозяйство, захватили бы управление Русской Церковью в свои руки. 
Но Годунов мечтал не об этом!
Он потому и добивался учреждения в России патриаршего престола, чтобы вывести Русскую Церковь из-под юрисдикции вселенских священников и наделить ее правовой самостоятельностью.  Вот почему и патриарх Годунову нужен был не греческий, а свой – доморощенный!
Но, не желая ссориться с Иеремией, Годунов и Ирина повели с ним тонкую и коварную игру. Во-первых, осаждая его пыл, они заявили, что вопрос о переносе патриаршего престола требует соборного решения, а, во-вторых, откуда крещение на Москву пришло, там Вселенской патриаршей кафедре и быть. А это значило, что быть ей не в Москве, а во Владимире.
Но Иеремия, ссылаясь на то, что ему «быть во Владимире невозможно, потому что патриарх при государе всегда!», ехать во Владимир отказался, и вопрос о переносе Вселенской церкви отпал сам собой. Хотя, с другой стороны, заявление грека выглядело более, чем странно, потому, как сам он, никогда «при государе» не был, а провел всю свою жизнь «при султане», который его ни своими милостями, ни вниманием никогда не жаловал.
А между тем, отказ Константинопольского патриарха о переносе Вселенской кафедры из Константинополя во Владимир повлиял на положительное решение вопроса о патриаршем престоле на Руси. Желая поскорее вырваться из Москвы и завершить дело миром, Иеремия согласился со всеми требованиями Годунова. И, думается, он об этом не пожалел! Получив щедрые пожертвования на восстановление кафедрального храма и патриаршей резиденции в Стамбуле, Иеремия с легким сердцем благословил на Московский патриарший престол Ростовского митрополита Иову и выехал к себе на родину.
Но перед отъездом, отмечая тот значительный вклад, который Иеремия внес в развитие Русской церкви, царица Ирина приняла Константинопольского патриарха в Золотой царской палате и уверила гостя в своей искренней благодарности и преданной дружбе. После «прекрасной и складной речи», как о том упоминают летописи, царица, немного отступив, встала между мужем - царем Федором и братом Борисом. Представший перед глазами иностранцев триумвират и был той реальной политической властью, которая, на тот момент, сложилась в России.
Потряс всех присутствующих на приеме гостей и великолепный, богатый наряд царицы. Летописец, не умея сдержать свой восторг, отмечает, что если бы у него было и десять языков, то и тогда он не смог бы рассказать о всех виденных им богатствах царского убранства.  "И все это видели мы, – излагает он, - собственными глазами. Малейшей части этого великолепия достаточно было бы для украшения десяти государей". Не менее сильное впечатление произвело на иноземцев и убранство самой палаты, в которой царица устроила для них торжественный прием.
О многом говорили и подарки, переданные Борисом Годуновым обоим иерархам церкви от царицы. Каждому гостю государыня Ирина передала по серебряному кубку, по два отреза дорогой ткани – черного бархата и атласа, по сорок соболей и по 100 рублей денег. Вручая дары, он сказал патриарху: "Великий господин, святейший Иеремия цареградский и вселенский! Се тебе милостивое жалованье царское, да моли усердно Господа за великую государыню царицу и великую княгиню Ирину и за многолетие великого государя и о их чадородии".

                ***
Опираясь в своих дальнейших действиях на авторитет святителя Иова, Годуновым удалось заставить своих противников подчиниться их власти и прекратить бессмысленное противостояние. К окончанию 1586 года, более или менее, относительный порядок в стране был восстановлен.
В 1592 г. по рекомендации профессоров Лейденского университета, одного из ведущих университетов Европы, для службы при дворе Федора Иоанновича в Москву прибыл молодой голландский врач Болдуин Хаммей. И, о чудо! После стольких неудачных попыток, тридцатипятилетней царице удается благополучно разродиться от бремени и произвести на свет здорового ребенка. Но, вопреки ожиданиям, первенец оказался девочкой.
Маленькую царевну назвали Феодосией.
Рождение Феодосии стало, поистине, событием огромной государственной важности. Впервые за столько лет у Царства и Церкви появилась надежда, что в царской семье появятся и другие дети и что династическая ветвь царя Федора не прервется вместе с его смертью.
В честь новорожденной в Москве была объявлена амнистия для всех "опальных, кои были приговорены к казни, заточены по темницам» и те, "кои мятеж творили о безчадии благоверной царицы". Феодосии еще не минул год, как Годунов, в попытке укрепить престол и, заглядывая далеко в будущее, принялся подыскивать царевне хорошую партию.
Известно, что этим деликатным семейным делом занимался канцлер Андрей Щелкалов.  В 1593 году, ссылаясь на указания Годунова, он предложил послу Германской империи, которая в то время была втянута в тяжелую войну с Турцией и Крымом, русскую помощь, но в обмен просил прислать в Москву молодого австрийского эрцгерцога Максимилиана.  Австриец нужен был Годунову для того, чтобы тот, после знакомства с русским языком и обычаями страны, мог жениться на царевне Феодосии Федоровне.
Однако, ничего хорошего из затеи Годунова не вышло, да и жизнь царевны Феодосии оказалась слишком короткой. Ей не исполнилось и двух лет, когда   25 января 1594 года ее не стало. Горе родителей было столь велико, что и самой царице Ирине, и ее супругу   потребовалась квалифицированная помощь грамотного специалиста. С этой целью в Москву, после недолгих переговоров, прибыл в 1594 году по рекомендации королевы Елизаветы ученый медик Марк Ридли.               
Доктор медицины Кембриджского университета, член королевского колледжа врачей тридцатипятилетний Марк Ридли достаточно легко прижился на новом месте и со временем превратился в любимца царского двора. Большой умница Марк очень быстро научился говорить по-русски, а позже даже составил русско-английский и англо-русский словари, в которых русские слова были записаны кириллицей. Когда, через пять лет, Ридли уезжал из России, то Борис Годунов, занявший после смерти Федора Иоанновича в 1598 году престол, написал королеве Елизавете: «Мы возвращаем его Вашему Величеству с нашим царским благорасположением и похвалой за то, что он служил нам и нашему предшественнику верой и правдой. Ежели и впредь пожелают приезжать в Россию английские врачи, аптекари и иные ученые люди, то всегда будут пользоваться хорошим приемом, пристойным местом и свободным допуском».
Однако несмотря на то, что английские врачи Марк Ридли и Болдуин Хаммей имели хорошую практику и знали свое дело, детей в семье Федора и Ирины более не было.  Не желая мириться с реальностью и с тем, что со смертью царя, он будет изгнан из царского дома и лишен всего, что досталось ему такой дорогой ценой, Борис Годунов предпринимает новые решительные шаги к тому, чтобы укрепить свое положение при дворе и удержать власть в своих руках.

                ***
В марте 1594 года, все тот же Андрей Щелкалов, выполняя поручение Годунова, вступил в переговоры с имперским гонцом Михаилом Шилем о браке эрцгерцога Максимилиана теперь уже с дочерью Годунова – Ксенией Борисовной. Царский шурин, мечтая породниться с императорским домом, снова, как и при сватовстве Феодосии, обещал императору взамен военную помощь и вступление России в войну с Турцией и Крымом! Но и эти переговоры закончились ничем!
В январе 1598 года царь Федор скончался. Умирая, он не оставил после себя завещания. Истории неизвестно, помешал ли ему в том Годунов или по-своему умственному убожеству он и сам не видел никакой надобности в том, чтобы «совершить» духовную. Во всяком случае, будущее жены его тревожило больше, чем будущее царства. И тщетно патриарх Иова изо дня в день напоминал Федору о необходимости назвать имя престолонаследника, царь, по обыкновению, либо отмалчивался, либо ссылался на волю Божью.
Завершил царь Федор свой земной путь в полном небрежении как со стороны немногих близких ему людей, так и со стороны любимой жены.  Так вскрытие гробницы последнего из рода Рюриковичей показало, что обряжен он был в скромный мирской кафтан, перепоясанный ремнем. Прост и не по-царски скромен был и сосуд для миро – один из главных атрибутов усопшего, необходимый ему в другой, иной жизни. Большое недоумение вызывало и то, что царь, проведший большую часть жизни в постах и молитвах, не сподобился даже обряда пострижения в то время, как в роду Калиты, пострижение было своего рода традицией. Но именно этот неопрятный и непритязательный внешний вид останков усопшего, лучше многих иных доказательств, правдиво свидетельствует о тех истинных отношениях, которые сложились не только в царской семье, но и между супругами.
Однако, умирая, Федор Иоаннович успел ясно определить будущее своей жены: "Как ей жить, - провозгласил он, - о том у нас уложено". Летописи и сказания, передавая обстановку того времени, повествуют, что богомольный Федор Иоаннович никогда не мыслил нарушать вековые традиции, и, по закону, вдовая царица должна была оставить мир и принять монашеский чин.
Ирина покорно исполнила волю мужа и, спустя неделю после его смерти, приняв добровольное пострижение в Новодевичьем монастыре с именем Александра, затворилась от мира.  Не мог угомониться только Борис Годунов, предприняв 7 января 1598 года попытку закрепить бразды правления государством за своей сестрой. По этой причине до самой середины января 1598 года статус «государыни» все еще встречается в целом ряде документов, составленных Годуновым от ее имени.
Так "по приказу государыни царицы и великой княгини Ирины Федоровны всея Руси», вскоре после смерти царя Федора, были разосланы воеводы "по городам на Литовскую и на Немецкую Украину для укрепления Московского государства от пограничных государств".

                ***
Мнение Годунова о том, что царица Ирина Федоровна должна наследовать трон своего супруга, поддерживал и патриарх Иов. Подстрекаемый Годуновым и готовый во всем ему угодить, Иов даже распорядился присягать царице Ирине Федоровне, и по стране спешно были разосланы грамоты, обязывающие подданных хранить верность православной вере, патриарху Иову, царице Ирине, Борису Годунову и даже детям Бориса!
Впрочем, и царствование царицы Ирины, и правление Бориса Годунова были одинаково сомнительными для подданных Российского государства, ведь Ирина не только не короновалась на царство, но и не присутствовала на коронации своего супруга.
И, тем не менее, нашлись на Москве некоторые легковерные граждане, которые, заблуждаясь относительно истинной роли и места Годунова в царстве, считали его законным царем. Но, в целом, и в самой столице, и за ее пределами, компания с присягой натолкнулась на категорический отказ всех слоев населения участвовать в этой придуманной Годуновым акции.  Более всего ощерились против Годунова бояре и если при жизни Федора они еще как-то терпели правителя, то в нынешней обстановке готовы были вынести его из дворца вместе со всем семейством.
Не совсем безупречным было поведение и самой царицы. Уже покинув стены Кремля и будучи инокиней Александрой, она заявила в грамотах, рассылаемых по стране из Новодевичьего монастыря, будто имела на это право, что передает бразды правления державой патриарху Иове.
Но Иов был и без того главным лицом в государстве и не нуждался   в дополнительных полномочиях. Хотя, быть может, и нуждался. Ведь, принимая державу из рук Ирины, он не только становился выразителем ее воли, но и носителем царской власти, а, значит, мог передать ее Борису. Но это уже совсем другая история.
В тяжелых условиях монастырской жизни Ирина-Александра прожила чуть менее пяти лет до 29 октября 1603 года и была похоронена в усыпальнице русских цариц в Кремле.

Книга «На все Твоя воля. Исторические новеллы» выставлена на продажу в интернет-магазинах Литрес, Ozon.ru, ТД "Москва" (moscowbooks.ru), Google Books (books.google.ru), Bookz.ru, Lib.aldebaran.ru, iknigi.net, Bookland.com, на витринах мобильных приложений Everbook, МТС, Билайн и др.
Купить печатную книгу можно в магазинах:
Ozon.ru