Я никогда не умру

Многие ли могут похвастаться тем, что помнят все свои предыдущие воплощения? Хотя чем тут хвастаться… Память об одних я храню как величайшее благословение, о других предпочел бы не знать вовсе.

Я родился в дубовой роще и несколько веков прожил в семье, глубоко приверженной традициям. Мы питались подземными соками, осенью заботливо укрывали друг другу корни опавшей листвой и беседовали долгими безлюдными годами. О чем? Я не смогу рассказать, ибо ни в одном из человеческих языков нет подходящих слов.

Первыми нашу беседу нарушили лесорубы. Мы все почувствовали, как их железные топоры с неестественным стуком уносят жизнь одного из сородичей. Мы ничего не могли изменить, когда они поволокли прочь его тело, еще молодое и полное соков. Потом были и другие, и каждый из нас переживал этот кошмар заново до тех пор, пока не наступала его очередь. Однажды пришли и за мной. Падая, я ожидал, что все теперь закончится, я перестану видеть, слышать и существовать… Но очнулся в реке. Вода покачивала мой ствол – ветвей не осталось, корней тоже. Это не было похоже на ветер: казалось, я свободен и могу двигаться всем своим существом. Слушая голоса плотогонов, я догадался, что их речь разумна, и постепенно научился ее понимать. Нас, связанных по нескольку в ряд, они называли сплавом. Мы по-прежнему были едины, но звучали совсем иначе.

Потом нас разделили. Я попал в мастерскую плотника и обрел множество параллельных жизней и воспоминаний. Но сейчас мне хочется рассказать лишь об одной линии: той, в которой я стал резным шкафом в спальне богатого дворянина. Меня называли произведением искусства, восхищались мною, показывали гостям, а потом привыкли и перестали замечать. Я видел, как рождаются его дети, внуки, правнуки – и каждый раз это повторялось. Совсем маленькие, они играли в прятки, забираясь в мои недра. Одна девочка, утомившись, даже уснула во мне, пока все ее искали, а я… я старался вздыхать не слишком громко, оберегая ее сон. И был еще мальчик, которой сочинял истории. Он смотрел на причудливых зверей, что были вырезаны на моих дверцах, давал им имена и рассказывал диковинные сказки. Непоседы могли слушать его часами. Да и я, признаться, начинал верить в эти истории... Мальчик вырос и уехал, и больше я ничего о нем не знаю.

А потом началось страшное. Хозяева усадьбы куда-то исчезли. Пришли незнакомые, грубые люди и растащили одежду, ларцы, сундуки и украшения. Я был слишком велик, и меня просто разрубили на части и бросили в дровяной сарай. Они называли это «революцией».

Очнулся я, когда бедный, но добрый мастер сделал из останков шкафа скамеечку. Мне было хорошо с ним, но однажды он ушел и не вернулся, а вокруг творилось что-то незнакомое. Люди изменились: они называли все вещи общими, а на деле считали ничьими. Нас не берегли, и я снова оказался грудой обломков. Несколько лет спустя на чьей-то даче я попал в костер вместе с другими ненужными деревяшками. Люди у костра были молоды, они пили веселящую жидкость, громко спорили, пели, а потом разбрелись: одни продолжать развлекаться, другие спать. Костер догорел, я превратился во много маленьких угольков, но почему-то не умер. Рядом со мной остались двое, юноша и девушка. Она смотрела вверх и чему-то улыбалась, а он достал меня из пепелища, чтобы нарисовать в блокноте ее портрет. Я смеялся бы от радости, если бы мог: блокнот оказался одним из моих сородичей, из самых молодых – я не застал его рождения. Девушка сказала, что портрет прекрасен и вовсе на нее не похож, а художник ответил, что теперь она будет жить в вечности.

Мне было удивительно хорошо и спокойно, с тех пор это чувство постоянно со мной: я знаю, что никогда не умру.