На пороге. Часть 3

Реальность просто рассыпается на кусочки. Сложно понять, что было на самом деле, а что лишь фантазия. Иногда выдуманные вещи так плотно входят в сознание, что создается иллюзия, будто это действительно было. Просто воспоминание немного затерлось как старая пленка. Побледнело, потеряло четкость, но было. Лишь сопоставив факты, понимаешь: нет, не было. Или наоборот. В памяти есть момент, он кажется таким тусклым, что воспринимается как старый сон. Картинка шумит, звук пропал, только образы, которые перескакивают с одного места на другое. Разорванное единство. Пока кто-нибудь не скажет, не напомнит об этом случае, так и будешь считать его выдумкой.

Я лежала на кровати и смотрела на него спящего. Или не спящего. За год я так и не научилась понимать, когда он спит, а когда — нет. Всегда казалось, что его сознание лежит открытым на поверхности. Что он лишь слегка дремлет, но никогда не спит. Он просто не умеет этого делать. Когда-то давно разучился и до сих пор мучается, убеждая себя и окружающих в том, что умеет спать. Может поэтому он почти не видит сны?

Мне хотелось его поцеловать, уткнуться носом в ключицу, но я сдерживала себя. Я просто лежала и смотрела на него, следя, чтобы он не заметил этого. Мы ведь не любили друг друга. Мы вообще непонятно почему были вместе. Мне думалось, что мы просто поддались случайно какому-то пьяному летнему порыву. Мы были одиноки и разбиты. Где-то в глубине души, видимо, желающие человеческого тепла и участия. И нашедшие это друг в друге. Только потом осознали, что это лишнее, что мы разные, что ни к чему эти чувства совсем не нужны. Не сейчас. Мы слишком сильно разодраны. Для такого нужен человек спокойный и целый, готовый по крупице собирать твою личность, выращивать в тебе вновь все забитые чувства и эмоции. Мы же будто бы терзали порой друг друга. Но что-то всё равно держало нас вместе. Что-то внутри хотело, чтобы я уткнулась в его ключицу. Что-то заставляло его притягивать меня в свои объятия.

Он должен был меня спасти. Спасти от безумия, которое захватывало моё сознание. И он спасал. Иногда. А иногда подкидывал пропитанные бензином дрова на затухающее пепелище. Движения должны быть плавными. Резкие повороты губительно сказывались на психике. Потому уже неделю я пыталась задать ему вопрос, на который боялась получить ответ. «Сейчас, спроси его сейчас! ...Но он спит. К чему его будить? ...Вдруг не спит? Или ты спросишь сейчас, или потом он сам тебя огорошит и снова будешь биться в истерике».

- Ты спишь? - я не выдержала.

- У-у…

- Что?

- Нет… - голос уставший, я опять мешала ему спать, как же я ему этим надоела…

- Когда ты уезжаешь в Москву? - все мысли и голоса в голове притихли, выдох застрял в горле.

- Не знаю. Когда отец там устроится, - выдох, мысли оживились: - А что?
Этот вопрос поставил меня в тупик. А что? Я понимала, что надо ответить побыстрее, но не успела предположить, как он отреагирует на честный ответ, поэтому сказала нейтрально:

- Просто интересно…

Он уснул. И я вместе с ним, хотя хотела уйти домой.

Мне тогда казалось, что он знает про моё сумасшествие. Что он догадывается или чувствует. Хотя я считала, что очень хорошо скрываюсь. Конечно спросить напрямую об этом я не решалась. Слишком щекотливая тема. При любом его ответе придется потом сказать правду, а говорить об этом вслух — значит признать, что это существует.


Рецензии